Текст книги "Альманах Международной Академии наук и искусств «Словесность». Том 1"

* * *

Шархан вздрогнул, неожиданно проснулся. Долго не мог сориентироваться. Ощущал себя между двух миров. Одновременно видел себя и в спальне, возле очага, и в дремучем лесу. Над ним то возвышался потолок спальни, то шелестели кроны густых деревьев. Сквозь листву пробивался слабый свет. С другой стороны, ему казалось, что он слышит журчание воды из душевой комнаты.

Наконец Шархан окончательно проснулся. Вспомнил, где находится, куда шел. Он лежал в шалаше, сооруженном из жердей, стеблей бамбука, листьев папоротника. Он обсох. Его не знобило. Перестал чувствовать и голод. На востоке занималась заря. Поднялся небольшой ветерок. Издалека с порывом ветра долетел приглушенный рокот то ли грома, то ли воды, падающей с огромной высоты. Шархан догадывался, откуда исходит этот гул.

– Неужели водопад Шах-Шах?

Он прослезился. Глотая слезы, затаив дыхание, стал прислушиваться к доносившемуся рокоту. Не трудно было догадаться: в этой тиши так грохотать мог только водопад Шах-Шах, низвергающийся с огромной высоты, из чрева священной горы Меру в глубокое ущелье. Шархан затрепетал. Очередной порыв ветра вновь принес с юго-восточного склона Меру далекий грохот водопада.

Шархан приподнял голову. Увидел, как, касаясь вершиной безоблачного купола неба, возвышается священная гора Меру. Гора была такой величественной, так близко находилась от него! Казалось, протяни руку-и коснешься ее. Это был визуальный обман. Вершина Меру находилась от него на расстоянии нескольких дней ходьбы. У подножия горы с шипением били горячие гейзеры. Начиная с середины склонов, опоясывая кольцами, из чрева Меру извергались фонтаны огня и пара. Языки пламени, охватывающие главу священной горы, пробивали небесный купол.

Шархан пораженно разглядывал это великолепие, со слезами на глазах повторяя:

– Это центр Земли!.. Центр Земли!.. Там водопад Шах-Шах! Там Нух с Чохом! Там мое спасение!.. Благодарю, о Творец, Ты услышал меня!

* * *

Сорвался с места. Понесся на гул водопада. Голова была в тумане, глаза – в слезах. Четвертый день у Шархана во рту не были ни крошки. Теперь голова часто отказывалась его слушаться. Случались галлюцинации. Вокруг Шархана носились разные животные, строя ему рожицы. За ним гонялись полосатые кошки. Неожиданно он услышал вой волка, затем – плач женщины. Решил, что за ним погналась Рыжегривая волчица.

Шархан несся, не оглядываясь, забыв про свой талисман. Бежал, спотыкаясь, падая, поднимаясь. Скользил вниз по крутому склону. Ему казалось, плачущая женщина настигает его. Испугался, как бы она не оказалась Рыжегривой волчицей.

Бежал на гул водопада. Единственным своим спасением видел теперь лишь водопад Шах-Шах. На мгновение останавливался, вглядываясь в вершину горы Меру, прислушиваясь, издавая охотничий клич. Раздавался ответный клич, но с противоположной стороны. Шархан был уверен, что клич настоящий, не из его сна.

По вершине Меру скорректировал свое направление. Бежал, цепляясь за лианы, перекатываясь от одного дерева к другому, от куста к кусту. Он скатывался, несколько раз кубарем летел вниз. От падения с края хребта в пропасть его удерживали лианы и виноградные лозы, густо раскинувшиеся между деревьями по отвесному склону.

Неожиданно перед ним открылась величественная панорама каньона, начинающегося от подножия священной горы Меру. Из каньона доносился оглушительный, всепоглощающий гул водопада, под которым дрожала земля. Создавалось ощущение, будто где-то рядом титаны сбрасывают с вершины Меру в бездонную пропасть огромные валуны.

По извилистой тропе, цепляясь за лианы, лозы дикого винограда, Шархан несся на гул водопада. Он падал, вставал, скользил, но не останавливался. Боялся: если остановится, нападет плачущая женщина, не отстающая от него. За спиной слышалось ее учащенное дыхание.

