Текст книги "Свободное лето. Стихи и проза"

Глава из романа «Я сама»

Меня в 7 лет привезли из Сибири в маленькую деревеньку в Тамбовской области, недалеко Белоруссия, Украина, после войны много выходцев из этих республик поселилось в наших городах и сёлах, речь получалась на смеси языков, да ещё и местечковые выражения. У меня было полное ощущение, что я попала в иностранное государство. «В некотором царстве, в некотором государстве…» А вместо «Г» говорили «ГХ» с придыханием. Сейчас, может, так и не говорят, а тогда я была в полной растерянности. И очень боялась, что начну так же говорить, как они, по-деревенски.

Первое время мне многое переводили, зачастую жестами или показывая вещь, о которой шла речь.

Вот, к примеру, как вы переведёте такую фразу – нашла её уже сейчас на просторах интернета и сразу вспомнила проживание в деревне, записала себе на память. Многие слова забылись, но кое-что всё же помню с тех далёких времён. К примеру, вот такая фраза: «Поджанилси я к энтой Акулине в Филоново, бабёнка гладка, приглядчива, меркую, чево не пожаниться? Дела маладая. Но скипердова баба оказалась, толькя утор глянеть, вона ще от грубки не отошла, ище худобе ничаво не наваракала, а уже талдычить, то таньги нема, то одежа не та… Ох билси я с ней, скубалси, и убег сюды, к тётке на хутор, нехай калганом своим провернеть, как одной на базу топтаться…»

Ну как тут понять, о чём речь? Разве это красивый литературный русский язык? В семь лет я уже прочитала много книг, и не только детских. Ох, и намаялась я с этим местечковым языком, пока до меня дойдёт! Без конца всё переспрашивала. Стали поговаривать, что «внуча у энтих, шо на бухре, малёк колчушка, не в себе, девка приглядчива, но ништо не понимат, сразу не доходит до ей». Однако удивлялись, как же девчонка умудряется учиться на пятёрки? Потом только додумали, когда я уже научилась «по-ихнему гуторить», что я их речь просто не понимала. Но, хотя и прожила я в деревне 4 года, умудрилась сохранить свою сибирскую речь, которая считалась самой литературной, освобождённой от местечковых диалектов. Хотя и в Сибири тоже были «свои» словечки: «лывой» местные называют лужу, «гомонком» – кошелёк, «ёжиками» – тефтели, «толчёнкой» – картофельное пюре, «шанежками» – булочки, «пимами» – зимнюю обувь, валенки, «околотком» – район населённого пункта, «кульком» – пакетик с чем-нибудь. А теперь напишу вам перевод фразы про Акулину: «Женился я на Акулине из Филоново, бабёнка в теле, красивая, думаю, почему не жениться? Дело молодое. Но скандальная баба оказалась, только настанет утро, она ещё от печки не отошла, ещё скотине ничего не наварила, а уже пеняет мне, что денег не хватает, и одежда ей не нравится. Ругался я с ней, спорил, и убежал сюда, к тётке в хутор, пускай головой своей подумает, как одной хозяйство вести». Спасибо, в интернете привели в пример такую фразу, я ведь многое уже забыла.

В деревню приехали к вечеру. Странные комнаты были в доме. Наружная дверь открывалась в сенки – маленький узкий коридорчик, он вёл налево к горнице, прямо – на задний двор, в хлев, к скотине, направо открывалась дверь в кладовую, своеобразный карцер для нашкодивших ребятишек и место хранения продуктов и ненужных сию секунду вещей, которые годами лежали потом позабытыми в кладовке. В горнице правую половину комнаты занимала русская печь с полатями, большой дубовый стол с четырьмя длинными скамьями вдоль четырёх сторон стола. Скамья у стены тянулась от угла и доходила до входной двери. На ней можно было присесть, входя в горницу, разуться, положить вещи, принесённые с собой, или повесить на заботливо прибитые крючочки. В переднем углу слева, над столом, висела полочка с образами-иконами в окладе – божничка, перед иконами на трёх почерневших цепях висела красивая чашечка – лампадка с маслом, этакий домашний вечный огонь. У нас в городе такой был в сквере перед театром. Иконы я видела впервые «живьём», до этого – только в кино, в книгах и журналах. Я с интересом разглядывала эти странные картинки. Маленькие потемневшие портреты дяди с бородой и тёти с ребёнком, а вокруг них – оклад, то есть много-много мятой с узорами «золотинки», так мы во дворе почему-то называли серебристую фольгу от шоколадных конфет. За этими иконами на полочке прятали документы и все ценные бумаги. «А ну, скакни, сховай за божничку докУмент».

