Текст книги "Голод"

Глава девятая

Одним из самых засушливых, самых жарких дней лета обоз наконец одолел Южный перевал и пересек границу северных окрестностей форта Бриджера. Здешние земли оказались куда суровее, чем ожидалось. Зеленые пастбища резко сменились бурыми гарями, трава стала ломкой, земля превратилась в пыль, а Биг-Сэнди высохла до ширины ручейка. Волы и коровы обнюхивали редкие травы без всякого интереса. Оставалось одно: пройти эти места поскорее и надеяться, что впереди вскоре отыщутся лучшие пастбища, так как в подобных условиях обозу долго не протянуть. Однако плоская, точно стол, равнина, простершаяся впереди, казалась бескрайней – казалось, истерзанная солнцем земля тянется вдаль на многие сотни миль.

Стэнтон невольно напрягся. Пот заливал глаза, струйкой стекал по спине. От усталости в голове гудело, будто у него жар. Последние пару ночей он вызывался караулить скотину, чтобы наверняка не оказаться в палатке, если к нему явится Тамсен. Выход, конечно, временный – ведь рано или, поздно, а столкновения с нею не избежать, да еще днем после бессонных ночей ничего не соображаешь… однако ее соблазны и перспективы ее немилости казались куда страшнее.

Он до сих пор не пришел в себя после трехдневной давности разговора, когда Доннер поведал, что ему известно о шашнях, заведенных Тамсен с кем-то на стороне… причем не в первый уж раз. Тамсен – баба ненадежная, признался он, вот кое-какие ее прошлые «шалости» и послужили одной из причин для отъезда на запад. Последний ее роман чудом не всплыл на поверхность, а подобный скандал превратил бы в посмешище для всего города и Доннера, и Тамсен. К тому времени, как оба двинулись «по домам», Доннер наклюкался настолько, что был вынужден опереться на Стэнтона, и клялся убить любого, к кому бы Тамсен ни бегала. Ярость, с которой Доннер защищал жену, несмотря ни на что, оказалась для Стэнтона полной неожиданностью. Правда, обычно человеком он казался довольно безобидным, но в эту минуту Стэнтон не сомневался: да, на сей раз Доннер как сказал, так и сделает.

Потому и выстоял в карауле две ночи кряду, хотя в течение долгого, знойного, пыльного дня глаза едва мог разлепить.

Впервые увидев форт Бриджера, он решил, что это мираж. Крыши нескольких бревенчатых домиков, ветхие – дунь, и рухнут… Пока обоз не приблизился к самому форту, Стэнтон даже не сознавал, с каким нетерпением ждал приезда сюда, надеясь хоть здесь ненадолго отвлечься от тягостных мыслей, и в эту минуту здорово удивился глубине собственного разочарования. Поселение вполне могло показаться заброшенным.

Тревога росла, крепла, ветром неслась над вереницей фургонов.

– Не может быть, – толковали меж собой поселенцы. – Какой же это форт Бриджера? Где же бревенчатый частокол, где прочные ворота, где пушки?

В отдалении робко жались друг к дружке немногочисленные сарайчики да флигельки. Двое индейцев, коловших дрова посреди пыльного дворика, подняли головы, окинули взглядами катящий мимо обоз и тут же вернулись к работе.

Джим Бриджер, владелец, обнаружился в одном из обветшавших бревенчатых домиков. Внутри оказалось сумрачно, дымно – хоть топор вешай. Избушка была приземиста, длинна, с отдушинами вместо окон, хотя сквозь щели между бревнами изрядно дуло и без того. Утоптанные земляные полы там и сям устилали облезлые шкуры. В углу, сгорбившись над корзинами, словно не замечая дыма из очага, сидели две индианки. У ног их, ради забавы ковыряя пол пальцем, копошился ребенок.

О скверном характере Бриджера Стэнтон слышал немало: в форте Ларами все сходились на том, что многие годы, прожитые в дикой глуши, в одиночестве, сделали его человеком крайне вспыльчивым и своенравным. Около десяти лет бродил он по здешним краям, вел жизнь охотника и следопыта, а затем, на паях с непоседливым мексиканцем, Луисом Васкесом, выстроил этот форт. «Недоверчив сверх всякой меры, сам себе суд и закон», – так отзывался о нем один человек из форта Ларами.

