Текст книги "Что я натворила?"

Кэтрин наблюдала, как Таш целенаправленно шагает к ней. Она поправила свой кардиган, мысленно подготовив ответы на любые вопросы, которые ее новая знакомая может задать: Не подскажете, как мне пройти в корпус искусств «С»? Во сколько перерыв? Где здесь ближайший туалет? Но все пошло совсем не по тому сценарию, который Кэтрин себе запланировала.

Она видела, какими взглядами провожали Наташу преподаватели и студенты Маунтбрайерз – но той, кажется, было либо все равно, какой переполох она вызвала, либо она просто этого не замечала. На Таш была длинная белая хлопковая юбка и довольно милые сандалии на плоской подошве, которые выглядели так, словно были сделаны из переработанных шин, которые потом покрасили в розовый цвет. Еще более интересное впечатление производила ядовито-зеленого цвета накидка из трикотажа – кардиган ли, свитер? Похоже было скорее просто на накидку, заколотую на плече брошью в виде пышного белого цветка. В коротких каштановых волосах Таш сверкали, по меньшей мере, три заколки с украшенными стразами бабочками. Такие обычно носят девятилетние девочки, но, судя по всему, Наташе это было совершенно все равно: пришла, увидела, надела. Она была поразительно красива, выделялась из толпы и казалась какой-то неземной. Скорее всего, правил Маунтбрайерз насчет формы одежды она либо не знала, либо не позаботилась о том, чтобы их соблюсти. Наташа была такой лучезарной, что на ее фоне блекло все вокруг, и вскоре Кэтрин поняла: это вообще сверхспособность Наташи. Она была как лучик света в темном царстве.

– Привет, я Наташа Мортенсен, новый учитель рисования.

Представилась она кратко и по делу.

– Ах да! Я знала, что вы приедете, ну, вернее, не конкретно вы, а то, что у нас новый преподаватель. Приятно познакомиться, Наташа. Меня зовут Кэтрин. Добро пожаловать в Маунтбрайерз!

Кэтрин и Таш пожали друг другу руки и сами смутились от того, насколько скупым выглядело подобное приветствие.

– Спасибо, Кэтрин. Я заметила тебя еще в холле и хочу сказать, что выбрала тебя в качестве своего друга, потому что ты очень похожа на ту, с кем мне хотелось бы подружиться. Ты точно не такая, как все эти пропахшие нафталином мадамы. А как тебе нравится этот Марк-мистер-Мудила-Брукер! Совершеннейший придурок! Он когда-нибудь вообще затыкается, интересно? Открыл рот – и давай чесать. Да все дети уже устали, пока он свою речь толкал, а я вообще два раза чуть не уснула. Мы с ним точно поладим. Вернее, точно НЕ поладим!

Кэтрин была так озадачена откровенностью Наташи, что сперва даже не смогла ничего сказать. Она стала лихорадочно вспоминать, что Марк говорил о новом учителе искусства накануне.

– Очень сомнительная кандидатура, – жаловался он. – Но за нее очень просил Макс Уайттингтон; считает ее лучшей претенденткой на данный момент. Кажется, этот дурак втюрился в нее, и, хотя мне совсем не нравится перспектива брать ее на работу, я не могу рисковать – а вдруг он откажется дать денег на приобретение новых книг в шестую библиотеку. Но если бы все зависело от меня, шла бы эта мадемуазель лесом; я ее видел – совершенно несимпатичная, оппозиционно настроенная лесбиянка.

Кэтрин подумала, что в одном он мог быть прав. Наташа была действительно похожа на лесбиянку, но позже оказалось, что нет. Хотя Наташа явно была далека от эпитетов вроде «несимпатичная».

А тем временем она продолжила:

– Не удивляйся так, Кэтрин! Я такое частенько проделываю. Я выбираю людей, которые будут моими друзьями, и даже если я им не очень нравлюсь, мы остаемся в дружеских отношениях. Сколько я себя помню, всегда так делала и чаще всего выбирала себе друзей по совсем дурным причинам. Спроси Элли Симпсон и Ханну Хартли. Мы еще с начальной школы дружим – до сих пор!

– И по каким критериям ты их выбрала? – спросила Кэтрин, сама не заметив, как перешла на «ты».

