Текст книги "Глубина"

Глава седьмая

10 апреля 1912 г. 21:15

Внесено в журнал доктора Элис Лидер

Строго конфиденциально

Пациент: Кэролайн Флетчер

Возраст: 23 года

Миссис Флетчер обратилась ко мне поздно вечером первого дня на борту. Она рассказала, что принимает настойку опия с момента рождения дочери, примерно пятью месяцами ранее, для облегчения головных болей и недомоганий, которые иногда принимают форму острого тревожного возбуждения и могут быть очень сильными. Она спросила, не могу ли я выписать для нее новый рецепт, так как она по неосторожности забыла вовремя заказать больше к поездке. Похоже, что путешествие она спланировала в большой спешке. Она добавила, что ей приходится принимать вдвое больше настойки, чем обычно, но облегчения наступает вдвое меньше.

Я предложила миссис Флетчер в качестве более предпочтительного лечения попробовать кокаин и выписала рецепт на унцию в прессованной форме, чтобы ее супруг получил его в кабинете доктора О’Лафлина. Инструкции предписывают принимать не более четверти чайной ложки в четверти или половине стакана воды каждые два часа или в случае необходимости. Еще одним преимуществом кокаина является то, что он, как считается, не вызывает привыкания в отличие от настойки опия. Лучше перестраховаться.

Я встречусь с миссис Флетчер послезавтра, чтобы узнать, подходит ли ей рецепт. Кроме того, у меня есть некоторые подозрения относительно оправдания миссис Флетчер. Действительно ли она забыла свое лекарство или же исчерпала весь запас и устыдилась просить у своего постоянного врача еще? Я видела множество случаев, когда жены становились зависимы от настойки опия. Напряжение и скука, связанные с ведением домашнего хозяйства и выполнением супружеских обязанностей. Посмотрим, окажется ли кокаин более щадящим для нее лекарством.

Глава восьмая

В тот вечер после ужина Кэролайн сидела за туалетным столиком в каюте и, пристально глядя на свое отражение в зеркале, расчесывала мягкие золотисто-каштановые волосы. Провести расческой сто раз, как учила ее мать. Рука почти не дрожала.

– Хуже вечера у меня еще в жизни не было. – Марк забивал трубку яростными, резкими тычками. – Если для вас, – он имел в виду американцев, – это норма поведения, то я даже не знаю, чего тогда ждать в Нью-Йорке.

Когда Марк хотел казаться очаровательным, то комната заполнялась его голосом, его непринужденностью. Но когда он хотел ходить с кислой миной, то у Кэролайн кровь в жилах стыла. Как будто предложение провести спиритический сеанс, по-детски несерьезное, сделало инфантильным и надутым и самого Марка.

– В шутку же предложили. Никто не хотел задеть или подразнить старика. Кроме того, не причисляй меня к ним.

Неприятности начались с той старой сплетницы, леди Дафф-Гордон: она хвасталась своим новым молодым героем, боксером, который, судя по всему, спас мальчика от падения за борт. У. Т. Стед назвал происшествие – как он там сказал? – зовом пустоты. Старик верил в привидения: он практически сам признался в этом за ужином, распинаясь о мире духов и о том, как тот манил маленького слугу Асторов, отсюда и пошла идея спиритического сеанса.

– Как они издевались над бедным Уильямом Стедом, – фыркнул Марк. – В Англии его имя практически стало нарицательным. А у них к нему ни капли уважения.

– Брось, Марк, – вздохнула Кэролайн. – В любом случае все согласились участвовать после того, как настояла Мадлен Астор. Уверена, она просто не способна придумать иное развлечение. И ты должен признать: тебе любопытно, не так ли?

Ей ведь было что сказать, не так ли? О том, как тяжко Лиллиан властвовала в ее мыслях. Марк тоже должен был подумать об этом. Кэролайн старалась не признаваться, как часто ощущала присутствие этой женщины за своим плечом. Неужели она будет следовать за ними до самого конца?

– Это неуважение. Извращенная снисходительность. Умоляю тебя, Кэролайн, пусть мертвые покоятся с миром.

