Текст книги "Алтарь Отечества. Альманах. Том I"

Хирург Великой Отечественной. Дмитрий Тимофеевич Калинин

С этим человеком я познакомился в 1984 году перед свадьбой его сына Игоря. Он произвёл на меня впечатление человека порядочного, скромного, честного и очень отзывчивого. Впоследствии, примерно в течение десяти-двенадцати лет, мы время от времени периодически встречались, и он читал мне свои стихи, в основном посвящённые военному времени, но были и лирические.

В то время у нас в Мытищах действовало (оно и сейчас благополучно процветает) литературное сообщество – ЛИТО им. Дм. Кедрина. Дмитрий Тимофеевич посещал занятия литераторов, но его там воспринимали, как человека несколько неподготовленного в технике стихотворчества, но он не углублялся в эти тонкости и писал стихи сердцем, эмоциями своей открытой души, что мне очень нравилось. В тот период я не писал стихи, и мне казалось, что к нему напрасно придирались. Да, эти стихи с позиции сегодняшнего дня мне кажутся несовершенными, наивными, но эмоциональный накал, открытость души полностью компенсируют недочёты. Оглядываясь назад, я думаю, что этот человек построил мне мостик в будущую творческую жизнь, за что я ему благодарен.

И в мирное время Дмитрию Тимофеевичу тоже приходилось «воевать» за здоровье своих земляков-мытищинцев в городской больнице и только в поэзии он ощущал благотворное состояние покоя. Темы были разные: природа, патриотизм, история родного края и другое…

Посвящение Дмитрию Калинину

 
Хирург военных лет
Дмитрий Тимофеевич – хирург военных лет,
Ретро-фотография, твой памятный портрет,
Молодость, идущая по огненным путям,
Помощь, сострадание, стоны здесь и там,
На полях, окрашенных в ярко-красный цвет.
Наш хирург в готовности и даёт ответ
На вопрос решающий: «Жить или не жить?»,
Продолжая Родине клятвенно служить.
И война кончается, мир приходит вновь.
В сердце просыпается к творчеству любовь.
 

09 января 2010. Александр Медведев

Евгений Сергеевич Карташев

С другом – справа Евгений Карташёв. Курсанты Армавирского авиаучилища. 1941 год.

А вокруг цвели тюльпаны…

Очерк

Санаторий «Русский лес» располжен в лесу Владимирской области на живописном берегу реки Клязьмы. Место достойно кисти художника: сплошь сосны, ели, берёзы и другие деревья прямо у воды. Мне не приходилось видеть в Москве такого голубого, чистого, искристого снега – аж глазам больно смотреть! В это время года весь трудовой люд работает, а отдыхают, в основном, ВИП-персоны: ветераны, инвалиды, пенсионеры.

Среди нас были артисты-любители, и мы решили подготовить вечер «Память» – недавно отмечался трагический юбилей: снятие блокады Ленинграда…

Вечер прошёл замечательно, а мы, группа любителей активного отдыха, очень подружились.

«В лесу» я нашла и Е. С. Карташёва: он оказался не только обладателем приятного голоса, но и замечательным танцором! Все призы были наши!

По возвращении домой, конечно же, Евгений Сергеевич с супругой Юлией Ивановной, стали членами ПараАртийского Центра «Иван да Марья». Часто на наших посиделках, выступлениях Евгений Сергеевич нет-нет да и вспоминал свою боевую юность.

Бывшие фронтовики для нас самые дорогие Иваны да Марьи! Им мы обязаны всей своей жизнью. Эти строки пишутся исключительно из благодарности тем, кто подарил возможность их писать.

Я стала расспрашивать своих старших коллег о том, какие события выпали на их долю. Понимаю, что тяжело вспоминать те годы, сердца до сих пор болят, раны терзают их, но… если они уйдут с этой Земли, – кто расскажет нашим потомкам о тех днях, которые по насыщенности, накалу, значимости можно назвать только как «Героические дни»!?