– У Элли потрясающая улыбка, и она делилась со мной конфетками, а теперь вообще всегда со всеми чем-нибудь делится, очень уж добрая она. А Ханну я выбрала за ее ямочки и громогласный хохот – она и сейчас так же заразительно смеется! – поделилась Наташа.

– А я?

Кэтрин было любопытно.

– Главным образом потому, что ты похожа на Миа Фэрроу, но более яркая. Кроме того, в тебе есть что-то такое таинственное. И потом, когда я увидела тебя там, в холле, то поняла: ты чувствуешь то же, что и я, – тебе смертельно хотелось сбежать. Ты выглядела так, как будто тебе очень хотелось оказаться совсем в другом месте.

Кэтрин не ответила, крепко сжав губы, чтобы не проговориться. Наташа была абсолютно права: она всегда хотела быть где-то в другом месте. Но… Миа Фэрроу? Кэтрин хохотнула. Она помнила только ту Миа Фэрроу, которую видела в фильмах шестидесятых годов – прекрасную, юную, с внешностью скандинавской принцессы. На такую Кэтрин вполне могла походить. Когда-то. Она восприняла это как комплимент – наверное, так оно и было.

Наташа не унималась ни на секунду:

– Итак, что ты преподаешь, Кэтрин, и как давно? Ты когда-нибудь думала, что такое имя для тебя длинновато? И к тому же слишком формально звучит для кого-то настолько богемного…

– Кейт, – предложила Кэтрин, пытаясь решить, на какой вопрос сначала ответить: что такое «богемный» и хотела бы она быть кем-то богемным? Странно, что Кэтрин так легко вспомнилось, как ее называли в юности, – это ведь было так давно.

– Хорошо, Кейт, да, так намного лучше. Итак, что ты преподаешь, Кейт?

Новая подруга употребила имя женщины целых два раза, словно изучая, как оно звучит, знакомясь поближе.

Кэтрин в смущении прикрыла рот рукой. Ее охватило знакомое чувство: чувство, что она здесь лишняя; ведь Кэтрин не работает в академии.

– Ой! Нет, я ничего не преподаю. То есть, вообще-то, по образованию я преподаватель английской литературы, но никогда по специальности не работала. Планам помешала жизнь – дети и всякое прочее.

Кэтрин хихикнула, но ей совсем не понравилось, как прозвучали ее слова.

– На самом деле я жена того самого Марка-мистера-Мудилы-Брукера, – добавила она.

Большинство людей в этот момент рассмеялись бы, или расплакались, или засмущались, стали бы извиняться и рассыпаться в объяснениях – дескать, это была всего лишь неправильно понятая шутка. Но – и Кэтрин это обнаружила гораздо позже – Наташа была не такой, как все, во многих отношениях. Она положила руки на плечи Кэтрин и посмотрела ей в глаза.

– Тяжело тебе приходится, девочка!

И хотя бы по одной этой причине (пусть потом и появились многие другие) Кэтрин решила, что Наташа прекрасна, и очень обрадовалась, что та выбрала в качестве подруги именно ее.

Остальную часть дня Кэтрин провела в хлопотах по хозяйству – чистила окна в столовой, поливала цветы в зале, готовила канапе на вечернее собрание и ужин для своей семьи. Справившись со всем этим, Кэтрин собрала белье, погладила простыни и аккуратно сложила их в шкаф с постельным бельем, где они будут теперь дожидаться своей очереди. По ее подсчетам, ими воспользуются в среду. Наконец, когда было что-то около половины четвертого, Кэтрин расчесала волосы, воспользовалась парфюмом и нанесла тонкий слой румян на скулы. Затем надела розовую льняную юбку и кардиган, который застегнула на все пуговицы, чтобы выглядеть «женственно и просто», – как раз по инструкции Марка.

Каждый вечер Кэтрин садилась за свой белоснежный туалетный столик, перед огромным трюмо, и начинала приводить себя в порядок. В ее голове постоянно всплывал текст какой-то старой песни, она вспоминала ее уж слишком часто. Звенела, как будильник, который Кэтрин не знала, как выключить:

 
Знай, моя милая, нужно желанной
Быть для супруга всегда!
Только не мрачной и не жеманной —
Может он бросить тогда…
 

Кэтрин прорепетировала перед зеркалом свою коронную счастливую улыбку. Ей приходилось заставлять себя улыбаться почти каждый день, потому что уже очень и очень давно улыбаться у нее не было никакого желания.