Руки Кэролайн дрогнули, когда она разгладила платье, и она не подняла взгляд на Марка. Пусть мертвые покоятся с миром. И все же он так и носил с собой дневник Лиллиан, словно постыдную, грязную тайну, хранил его в нагрудном кармане, у сердца. Как будто Кэролайн не знала. Как будто она не знала всего – как ужасно, прерывисто он дышал, как пронзительно кричал по ночам от кошмаров – тех же самых, она была уверена, что незаметно вплетались в ее собственные сны в те ночи, когда она вообще спала.

Что касается Стеда, Кэролайн слышала, будто он сидел в тюрьме за какое-то жуткое преступление, связанное с проституцией, однако вряд ли знала все детали. Она хотела сказать Марку, что у нее возникло дурное предчувствие по поводу Стеда – что ей неуютно путешествовать бок о бок с газетчиком, ведь они всегда задают вопросы, – но пока придержала язык. Нынче нельзя было предсказать, когда Марк вспыхнет от единственного словечка.

Кэролайн провела расческой уже тридцать семь раз и тут вздрогнула от громкого стука в дверь. Она тут же встала, опасаясь разбудить ребенка. Марк бросил на нее вопросительный взгляд, но промолчал, вместо этого двинувшись впереди Кэролайн к двери, будто хотел защитить от того, кто окажется по другую сторону. Иногда Кэролайн хотелось плакать от этого притворства. Как будто ее по-прежнему могли защитить. Как будто их обоих не коснулся болезненный ужас.

Но это была всего лишь стюардесса, та самая хорошенькая мисс Хеббли. Кэролайн целую минуту не могла понять, почему та стоит на пороге с подносом – она принесла теплое молоко, которое они запросили доставлять в этот час каждый вечер.

– Входите, пожалуйста, – Марк посторонился, пропуская мисс Хеббли.

Именно в этот миг Ундина решила проснуться, нарушив тишину пронзительным криком.

– Молоко… перелить его прямо в бутылку? – спросила мисс Хеббли.

– Нальете?

Пока стюардесса возилась с кувшином и хрупкой стеклянной бутылочкой, Кэролайн не могла отделаться от мысли, что маленькие ручки мисс Хеббли как будто созданы для такой хлопотной, требующей аккуратности работы. Своим рукам Кэролайн не доверяла: они постоянно дрожали, особенно перед Марком.

Тем временем Ундина все вопила – жалобные ноты повторялись, как удары метронома. Требовательные, обвиняющие.

– Могу я сделать для вас что-нибудь еще? – спросила стюардесса.

Ее взгляд упал на плачущую малышку, словно она удивлялась, почему Кэролайн до сих пор ее не успокоила.

– Нет, благодарю. – Слова прозвучали резче, чем хотела Кэролайн, но ее разочарование в Марке превращалось в облако еще большего раздражения – из-за непокорности мужа, ребенка, самого по себе звука, поселившегося в их маленькой каюте, словно еще один постоялец.

Она думала, что лекарство должно помочь. Но оно не снимало напряжение, оно заставляло мысли еще быстрее нестись в голове, а не создавало там тишину и покой, как Кэролайн хотела. Если понадобится, она пойдет к корабельному врачу и потребует рецепт на опий.

Когда стюардесса покинула каюту, Марк повернулся к жене.

– Неуместно вышло, не думаешь? Она всего лишь пыталась помочь.

– Мне не нравится, как она смотрела на Ундину. – Как только Кэролайн произнесла эти слова, она поняла, что это правда.

Она оставила ребенка на Марка. Вой хоть и не умолк, но поутих, словно яростный шторм постепенно утрачивал мощь. Кэролайн наблюдала, как Марк поправляет пеленки со сноровкой, что сбивала ее с толку. Она вздохнула. Марк не виноват, что отлично управляется с ребенком. Что до нее он любил другую. Все это не означало, что он любит ее меньше. Скорее наоборот, он должен любить ее больше, правда? После всего, через что они прошли вместе.

Делало ли это ее ужасным человеком – ощущение, что она мечется на месте, в ловушке собственной паутины?

А потом – ребенок. Сколько бы ей ни помогали, Кэролайн не могла отрицать, что материнство попросту изматывает ее. Внутри ее все время грызла жажда свободы, которой у нее больше никогда не будет.