В дальнем углу стояло непонятное сооружение: колесо на подставке и палка, которая заканчивалась доской, похожей на разделочную. Это оказалась прялка, как я потом узнала. В глубине горницы открывалась дверь в ещё в одну комнату – светёлку, которую назвали «энта изба». Там стояла большая двуспальная кровать с пирамидой огромных подушек, уложенных друг на друга, высотой почти до потолка. Кровать накрыта вязаным покрывалом с подзором, а сверху на подушках ещё и накидушка кружевная. С этими вязаными изделиями я была хорошо знакома – приходилось вязать дома, помогать матери подрабатывать; даже отметила про себя, что у меня узоры получались красивее.

Старинный кованый сундук, обитый железом с узорами, с большим амбарным замком, дубовый резной комод. На окне стояли кринки с молоком, цвела ярко-красная герань в горшочке. Ощущение было такое, будто я попала в киношную сказку. С дороги я так устала, глаза слипались, и я мало что рассмотрела.

Меня уложили спать на большой сундук рядом с кроватью, на которой спали дед Тимофей и баба Настя. Перед сном мне дали кружку молока с хлебом, но сил не хватило на еду. Баба Настя прижала меня к себе, поцеловала, помогла забраться на сундук, укутала одеялом из лоскутков разноцветной ткани – «печворк», это я в «Работнице» дома вычитала. Несмотря на свой длинный рост, я помещалась на сундуке, даже вытянув ноги, такой длинный оказался сундук. Сундук напоминал мне картинки в сказках Пушкина.

Утром я проснулась от звука открывающегося окна. Гулко звякнула щеколда на створке. В окно заглянула озорная физиономия белобрысого веснушчатого мальчишки чуть старше меня.

– Привет! Я Лёшка, твой тутошний дядя! Как почивала на новом месте?

– Привет! Ты – дядя? Чё ты врёшь! Не дорос ещё до дяди! Разве такие дяди бывают?

– Быват всяки, – авторитетно и солидно заявил он, шмыгнув носом и утирая нос рукавом рубашки. – Твоейная матря – моя старшая сестра. Я табе вишню приволок!

– А что такое почивала?

– Ну, эта! Спала, значится, – снова шмыгнул носом мой сопливый дядя.

Я достала из-под подушки носовой платочек, обвязанный кружевом, вчера перед сном сама положила. Протянула ему.

– Шо це таке? Штой-то? Финтифлюшка кака-то!

– Платок носовой. У тебя насморк.

– Чаго? Мудрёно буровишь, гутаришь, значится. Утиральник, чи шо? Насморк – када сопли текуть?

– А-а-а! Нормально! А чё ты так смешно говоришь?

– Нормалёк я хгутарю. Энто ты как хгородская барышня буровишь! Выпендривашься.

– Да нет! Я просто так разговариваю, грамотно, как в книгах пишут. По твоему не умею!

Он протянул мне через окно миску с большими ягодами почти чёрного цвета, больше похожими на сливы. Я недоверчиво взяла миску, маленький тазик по-нашему. Разыгрывает меня, что ли? Разве такие большие вишни бывают? И это всё мне одной? Или он на всю семью принёс? Надо другим оставить. К такой щедрости я была явно не готова.

Мне дома доставался маленький кусочек сладости, да и то по большим праздникам. Чаще это было яблоко, зелёное и сморщенное – другие в Сибири не растут. А на рынке всё дорого. Осторожно попробовала одну вишню. Ух ты, какая сладкая и вкусная, да сочная! Сок так и брызнул во все стороны! Я аж отпрыгнула! Угваздаюсь сейчас, влетит! Потом уже, много позже, в юннатском кружке Дома пионеров, поняла, что это черешни были. А они всё вишней называли – и вишню, и черешню. До сих пор вишни я пробовала только кислые.

Мне очень понравились Лёшкины вишни-черешни. Сразу прониклась к нему симпатией и доверием. Больше я нигде таких вкусных и сочных ягод не ела. А голова из окна исчезла, занавески задёрнулись и створки окна сами собой прикрылись. Мне стало смешно. «Мужичок из табакерки» – похожую сказку я тоже читала.