Глядя в зеркало, Кэтрин всегда ожидала увидеть, как ее лицо расплывается, словно яйцо на сковороде или часы на картине Дали, стекая вниз по столу и превращаясь в горькую лужицу. И ее всегда удивляло, что лицо все еще на месте, как надо. Вот только улыбка ее подводила: губы улыбались, но глаза в этом спектакле участвовать отказывались, оставаясь неподвижными и испуганными, как бы она ни старалась. Значит, просто нужно постараться еще. Вот тебе и ответ, Кэтрин: постарайся уж.

Глава 4

Пять лет назад

В кабинете адвоката стояла духота, повсюду были навалены стопки толстенных книг, а на стенах висело нечто, что напоминало Кейт рыболовные снасти. Тут было несколько жутко древних удочек и порванный садок – даже маленькая рыбка без труда выбралась бы из него. Подоконники представляли собой кладбище пауков и мух, лежавших на спинках, словно гнилые ягоды. В солнечных лучах, пересекавших комнату, были хорошо заметны кружащиеся повсюду частички пыли.

Кейт почувствовала, как у нее в горле першит от всех этих чешуек и пылинок. Она попыталась закрыть рот, но открыть окно просить не рискнула. Наверное, не стоит пускать сюда грязь и сырость центрального Лондона. Кроме того, ей нравилась царящая в офисе мистера Барнса тишина.

Кейт была на свободе всего три дня и шесть часов. Из положенных восьми лет она отсидела пять и теперь была готова увидеть мир. Самое большое удовольствие до этого дня ей доставляла возможность молчать: в такси, которое везло ее из тюрьмы, в номере гостиницы, где она остановилась, и вот теперь в этом грязном офисе в Найтсбридж, перед тем, кому Марк доверил самое дорогое. Деньги.

Мистер Барнс, адвокат, был явно человеком старой школы: с красным отечным лицом и в извечном твидовом костюме. Вероятно, когда-то даже окончил Маунтбрайерз. Перед такими Марк обычно ходил на цыпочках. Скорее всего, этот мистер Барнс уже пересказал дружкам историю Кейт за бокальчиком пива и кусочком воблы – она определенно была представлена как опасная преступница, страшная женщина, зарезавшая всеми уважаемого и неоднократно награжденного государственными наградами директора школы Маунтбрайерз.

Не все ли ей равно? Лишь до тех пор, пока эти сплетни не дошли до Йоркшира, где жили Лидия и Доминик. Возможность этого Кейт очень пугала.

Барнс надвинул на свой нос картошкой тяжелые очки в оправе золотого цвета и внимательно изучил документы, которые держал в руках. Он читал так погруженно, как будто информация, содержащаяся в этих бумагах, была для него совершенно новой. Впрочем, быть может, так оно и было на самом деле. К тому же так адвокат мог еще раз продемонстрировать свое превосходство – ему были безразличны возможные планы Кейт или то, что та понапрасну тратит свое пребывание на свободе, просиживая лишнее время в его душном кабинете. Барнс, очевидно, был просто счастлив пригласить Кейт к себе в офис и заставить ждать в тишине, пока он думает, что делать с документами. То, что адвокатишка считает ее настолько ничтожной, забавляло Кейт. Только он совсем не знал, что она, в принципе, даже довольна – в отличие от тех, кто сидел в кресле перед ним, у нее не было никаких угрызений совести, ей не нужно было юлить и притворяться. И к тому же у нее была куча времени.

В конце концов мистер Барнс дочитал все документы, убрал их в свой кожаный портфель и снял очки.

– Надеюсь, вы…

Кейт подождала окончания предложения, но Барнс замолчал.

– Да, да, – ответила она.

– Замечательно.

Он улыбнулся, показав пожелтевшие зубы. Они показались Кейт похожими на бивни. Вкупе с его общим обликом человека-моржа это адвокату очень подходило. Она терпеливо улыбнулась бессмысленности их разговора.

– Так вот, Кэтрин… – продолжил мужчина.

– Кейт, если можно, – поправила женщина.

– Простите? – не понял Барнс.