Невинность и свобода ее прошлого задохнулись и умерли, не так ли?

Кэролайн потянулась за шалью, заколола ее вокруг плеч любимой брошью. Один из немногих подарков, которые сделал ей Марк. Они оба знали, кому брошь принадлежала прежде.

– Уверен, что не хочешь пойти? – спросила Кэролайн, понимая, что его позиция по поводу сеанса не изменилась.

– Я не верю в привидения, – ответил Марк, не поднимая глаз. И не нужно. Слова жалили, подобно шипам. Кэролайн знала, что лучше к ним не прикасаться.

Девочка, наконец успокоившись, вцепилась в бутылочку. Марк мягко ее придерживал. Он кивнул Кэролайн, но все его внимание было по-прежнему сосредоточено на ребенке. Его шипы стали терновой крепостью, окружившей Ундину. Не подпускающей Кэролайн. Она ощутила укол зависти – из-за такой защиты, или из-за их близости, или из-за всего сразу, она не могла сказать. Почему лекарство не подействовало? Оно должно было ее успокоить. Его слишком мало, вот в чем проблема. Щепотка порошка в наперстке воды.

Кэролайн коснулась броши, подвески в форме сердца так близко к ее собственному.

Она пошла долгим путем, по нижней палубе, и поднялась по запасной лестнице, предназначенной, вероятно, для слуг. Кэролайн как раз оказалась на верхней площадке, когда мимо нее размытым пятном проскользнул мальчик-слуга Асторов, Тедди. Или, может, не проскользнул, а остановился сказать что-то по секрету. Неужели она действительно опустилась на корточки, чтобы узнать, что он хотел?

– В чем дело, Тедди? У тебя для меня секрет?

Но в голове у Кэролайн стучало, проход был узким и темным, и она никак не могла сосредоточиться на его словах, отчаянно желая, чтобы лекарство магически подействовало, чтобы можно было вырваться наружу, в ночь.

К тому времени, как она вышла на прогулочную палубу, доза, к счастью, начала делать свое дело. Кэролайн хотела подышать свежим воздухом, прежде чем встретиться с остальными для спиритического сеанса у Стеда. Разумеется, она собиралась присутствовать, несмотря на опасения мужа и очевидную фривольность затеи. Как она могла такое пропустить?

Кроме того, Кэролайн манил туда не просто зов тьмы или любопытство, не постоянная дрожь или ощущение, будто нечто преследует ее из могилы. Она не хотела признавать, насколько ей понравилась компания за сегодняшним ужином. Неприятно было думать, что ей просто нужен повод уйти из каюты, оставить мужа и ребенка.

В этот час на открытой палубе собралось куда меньше народу, чем раньше. Редкие молодые парочки, чьи негромкие разговоры разносились над водой, прогуливались рука об руку или стояли, облокотившись о перила, и любовались звездами – огромным куполом бархатной темноты, перемежающейся точками сверкающего света. Кэролайн тихонько втянула воздух. Вдали от города ночное небо выглядело гораздо красивее, и от этого ей захотелось плакать, хотя она и знала, что слез не будет.

Мать всегда говорила: красота существует, чтобы мы чувствовали, что жизнь – это идеальный союз страдания и радости.

То, чего ее покойный муж, Генри, никогда не ценил. То, что в том числе изначально и привлекло ее в Марке, – он понимал. Его волновали и приводили в трепет маленькие проявления красоты, переплетенной с печалью: вырванная страница, подхваченная внезапным порывом ветра; голубь, который, трепеща крыльями, купается в полной масляных разводов луже; осыпающиеся руины, поросшие колышущейся крапивой; незнакомец, силящийся подавить тайную тоску. Генри всегда называл ее безнадежным романтиком, а Марк видел в этом нечто большее.

Лиллиан – тоже. Кэролайн понимала любовь Марка к Лиллиан. Во многих существенных отношениях Кэролайн и сама любила Лиллиан столь же сильно. Та была сложной, пламенной, такой… ищущей. Кэролайн сразу же к ней потянуло, она завидовала ее пылу и страсти Марка к ней. Желала – нет, нуждалась в том, чтобы стать частью этого хоть в самой малой мере.