Каждый боец свершал чудеса – он ковал Победу. Отдавал жизнь за наше с тобой, Читатель, будущее. Такова была сила духа, любви к своей земле, а не потому, что жизнь человека была бесценна в отрицательном значении этого слова. Жизнь была дороже всего на свете, но её отдавали во имя другой жизни…

Компьютерный набор этой рукописи я попросила сделать молодую девушку Лиду, только что окончившую среднюю школу.

Лида возвратила набранный текст со словами:

– Ой, я так хохотала, когда печатала воспоминания Евгения Сергеевича!

– Почему? – Спрашиваю.

– Он так расписал всё, что можно подумать, они тогда все сплошь героями были…

Мне стало стыдно. Потом стало горько и обидно. Подумала: пройдёт ещё немного, ещё совсем немного лет, и не станет никого из тех прославленных творцов Победы, героев. Настоящих героев! Никто не сможет вызвать никаких добрых эмоций в душе юного поколения. Так сегодня читают о победителях армии Наполеона… Неужели выветрится дух высокого патриотизма?

С ещё большим стремлением и желанием выспрашиваю своих старших коллег о Великой Отечественной войне. Даже если, вдруг, они что-то и приукрасят в своём рассказе – освободившие полмира от всепоглощающего огня имеют на это право.

Итак, даю слово Евгению Сергеевичу Карташёву.

– Родился я в 1921 году. Увлекаться техникой начал ещё до школы.

Семья наша жила на территории меховой фабрики в районе Покровско-Стрешнево города Москвы. Рядом с нами шумела стройка канала «Москва – Волга», где основную работу выполняли заключённые. Там я познакомился с шофёром грузового самосвала и часто приносил ему что-нибудь поесть. В благодарность за это он брал меня в кабину грузовика и даже разрешал подержаться за руль.

В детстве я любил с пригорка наблюдать, как над Тушинским аэродромом летают самолёты, прыгают парашютисты. С восхищением вглядывался в небо, где кружили самолёты, словно исполинские птицы, выписывая разные фигуры, взлетали и приземлялись.

В душе я мечтал стать таким же бесстрашным, какте, кто бороздил небесные просторы, но меня всегда мучила мысль: а возьмут ли меня в авиацию? Ведь, наверное, все, кто там работает, – настоящие богатыри. Я же слишком худощав, если не сказать тощий, да уж больно высок.

После смерти отца наше семейство – я, мама и сестрёнка Галя – остались без средств к существованию. Мать не работала, всю жизнь была домохозяйкой. Мне ничего не оставалось, как идти работать на производство.

В конце 1939 года я стал учеником электромонтёра на автозаводе имени Сталина (ныне автозавод имени Лихачёва). За два года вырос от ученика до электромонтёра шестого разряда.

Однажды, в конце 1940 года, ко мне пришёл товарищ и позвал вступить с ним в аэроклуб Свердловского района города Москвы. Надо было только пройти медкомиссию. Я засомневался:

– Туда, наверняка, берут только крепких здоровяков, а я, как шпала, худой и длинный.

Он заверил меня, что и здоровяков, бывает, бракуют.

Медкомиссию, к моей радости, удалось пройти, и я был зачислен в аэроклуб.

После работы, не заезжая домой (а жили мы тогда уже в Останкино), я ехал в аэроклуб осваивать технику по моделям, чертежам и теорию полёта.

Успешно сдав все экзамены по этим дисциплинам в аэроклубе, который находился рядом с платформой «Планерная», мы приступили к полётам.

Помню первое впечатление восторга и радости от ощущения полёта и всего увиденного в воздухе.

…Заканчивался 1940 год.

Я уже летал самостоятельно на самолёте «ПО-2», крутился и вертелся в небе голубем, выполняя задания моего лётчика-инструктора.

22 июня 1941 год… Разразилась война, нас для окончания учёбы срочно решили вывезти из Москвы в Рязанскую область, в город Тума, в котором как раз располагалось авиаучилище.