– Я больше не Кэтрин Брукер. Собственно, никогда ею и не была; так меня называл Марк. В детстве все звали меня Кейт или Кейти, а Кэтрин – это то имя, которое придумал для меня муж. Он лишил меня всего, даже моего собственного имени. Но теперь я снова Кейт, а моя девичья фамилия Гавье. Я больше никогда не буду Кэтрин Брукер.

Мистер Барнс в изумлении уставился на милую женщину, сидящую перед ним. Он вытянул шею, снял очки, выпятив нижнюю челюсть, – чем еще больше себя изуродовал. Без сомнения, он думал, что она совершенно чокнутая, одна из этих чертовых феминисток, которые борются за равенство женщин и мужчин. Во времена его молодости женщины замужеству радовались и фамилию мужа носили с гордостью.

– Как бы там ни было, принципиального значения это не имеет, – нахально произнес он.

– Для вас наверное. – Кэтрин пропускать издевательства адвоката мимо ушей не собиралась. – Но для меня это очень важно, так что называйте меня, пожалуйста, Кейт.

– Хорошо. Могу я двигаться дальше?

– Пожалуйста.

Она кивнула.

Мистер Барнс снова надел очки и перевернул документы. Это было сделано настолько подчеркнуто театрально, что Кейт улыбнулась.

– Кейт.

Ее имя адвокат практически прокричал, видимо пытаясь показать, что запомнил.

– Марк Брукер оставил вам приличное состояние. Ему выплачивались неплохие субсидии, но также ваш супруг был достаточно осмотрителен, чтобы застраховать свою жизнь, сделал еще пару вкладов, которые мы востребовали от вашего имени. Однако в вашем случае речь идет об обстоятельствах, с коими я раньше никогда не сталкивался. Между мною и страховой компанией было много дискуссий, и, я признаюсь, мне даже пришлось обратиться за советом к моим коллегам, но, похоже, теперь все разногласия улажены.

Кейт кивнула. Тон Барнса был более чем обвинительным, да ей и самой было странно, что, будучи убийцей мужа, она получит ту сумму, на которую была застрахована его жизнь.

– Если бы речь шла просто об убийстве, все было бы иначе, однако при тех обстоятельствах, что мы имеем, я обязан сообщить вам, что сумма, на которую вы можете рассчитывать, составляет…

По тому, как Барнс подчеркнул слово «обязан», Кейт поняла все сразу.

Оторвав руки от документа, который немного приклеился к его пальцам, адвокат перебросил его через стол. Написанные кривым и толстым почерком цифры были в масляных пятнах от курицы, которую Барнс ел на ланч. Судя по общей «опрятности» этого человека, он и после похода в туалет мог запросто не вымыть руки.

Взгляд Кейт мгновенно метнулся к нижнему правому углу, где были цифры. Общая сумма складывалась во что-то немногим меньше миллиона фунтов. У Кейт засосало под ложечкой от изумления. Она понятия не имела, как Марк сумел скопить столько денег. Ей казалось, что у нее пересохло во рту. В голове женщины крутились мысли, как эти деньги можно было потратить с пользой для Доминика и Лидии…

– Не ожидали, Кейт?

И снова адвокат едва ли не выплюнул буквы ее имени.

Она кивнула и пожала плечами, не зная, что еще сказать. Сидя в тюрьме, Кейт почти не думала об этих деньгах и уж точно даже не представляла себе, что сумма окажется настолько гигантской. Впрочем, жизнь с Марком и разлуку с детьми ей даже миллиард фунтов не компенсировал бы. Кейт бы отдала все, до единого пенни, чтобы увидеть сейчас своих детей.

Женщина встала, дав тем самым понять, что ее время истекло.

– У вас есть планы на эти деньги? – произнес Барнс все так же резко.

Его вопрос Кейт сочла нахальным и неуместным. Какое ему дело? Ей очень захотелось ответить: «Да, собираюсь приобрести особнячок в Кемптоне!»

Но Кейт не стала хамить в ответ, а лишь спокойно произнесла:

– Ну, сначала мы с моим сыном и дочерью съездим куда-нибудь – только мы втроем и солнце над нашими головами. Мне уже не терпится. Спасибо, что спросили, мистер Бернс.

– Барнс! – прорычал адвокат.

– Принципиального значения это не имеет, – уходя, бросила Кейт через плечо, счастливая, что покинула наконец это жуткое помещение.