Сперва ее подругой была Лиллиан – так Кэролайн и познакомилась с Марком. Пусть Лиллиан и была всего-то швеей – из хорошей семьи, которая из поколения в поколение, увы, теряла вес в обществе, – они стали близки как сестры.

На какое-то время, во всяком случае.

Холодный ветер скользнул под рукав, Кэролайн поежилась. Шаль висела на плечах слишком свободно.

Воздух здесь был морочным, он ждал от нее чего-то.

Того, что она никогда не позволила бы себе выдать.

Правды.

Кэролайн подошла к перилам и энергично потерла руки под легкой шалью. Вечернее платье с иголочки, которое она надела сегодня вечером, было одним из многих, заказанных за границей, на этот раз бледного сине-фиолетового оттенка. Он заставлял ее вспоминать гортензию, которая раскрывалась, словно облака, перед летним домом ее семьи на острове Нантакет.

Теперь выбор платья казался необдуманным – Кэролайн не учла ночной ветер и этот поток темных воспоминаний.

Корабль покинул вторую остановку за день в Шебуре во Франции где-то после обеда и завтра должен был прибыть в ирландский Квинстаун. А пока что они были слишком далеко от земли, чтобы разглядеть ее очертания или ореолы огней.

Со всех сторон плескался черный океан.

Кэролайн снова потерла руки, наполовину взволнованная, наполовину потерянная от мысли о всем этом расстоянии, о всей этой тьме куда ни глянь. В этом даже было нечто эротическое: непостижимая массивность мира и маленькая роль человека в нем.

Может, они действительно сбежали от того ужаса, который оставили позади.

Может, здесь все начнется заново. С чистого листа.

Из иллюминаторов мужской курительной комнаты сочился табачный дым. Для удовольствия пассажиров-мужчин первого класса на борту имелось восемь тысяч сигар, с гордостью сообщил Кэролайн стюард, как будто ей было до того дело. Пахло так, словно этим вечером раскурили их все до единой. Но Кэролайн почувствовала себя виноватой. Марк, вероятно, предпочел бы общество других мужчин за бренди и табаком, а его оставили возиться с ребенком, пока Кэролайн гуляла по ночному воздуху. Ей не следовало так убегать. Ей не следовало относиться к Ундине как к игрушке, которую можно передать другому, когда станет скучно. Кэролайн хотела, отчаянно хотела, чтобы Марк был счастлив.

Однако к ней с потрясающей ясностью пришла правда, когда Кэролайн проходила мимо нежно воркующей пожилой пары. Марк несчастлив.

И она тоже.

Брак был таким поспешным. Прежде все было лишь в теории, безумная путаница планов, взволнованный шепот и покупки в последний момент. А теперь они заключены в клубящуюся массу тайн, связанные вместе и неизбежно плывущие к далеким берегам. И нет пути назад.

* * *

Когда Кэролайн постучала, дверь в каюту Стеда ей открыл Бенджамин Гуггенхайм. Она встречала его за ужином и испытала облегчение, увидев снова.

И улыбка, которой он ее одарил, свидетельствовала, что он тоже рад новой встрече. Гуггенхайм был окутан табачным дымом, в руке тлела недокуренная сигара.

– Вы одна, миссис Флетчер?

Она узнала выражение его глаз – нерешительно-игривое. Он был женат, при детях примерно ее возраста, если Кэролайн правильно помнила газетную статью, которую когда-то читала, однако было известно, что в путешествие он отправился с любовницей, французской певицей. Кэролайн не была наивна, она знала, что подобные договоренности – обычное дело, пусть они и редко совершаются столь напоказ. И все же Гуггенхайм произвел на нее хорошее впечатление во время их беседы за ужином: он не выглядел мужчиной, которого женщины интересуют лишь как предмет завоевания.