Я подал заявление об уходе с производства и с аэроклубом выехал в Туму. Через три месяца, успешно закончив обучение, получил удостоверение лётчика-пилота четвёртого класса. Меня направили в Армавирскую военную авиационную школу пилотов (АВАШП).

По прибытии нас, юнцов, «обкатали» на самолётах «УТИ-4» – это двухкабинный самолёт «И-16».

Шло время. Мы снова изучали теорию полётов, материальную часть самолёта, тактику ведения воздушного боя и часто ходили в караулы, занимались шагистикой.

А война, кровавая, беспощадная, разгоралась с каждым днём всё больше и больше: враг был коварен. Родина наша истекала кровью, палач приближался к Москве, а мы всё ещё не получили самолётов, не летали, так как самолёты шли только на фронт: их там очень не хватало.

В конце 1941 года пришёл приказ маршала Тимошенко, чтобы из нашего училища отправить на Крымский фронт в Махачкалу шестьсот человек курсантов в пехотные войска. А ведь мы уже были готовые пилоты, имели свидетельства!

Когда собрали всех курсантов и зачитали приказ, сказали:

– Желающие драться с фашистскими извергами, два шага вперёд!

Весь строй шагнул вперёд. Вместе со всеми стоял и я. Нас всех отправили в пехотную часть.

Учитывая то, что мы уже имели военную подготовку, умели стрелять, ползать по-пластунски, нас учили недолго, где-то двадцать-двадцать пять дней, и, вручив нам оружие – винтовки образца 1918 года, гранаты и патроны – отправили эшелоном на Крымский фронт.

Из города Махачкалы далее двигались быстро, доехали до Новороссийска всего за два дня. Выгрузились, а тут до фронта рукой подать.

Помню, прямо с марша нас бросили в атаку на наступающих фашистов.

Уцелело тогда нас мало. Каким-то чудом остался в живых и я.

…После неудачной атаки мы, оставшиеся в живых несколько человек, влились в 57-й стрелковый полк 417-й дивизии и продолжали воевать с наступающими частями Майнштейна.

Бои показали преимущество немцев в людском составе, в технике, особенно, в авиации. Немецкая авиация полностью господствовала в воздухе. Не давала нам подвезти ни боеприпасы, ни питание, ни что-либо другое.

Как-то, изрядно проголодавшись, мы, солдаты, нашли немного сухарей на разбитом авиацией грузовике. И, самое главное, – пулемёт «Максим», бывший в употреблении, с запасом патронов. Я, естественно, взялся за технику, быстро его освоил и стал пулемётчиком. Со мной было трое солдат: двое – подносчики патронов и третий из них помогал тащить пулемёт.

Наступал май 1942 года.

Нас фашисты прижали почти к самому городу Керчь.

Последний приказ командира роты: нам троим, по возможности, надо было задержать наступающих немцев, чтобы рота могла по небольшому оврагу отступить на подготовленные позади нас новые рубежи обороны.

Приказ, есть приказ. Мы развернули «свой» «Максим» в сторону наступающих немцев и приготовились к бою.

Погода стояла прекрасная. Южная теплынь. Небо синее-синее, глубокое, как море. Вокруг нас на зелёном «ковре» цвели удивительно яркие, красивые розовые, красные и жёлтые тюльпаны. Как будто и не громыхала рядом война и смерть не подстерегала нас на каждом сантиметре неба и земли, ежесекундно готовясь забрать чью-то молодую жизнь.

Я, помню, ребятам сказал:

– Вот и венков не надо: кругом живые цветы. Вокруг какие тюльпаны цветут!..

Фашисты шли во весь рост, выставив вперёд автоматы. Это были «живые» наступающие цепи.

Справа от нас по асфальтированному шоссе шли немецкие танки. Определив расстояние и установив прицел, я открыл огонь по первой шеренге немцев. То ли с испугу, а, может, всё-таки достала моя очередь, но первая шеренга упала.

Вдруг «Максим» замолчал: что-то заело!