* * *

Кейт лежала на кровати в своем номере и смотрела в потолок. Где-то внизу шумел Лондон. Женщина скрестила ноги и задрала их на стену. Она пошевелила пальцами в своих мягких серых носках – это была одна из тех маленьких мелочей, которые ей нравились в новой жизни. На маленьком подносе рядом стояла чашка чая «Эрл Грей» и блюдце, на котором лежало миндальное печенье с кунжутом. Кейт накручивала на палец шнур от телефона: как здорово – можно просто взять трубку и набрать любой номер, можно встать и открыть окно, можно даже выйти за дверь.

– Привет, Йоркшир, мы готовы!

Когда к телефону подошла Франческа, Кейт заволновалась.

– О боже, Фрэн, я поверить не могу. Как это будет прекрасно, хотя, честно говоря, я была бы рада отправиться с детьми куда угодно – хоть в Блэкпул, Уэстон-сьюпер-Мэр, да хоть на Марс. Конечно, еще шикарнее от того, что мы будем там, где много солнца, но самое главное – мы сможем наконец поговорить. Поверить не могу – я скоро их увижу, моих крошек! И знаешь, что самое прекрасное? Просыпаться и засыпать, зная, что где-то рядом спят твои детки. Сколько лет я не могла себе этого позволить! И вдруг – вот: как будто все праздники наступили разом…

– Кейт…

– Скажи им, что я купила все кремы, какие только можно; и даже больше. Лидс же всегда очень быстро загорает, без проблем, а вот Дом обычно начинает облезать. Но я накупила столько всего, что хватит на целый отель, – продолжала говорить восторженная Кейт.

– Послушай…

На этот раз голос Франчески звучал уже более резко.

– Знаю, знаю. Я несу какую-то чушь, Фрэн, но не могу с этим ничего поделать! Я так взволнована! Я же рассказала тебе, когда рейс? Я же не забыла, да? Мне так хочется увидеться с ними до отлета. Наверное, сниму номер в «Гатвике», и тогда Лиди и Дом смогут приехать вечером накануне или рано утром, чтобы у нас было несколько часов до самолета…

– ОНИ НЕ ЕДУТ.

Франческа произнесла эти слова по слогам, словно говорила с иностранцем: громко и чрезмерно акцентируя каждую букву.

– Да? Ну и ладно. Это я так, в порядке бреда предложила. Тогда я их встречу в аэропорту – может, так даже лучше будет. Им будет проще, если вокруг будет много людей, отвлекутся хоть как-то. Тогда мы сможем просто побыть вместе, и к тому времени, как самолет приземлится, общение уже пойдет легче. Пусть лучше так, – не поняла Кейт.

– Нет. Послушай меня. Они не поедут вовсе, ни в аэропорт, ни на каникулы. Лидия и Доминик не поедут вообще. Мне очень жаль, дорогая, – выпалила Фрэн.

Ноги Кейт соскользнули со стены. Она перестала фонтанировать радостью, свернувшись в клубочек, обмотав вокруг себя телефонный шнур.

– Они не хотят ехать в аэропорт? – прошептала она. – Тогда я могла бы сама заехать за ними. Может, они считают, что билет слишком дорогой? Я могла бы выслать им деньги!

– Бесполезно, Кэти. Им просто нужно больше времени!

– Больше времени? Да они уже пять лет думают! – прокричала Кейт сквозь рыдания.

– Знаю, милая, знаю… – пробормотала Фрэн.

– Ничего ты не знаешь, Франческа! Ни черта! Прости меня, я знаю, что ты не виновата, но, пожалуйста, привези их, я прошу тебя. Фрэн, пожалуйста…

– Дорогая моя, я попробовала их уговорить. Я правда старалась. Мы с ними много обсуждали, но твои дети еще не готовы. Потерпи, Кэти, им просто нужно больше времени. Тем более если в их жизни снова появишься ты, к этому тоже придется привыкнуть, – произнесла Фрэн.

Пока Кейт сидела в тюрьме, она могла обманывать себя, придумывая кучу причин, почему ее дети ни разу к ней не приехали: то, что до Йорка слишком далеко, то, что Лиди и Дом слишком заняты, то, что они боятся. А теперь она поняла настоящую причину. Это был их выбор, и они решили, что не хотят с ней общаться. Хуже того, ее собственные дети не хотели ее видеть даже сейчас. Кейт больше не могла скрывать от самой себя эту жуткую истину.