Наверху величественно возвышалась гора Меру, дыша горячими гейзерами, изрыгая из себя водопады, курясь огнями вулканов. Внизу зиял каньон, куда со склонов Меру стекали водяные потоки. В бездне каньона несла воды огромная буйная река Хатанга с кристально чистой бирюзовой водой. Сверху каньон казался огромной расщелиной, по которой пульсирует голубая кровь Земли. Левый берег реки, словно бородавками на лике Земли, был усыпан мшистыми валунами, круглыми булыжниками. А правый берег белел в россыпях мелкой гальки. А с головокружительной высоты небес в бездну с оглушительным ревом низвергался гигантский водопад Шах-Шах.

* * *

Теряя рассудок, Шархан остановил взор на каньоне. Ему показалось, у подножия водопада мельтешили его проводники. В эту минуту на целом свете для него не было людей роднее, чем эти два человека.

– О боже, я выбрался! – заплакал он.

Узкая тропа, петляя по краю обрыва, круто неслась к реке. Шархан навис над ней так, чтобы провожатые его заметили. Пух и Чох замахали из каньона руками. Женщина-оборотень, настигающая Шархана, пугливо заскулила, повернулась и унеслась назад. Жизнь его оказалась вне опасности.

По крутой извилистой тропе он несся к водопаду, мельтеша между кустами, огромными глыбами, выброшенными рекой на берег. Сверху, с огромной высоты каньона, низвергалось колоссальное количество воды. От гула водопада и его мощи дрожали горы, огромные глыбы на берегу. Воды Хатанги, клубясь, пенясь, образуя огромные водовороты, набрасываясь на пороги, в лучах солнца раскинув пенистую гриву, взмывали высоко вверх. От взрывной волны водопада образовывался сильный крутящийся ветер, который на сотни метров поднимал над каньоном водяную пыль, орошая скалы, гигантские деревья, растущие на берегах.

Наконец Шархан дотащился до того места, где его поджидали Нух и Чох. Только теперь почувствовал, что смертельно устал. Его лицо, руки, ноги были исцарапаны, пальцы ног в сандалиях были отбиты и кровоточили. Шархан в изнеможении прислонился спиной к валуну, купающемуся в брызгах водопада.

– А мы подумали, тебя выкрала женщина-оборотень, – улыбнулся в усы Чох.

Шархан в ответ тоже улыбнулся, с удовольствием потягивая из предложенного бурдюка целительный морс.

– Добрался, смотрю, – улыбнулся Нух.

– Как видите, – не показывая недовольство, сказал Шархан и тоже заулыбался.

– Это хорошо, может быть, в таком состоянии предки пожалеют и примут тебя. Теперь следуй за нами, – велел Чох. – Тебе, если хочешь постичь истину своих предков, придется преодолевать не одно препятствие. Не испугаешься?

– С вами – нет.

– Тогда опирайся на палку, – улыбнулся Нух, – пошли за мной.

* * *

Нух повел Шархана по краю обрыва, откуда с птичьего полета во всей красе открывалась величественная панорама водопада Шах-Шах. Над ним величественно возвышалась священная гора Меру, центр Земли! Выше небесного купола белела ее глава, а на склонах курилось множество огней и гейзеров. Сверху, с головокружительной высоты, в кипящий котел с оглушительным грохотом низвергались огромные каскады воды. Над водопадом, перекинувшись с одного берега на другой, величественными дугами в клубах водяного пара блистали семь арок радуги, возвышаясь одна над другой. Воздух был насыщен водяной пылью, которая искрилась мириадами мельчайших бусинок. Солнце возвышалось над жерлом чашеобразного водоворота, куда с вышины низвергались потоки воды, вплетаясь в золотисты снопы солнечных лучей. А лучи, многократно отражаясь от водяного пара, арок радуг и водоворота, сиянием множества красок украшали весь каньон, всю поверхность над ним. Если посмотреть на водопад под другим углом, над бездной нависала не одна, две, семь радуг… а множество воздушных арок. Невероятно, но вдруг на месте одного солнца образовалось три, от которых в кипящий котел нисходили ярчайшие, сияющие столпы света. Они ниспадали сверху вниз под радужные арки, окропляемые сверху ледяными брызгами.

Нух подхватил Шархана под руку и повел по извилистой тропе в тоннель, проложенный под огромным кипящим водяным котлом. Проникли в подземный лабиринт, куда сверху просачивались мелкие водяные струи. Нух решил преодолеть этот подземный проем на воздушных крыльях. Шархан не успел испугаться, как провожатый одной рукой обхватил его за талию – и они полетели. Остановились возле очень узкой лестницы, круто уходящей вверх, под водопад. Здесь тоже стекали ледяные струи воды, которые с головы до ног окатывали их. По мере передвижения вверх сопротивление водяных струй усиливалось. Собираясь в небольшие ручейки, с шипением образуя каскад, струи ниспадали на ступеньки, сбивая Шархана с ног. Если бы часть каскада не скатывалась с краев в пропасть, его бы просто снесло.