Я приподнялся над щитком и увидел в стволе застрявшую оторванную головку патрона. Хотел следующим патроном достать эту головку, но не успел. Фашистские снайперы, которых сбрасывали на парашютах впереди наступавших немецких войск, своим выстрелом меня «отключили». Я, потеряв сознание, упал.

Как мне потом рассказали, два оставшиеся в живых солдата положили меня на шинель и поволокли в овражек. Пронзившая острая боль от удара головой о камень привела меня в чувство. Я оклемался, не сразу понял, что ранен. Солдаты, потащили меня дальше, подхватив под руки, и так мы выбрались к нашей роте. Рота заняла уже подготовленную линию обороны. Мы спасены!

Откуда-то привели лошадь. Меня и ещё одного солдата, раненого разрывной пулей в обе ноги, посадили на лошадь. Мы, как потом выяснилось, через минное поле счастливо добрались до первого перевязочного пункта. У меня оказалось тяжелое пулевое ранение правой стороны груди.

Так я очутился в госпитале города Кисловодска. После нескольких операций извлекли из моей груди немецкую пулю и подарили «на память». Война – не до «сувениров»: потерял её.

…Я стал приходить в себя потихоньку и тосковать: ждал писем от Юлечки, девушки, с которой познакомился накануне войны, – а их не было. Невыносимо тяжело было на душе, так как не знал, жива ли она… Стал писать на все фронты, искал её. Она была медсестрой, постоянно находилась в опасности. Понимал, что не раз пригибалась и кланялась земле, ползала, подбирая раненых солдат. Всё понимал и тем паче волновался, боялся за её жизнь.

По излечении стал просить комиссара госпиталя направить меня снова в АВАШП для окончания учёбы, а меня собирались отправить опять в пехотные войска. Доказывал ему, что я пилот, вожу самолёт «ПО-2»:

– Вон женщины и девушки воюют на «ПО-2», а меня в пехоту, – почему? Я могу принести больше пользы там, где пригодятся мои знания!

Долго не сдавался комиссар. Приказ! Но всё-таки, не выдержав моего напора, сказал:

– Ладно! Дам тебе документ для направления в АВАШП. Но если ты не пройдёшь комиссию, вернёшься ко мне, и тогда уж я точно отправлю тебя в пехоту!

Медкомиссию я прошёл, меня оставили в школе. Направил, конечно, соответствующее письмо комиссару госпиталя с сообщением о том, что я стал курсантом авиашколы.

Опять учёба, опять муштра, опять… а техники всё нет и нет.

Наша АВАШП перебазировалась в Узбекистан, в город Андижан.

Я успешно закончил переобучение по управлению истребителем «ЯК-9». Снова рвался на фронт. Как москвич, был направлен в ПВО города Москвы, куда я и прибыл в начале 1943 года.

Пройдя обучение в полку на английском истребителе «Супермарин Спитфайер», я начал выполнять боевые задания.

Вместе с командиром звена РЯЖЕНЦЕВЫМ мы отрабатывали полёты парой, то есть двойкой – основной боевой единицей в то время.

Во время одного из таких полётов нам встретилась тройка «Мессершмиттов-109».

Закрутилась карусель! Удалось сбить один немецкий самолёт, остальные удрали, а мы, поднявшись выше облаков, увидели, что фашистский стервятник «Хенкель-111» направился на передовые позиции наших войск.

«Девятый», так обозначался командир моего звена, приказал мне, «Сорок седьмому», зайти фашисту в хвост, и мы с двух сторон открыли по нему пушечно-пулемётную очередь.

Фашистский стрелок был убит очередью командира звена, и моя очередь достигла цели: правый двигатель «Хенкеля-111» задымился, но самолёт продолжал ещё лететь. Мы выпустили по нему все оставшиеся боеприпасы, и самолёт, объятый пламенем и дымом, рухнул вниз.

За этот бой командир звена получил орден боевого «Красного знамени», а я был награждён орденом «Красной звезды».