– Пожалуйста, Франческа, пожалуйста! – прошептала она.

– Я тут ничего не могу поделать, Кэти. Знаю, тебе сейчас, наверное, совсем тяжело, – ответила Франческа.

Господи, как же плохо. Как я с этим справлюсь?

– Может быть, все поменяется, когда ты вернешься. Не плачь, дорогая, все будет хорошо. Пожалуйста, не плачь, – постаралась успокоить сестру Фрэн.

Каждый раз мое сердце разбивается вдребезги. Каждый раз.

* * *

До момента похода к адвокату Кейт даже и не думала о том, чтобы отправиться в отпуск. Но сама удивилась, какой прекрасной была эта мысль: они с детьми могли снова сблизиться в нейтральной обстановке, и тогда у нее была бы куча времени, чтобы обо всем поговорить и наверстать упущенное. Вот только Кейт не учла, что Лиди и Дом могут просто отказаться.

После того как Фрэн рассказала, что ее дети не хотят ехать, трещина, которая осталась в душе Кейт после выхода из тюрьмы, стала чуть больше.

Всю ночь после их с сестрой телефонного разговора Кейт провела, терзаясь мыслями о том, как им с детьми было бы хорошо в отпуске, – представляла, как бы они сидели на пляже и глядели на заходящее солнце. Всему этому, так или иначе, сбыться было не суждено. Проснувшись утром, Кейт взглянула на пол, усыпанный теперь мокрыми от слез салфетками, и решила все-таки поехать в отпуск одна.

Впервые в жизни Кейт никуда не было нужно, у нее не было ни дома, ни работы, ни семьи, которая бы ее ждала. Женщина могла остановиться в отеле где угодно. Но лучше бы не в Лондоне, а где-то, где много солнца и где Кейт могла бы побыть наедине со своими мыслями. Сент-Люсия – даже само это название звучало как-то совсем необычно.

В аэропорту Гатвика Кейт вдруг охватило чувство паники; было похоже, что все знают, как себя вести, все, кроме нее. Она много лет провела под наблюдением Марка и еще несколько лет в тюрьме, то есть все это время она была оторвана от общества. Даже забавно, что, проведя последние пять лет в обществе убийц и наркоманок, Кейт сейчас была крайне напугана при виде семьи, которая суетится вокруг своих чемоданов. А вдруг кто-то из них захочет с ней заговорить? Вряд ли у Кейт были хоть какие-то общие темы с длинноногой мадам, потягивающей кофе из пластикового стаканчика и периодически поглаживающей ладонью мускулистое бедро своего мужа.

Кейт внимательно изучила лицо этой женщины, она смотрела на ее рот, анализировала свои действия. Кейт знала – никогда нельзя полагаться на первое впечатление. Она боится? Сдерживает себя? Опасается ли кого-то рядом? Нет, испуганной, сдержанной или опасающейся эта мадам не казалась. Она выглядела по-настоящему спокойной и счастливой. Вот же повезло.

Кейт печалило собственное недоверие к окружающим. Она больше не могла говорить ни о чем просто так, без повода – возможно, понадобятся годы, чтобы вернуть эту способность. Кейт представила себе на мгновение, каково это – выйти замуж за правильного человека и жить красивой жизнью. Как же можно было так сильно ошибиться?

Она погрузилась в поэзию Дерека Уолкотта и попыталась стать невидимкой для всех вокруг. Больше всего Кейт восхищалась одной фразой, которая казалась невероятно уместной. Она повторяла ее и упивалась тем смыслом, который в ней крылся:

«Ты снова полюбишь ту незнакомку, которой когда-то сама для себя была».

Кейт эта мысль очень нравилась.

От размышлений ее оторвала толпа мальчишек. Они шли группами по четыре и пять человек; компашка, как сейчас говорят. Эти парни были умными и стильными, но выглядели подчеркнуто небрежно и подчинялись тем стереотипам, с которыми Кейт когда-то была знакома – в этом они были так похожи на Доминика. Молодые люди были одеты одинаково, в спортивные штаны и толстовки с капюшонами, на плечах их болтались кожаные сумки, и у них были одинаковые стрижки с челками. Кейт поняла, что этим мальчикам не больше двенадцати-четырнадцати лет. Вежливые, но неуклюжие дети, еще не очень обтесанные этим огромным жестоким миром.