Чувствуя, как от этой мысли вспыхивает лицо, Кэролайн оглядела каюту Уильяма Стеда. Он преобразил все пространство. Кэролайн представлялось, что изначально все было как и у нее: квадратная коробка, обшитая деревянными панелями, со столом и четырьмя узкими стульями, с унылыми электрическими бра на стенах. Но здесь свет был выключен, вместо него принесли пару изящных серебряных канделябров с длинными свечами, увенчанными колеблющимися огоньками. Дополнительные стулья стояли кольцом вокруг стола, который теперь украшала ниспадающая белая скатерть. Иллюминатор был оставлен приоткрытым и впускал звуки снаружи: приглушенные разговоры и смех. Этому мистеру Стеду каким-то образом удалось создать нужную атмосферу. Гуггенхайм упоминал, что англичанин – известный оккультист. Быть может, он хранил все атрибуты при себе, в коробке, как коммивояжер.

Кэролайн, несмотря на принятый порошок, ощутила нервную дрожь.

Мадлен Астор, очевидно, сумела уговорить своих друзей присоединиться. Сэр Космо и леди Дафф-Гордон уже сидели за столом, последняя – с озорной улыбкой на лице. Она не ждет, что из этого что-нибудь выйдет. Для нее это просто забава.

Места за столом уже заняли и Асторы. Джон Джейкоб кивнул Кэролайн, однако в целом выглядел несчастным. Кэролайн не могла сказать наверняка, явился ли он сюда лишь затем, чтобы угодить супруге. Мадлен расположилась при нем, гордо вздернув подбородок. Ее лицо было накрашено самыми модными средствами – темные изогнутые брови и пухлые алые губы, – и все же милая округлость делала ее больше похожей на школьницу, нежели на светскую даму. Так молода. И беременна: живот был заметен даже под юбками искусно сшитого вечернего платья.

Нигде не было видно боксера, мистера Боуэна. Несомненно, ни у кого и мысли не мелькнуло его пригласить, хотя мальчика спас именно он. На мгновение Кэролайн представила, что бы сказал Марк: для этих богатых людей любой, кто не принадлежит к их классу, невидимка.

– Могу я проводить вас к месту? – Гуггенхайм подтолкнул Кэролайн к столу, положив руку ей на поясницу. – Мои друзья повально увлеклись оккультизмом, – пробормотал он, – однако должен признать, что нахожу его скучным.

Последние слова Гуггенхайм прошептал, щекоча теплым дыханием ей ухо.

– Не верите в жизнь после смерти?

Вопрос был искренним; Кэролайн вдруг поняла: она надее-тся, что он лучше ее знает правду. Сможем ли мы когда-нибудь сбежать?

Он отодвинул для нее стул.

– Я не против самой концепции, попрошу заметить, но никому не удалось удовлетворить меня доказательствами. Пока, во всяком случае.

Гуггенхайм выпустил в воздух колечко дыма, и по его губам скользнула озорная улыбка.

– Однако если мы пытаемся выяснить, что же зачаровало того мальчика… Я поставил бы на сирен. Всегда был неравнодушен к этому образу. Знаете, эдакие морские нимфы, что околдовывают мужчин своей песней и заманивают, чтобы те разбили свои корабли о скалы и погибли. – Он улыбнулся и покачал головой. – Не знаю, что говорит обо мне такое увлечение.

– Что вы романтик.

– Очень льстящее мне толкование, миссис Флетчер. Однако не могу сказать, что с вами все согласятся. – Гуггенхайм усмехнулся, и Кэролайн на мгновение ослепил блеск его зубов.

Пока хозяин вечера доставал из открытого чемодана вещи, разговоры за столом стихли. Первой появилась чаша, украшенная красивым восточным узором. Стед положил в нее что-то и чиркнул спичкой. К потолку потянулась тонкая струйка дыма, и комнату наполнил мускусный запах.

– Благовония, Уильям? – спросила леди Дафф-Гордон.

– Особая смесь, которую я обнаружил в Гималаях. Ее используют монахи, когда желают пообщаться со своими умершими.

Затем Стед разместил посреди стола большое неглубокое блюдо. Внутренняя его часть светилась, будто выложенная перламутром. Стед наполнил блюдо водой из кувшина.

– Вам доводилось видеть чашу прорицания?

– Пожалуй, нет, – ответил Космо Дафф-Гордон, по-видимому, за всех.

Стед окунул палец в воду.

– Если нам повезет, здесь покажутся духи. Или позволят нам увидеть их мир сквозь эту поверхность.

– Как сквозь портал? – спросил Гуггенхайм.

– Именно, сэр, – просиял Стед.