Война продолжалась, я воевал до победного разгрома фашиста…

Первый слева в первом ряду – Евгений Карташёв. Разбор полётов. Москва. 1944 год.

После долгожданного Дня Победы я продолжал летать в составе 67-го авиаполка 6-го авиакорпуса. Только в 1946 году подал рапорт об увольнении из рядов войск. Ушёл работать на строительство. Но по 1955 год меня постоянно привлекали на военные сборы совершенствования лётного состава.

Уже в мирное время я строил жилые дома в родной Москве. Многие дома Новых Черёмушек, района северо-запада, Люблино, Рабочего Посёлка, Кунцево, наверняка, помнят мои лицо и руки…

Кстати, и Кремлевскую больницу я строил. Сейчас она называется ЦКБ. В ней периодически «подкрепляю» и я своё здоровье.

Одно время работал главным специалистом в «Минмонтажспецстрое» СССР. Бывал в загранкомандировках по работе – главным механиком строительства, главным энергетиком строительного комплекса. В Минстрое СССР занимал пост главного энергетика. Работал и в Совете Министерств СССР, который руководил эксплуатацией и ремонтом всех инженерных систем и оборудования в правительственных зданиях Кремля и в ближайших от него.

Забыл отметить: всю жизнь я не расставался с песней, очень уж люблю это дело! В песне живу. Музыка продлевает мою жизнь, даёт мне силы. Находясь на пенсии, в 1992 году я стал солистом Театра Ветеранов района Москвы Строгино, в этом районе живу. Выступаю перед жителями, как своего района, так и Северо-Западного, Центрального и Южного округов столицы.

Выступаю на концертных площадках в ДК «Красный Октябрь», «Салют», «Маяк», в кинотеатрах и концертных залах Дома Российской Армии, в Храме Христа Спасителя, в Доме общественных организаций, в домах ветеранов Москвы.

Пою до сих пор и благодарю Господа за то, что сохранил мне жизнь, подарил длинный путь и наградил способностью жить, растворяясь в музыке. Когда пою, забываю обо всём: о невзгодах и ноющих фронтовых ранах.

Наслаждаюсь жизнью!..

А Юлию свою я всё-таки нашёл – на «Дороге Жизни». И ей пришлось хлебнуть военного горя сполна.

Мы вместе с того победного, звенящего, поющего мая 1945 года.

Октябрь 2005 – август 2007

Юлия

 
Свинцом всё небо тучи затянули,
Уплыли в ночь, как кипень, облака…
На верность мы Отчизне присягнули
Коварного разбить и наглого врага.
 
 
Но где-то на военном перекрёстке
Свою любимую, невесту, потерял.
Свистели пули беспощадно, хлёстко,
А я по письмам сокровенным тосковал.
 
 
«Юлия! – Всем звёздам в небе свой вопрос я задавал, —
Где она?» – В полях, лесах её отчаянно искал.
Плакало в ответ мне эхо равнодушной тишины.
…Юлию с «Дороги жизни» вынес, – вырвал у войны!
 
 
Ах, как длинны дороги фронтовые,
Но долгожданный День Победы наступил —
Сердца в глубоких шрамах, молодые
Салют любовью навсегда соединил.
 
 
Вновь соловьи спать не дают, шальные,
Поют без устали, как много лет назад,
Нас возвращают в годы фронтовые —
В полёты над Москвой, в блокадный Ленинград…
 

29 апреля 2004. Мария Веселовская-Томаш

За тех, кто жизнь свою отдал (Поминальное танго)

Евгению Карташёву —

 
Война грозой разбушевалась,
Земля дрожала от раскатов,
Стена живая поднималась
На бой смертельный с супостатом.
 
 
Была в трагичный год, суровый
Та ночь июньская распята.
День новый огненно-багровый
Оплакал первого солдата…
 
 
Вам в белых вальсах не кружилось
И зорь вечерних не встречалось,
Не целовалось, не любилось —
Лишь о Победе вам мечталось!
 