Пожалуй, когда-то Бриджер был очень силен, даже грозен, но с годами усох, осунулся, съежился – казалось, жизнь высосала его, точно паук муху. Одеждой хозяину форта служили засаленные, рваные штаны и куртка оленьей замши, длинные жидкие волосы здорово поседели. Стоило ему поднять взгляд, глаза его блеснули так странно, что ошибки тут быть не могло: Джим Бриджер давно не в своем уме.

Доннер в сравнении с Бриджером был так высок, что, протянув хозяину руку, едва не угодил ему в нос.

– Мне нужно видеть владельца этого предприятия, – уверенно, веско сказал он, но Стэнтон-то знал: вся его уверенность – сплошное притворство.

– Он перед вами, – откликнулся Бриджер, снова уткнувшись в бумаги.

Рядом с ним, за прилавком, стоял невысокий человек возрастом помоложе – кожа цвета карамели, вокруг пояса повязан грязный передник. Очевидно, оба затеяли очередную ревизию.

– Мы остановимся здесь на пару дней, чтобы дать отдых лошадям и волам, – сообщил Доннер после того, как все представились друг другу.

– Прекрасно. Если в чем нуждаетесь, дайте знать. Выбор припасов у нас богатый, – сказал Васкес, утирая ладони передником сплошь в рыжевато-бурых кляксах, будто в нем разделывали коровьи туши. – В какую сторону дальше направитесь? На север или на запад?

Этот вопрос явно интересовал обоих хозяев прежде всего.

– На запад, конечно же, – ответил Доннер. – А прибыли мы для встречи с Лэнсфордом Гастингсом. Он обещал ждать здесь и указать поселенцам новый маршрут.

Тут Бриджер с Васкесом переглянулись, однако значение их взглядов для Стэнтона осталось загадкой.

– Да, Гастингс здесь был, но уехал, – сказал Васкес. – Двинулся дальше с обозом, пришедшим две недели назад.

– Две недели назад?! – переспросил Доннер. – Но ведь он обещал ждать!

Стэнтон с трудом подавил желание напомнить Доннеру, что его предупреждали, и не однажды. Именно Доннер убедил партию идти в Калифорнию Маршрутом Гастингса, именно он утверждал, будто Гастингс их непременно дождется. Теперь все увидят, что ввязались в рискованную игру… и, вполне может быть, проиграли.

– Да вы не волнуйтесь, – сощурившись (что, надо думать, означало улыбку) заговорил Бриджер. – Гастингс оставил инструкции. Велел передать: пусть приходящие обозы едут по их следам. Тропу они обозначат, так что не промахнетесь.

Доннер нахмурил брови.

– А вы об этом маршруте какого мнения? Удобен он или как? У нас в обозе девяносто человек, по большей части женщины и дети.

К чему эти вопросы, Стэнтон не понимал. От популярности нового маршрута зависело благосостояние Форт-Бриджера. Да, он надеялся, что христианская добропорядочность удержит этих людей от откровенного вранья, однако уже не раз жестоко разочаровывался в христианских добродетелях. Немногие христиане ценят жизнь незнакомцев превыше выгоды.

Бриджер с Васкесом призадумались.

– Ну, как вам сказать… маршрут все-таки совсем новый, – наконец ответил Васкес.

– Верно, новый, – куда бодрее партнера подхватил Бриджер, – однако Гастингс от него без ума. Он сам проделал этот путь на пару с Биллом Клайменом – слышали о таком? Старина Билл Клаймен – пожалуй, самый известный следопыт в наших краях, и он этот маршрут одобрил.

Лицо Доннера озарилось идиотской улыбкой. Несомненно, заверения Бриджера он перескажет всему обозу, не упустив никого.

– Что ж, лично мне этого довольно.

– И вот еще что: я сам сяду в седло и провожу вас до начала тропы, – посулил Бриджер. – Но прежде вам надо бы несколько дней отдохнуть: пускай скотина подкормится как следует и наберется сил. Фураж имеется – и овес есть, и кукурузы малость. Между нами и фортом Джона Саттера в Калифорнии ничего больше нет. Тут ваш последний шанс скот откормить, прежде чем горы начнутся.

– И мы, сэр, не преминем им воспользоваться, будьте уверены.

Одарив каждого лучезарной улыбкой, Доннер удалился, но Стэнтон предоставил ему идти одному и повернулся к Васкесу.

– Нет ли у вас для меня письма от Эдвина Брайанта? Он должен был проезжать здесь около недели назад.

Казалось, в темных глазах Васкеса вспыхнула искорка, однако он промолчал.