Оглядела себя. Вечером бабушка нарядила меня на ночь в кофту и сарафан ниже колен, «альняной». К длинной юбке я не привыкла и запуталась в ней. Какие-то они серые, застиранные, что ли? «Надо будет прокипятить с хозяйственным мылом и содой», – деловито подумала. Потом выяснилось, что хозяйственное мыло – большая редкость в деревне, все пользовались щёлоком – смесью золы с водой. Мыло надо было покупать «за деньгу у хгороде» после продажи на рынке всего, что накопили в хозяйстве: сливок, сметаны, масла, яичек, шерстяных ниток, домотканого полотна, плетёных корзин. И стирали прямо на речке, на деревянном мосточке, деревянным валиком и колотушкой. А одежда на мне была просто неотбеленная, натуральная.

Утро в деревне начиналось загадочно. Не оставляло впечатления киношности. Заглянула в светёлку баба Настя.

– Проснулась, мила внуча? О, у табе вже Ляксей побывал? Смотался вже в сад, вишен набрал, табе приволок? Млодец, приволок хгостинчик племяшке!

– Доброе утро, бабушка! Правда, он мой дядя? Смешно! Маленький такой и уже дядя!

– Та вон старшей табе на четыре роки. Последыш наш. Шебутной! Подымайсь, на столе свежая молоко, вечорошний хлебец. Вчерась только спекла. Покушай!

– Спасибо, бабушка. Какая вы добрая и ласковая! Как в сказке!

– В табе хватает могутов (сильная усталость), ходить ходью не смохгёшь (быстрое передвижение). А то пошла бы со мной. Анадысь (давича, вчерась) приехали «скрыхготником» (поездом), так намаялась, поди, сердешна!

– Я могу пойти! Сейчас оденусь, бабушка.

– Сёдни чичер. Анадысь (недавно) затеялся.

– Чичер – это кто? Он куда затеялся?

– Та дош мелкий. Ты не колхготись (суетись, не беспокойся)! Убора (одежда) твоя сохнеть. Покесь одень чуни (лёгкая высокая и мягкая обувь для дома, сшитая из толстого войлока). На вот. Садись.

Я уселась на скамью у стола, поболтала ногами, чуни соскользнули и свалились на пол.

– Подымайсь, умойся, утирка вон тута висит. – Показала на полотенце. – Уберёшься (нарядишься) – поешь, на окне махотка (глиняный сосуд, крынка) с молоком. Та возьми утиральник (носовой платок), не шмыхгай носом.

– А я свой платок Лёшке отдала, а то он рукавом утирается.

Я взяла веник у печи и стала подметать. Бабушка, подперев голову кулачком, с улыбкой смотрела на меня.

– Чудно ты хгуторишь! Пошто ты затеяла приборку?

– Так вы же мне сказали – уберёшься, поешь.

– А, буробишь по-хгородскому, не понимашь по-нашему-то! Адеялку складать надоть, схоронить за печкой.

– Бабуля! А зачем одеяло хоронить надо? Оно вроде ещё хорошее, тёплое.

– Так шош, валяться буде? Сховать надоть. Хочь в шуфлядик (шкафчик) у комоду.

– А, спрятать? Понятно! А я думала – хоронить.

– Та я ж и хгуторю – схоронить.

– Бабушка! Схоронить – это значить похоронить мёртвого, закопать!

– Хгосподь с тобой! Окстись! Ты вот шо! Што помыть (постирать), али самой купаться (мыться), так в субботу баньку стопим, килешом (голой) скупашься. Летось банька не топиться. Али схочешь, печа счас истопится, табе в печи скупам. Печу с благовещения топить будя, а сёдни для табе стопим, шоб скупать табе посля дорохги.

– Ого! Как в сказке баба Яга в печь сажала? Я картинку такую в сказках видела. Она, что ли, его искупать хотела? А я думала, она его запечь и съесть хочет. А как же я там мыться буду? Там ведь тесно и грязно.

– Тю, скаженна! Запечь! Нешто можно дитятко есть! А в печи кака ж хгрязь, я ж драю ё, хлеб тама пеку. Та и купать Ляксея, та и табе станемо.