Одной рукой Шархан опирался на палку, а другой хватался за полы плаща Нуха. Каждый следующий шаг подъема по лестнице давался все тяжелей. Они преодолели последнюю ступеньку. Неожиданно у Шархана в глазах зарябило. От яркого сияния, исходящего из огромной пещеры, расположенной под водопадом, он чуть не ослеп.

Когда глаза привыкли к свету, у Шархана создалось впечатление, что он попал в волшебный мир ревущей лавины воды, ниспадающей с небес в бездну, солнечного света, сияния, исходящего от потока, и воздушных струй. Пещера была очень большой, влажной и скользкой от речных водорослей, которые зеленым ковром облепили стены. Тут было собрано много древних артефактов: большие и маленькие статуи, прозрачные ларцы с огромным количеством золота, драгоценных камней и всяческих культовых принадлежностей. Свет проникал сквозь плотную завесу падающей воды, как через огромное увеличительное стекло, которое отгораживало их от остального мира. Неумолчный рев водопада отражался от сводов намного сильнее, чем несколько лет назад, когда в одном из своих сновидений Шархан летал над ним…

Ольга Мальцева

Поэт, публицист, детский писатель, поэт-песенник, член Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России с 2014 года. Родилась 4 июня 1951 года на Крайнем Севере, в с. Троицко-Печорск (на реке Печоре). Окончила Ухтинский технический университет. Работала экономистом в «Леспроме» и «Промстройбанке». Первые стихи написала в 16 лет. С 1994 года живет в Санкт-Петербурге. Окончила Высшие литературные курсы. С 2000 года ее стихи публикуются в журналах и альманахах «Петербургские строфы», «Невский альманах», «Русский журнал», «Арт», «Окно», «Гармония», в журналах для детей «Зубрёнок», «Искорка», «Радуга», «Бикинъ» и других. Стихи вошли в десятки периодических и ежегодных сборников поэзии Санкт-Петербурга и Москвы. Победитель и лауреат ряда всероссийских и международных литературных конкурсов.

В 1955 году наша страна еще не окрепла после военной разрухи. Люди жили в тесноте, не хватало квартир, школ и детских садов. Во всех городах и в отдаленных уголках страны строились новые дома, поднимались этажи новостроек.

Дошкольные годы я провела в одиночестве, ожидая папу с работы. Обычно он приходил домой раньше мамы и моей сестры, которая уже стала школьницей. В те годы мы временно жили в маленькой квартире четырехквартирного дома. Мама работала бухгалтером в леспромхозе, а папа – строителем, у него были золотые руки, он все умел делать своими руками.

В нашем поселке у северной реки Печоры, как и во всех глубинках России, электричества в жилых домах еще не было, люди пользовались керосиновыми лампами, в которые нужно было заправлять керосин, вставлять фитиль и протирать стекло, чтобы свет был ярче.

В моем детстве зимы стояли длинные, суровые и очень снежные. Морозы держались под сорок градусов почти три месяца подряд. Папа вставал очень рано и поскорее протапливал печь. Он уходил на работу первым, стараясь сильно не шуметь, и я даже не просыпалась. Затем вставала мама, будила Таню и отправляла в школу. Потом быстро собиралась на работу, а уходя, закрывала меня на замок. Я поднималась как раз в этот момент, вместе со мной сразу просыпалась и серая кошка Мурка, спавшая всегда у моих ног.

Днем приходила мама, и мы вместе обедали. А перед уходом, надевая пальто, она с улыбкой говорила: «Жди папу!»

И я начинала ждать папу. Сидя с Муркой за столом у окна и напряженно всматриваясь в темень, я с нетерпением ожидала появления самого дорогого человека. Я знала, что папа волнуется за меня и постарается прийти как можно быстрее.

Слушая песенки Мурки, я часами наблюдала, как за окном мелькали прохожие, лаяли дворовые собаки и гудели проезжающие грузовики, освещая желтыми фарами темные закоулки двора и пуская обнадеживающие лучи по стенам моей слабоосвещенной комнаты. А когда сквозь вечернюю тьму и непогоду вырисовывался родной силуэт, моему счастью и ликованию не было предела.