Кейт забеспокоилась – группа парней явно направилась к тем трем пустым местам, которые находились рядом с ней. Они бросили свои сумки и собрались вокруг, казалось, не обращая внимания на женщину, погруженную в чтение книги. Звучали шутки о матче по регби. Ребята сетовали, что какой-то Джордж опаздывает, и его уже распекали, как только могли, – хотя Кейт не могла понять, что общего между его ориентацией и неисправным будильником. Эти ребята выглядели очень беззаботно, казалось, им было абсолютно комфортно находиться в огромном аэропорту без родителей.

Кейт опустила книгу, и в этот же момент один из мальчишек отвернулся, и женщина четко разглядела логотип школы на его толстовке. У Кейт перехватило дыхание, кожа сразу покрылась холодным потом, а ноги предательски дрожали. У этой золотой эмблемы с орлиными крыльями и девизом на латыни: «Veritas Liberabit Vos» – все еще была над ней какая-то страшная сила. «Истина да освободит вас». Снова Марк, снова пытки, снова тюрьма. Еще одно напоминание о том, что Кейт потеряла Лидию и Доминика.

Она потянулась за сумкой и попыталась засунуть туда свою книгу и бутылку воды. Ее сердце бешено колотилось, а перед глазами все словно помутнело. Торопясь, Кейт уронила книгу. За ней тут же протянулись чьи-то руки и подняли ее с пола.

Темноволосый парень из группы протянул Кейт книгу:

– Извините, я думаю, что это ваше.

– С… спасибо, да, мое, – промямлила Кейт, стараясь не смотреть ему в глаза.

– Этот поэт получил Нобелевскую премию, так ведь? Хорошая книга? – спросил юноша.

Гвидо Петронатти. Кейт подняла голову и посмотрела ему в глаза. Когда они в последний раз виделись, парню было всего девять. Кейт не удивило, что он узнал лауреата Нобелевской премии, мальчик всегда был большим умницей.

Она глубоко вздохнула и решила, что терять нечего.

– Я только начала читать, Гвидо, но, без сомнения, книга очень увлекательная. Стихи Уолкотта прекрасны. Ты все так же много читаешь?

Кейт вспомнила молодого книжного червя в очках, которому больше всего нравилось скрываться в тихом уголке библиотеки с очередной книгой. Казалось, все это было в какой-то другой жизни.

Брови мальчика вопросительно поползли вверх.

– Да. Я?.. Как вы?.. Черт подери! То есть извините, миссис Брукер, я не имел в виду «черт подери», я хотел сказать…

– Все в порядке, Гвидо. Я понимаю.

– Вау. Я уж и не ожидал увидеть вас снова. Вы как, в порядке?.. Вы же?.. Черт. Простите.

– Как Лука?

Она изо всех сил старалась успокоить мальчика, который был явно взволнован тем, что столкнулся лицом к лицу с пресловутой миссис «Бэдмейкер». Кейт обожала его старшего брата – они дружили с Домом.

– Он изучает медицину в «Кинг’с». Хотя, конечно, мне жаль того, кого он будет лечить, – у парня вообще нет мозгов. Знаю, что они с Домом часто тусуются в Лондоне; папа купил там Луке квартиру. Повезло ему! – улыбнулся Гвидо.

– Ох.

Кейт откинулась на спинку кресла, напуганная тем, что услышала имя сына. Ехать в Лондон Доминику было столько же, сколько до Марлхэма; но ради общения с Лукой он преодолевал это расстояние, а ее не навестил ни разу. С другой стороны, у Кейт появилась новая информация, которую в ближайшие дни она раскрасит еще более красочными подробностями. Доминик, ее взрослый сын, в Лондоне с Лукой – последний был тем еще плейбоем. Подумав, как они, должно быть, развлекаются, Кейт улыбнулась. Она была счастлива – пусть и неприятно удивлена известием о Доме, но счастлива. Молодец Доминик, мой чудный сынок.

– Все в порядке, миссис Брукер? Вам помочь?