Последней он извлек тарелку. На ней лежала маленькая хрустящая булочка.

– Это что, с нашего обеденного стола? – расхохотался Джон Астор.

– Это для мертвых. Духи покойных приходят к нам в поисках разных вещей. Пропитания, – он указал на булочку. – Света, тепла, – указал на свечи. – Все на этом столе находится здесь не просто так.

– Ясно, – леди Дафф-Гордон вскинула бровь.

Кэролайн тоже ощутила беспокойство. И неверие. Что это они все притворяются?

– Я должен вам сказать еще кое-что. – Стед взглянул на каждого по очереди, продолжая говорить.:– Мы не знаем, откуда явился тот дух, который сегодня вступил в контакт со слугой Асторов. Мы не знаем, связан ли он с их мальчиком. Это может оказаться кто-то совершенно иной – не исключено, что даже тот, кто хочет вступить в контакт с одним из вас. Есть вероятность, что если с нами свяжется призрак, он или она будут известны кому-то из присутствующих. Кто-нибудь из вас недавно терял близких?

И Кэролайн вновь поежилась. Хотя вопрос был глупый: все теряли, не только она. Болезнь, эпидемия, несчастный случай, война: смерть всегда где-то рядом. Тем не менее тревога мелькнула на лице у каждого.

– Очень хорошо. Наши дорогие усопшие, любимые умершие, – произнес Стед. – Вспомните их имена.

Каюта вдруг показалась маленькой и тесной. Даже при открытом иллюминаторе воздуха не хватало, а то немногое, что у них оставалось, было густо пропитано благовониями и соленым запахом моря.

Стед оглядел собравшихся за столом.

– Займем наши места.

Стало гораздо торжественнее, когда они все расселись, окутанные мерцающим светом свечей.

– Теперь возьмемся за руки, – продолжил Стед. – Однако, дамы, вынужден просить вас снять перчатки. Мы должны касаться кожа к коже.

Кэролайн расстегнула ряды крошечных пуговичек на запястьях, затем стянула перчатки. Пошевелила пальцами; руки казались совсем голыми. Вложив пальцы в теплую ладонь Гуггенхайма, Кэролайн ощутила, как между ними прошел электрический разряд трепетной дрожи. Она нечасто касалась незнакомого мужчину голыми руками.

– Прошу тишины.

Все умолкли. Стед закрыл глаза, сосредоточенный и торжественный, как священнослужитель.

– Мы собрались сегодня здесь, дабы побеседовать с мертвыми. Сегодня с мальчиком на корабле связался дух. Собравшиеся здесь желают понять, что привело этого мальчика на грань гибели. Если этот дух сейчас с нами, мы просим, яви себя…

Кэролайн подглядывала сквозь полузакрытые глаза. Пламя свечей было ровным, лишь едва заметно мерцало, в чаше прорицания мягко, в такт движению корабля плескалась вода.

Стед попробовал снова.

– Мы желаем поговорить с любыми духами, здесь присутствующими. Умоляем, дайте знак…

В сознание Кэролайн начали проникать звуки откуда-то с корабля: женский смех, обрывки скрипки, высокие и мелодичные.

– Прошу, дайте о себе знать. Мы верим. Мы приглашаем вас присоединиться к нам, – в голосе Стеда послышалось напряжение.

Мадлен Астор кашлянула.

– Неужели должно быть столько дыма? Не знаю, сколько еще вынесу… – намекнула она на свое положение.

– Моя дорогая, ты же сама все это предложила, – произнес Джон Астор тоном, который Кэролайн не совсем поняла – укоризненный или поддразнивающий?

– Да, предложила, – раздраженно отозвалась Мадлен, пристально глядя на супруга. – Я отношусь к этому очень серьезно, жаль, что ты – нет…

– Прошу, тише, – Стед прочистил горло. – Мы призываем любого духа, присутствующего сегодня в этой комнате, обратиться к нам.

Когда ничего не изменилось, Кэролайн почти испытала облегчение.

Затем она заметила, что в каюте стало холоднее.

Это морской воздух, потому что иллюминатор открыт. Пустяки.

Тоненькие струйки дыма, поднимающиеся от свечей, казалось, сплетались, гоняясь друг за другом, словно дети вокруг майского дерева.