– Как-как? От кого? – переспросил Бриджер.

– От Эдвина Брайанта. Несколько старше меня, очки носит почти постоянно. Газетчик.

Бриджер покачал головой.

– Нет, такого я среди проезжавших не помню. Да и писем для вас никто тут не оставлял.

На миг Стэнтона охватил ужас.

– Он ехал на запад тем же путем, что и мы, слегка впереди.

Но Бриджер молчал.

– И собирался остановиться здесь, – продолжил Стэнтон. – Я слышал это от него самого.

Что могло задержать Брайанта? Ранен, убит, умирает? Об этом не хотелось даже думать.

– Нет, нет, вы правы, – проговорил Васкес. – Был здесь такой, теперь припоминаю.

Услышав, что Брайант все-таки проезжал через форт, Стэнтон вздохнул с облегчением… вот только в поведении Бриджера с Васкесом чувствовалась какая-то фальшь.

– Так вот, Брайант собирался оставить для меня письмо. У вас его точно нет?

– Точно, сэр, – ответил Васкес, и Стэнтон понял: он лжет.

– Ну что ж… Доннер вам все сказал. Мы пробудем здесь еще пару дней. Я еще загляну – вдруг что-нибудь обнаружится, – сказал он, прежде чем повернуться к двери.

Однако Бриджер лишь улыбнулся – безмятежно, бесстрастно, во все тридцать два зуба.

Следующие два дня над фортом, не прекращаясь, лил серый, унылый дождь. С сушью он живо покончил, и потому на ненастье никто не сетовал, но тоску нагонял нестерпимую. Костры шипели, дымили, семейные жались по походным шатрам, вечера проводили, дрожа, в заляпанной грязью одежде и обуви, почесываясь от укусов вшей, блох и прочих паразитов, угнездившихся в постелях и в платье половины обоза. Тяжелее всего приходилось старикам вроде Матиса Хардкопа, пожилого бельгийца, путешествовавшего в одиночку. Не слишком-то разбиравшийся в людях, Хардкоп (в силу каких-то совершенно, на взгляд Стэнтона, необъяснимых причин) привык полагаться на помощь Кезеберга, но вскоре Кезебергу надоел, и тот – вопреки просьбам тихой, спокойной жены, Филиппины – вышвырнул старика из фургона. Ослабленного тяготами путешествия, Хардкопа быстро одолел скверный кашель. Теперь старик только и делал, что тихонько бродил по форту с постелью и почти опустевшей котомкой, в поисках сухого места, где мог бы поспать.

Пара семейств, спасаясь от непогоды и грязи, арендовала у Бриджера с Васкесом комнаты. Джеймс Рид с многочисленными чадами и домочадцами поселился в казармах, пустовавших с прошлого года – с тех пор, как из форта вывели гарнизон. Братья Доннеры устроились и того лучше, предложив Васкесу столько денег, что мексиканец со всей семьей перебрался из собственной избушки в сарай. Таким образом, кланы Доннеров не только укрылись от дождя, но и могли наслаждаться горячей пищей, и даже горячими ваннами, согревая воду в имевшемся у Васкеса огромном медном котле. Стэнтон же, до сих пор не утративший духа янки, рассудил, что тратить солидные суммы, имея в хозяйстве надежный, прочный шатер, попросту неразумно.

К третьему утру остановки в Форт-Бриджере дождь наконец унялся. Раздевшись до пояса, сложив одежду поблизости, Стэнтон опустился на колени у самого берега реки. Вода оказалась такой холодной, что дух захватывало, немилосердно холодной… однако умывание – несомненно, благодаря деду – доставляло некое извращенное удовольствие. Вымылся он быстро, только торс и ополоснул. Все вокруг суетились, спеша покончить с насущными делами: Доннер обещал, что сегодняшний день в форте будет последним, а дел у Стэнтона накопилось порядком. Проверить колеса и оси фургона – не износилось ли что, не даст ли слабину; почистить заскорузлую от пота упряжь; осмотреть копыта волов и верховых лошадей… Тягловый скот без копыт годен только на мясо, а потерять хоть одного вола, хоть одну лошадь не мог себе позволить никто.

Вопль он не столько услышал, сколько почувствовал. Узнанный сразу же, ее голос отдался во всем теле, как будто зов обращен именно к нему. Схватив револьвер, оставленный поверх груды одежды, и более ни секунды не мешкая, Стэнтон стремглав бросился на крик.