Чтобы не напугать меня, папа начинал разговаривать от самого крыльца. Несмотря на трудную работу, он приходил в хорошем настроении и спрашивал меня, как прошел день, во что я играла и как вела себя Мурка. Он поскорее растапливал остывшую за день печь, чистил картошку и варил ужин. Постоянно разговаривая со мной, успевал прочитать мне несколько страниц из детской книжки и нарисовать в моем альбоме птичку, зайчика или собачку. Он угощал нас чем-нибудь вкусным. Для Мурки это были кусочки свежего мяса или рыбы, а для меня ирис «Золотой ключик». Потом мы одевались потеплее и вместе выходили во двор покормить Дружка и насыпать зерна воробьям.

Если мороз начинал крепчать, то ночью нашему Дружку позволялось спать дома. А мне хотелось и всех воробушков впустить в дом. Зимой маленькие птицы, не выдерживая ночного мороза, замерзали на ветвях деревьев и ледяными комочками падали в снег. Бывало, что мороз усиливался до пятидесяти градусов, тогда в нашей квартире замерзала вода, покрываясь тонким льдом не только в ведре на полу, но даже в подвешенном умывальнике.

Когда наступало потепление, папа катал меня на санках по большой центральной улице. Это были незабываемые минуты радости, и я кричала:

– Бегом, с ветерком!

– Держись крепко! – кричал мне папа в ответ, разгоняя санки, и вдруг резко разворачивал их по накатанной дороге, что приводило меня в величайший восторг.

Папа по-доброму относился ко всем ребятишкам и постоянно что-нибудь мастерил для нас: зимой заливал водой ледяную горку, а летом строил качели, ограды и дорожки.

Однажды, прибежав на обед, мама покормила меня жареной рыбой с картошкой и налила чай. Перед уходом, чиркнув спичкой, зажгла лампу на кухонном столе. Я играла за перегородкой, когда она, наказав мне не трогать спички, ножик и лампу, велела ждать папу и, быстро попрощавшись, ушла. Дружок, живущий в будке возле крыльца и обычно приветствовавший всех веселым лаем, на этот раз как-то беспокойно залаял хозяйке вслед.

Мама спешила на работу и торопливо поскрипывала снегом по протоптанной тропинке, справа и слева от которой лежали большие сугробы. Но вскоре она почувствовала жажду, которая становилась все сильнее. Мама невольно замедлила шаги. Некоторое время в ее мыслях происходила борьба: продолжить путь на работу или вернуться домой и выпить воды?

Неожиданно все небо затянулось черными тучами и повалили огромные снежные хлопья. Подхваченные порывами встречного ветра, они стали бить по лицу и застилать маме глаза. Мамина жажда становилась невыносимой, как будто к горлу подступило удушье. Подумав, что в конторе очень хлорированная вода, мама приняла решение вернуться и бегом побежала обратно по тропинке, которую на глазах заметало снегом. Ветер подгонял ее в спину, она так спешила, что, спотыкаясь, дважды падала на колено…

Тем временем, когда мама ушла, я посадила куклу Машу за столик и стала кормить. Мурка, всегда спокойно сидевшая рядом, на этот раз, настороженно округлив глаза, быстро ушла в кухню и оттуда стала тревожно мяукать. В тот момент, когда я пошла на зов Мурки, раздался шум на крыльце.

Мама, добежав до дома, где ее громко встречал Дружок, быстро сорвала железный замок и, вся запыхавшаяся, торопливо вбежала в дом. Сразу устремившись на кухню, она была ошеломлена: на столе возле зажженной лампы клеенка пылала огнем… Быстро плеснув несколько ковшей воды, мама погасила пламя и обессиленно опустилась на стул. Несколько минут она сидела без движения, приходя в себя. А жажда, так нестерпимо мучившая ее всю дорогу, неожиданно отступила.

Мурка, первая учуявшая приближение беды, глядя на нас большими желтыми глазами, еще долго выражала беспокойство. Мне запомнились эти минуты: в квартире стояла пронзительная тишина, и только настенные часы тикали громче обычного, напоминая о быстротечности неудержимого времени.

Я подошла к маме. Она крепко обняла меня, вытирая слезы, и не могла найти слов. Мы обе молчали, постепенно осознавая произошедшее. В кругу обугленной клеенки, которая загорелась от непогашенной, случайно упавшей спички, виднелось почерневшее пятно обгоревшего деревянного стола.