Опять же – иллюминатор. Из-за него воздух и завихряется. Простое объяснение.

– С нами в комнате дух, – заявил Стед, взволнованный, как мальчишка рождественским утром. – Дух, дай нам еще знак. Подтверди намерение. Если ты здесь, постучи по столу…

Стол под руками Кэролайн задрожал, запрыгал, как вода на раскаленной масляной сковороде. Ей пришлось стиснуть зубы, чтобы те не заклацали.

Мадлен взвизгнула.

– Это родители Тедди? Пожалуйста, пусть это будут родители Тедди!

Пламя свеч вдруг взметнулось, осветив лица всех присутствующих. По комнате пронесся тихий стон.

Это всего лишь ветер свистит в иллюминаторе. Вот и все.

– Еще! Говори! Назови нам свое имя! – подсказывал Стед. – Тебя знает кто-нибудь из нас? Почему ты вошел с нами в контакт? Почему?

Вода в чаше взбурлила, словно штормовое море, а затем выплеснулась на белую скатерть. И расползлась серыми пятнами.

– Говори, дух! Что ты пытаешься нам сказать? – теперь Стед почти кричал, его руки так крепко сжимали ладони партнеров, что побелели костяшки. – С кем ты заговоришь?

Дверь внезапно распахнулась. Полоса электрического света из коридора, словно кинжал, пронзила полумрак.

Энн Хеббли, стоя на пороге, отпрянула, как испуганная кошка.

– Боже милостивый, что происходит?

По каюте пронесся ветер, раздувая пламя, – и затем огоньки потухли, из фитилей взмыли извилистые струйки дыма. Все погрузились в темноту, единственный свет лился из-за спины Энн Хеббли, очерчивая ее силуэт.

Хеббли присела в книксене, и глаза Кэролайн постепенно начали привыкать к мраку.

– Прошу прощения, но горничная миссис Астор, мисс Бидуа, послала меня отыскать миссис Астор и мистера Гуггенхайма. Я приношу извинения за то, что помешала, сэр, но она спрашивает, не могли бы вы немедленно привести своего врача в каюту Асторов.

Асторы переглянулись, Мадлен машинально потянулась к животу. Астор сощурился, как будто подозревая, что его разыгрывают.

– Не понимаю… В чем бы ни была проблема, наше присутствие, безусловно, не требуется. Передайте мисс Бидуа, что она должна справиться самостоятельно…

– Это из-за мальчика! – выпалила Хеббли.

Стед наконец включил свет, и Кэролайн увидела в глазах стюардессы ужас.

– Мисс Бидуа сказала, что у Тедди случился припадок. Она боится, что он…

Раздался шорох белого шифона – Мадлен Астор вскочила из-за стола, а за ней и ее муж, и они выбежали из комнаты.

Их каюта располагалась почти по соседству, и все же Кэролайн не могла заставить себя туда пойти или пошевелиться, ее как будто приковало к стулу.

Вдалеке открылась дверь. В коридор просочились обеспокоенные голоса – как будто во сне. Остальные слуги Асторов? Дверь, должно быть, оставили открытой, поскольку Кэролайн услышала Мадлен – только голос, слов она не разбирала, словно сквозь толщу воды. На мгновение все стихло и замерло.

А потом раздался крик. Мадлен Астор. Крик, исполненный такого ужаса и печали, что у Кэролайн не осталось сомнений в случившемся еще до того, как она в порыве душевного волнения бросилась на звук и увидела все своими глазами.

Маленький мальчик-слуга, которого она видела снующим по прогулочной палубе ранее, не старше восьми-девяти лет, неподвижно лежал на полу. Рядом с ним – наполовину сдернутое с кровати с балдахином покрывало, словно мальчик пытался за него ухватиться, подтянуться, но не смог. Врач, держа на шее мальчика два пальца, смотрел на остальных с отсутствующим выражением в глазах. Кэролайн по привычке потянулась за брошью, но обнаружила, что той нет на месте. Вместо этого Кэролайн сделала единственное, что сумела придумать: подошла к Мадлен и крепко прижала ее к себе. В конце концов, девушке было всего восемнадцать – сама еще практически ребенок.