Мэри Грейвс…

Лежа в грязи, на спине, она безуспешно пыталась отползти назад. Однако эта картина не шла ни в какое сравнение с видом того, кто возвышался над ней. Невероятно грязный, запаршивевший, словно прокаженный, глаза покраснели, слезятся… а уж несло от него так, что Стэнтон чудом не задохнулся.

Все эти мысли промелькнули в его голове в один миг. Позже Стэнтон не сумеет вспомнить ничего, кроме грубых, мозолистых пальцев, вцепившихся в плечи Мэри. Взяв чужака на прицел, он дважды нажал на спуск.

Пули угодили странному человеку (если, конечно, его можно было назвать человеком) в спину. Выпустив Мэри, он покачнулся и ничком рухнул вперед. Пришлось Мэри, собрав все силы, оттолкнуть нападавшего в сторону. Затем она попыталась подняться, но снова осела в грязь. Лицо ее побледнело, как полотно, и Стэнтон явственно видел, чего ей стоило сдерживать слезы.

К его удивлению, нападавший остался жив, хотя Стэнтон был вполне уверен, что всадил в него обе пули. Присев рядом, он присмотрелся к поверженному. Чем тут можно помочь?

– Не дергайся: только крови больше вытечет, – велел он.

Но, как только Стэнтон протянул к незнакомцу руку, чтоб придержать его, тот кошкой метнулся вперед, лязгнул бурыми, точно ржавчина, зубами, едва не отхватив Стэнтону пальцы. В ответ Стэнтон с силой врезал ему в подбородок. На ощупь челюсть противника показалась рыхлой, губчатой, словно гнилая.

Незнакомец рухнул спиною в грязь. С трудом сдержав желание пристрелить его, Стэнтон повернулся к Мэри, по-прежнему покоившейся на земле.

– Вы как, окей? Не ранены?

Мэри Грейвс покачала головой. Лицо ее так побледнело, что из-под кожи щек проступали прожилки вен.

– Сейчас… сейчас все будет в порядке.

Ее плечо пересекал ярко-алый рубец.

– Что это? – спросил Стэнтон.

Дрожащие пальцы Мэри коснулись раны.

– Пустяки. Царапина, – заверила она, указав подбородком в сторону незнакомца. – Я шла посмотреть, куда подевались братья – мы их послали ведро воды принести, и тут он выскочил навстречу из леса. Выскочил, схватил меня, и…

Осекшись, она шумно перевела дух, и Стэнтон снова заметил, что Мэри с трудом сдерживает слезы.

– Ничего, больше он вас не тронет. Попробует хоть подняться, я ему пулю меж глаз всажу.

Тем временем лежащий снова зашевелился. Значит, сознания не потерял.

Однако Мэри, даже не взглянув в его сторону, вновь попыталась подняться.

– Братья… вы братьев моих не видели?

– Спокойствие. Я поищу их, как только в лагерь вас отведу.

Поднимая Мэри с земли, он услышал крик. В следующую же минуту из зарослей с треском выломились около полудюжины поселенцев.

– Что тут происходит?

Первым к Стэнтону с Мэри, придерживая шляпу, чтоб ветром не сдуло, подбежал Джордж Доннер. Следом за ним прибыли Уильям Эдди с Джимом Бриджером. Бриджер держал на поводке свирепого вида пса. Учуяв кровь на земле, пес глухо зарычал.

– Кто стрелял? – Увидев лежавшего на земле, Доннер остановился как вкопанный. – Боже правый, а это еще кто?..

Бриджер с трудом оттащил пса, рванувшегося к незнакомцу. «Занятно, – подумалось Стэнтону, – старик всем этим нисколько не удивлен».

– Я услышал крик Мэри, – пояснил Стэнтон, – и поспешил сюда. Этот человек напал на нее.

Мэри всем весом оперлась на его локоть. Во взгляде Эдди мелькнула неприкрытая злость.

Доннер, в отвращении отступив назад, покачал головой.

– Ну и лицо… что это с ним?

– Спокойствие. Ничего страшного, – небрежно, вполне дружелюбно откликнулся Бриджер.

Вручив поводок Эдди, он присел над лежащим и связал ему руки обрывком веревки. Тут Стэнтон заметил, что запястья незнакомца ободраны едва не до крови. Усаженный Бриджером наземь, он даже не думал сопротивляться. Стэнтон ясно видел, что он изрядно боится пса Бриджера, однако Бриджер не спешил ослаблять бдительность.