– Так в сказке баба Яга его съесть грозилась. А килешом, это как?

– Снять убору надоть, шош, у одёже купаться?

– Это значит раздеться надо? Килешом, это раздетой?

– Ух, кака ты непонятна! Нашкандыбают табе робяты за то.

– Бабуля, мы по-другому разговариваем, я мало что понимаю у вас.

– К вечеру холоднеет. Энта изба холоднее. Залазь вечор на печь, к бабке Арише под бок.

– Как вы смешно говорите! Вроде и по-русски, а я половину не понимаю.

– А мы по-иному баять (говорить) не обучены, привыкнешь ни то. Ишь, смЕшна кака! Веселушка!

Я и правда, посмеивалась, прыскала в кулачок над смешными словами.

– Нонче куды схочешь бечь? Куды надоть – анатось (пусть) Ляксей кажет (показывает), а счас куды подалси (пошёл) – леший знат. В брательника (двоюродный брат) давеча лисапет купили в магАзине. Евоный (его) таперича лисапет-та, так Ляксей усе дни там прападат.

Пока я ела вкуснющий ароматный хлеб и запивала очень густым и вкусным молоком, бабушка прибирала со стола оставленные кем-то, может, Лёшкой, деревянную тарелку, кружку. Убрала огромный блестящий самовар. Протёрла стол. И всё приговаривала. Забавно было её слушать. И непонятно, но очень красиво звучало. И молоко, и хлеб показались мне очень вкусными, я таких никогда не ела. Вчера вечером я так и не съела то, что мне поставили, очень хотелось спать.

– Завтри развиднеться (погода наладится), вёдро (солнечная погода) буде, сходим ув хгости. Поедемо к матре моей. Запряхгём повозку (телега), сберём торбу (мешок), шабол (сумка, баул) с хгостинцем, хгомонок (кошелёк), та и поедемо чрез хгай (дубрава). У лесе тама много бортей (улей в дупле), може и улей спомам, в торбу сложимо. Яхгод опять вже полно, можно посбирать.

Приговаривая скороговоркой, бабушка очень споро убирала со стола, стол поскоблила большим острым ножом, протёрла мокрой тряпкой. Надо запомнить, мне, скорее всего, придётся это дело. Дома все дела по уборке были моей обязанностью.

– А сёдни я уладаю (справляюсь) с овечками, счас в овчарню схожу, а потом ув махгáзин сходимо. А счас нéтути времячка с тобой хгуторить (говорить). А потом у хгорОд (огород) надоть, пока дош зовсим (дождь) не пошёл, морквы (морковь) натаскашь, бурак (свекла) запечём, барабулю (лук) надёргам и сморщ (борщ) свархганем.

Я не стала расспрашивать, что означают все эти забавные слова, взяла кружку и пошла полоскать её в тазике, как это делала бабушка с Лёшкиной кружкой. Бабушка проследила с удивлением за моими действиями, всплеснула руками, почмокала губами.

– Ай, как хгарна дивчина! Помощница кака.

– Да я ж не барыня какая, чтоб за мной кто-то убирал. Я привыкла дома сама убираться. Я помогу вам. Вы только расскажите и покажите мне, что делать и как.

– Надоть щё с хгорОда убрать комарей (мелкие лесные муравьи), хоря (крот), крёт (медведка (насекомое). Крыцу потравить (крыса), а то к худобе (скотине) заберутся. Вот сёдни усё переделать надоть. Табе не по силам будя.

– Я сильная! Дома и воду таскала, и уголь. Вы скажите, что делать. Я не очень вас понимаю пока, но научусь, Степанида Васильевна говорила, что я схватываю на лету.

– Хтой-то Степанида?

– Это учительница моя в городской школе.

– Образить (привести в порядок) тя счас надоть. Бежи (беги), полвик (самотканое матерчатое полотно-дорожка для застилания пола) вытряхни, раз затела приборку. Дóшжу пока нетути, перестал. Таперче зачиняй (закрой) дверь, замкнём хату (закроем дверь), та и пошкандыбали (пошли), коли со мной пийдешь.

– Дверь сломалась, да? Как зачинять дверь? Я не умею чинить дверь. А шкандыбать – это как?

– Та не, справна вона. На щеколду зачиняй! Ногами шкандыбать. Кака ты непонятлива.