Кейт не сразу поняла, что по щекам ее бесконтрольно катятся слезы, а все вокруг уставились на нее в изумлении. Она так скучала по своим детям, и ей так хотелось, чтобы сейчас они были рядом. У нее даже были билеты для них, на всякий случай – вдруг в последний момент Доминик и Лидия решат все-таки поехать.

– О, Гвидо, да. Прости, пожалуйста. Я в порядке. Просто мы уже лет сто не виделись с Домом, и я очень скучаю по нему и по Лидии, – прошептала она совсем тихо.

Гвидо поскреб подошвой по отполированному до блеска полу и уставился на свои кроссовки. Он неуверенно начал:

– Вы знаете, когда вас посадили, все стало совсем по-другому…

Он смутился, неуверенный, стоит ли касаться этой темы, но решил продолжать:

– Той ночью… когда мистер Брукер… Все в Маунтбрайерз стали какими-то чужими, злыми. Думаю, это потому, что там больше не было вас. Я всегда вас считал чем-то вроде «запасной» мамы; моя всегда так далеко, хотя, когда приезжает, ведет себя как полная дура. А вы помогали мне причесаться по воскресеньям – я никогда этого не забуду, обо мне никто так не заботился. У меня жутко непослушные волосы, а вы помогали мне с ними справиться.

Кейт расплакалась еще сильнее.

– А ну-ка, парни! Построились – мы же не хотим никого забыть, так ведь?

Голос учителя физкультуры был громким и объемным. К счастью, он явно работал в Маунтбрайерз совсем недавно – встречу с кем-то из тех, кого Кейт знала, она вряд ли бы сейчас спокойно перенесла. Мальчишки подпрыгнули и схватили сумки.

Гвидо присоединился к компании друзей. Кейт молча проводила его взглядом и шепнула себе под нос:

– Спасибо тебе, Гвидо. Огромное спасибо.

Казалось, со времени последней поездки Кейт куда-либо земной шар стал намного меньше. Всего несколько часов сна, легкий перекус и пара фильмов – и вот она уже в другом мире.

Маленький красно-желтый автобус несся по знаменитому шоссе Миллениум. Услышав это название, Кейт сразу представила себе многоуровневые автомагистрали с ровными рядами новеньких машин, где повсюду мелькают неоновые вывески и яркие огни. Как если бы «Джетсоны»[3]3
  Американский научно-фантастический мультипликационный ситком студии «Ханна-Барбера».


[Закрыть] вдруг сошли с экрана телевизора.

На самом же деле шоссе оказалось вполне обычной дорогой, усыпанной гигантскими выбоинами размером с ванну и множеством всяких препятствий. В Великобритании такая дорога получила бы в лучшем случае категорию «Б».

Кейт заметила на обочине брошенный прямо на траву обитый бархатом диванчик. На его пухлых подушках мирно спали три больших пса, глаз одного из которых был прищурен, словно в ожидании хозяина, который вот-вот придет и прогонит собак с дивана. Посреди одного из поворотов медленно тащилось стадо коз. Для крошечных мотоциклов и малогабаритных машинок, проносившихся мимо, объехать стадо особой проблемы не представляло, а вот неповоротливому автобусу не сладко пришлось. Насвистывающий что-то себе под нос водитель приложил все усилия, чтобы проехать в небольшой просвет, рискуя сорваться с холма и полететь в пропасть. Кейт решила отвлечься и отвернулась, посмотрев на противоположную сторону.

Она восхитилась разноцветными хижинами, большая часть которых была построена на сваях. Это был, разумеется, единственный дешевый и безопасный способ возводить дома на склонах крутых холмов. Эти маленькие квадратные домики всех цветов – от бледно-красного до ярко-бирюзового и розового издалека походили на сказочные пряничные жилища. Подъехав ближе, можно было разглядеть потертости, неровные оконные рамы и замысловатые узоры на занавесках, отчего впечатление было еще более необычным.

На покосившихся террасах восседали беззубые старички в жилетках, лица которых, казалось, рассказывали сотни разных историй, и чернокожие женщины с накрученными на бигуди волосами. Тут и там попадались палатки, где продавались кока-кола, рис и горох, а также местное пиво «Пайтон» – неплохая инфраструктура для затерянного в джунглях поселка. Туда-сюда сновали небольшими группами куры и собаки; Кейт чувствовала себя персонажем какой-то забавной компьютерной игры.