– Человек этот, – пояснил один из хозяев форта, – тот самый, о ком я рассказывал. Тот самый, что под замком у меня сидит. Должно быть, сумел как-то выбраться.

– Под замком? Что же он натворил?

Очевидно, Доннер понятия не имел, что Бриджер дождливыми вечерами рассказывал новым гостям форта. Стэнтон и сам слышал об этом разве что краем уха.

– Ничего не натворил, – пожав плечами, ответил Бриджер. – По крайней мере, такого, о чем вы думаете. Это один из тех самых старателей, уж сколько лет, как сгинувших в наших лесах. Мозг у него воспалился, вот он и не в себе, сами же видите. Приходится, ради его же пользы, держать беднягу взаперти, чтоб в беду невзначай не угодил, – пояснил он, с презрением покосившись на Стэнтона. – И делаю я это только по доброте душевной, а мог бы, понимаете, его попросту в лес прогнать.

– Не сомневаюсь, ваше христианское милосердие – великолепный пример для всех нас, – заметил Стэнтон, не трудясь скрыть сарказм.

Ссадины на запястьях пленника уж точно оставлены не добротой души Джима Бриджера. Вдобавок, зачем ему упорно держать взаперти опасного безумца, когда вокруг женщины и дети, причем не неделями, не месяцами – годами? Подумав об этом, Стэнтон похолодел. Выходит, чудовищный пленник живет при Бриджере вроде домашнего пса?

Тем временем Доннер с Эдди предложили помочь Мэри Грейвс вернуться в лагерь, а Бриджер поднял на ноги пленника. Стэнтон, оставшись на месте, с необъяснимой тревогой провожал взглядом Мэри, неловко шагающую меж двух провожатых. Казалось, ее крик засел в памяти намертво. Прежде чем скрыться из виду, она обернулась, бросила взгляд на него. Глаза ее были такими же бледно-серыми, как небо над головой.

Со сборами Стэнтон покончил лишь к ночи. Теперь он был готов оставить форт Бриджера и всех местных безумцев со всеми их тайнами позади. Скорей бы запрячь фургон – и в путь…

Но вдруг в шатер, не спросясь, не предупредив, сунул голову Льюис Кезеберг.

– Идем. Доннер тебя зовет.

Еще недавно Доннер, желая поговорить, пришел бы к Стэнтону сам. Возможно, даже бутылку виски с собой прихватив. Когда отношения их изменились, с чего бы? Поди разбери…

Точивший нож, Стэнтон оторвал взгляд от точильного камня, уложенного на колено.

– До завтра это не терпит?

Кезеберг влажно блеснул в полумраке гнилыми зубами.

– Сначала послушай зачем, а после сам рассуди. Он там расспрашивает мальчишку-индейца, только что выбравшегося из леса, а краснокожий говорит, будто состоял проводником при Эдвине Брайанте.

Стэнтон вмиг вскочил на ноги и вышел наружу. В амбаре, указанном Кезебергом, он обнаружил горстку людей, кольцом окруживших тощего, смуглолицего парнишку, сидевшего на тюке сена, закутавшись в засаленную попону так, что на виду оставалась одна только голова. Глянцевито-черные волосы мальчугана грязными, слипшимися прядями ниспадали на плечи. Должно быть, это и есть тот самый индеец, нанятый Брайантом в проводники перед отъездом из форта Ларами. Пайют-христианин, сирота, воспитанный миссионерами… да, Стэнтон о нем слыхал, но прежде его ни разу не видел. Казалось, он слишком юн, чтобы водить путников по неизведанным землям.

– Где Эдвин?

Эти слова сорвались с языка сами собой. В ответ мальчишка лишь покачал головой, и Стэнтон едва не бросился на него с кулаками.

– Он рассказал нам, что Брайант решил идти дальше один, а от его услуг отказался, – пояснил Доннер.

Глубоко засунув руки в карманы, он беспокойно расхаживал по амбару, от стены к стене. Очевидно, Доннеру в эту историю тоже не верилось.

Рид, подступив к мальчишке вплотную, крепко сжал в пальцах его подбородок.

– Брайант не отпустил бы тебя просто так. Чем ты, парень, ему насолил? Обокрасть пытался? Отвечай, да не лги.

Краснокожий откинул со лба прядь волос.

– Я ничего не крал, клянусь.

– Но он тебя не отпускал. Тут ты соврал, верно? Ты просто сбежал. Струсил.