– Я с вами пойду, можно? Я ж не знаю здесь ничего.

– А схочешь, так и айда (пойдём) со мной, в овчарню.

– А в овчарне вы кого, овчарок выращиваете. Питомник для собак у вас, да?

– Тю, скаженна! Каки собаки? Овцы, дитятки ихние – ягнята в овчарне-то!

– Ой, маленькие ягнятки? Я никогда не видела овец и ягнят.

– От дики каки! Овец не баяли! Та не изхгваздайся (испачкайся), а то бабка Ариша, по тайности сказать (по секрету), дюжа нравная.

– А баба Ариша, это кто? Она тоже здесь живёт?

– Так матря енто Тимоши. Счас к внучам пошкандыбала. Ежели што, шумни мне (позови). Прийду, та мушную (из муки) кашу табе свархганю. Али со мной?

Я как в другое государство попала, а то и на другую планету – вроде всё, как на Земле, а как-то не так. И слова русские, а не понять ничего. Я слушала бабушку, открыв рот, и чувствовала себя абсолютной дурой! Что значит, адеялку складать и схоронить? Зачем одеяло хоронить? Потом в школе узнала, что рядом Украина и Белоруссия, братские страны, у них свой язык, а люди общаются, ходят в гости, да и семьи у многих общие часто, многие слова друг у дружки перенимают. Потому и слова незнакомые. И говорят, получается на смешанном русско-украинско-белорусском языке. Дед и в армии был в молодости, по стране поездил, говорил почти нормально, по-городскому, но ему не о чем говорить было со мной – мы почти не разговаривали. Он частенько сидел на печи, свесив длинные худые ноги с синими жилами, да покрикивал на бабку Настю. Бабка Ариша только приказывала, показывая скрюченным пальцем! Лёшка носился неведомо где по своим мальчишеским делам. Поговорить можно было только с бабой Настей, но ей всегда было некогда – очень уж много дел у неё!

Через неделю я уже ориентировалась в разговорных фразах местных жителей и не так часто попадала впросак, как в первые дни. Разговор с бабой Настей в первый день приезда в деревню я попробовала вспомнить как можно подробнее, со всеми местными особенностями. Может, и не точно вспомнила, ведь когда это было! Кстати, многие слова сохранились в моём лексиконе до сих пор. Нет-нет, да и выскакивают!

Лариса Смагина

Сеанс практической магии

Поначалу они приходят и ждут чуда. Не верят в него, но ждут, что всё, что произойдёт, обязательно их убедит – чудеса есть, и, если они заплатят, эти чудеса станут их собственностью. Потом они убеждаются, что всё – правда, и пугаются. Или наполняются счастьем и безграничным доверием. Нужно только их убедить и немножко поколдовать.

На сегодня остался последний клиент. Так, что там, в предварительной записи? Ага, мужчина, зовут Ярослав. Впервые. Ну что ж, отлично.

Сима оглядела комнатку своего салона магии. На небольшом и неудобном круглом столе посередине – обычная атрибутика, всё, что может пригодиться в работе: тяжёлый и пока безмятежно прозрачный хрустальный шар, рядом колода карт Таро, пригоршня тонких чёрных свечей, узкий устойчивый канделябр, овальное зеркальце, небольшой кинжал. Чаша с водою налита, всё в порядке и готово к приёму. Есть даже совсем недавно насушенные небольшие пучочки трав, которые сейчас гирляндой висели над входом в целом аскетично обставленной комнаты салона. Больше никакого хлама, всё ненужное только отнимает внимание и энергию, а значит, мешает работать.

Сима заглянула в зеркальце, поправила и без того безупречный скандинавский локон, подмигнула своему синеглазому отражению и с улыбкой отложила зеркальце в сторонку. Готова.

Внешность Ярослава никак не соответствовала его голосу. И проблеме, с которой он пришёл. Вообще, всё как-то не соответствовало, и Сима оживилась. Гудящий и раскатистый баритон, обещающий высокого дородного красавца, в реальности рождался в груди щуплого, крайне неприятного субъекта ростом с табуретку и возрастом «хорошо за пятьдесят». Он стремительно порыскал по комнатке глазками, оглядел Симу, после чего взобрался на мягкое кресло с ногами и молча уставился в хрустальный шар. Сима тоже молчала. Смотрела в стекло шара, где отражались искажённые и вытянутые тени, и ждала.