Этот эпизод из жизни в маленькой квартире был не раз пересказан папе и всем родным. Снова и снова мы переживали подробности всей истории, которая, слава богу, закончилась счастливо. Больше нас с Муркой не запирали на замок. С тех пор я научилась сама закрываться на крючок, вставая на цыпочки, пока не подросла.

Летом 1959 года мне исполнилось восемь лет, я окончила первый класс и получила отличные отметки. Наступила прекрасная погода, и я ликовала от радостной новости: мы всей семьей едем в отпуск в гости к папиной сестре тете Клаве!

В июле мы отправляемся на поезде за тысячи километров, проедем путь от города Ухты до Ростова-на-Дону и сделаем пересадку в Москве, столице нашей Родины, которую я видела только на картинках.

Целый месяц мы готовились к поездке. Мама для всей семьи купила новую обувь, сшила нам с Таней летние платья и для себя новые наряды. А папа наводил порядок во дворе и на огородном участке. В июне уже расцвела картошка, зеленели грядки с морковью, укропом и петрушкой, которые я каждый день поливала, помогая папе.

Что может быть прекраснее лета! Благоухают цветы, порхают бабочки и стрекозы, посвистывают птицы, стрекочут цикады и кузнечики – весь мир вокруг ликует и поет, все хотят поделиться своим счастьем.

И вот наступил долгожданный день отъезда. Вместе с другими пассажирами мы стоим на платформе ухтинского вокзала в ожидании посадки. Тепловоз подал сигнальный свисток, и поезд остановился. Я считаю вагоны:

– Раз, два, три, четыре, пять…

Всего двадцать пять вагонов! Такой длинный поезд отправляется по маршруту Воркута – Москва! Занимаем четыре места, и мы с сестрой забираемся на верхние полки – в поезде все интересно: смотрим в окно и на повороте видим зеленый хвост нашего длинного состава.

В первый день за окном мелькают хвойные леса нашей северной тайги. Но постепенно пейзаж меняется: все шире открываются просторы колосистых русских полей с крестами и куполами церквушек на синем горизонте, машут ветвями богатырские дубы, как на картине Шишкина.

Как прекрасна наша страна! Как радостно, что вся семья вместе! Папа, всегда заботливый и внимательный к нам, заказывает обед. Буфетчица приносит из ресторана горячую еду в алюминиевой посуде, в которой все кажется вкусным. А для полного счастья папа покупает нам эскимо в серебряной фольге!

Через день, рано утром, мы прибыли в Москву. Нас ослепило июльское солнце, окружили высотные дома со шпилями, оглушили автомобили, трамваи, свистки и сигналы – все сливалось в единый московский гомон. Это был воскресный день. Мы попали в яркую, праздничную Москву, кипящую и торжествующую новой, возрожденной жизнью.

До отправления в Ростов-на-Дону у нас был в запасе весь день. Мы сразу перешли на Курский вокзал, папа сдал чемоданы в камеру хранения, при себе оставив только самое необходимое. Нам повезло: на вокзале как раз объявили экскурсию по Кремлю и заодно прогулку по Москве-реке.

Вот она какая, Москва! Красная площадь, Кремлевская стена, башни Кремля, бой курантов и горящие звезды!

Папа держал меня за руку. Народу было много, и мы старались не терять своего экскурсовода, она была похожа на учительницу, очень интересно рассказывала об истории Кремля, о Царь-колоколе и Царь-пушке, о героизме Минина и Пожарского, о великом князе Юрии Долгоруком.

Помню, меня удивило, что Москва много раз горела в пожарах, сгорая дотла, я запомнила, что нынешний Кремль был построен заново после пожара 1812 года. Видя перед глазами чудо-красоту Кремля, его расписные храмы и собор Василия Блаженного, будто наяву попадаешь в древнерусскую сказку.

Пребывая в счастливом настроении, мы спустились к Москве-реке и прокатились на катере от Васильевского спуска до университета Ломоносова на Ленинских горах и обратно. Это было незабываемое зрелище: перед нами открывалась панорама всей Москвы.

На Красную площадь и обратно на вокзал мы добирались в метро. Помню первое ощущение на эскалаторе: я держу папу за руку и тороплюсь прыгнуть на ускользающие ступеньки, а лестница-чудесница, о которой я так много мечтала, везет нас в сказочное подземное царство. Значит, мечты сбываются!

Когда мы вернулись на вокзал, до отправления нашего поезда еще оставалось часа четыре. Мы сходили в буфет, и папа позволил мне самой погулять по вокзалу, купить мороженое и ситро.