Мальчишка снова поник головой, пробормотав что-то нечленораздельное. Рид оглянулся на остальных.

– Ну что ж, осталось только решить, что делать с ним будем.

– Здесь оставим, что же еще? – откликнулся Доннер, остановившись перед Ридом. – С собой взять его мы не можем.

Стэнтону снова вспомнились стертые едва не до мяса запястья одичавшего старателя, заключенного Бриджером в импровизированную тюрьму. Неужто им хватит совести так запросто оставить мальчишку в руках Джима Бриджера?

– А отчего бы не взять? – возразил Кезеберг. – Трус или нет, здешние земли он знает, а проводник нам не повредит. Пускай-ка он к Гастингсу нас ведет! Вот и будет ему наказание за то, что бросил белого человека в глуши.

Пожалуй, мысли разумнее Стэнтон от Кезеберга еще не слышал.

– Работать на вас вы меня не заставите, – отрезал мальчишка.

– Не бойся, у нас все без обмана, – сказал Рид. Да, друг друга они с Кезебергом терпеть не могли, но предложение Кезеберга ему, очевидно, пришлось по душе. – И еще ты сам слышал: здесь тебе оставаться нельзя, а податься особо некуда. Либо с нами пойдешь, либо ступай пешком в форт Ларами.

Мальчишка оглядел пленителей одного за другим. На миг Стэнтону показалось, что он сейчас вскочит и бросится наутек.

– Нет, идти с вами вы меня не заставите. Этот путь… там, впереди, нечисто. Там вас ждут злые духи. Вам не пройти. Сгинете.

«Злые духи»… Стэнтону разом вспомнились вещие сны и талисманы из веточек да шнурков, которые таскала при себе Тамсен, думая, что никто этого не видит. Тайком от всех. Тайком от него.

Неделю назад, после последней их встречи, он обнаружил под подушкой мешочек сушеных трав. Сгорая, травы испускали удушливый дым – сладковатый, кружащий голову.

Присев на корточки, Стэнтон взглянул парнишке в глаза.

– Послушай-ка. Как тебя звать?

Во взгляде парнишки мелькнула настороженность.

– Томас.

Имя казалось знакомым: вероятно, Стэнтон слышал его в форте Ларами.

– Томас… Значит, так: с утра ты первым делом отведешь меня туда, где оставил Эдвина Брайанта.

Мальчишка оцепенел от ужаса.

– Не выйдет, сэр. Туда не один день добираться. Я даже не знаю, где он сейчас.

Очевидно, обратно в глушь его на аркане теперь не затащишь…

На плечо легла рука Доннера.

– Не стоит впустую волноваться о Брайанте. Кто-кто, а он-то не пропадет. В индейцах и их обычаях он разбирается – будь здоров, и в горах тамошних вернее нашего останется цел.

Поднявшись, Стэнтон стряхнул ладонь Доннера с плеча.

– Эдвин там сам по себе, и с пути, скорее всего, сбился. Не вправе мы его бросить.

– Но вспомни: он же оставил нас, отправившись вперед верхом? – парировал Доннер. – По-моему, Брайант свой выбор сделал давно. А у меня, Стэнтон, забот без него достаточно. Он один, а здесь, в обозе, восемьдесят восемь живых душ, и за всех я в ответе. Нет, если хочешь, езжай, ищи Брайанта, однако индеец останется с нами.

В глубине души Стэнтон понимал: да, Доннер кругом прав. Даже если удастся сколотить поисковую партию, обоз ждать не может: и без того вон сколько дней зря потеряно.

К тому же писем от Брайанта нет. Ни писем, ни хоть каких-либо известий.

Тут Стэнтону вспомнилась Мэри Грейвс, неловко, спиной вперед, отползающая от обидчика, вспомнилось, как подпрыгнул в руке револьвер, когда он выпустил пулю в безумца… а чем обернулось бы дело, не случись его рядом?

Вспомнил он и о Тамсен – об изящном изгибе ее губ.

Вспомнил и о громогласной Пегги Брин, всю дорогу поддразнивавшей его, и о бледных, тоненьких пальцах крошки Дорис Вольфингер.

Вспомнил о бессчетном множестве ребятишек, чьи имена не успели отложиться в памяти даже за столь долгий срок.

Да, теперь ему сделалось яснее ясного: ехать за Брайантом он не вправе. Как знать, что может случиться с другими, если он не вернется?