Текст книги "На отшибе сгущается тьма"

Глава 9
На отшибе

После окончания школы мне все-таки выдали аттестат, думаю, они хотели поскорее от меня избавиться. Раз и навсегда. Я пошел работать. Сначала в закусочную, потом на фабрику. Но этих денег не хватало, даже чтобы снять комнату. А жить в доме становилось все невыносимее. В зал я уже не мог ходить постоянно, да и внутреннее пламя борьбы угасло, когда я наконец понял, что «битвы с боссом» мне не видать. Я чувствовал безнадежность. Я мог победить любого противника на ринге, но так и не научился защищать себя в его доме, так и не смог дать ему отпор. Бил он меня теперь редко, но если начинал, то его было не остановить. А я никак не мог перебороть свой детский страх и ответить ему. Мама могла хотя бы попытаться остановить его, сделать хоть что-то, но она даже не пыталась, как и всегда. Она никогда не желала менять повседневность, плыла по течению и мирилось со всем, что происходило, делая вид, что счастлива. А Синди, ее он, наверное, бы послушал, если бы она хоть раз попросила его не трогать меня. Но ее сердце было мертвым с самого рождения, а может, его и вовсе в ней не было. Мне даже кажется, что она наслаждалась, когда видела, как отчим наказывает меня или оскорбляет. Так она еще больше чувствовала свое превосходство.

Через год я устроился в мастерскую, хозяин искал сильного, здорового и работящего парня. А я был именно таким. Люк научил меня работать с разными материалами, мы делали металлические декоративные вещи для интерьера, украшения и все, что ему заказывали. В соседней мастерской несколько женщин занимались глиняной посудой, и я стал помогать и им. Платил Люк хорошо, и я начал откладывать деньги. Домой никогда не торопился, поэтому вскоре освоил все, что мог. Но через год Люк прогорел, и ему пришлось закрыть мастерскую и наняться в бригаду строителей, куда он позвал и меня.

Так пролетел еще один год, я уже поднакопил денег, но работать на стройке мне не нравилось. Хотелось вернуться к раскаленному металлу или обжигать в печи глиняные вещи. Это успокаивало, и мне нравилось создавать что-то своими руками. Тогда я стал присматривать себе дом или на крайний случай помещение, чтобы вернуться к тому, что мне нравилось делать. Я чувствовал, что скоро настанет день, когда мне придется уйти безвозвратно, не оборачиваясь.

И этот день настал. У меня был выходной, и я быстро жевал немного подгоревший тост с сыром, чтобы успеть выскользнуть из дома поскорее. Но в кухню важно вошла Синди и села за стол в ожидании, когда ей преподнесут завтрак. Я продолжал усердно жевать.

– Я есть хочу, – сказала она.

Я не ответил, не мое это дело. Но она не унималась.

– Ты что, оглох? Сделай мне поесть.

– Не мои обязанности, – с набитым ртом ответил я. Она скрестила руки и завопила, зовя отчима.

Я быстро встал и хотел уже выйти из кухни, но тут подоспел этот боров и перегородил мне дорогу.

– Что тут происходит? – рявкнул он.

– Пап, я есть хочу.

– Сейчас мать позову, не кричи.

– А еще я хочу пойти покататься на ту площадку.

– Я работаю, мама болеет, завтра сходим.

– А у него выходной, пусть он сводит меня, – приказным тоном сказала Синди.

– Я свожу тебя на площадку завтра, – пролепетал отчим.

– А я хочу сегодня! Ну па-па-а-а, – заныла она своим противным скрипучим голосочком.

– Ладно, отведи сестру на площадку, хоть раз побудь ей братом, – сурово кинул отчим и вперся в меня своим прогнившим взглядом. – И накорми ее, пока мать болеет.

Я сжал губы, но кивнул. Мои планы их никогда не интересовали. Я сделал тост и поставил перед ней все, что было в холодильнике. Но она хотела вафли.

– Я не умею, хочешь вафли – делай сама, – сказал я.

– А я все папе расскажу.

– Тогда я не пойду с тобой.

– Пойдешь. Он заставит тебя, – высокомерно произнесла она.

– Проверим?

Ее лицо перекосилось, глазки сузились, губы превратились в сморщенную губку, но она нехотя намазала на тост варенье и с недовольным лицом съела его.

Мы направились к площадке в сторону парка, я шел, засунув руки в карманы, а она ехала на роликах. Подойдя к одной из улиц, которая вела к заброшенным зданиями, Синди резко свернула.

– Ты это куда? – крикнул я.

– Кататься в парке – скукотища. Все мои подружки ходят к фабрике.

Я ничего не ответил, пусть катается где хочет. Мы добрались до заброшенного здания, которое давно облюбовали подростки. Чем ей приглянулось это место? Куча мусора, стекло под ногами, бутылки и окурки. Но Синди с наслаждением ехала по дороге. Мы вышли на ту самую импровизированную площадку. Никого еще не было, я присел на бетонный блок, а она стала кататься вокруг металлических бочек и импровизированных преград. Мне было скучно, и я стал поддразнивать ее, раскаляя, как металл в печи, все сильнее и сильнее. Она ехала все быстрее и быстрее, пытаясь объезжать преграды и выкручивать передо мной финты. А я все подначивал и подначивал.