Но мне так хотелось продлить счастливые минуты этого дня, и я сказала:

– Папа, разреши мне еще раз прокатиться на эскалаторе…

Я же мечтала об этом целый год и уверяла папу:

– Метро совсем рядом с вокзалом, я могу сходить и покататься сама.

Папа понял мое сильное желание и не смог отказать, но серьезно предупредил:

– Будь внимательна и осторожна, держись за поручни. Покатайся недолго, полчасика, раза три вверх и вниз по эскалатору, и сразу возвращайся, мы будем ждать тебя на этом же месте.

Я кивнула в знак согласия и пошла, зажимая в ладошке пятак для покупки жетона, но успела заметить, что мама не одобряет мою прогулку. Поток вокзальной толпы вынес меня в метро и привел прямо на эскалатор. Держась за поручни, я три раза поднялась и спустилась, как и обещала. С любопытством рассматривая огромные люстры и светильники, скользящие ступени и поручни, я озиралась вокруг, наблюдая за людьми, среди которых было много приезжих с дорожным багажом. Настоящие москвичи, легко сбегая по ступеням, отличались уверенной и быстрой походкой.

Я и не заметила, что иду совсем по другому тоннелю с высокими сводами… Поддаваясь течению толпы, я дошла до другого эскалатора, снова поднялась и спустилась. Опомнившись, что обещала папе покататься только на первом эскалаторе, я хотела поскорее вернуться, но толпа опять несла меня по незнакомому тоннелю.

А где же яркие витражи, возле которых я останавливалась? В этот момент я с ужасом поняла, что заблудилась… Вокруг сновали люди, работницы метро дремали под стеклянными колпаками, рядом со мной суетились массы людей, а я ощущала себя в одиночестве, как Робинзон Крузо на необитаемом острове. На меня никто не обращал внимания.

В какой-то момент чувства отчаяния, стыда и обиды захлестнули меня, к горлу подкатил предательский комок, в висках застучало… Я была в растерянности, думая только об одном: «Как же мне выйти к вокзалу, где меня ждут мама и папа? Наверное, они уже волнуются за меня». Невольно мне вспомнился дядя Стёпа, добрый милиционер из детской книжки. В метро я видела милиционеров, но все они были серьезные, занятые своими делами, и у меня не хватало смелости обратиться к ним.

Перед глазами мелькали люди, стены, колонны, кафельные плитки… Но где-то же должен быть выход в первый тоннель! Снова и снова я шагала туда и обратно под незнакомыми сводами. Это было наказание за мою беспечность и рассеянность в таком опасном месте, как московское метро, наверное, самое большое в мире! Скорее всего, я попала в кольцевой тоннель и заплутала в нем.

Вечером в метро становилось слишком многолюдно и душно, но больше всего меня мучила совесть: «Я же подвела папу! Он верил, что я не пойду гулять по метро, иначе бы не отпустил меня. Он всегда мне доверял!» Да я и в самом деле не собиралась идти в глубь метро.

«Надо сосредоточиться и вспомнить весь пройденный путь. Где же я по ошибке свернула в сторону?» – мысленно говорила я сама с собой.

В который раз проходя один и тот же путь, я встречала яркие витражи и мозаичные картины на стенах, но больше не останавливалась и не рассматривала их.

«Я должна найти выход, должна! Надо очень внимательно пройти еще раз!» – строго приказала я себе.

В памяти осталась картинка: будто собравшись в кулак, как все пять пальцев перед боем, с широко раскрытыми глазами, сосредоточенная и серьезная, я иду по подземному лабиринту метро с уверенной надеждой – выйти.

Наверное, я заслуживала вознаграждения за все переживания… Сердце мое учащенно забилось, я не верила своим глазам: каким-то чудесным образом я вышла в первый тоннель! Хорошо, что спешащая толпа не занесла меня в какую-нибудь электричку, тогда меня пришлось бы долго разыскивать. Осталось странное ощущение, будто кто-то невидимый поддерживал меня в трудные минуты, не дал впасть в отчаяние и помог выйти из тупика.

Я скорее поспешила на вокзал, ведь, пока кружила по метро, пробежало более двух часов вместо обещанного получаса. Родители уже всерьез волновались за меня. Мама меня отчитала. Я стояла молча, понимая вину. Папа успокаивал маму и старался под держать меня, видя все переживания на моем лице.

Наконец мы благополучно сели в поезд. День закончился, и в вагоне все легли спать. И все-таки это был удивительно счастливый день! А о том, что заблудилась в метро, я никому не сказала.