 
Полк истребителей отважных
Вписал в историю страницу.
Героям-лётчикам бесстрашным
Должны все низко поклониться.
 
 
Налейте в чарки вина и молча поднимите
За тех, кто жизнь свою отдал во имя светлых дней.
Четыре тяжких года – нет, вы не забыты:
Вы раны и рубцы на сердце Родины моей.
 

12 сентября 2006. М. Веселовская-Томаш

Матвей Ермолаевич Кашковский

Рукопись альманаха уже в издательстве. Идёт вёрстка оригинал-макета. Почтальон принёс конверт от В. М. Трубиновой-Кашковской с фотографиями – семейными реликвиями. В нём оказались её статья и письмо для нашего альманаха «Алтарь Отечества»:

«Уважаемая Мария Максимовна!

К 60-летию Великой Победы редакция окружной газеты «Октябрьское поле. Весь Северо-запад» объявила Конкурс «Эхо военных лет. История одной вещи». Надо было рассказать о вещи (ах), которыми пользовались в годы войны. А у нас их нет. Думала, что не возьмут мой рассказ о 2-х семейных реликвиях (предисловие не напечатано) – о военных фотографиях. Взяли! А мне присудили 1-ую премию с вручением подарка.

С праздником, милая женщина России! Много здоровья и такого же энтузиазма и мужества в жизни! В. М. Март 2010 г. Москва».

Я не смогла не дополнить Альманах присланным рассказом и фотографиями! Текст письма и статьи оставила в авторской редакции.

Отец

С волнением прочитала название Конкурса, – и дрогнуло сердце, полились воспоминания. Сразу созрел заголовок статьи: «Отец! Ты не сгорел в огне, ты с каждым годом ближе, ближе!». «Не сгорел в огне войны» – эти слова когда-то прочитала на странице какой-то газеты, запомнила и твержу их…

В нашей семье Кашковских, где восемь внуков, десять правнуков и пять праправнуков, нет ни единой вещи, принадлежавшей нашему дорогому человеку: отцу, деду, прадеду и прапрадеду.

Был картуз, который отец привёз в первые годы советской власти из Ростова, куда уезжал на заработки. Его износил наш дедушка, Ермолай Анисимович Кашковский (1875–1956 гг.). Были хромовые сапоги, кожаная тужурка, сильно потёртая в плечах, и чёрная сатиновая рубаха со множеством белых пуговиц. Сапоги перешил сосед-сапожник, и мама износила их, – обуться было не во что. А тужурку и рубашку износил наш старший зять – фронтовик Василий Иванович ДЕГТЯРЁВ, вернувшийся в 1947 г. с Дальнего Востока, где закончил Вторую Мировую войну, и женившийся на нашей старшей сестре. Всю войну он прошёл в танке и в бронепоезде. О войне рассказывать спокойно не мог. Если мы его очень просили о чём-то вспомнить, то он рассказывал и горько плакал.

Но военные реликвии в семье есть! Это две фотографии: лето 1941 г. и лето 1943 г.

На одной из фотографий – наши родители: сосредоточенный взгляд, внутренняя собранность и натруженные руки. Вот и история это фотографии. Первые напряжённые месяцы войны. Отец прибежал домой, схватил за руку обезумевшую маму и потащил её в неизвестном направлении. Он очень спешил, а на вопрос мамы: «Куда?», ответил, что скажет потом. Так они оказались на территории Тушинского колхозного рынка, где в ту пору была одна единственная на всю округу маленькая фотография (фотоателье – авт. – сост.). Родители сфотографировались здесь. Отец хорошо понимал, что на войне такая мясорубка, что, может быть, семье останется только эта фотография…

На обеих фотографиях отец в гимнастёрке под ремнём, в галифе, пилотке, обмотках и ботинках. На фото 1941 г. – без погон, на фото 1943 г. – уже с погонами. И, видимо, за всю жизнь он не износил ни одной пары сапог…

Смотрит на меня отец, родной, дорогой, и только не говорит и не двигается.