– Мне нужно с ней поговорить! Я так больше не могу! Она умерла!

Отлично, мужичок-с—ноготок отмер и сейчас расскажет, зачем пришёл. Но Ярослав снова впала в созерцание.

– Она была для вас, безусловно, важна, но чем я могу помочь? Хотите с ней поговорить?

Его мутный взгляд перекочевал с хрусталя на канделябр.

– Она зарыла это и умерла. И я теперь не могу найти никак! Как? Как мне отыскать, там всё, что у нас было, всё, что удалось…

Он внезапно очнулся, посмотрел на Симу с недоумением и опаской.

– Не беспокойтесь. Мне не обязательно знать, что мы будем искать, главное, что для вас это важно; просто закройте глаза и представьте этот… клад, представьте, что держите всё это в руках, а я пока начну…

– А что, можно вот так запросто с ней поговорить?

– Ну не запросто, конечно, но можно попробовать… Иногда душа ушедшего приходит к нам в образе насекомого или птицы, даёт нам знак…

– Да, давайте же, что нужно делать?

Мужчина оживился, заёрзал в кресле, путаясь в его чехле.

Сима мягко покачала головой.

– Вам нужно мне сказать имя, ненадолго закрыть глаза и вспоминать её. Какой-то момент, очень важный для вас обоих… И не пугайтесь, я подойду к вам очень близко, мне нужно будет прочесть ауру и вашу память о…

– Геля. Её звали Геля. Как мою маму…

– О Геле. Всё будет хорошо, я сейчас готовлюсь к таинству, а вы – вспоминайте.

Свечи зажжены, пары будет достаточно, верхний свет можно погасить. Музыка – отлично, космоэнергетика с прошлого сеанса сюда тоже подойдет. Это был самый любимый Симин момент. Она читала нараспев слова заговора, постепенно погружалась в таинство и чувствовала, как копится и уплотняется энергия вокруг. Как начинается сонастройка, и – наконец-то – ожидаемые чудеса. Сима, стоя за левым плечом Ярослава, наконец, заметила движение у противоположной стены. Кивнула удовлетворённо, осторожно тронула мужчину за руку. Что ж, а вот и Геля…

Маленькая ярко-белая бабочка появилась, словно ниоткуда. Затрепетала над столом. Потом, словно движимая неведомой силой, направилась к замеревшему мужчине, села на запястье, застыла. Сомкнула крылышки. Легко взметнулась, запорхала у его груди. Ярослав перестал дышать.

– О чём вы хотели спросить у неё?

Он молчал. Бабочка, словно пьяная, запорхала вверх и вниз и неожиданно затерялась в темноте противоположного угла. И тут его прорвало. Обернувшись, схватил Симу за руки, и, преданно глядя на неё снизу вверх, зачастил:

– Она зарыла всё где-то на даче, но теперь, когда я уверен, что она меня любила, оставлю всё, как есть. Пусть всё остаётся, как есть. Спасибо, спасибо огромное, теперь, когда я снова уверен, что она любила меня, я могу снова… Снова…

Он отпустил, наконец, Симины руки, схватил себя за голову, ероша реденькую шевелюру. Зажмурился. Сима спокойно обошла столик, села в своё креслице, закрепила свечку в канделябр.

– Геля была моим самым любимым ретривером. Она всегда! Всегда была рядом со мной, но однажды стащила и закопала где-то на даче всю коллекцию альчиков, которую мы с нею собирали с тех пор, как она была щенком. В тот же день её сбила машина… Я хотел их найти, оставить у себя в память о ней… Но теперь, теперь я знаю, что она не обиделась на меня тогда, просто дурачилась. И теперь, спустя два года, я, наконец, смогу со спокойным сердцем взять щенка. Я никогда, никогда не думал, что это возможно, что я ещё увижу её, вообще не верил, но вы!

Глаза его заблестели, загорелись, он вскочил с креслица, за ним потащился чехол, зацепившийся за брючный ремень. Он неожиданно схватил со стола чашу с водой и залпом выпил. Сима оторопело приняла у него опустевшую ёмкость, поставила на стол, выдохнула. У неё ещё никто не искал встреч с умершим псом. Хотя… какая разница, для кого совершаются на свете все маленькие и большие чудеса – замечательно, что они просто происходят!

Ирина Кульджанова