К началу войны мне было 2 года. Я совсем не помню отца, но я так хорошо его знаю по рассказам мамы, бабушки, дедушки, тёток, соседей и тех, кто работал с ним! В детстве отец блестяще учился, он сыпал пословицами и поговорками. У него был каллиграфический почерк. Среднего роста, рыжеволосый, со светлыми глазами, энергичный, он был необыкновенно трудолюбивый, никогда не жаловался на усталость, любил маму и нас, детей.

Детей было семеро. Двоих, в ясельном возрасте, родители похоронили на родине, в Ряжском районе Рязанской области, с тремя (детьми) приехали в Москву в 1938 г., а двое (мы с братом) родились в Москве. Брат появился на свет перед самой войной (14 января 1941 г.).

С 1983 г., то есть с момента, когда мы узнали об отце (после 39 лет небытия!), дружим с его однополчанами, и недавно меня избрали секретарём Совета ветеранов дивизии.

В школе № 160 (бульвар Генерала Карбышева, 9а) есть музей 215-й Смоленской Краснознамённой орденов Суворова и Кутузова стрелковой дивизии. Там хранятся материалы и об отце. В них говорится, что отец участвовал в битвах за Москву в составе 48-й курсантской бригады, прибывшей из Тюмени, в районе Истры, Волоколамска, в Ржевской мясорубке. Потом в неё влились москвичи и узбеки. Это позволило в мае 1942 года преобразовать 48-ую курсантскую бригаду в 215-ую стрелковую наступательную дивизию. Она в течение десяти месяцев формировалась в ожесточённых боях на Ржевской земле. Далее освобождала – Смоленск и всю Смоленщину, Белоруссию. От Витебска, пройдя 600 км с боями, оказалась на территории Литвы. В жарком бою между Каунасом и Вильнюсом при переправе реки Вилия отец был тяжело ранен и утонул. Тридцать девять лет считался без вести пропавшим. 9 мая 1983 года я пришла в Парк Горького с плакатом «Ищем однополчан старшего сержанта пехотинца М. Е. Кашковского, погибшего в 1944 г. Жена и пятеро детей». Ко мне подошёл пожилой человек – подполковник. Как оказалось, – военкрук, руководитель группы «Клуба Поиск» одного из московских техникумов ГАЛУТИН Зиновий Вениаминович. Он спросил: «Кто вы этому человеку?». – Ответила: «Дочь». – «Что вы знаете о своём отце?». – «Ничего»… Так мы нашли следы нашего родного, дорого человека.

А на территории Тушинской чулочной фабрики стоит обелиск с почти стёртыми фамилиями. Есть там и имя отца. Это единственное место поклонения. Здесь можно постоять с комом в горле, помолчать и поплакать. Сюда мы приходим 9 мая и 23 февраля. Сюда приходили трое моих детей в день их свадьбы. Сюда не раз приезжал из Украины боевой друг отца В. М. ИЛЬЧЕНКО.

И ещё одно яркое воспоминание – 9 мая 1945 года, Подмосковье. Мне 6 лет. Сплю на широкой сосновой лавке под образами, а рядом за стареньким круглым столом, покрытым потрёпанной клеёнкой, хлопочет бабушка. За окном – яркое весеннее солнце. Тепло, буйно цветёт черёмуха, радостно щебечут птицы. И бабушка, оборачиваясь ко мне, говорит: «Валя, вставай! Победа!».

Этот день не забудется никогда!

Валентина Матвеевна Трубинова (Кашковская) родилась в Москве 10 марта 1939 г., 4-я дочь погибшего солдата Матвея Ермолаевича Кашковского (1903–1944 гг); многодетная мать и бабушка, воспитатель детского сада, педагог специнтерната, зав. библиотекой (стаж 48 лет), краевед России, почётный краевед Ряжского района Рязанской обл., активистка Рязанского землячества в Москве, Совета ветеранов 215 с.д. и просто пенсионерка, которой покой даже и снится!