Текст книги "Опасные иллюзии"

Аманда Скотт
Опасные иллюзии

Глава 1

18 июня 1815 года, Ватерлоо

– Говорят, леди Дейнтри – вполне самостоятельная и сообразительная особа, – заметил виконт Пенторп, наклоняясь к мокрой шее лошади. – Я не считаю себя докой по женской части, но если меня не ухлопают эти «лягушатники», то, женившись, я быстренько обведу красотку вокруг пальца, уж будьте уверены.

Лорд Гидеон Деверилл, который был на голову выше своего приятеля и несколько крупнее, внимательно разглядывал в подзорную трубу укутанное плотной пеленой дождя поле боя, вполуха слушая болтовню виконта о недавней помолвке. Деверилл продрог до костей, а его обыкновенно безупречный майорский мундир был заляпан грязью. Солдаты находились в не менее бедственном положении, и лорд Деверилл чувствовал постепенно нараставшее среди них напряжение и злость. Поежившись, он пристально посмотрел на затянутое серой дымкой поле, пытаясь разгадать маневры меняющего позиции противника. Майор понимал, что напряжение вызвано не страхом, а ожиданием, ибо его солдаты – храбрые воины, прекрасно зарекомендовавшие себя в боях. Они полностью доверяли ему, своему командиру, возлагая на его плечи огромную ответственность, и от этого лорду Девериллу становилось еще тяжелее.

Всю бесконечную ночь и тоскливое дождливое утро им пришлось удерживать горную цепь, граничившую с плато Мон-Сен-Жо, в миле южнее бельгийской деревни Ватерлоо. Эскадрон лорда Деверилла расположился на правом фланге остатков бригады генерал-майора сэра Уильяма Понсонби; по левому флангу стояла часть генерал-майора Сомерсета. Еще девять бригад лихого кавалериста лорда Аксбриджа ожидали наступления в долине, прикрывая тылы беспокойной, грозной, уставшей от бесконечного дождя пехоты. На вершине горы свирепо ощерилась стволами орудий английская артиллерия.

В преддверии тяжелого боя солдаты получили строгий приказ беречь коней. Людям Гидеона пришлось всю ночь провести на ногах, потому что горная гряда была сплошь усеяна острыми обломками скал, между которыми «насмешливо ухмылялись» огромные грязные лужи.

Пенторп посмотрел на серое небо и вздохнул:

– Слава Богу, наконец закончился этот чертов дождь. Эх, я бы многое сейчас отдал за теплую постель и понятливую девицу! Сколько можнождать? Гидеон, ты хоть что-нибудь видишь? Дело плохо. По-моему, герцог сам не знает, что ему делать. Говорят, Бони1 настолько уверен в победе, что приказал своим «лягушатникам» взять с собой парадные мундиры, чтобы победным маршем войти в Брюссель. А вот для нас атака может означать смерть. Так-то, друг мой.

– Ерунда, – угрюмо пробормотал лорд Деверилл, с жалостью глядя на продрогших, небритых, грязных солдат.

Впрочем, виконт, которого он долгие годы считал своим другом, выглядел не лучше: слой грязи на лице скрывал веснушки, а огненно-рыжие волосы, по которым Пенторпа узнавали за версту, превратились в серые космы. Сетования приятеля выводили Деверилла из себя. Понимая, однако, что тот выражает опасения большинства солдат, Гидеон лишь досадливо поморщился – он ничем не мог облегчить их страдания.

Дождь, ливший всю ночь, наконец закончился, но опустившийся туман плотно укутал землю. Каждую впадину заполнили грязные лужи. Враждующие стороны разделяли поля пшеницы, крест-накрест пересеченные дорогами. В четверти мили виднелась вторая гряда. Приникнув к подзорной трубе, Гидеон рассмотрел в 6оо ярдах от себя вырисовывавшиеся на сером горизонте грозные жерла наполеоновских орудий.

Несмотря на хмурое утро, представшая его взору картина вовсе не казалась мрачной – повседневные мундиры французов были гораздо ярче парадных. Каждый полк носил форму определенного цвета, которая, вместе с тем, походила на форму солдат антинаполеоновской коалиции – англичан, датчан, пруссаков. Поэтому в разгар боя противники порой рубили своих и чужих. Глядя по подчиненных, Гидеон с горечью думал о том, что теперь из-за вываленных в грязи мундиров в пылу битвы тем более будет невозможно различить, где друг, а где враг.

На левом фланге виднелись строения, сад, заборы и деревья, окружавшие Шато Хьюгомон, на котором закрепились войска коалиции. Посере дине пшеничного поля, прямо перед Гидеоном, находилась ферма Ля-Эй-Сен»где герцог Веллингтон, командующий объединенными силами, провел прошлую ночь. Наверное, ему все-таки удалось отдохнуть, а вот Гидеону и его людям пришлось либо стоять, либо дремать в седлах. Уставшие, измученные лошади порой срывались с привала и устремлялись вниз по склону, поэтому лорд Деверилл несколько раз просыпался, опасаясь, что противник начал наступление.

Численность противоборствующих сторон была приблизительно равной. Наполеон выстроил свои войска в три линии. Впереди стояла пехота, затем – кавалерия, позади – знаменитая своей свирепой отвагой французская гвардия. В подзорную трубу Гидеон мог различить шапки гвардейцев – высокие, из медвежьей шкуры.

– Ну, что там? – громко спросил Пенторп. – Похоже, Бони готов начать атаку. Скоро оборвется наша молодая жизнь.

– С чего ты взял? – твердо заявил лорд Деверилл, стараясь не обращать внимания на пробежавший по спине холодок. Опасаясь, что солдаты заметят его нерешительность и слабость, он, по-прежнему не отрываясь от подзорной трубы, уверенно произнес: – Герцог точно знает что делать.

– Черт побери, приятель, откуда тебе это известно?! – не унимался виконт. – Мы уже один раз отступили.

Гидеон повернулся к Пенторпу.

– Мы не отступили, друг мой, а вернулись на прежние позиции. Это две разные вещи. Подумай об этом, – добавил он в ответ на скептическую усмешку виконта. – Передвижение от Куотр-Бра было ничем иным как парадным маршем. Герцог хотел лишь поближе подойти к Блюхеру, потому что Наполеон постарался разделить наши силы и разделаться с Блюхером прежде, чем атаковать нас. Признаться, Бони это почти удалось, – . угрюмо проговорил майор, но тут же вспомнил, как Веллингтон отбросил французов назад. Это придало Гидеону уверенности. Если герцогу удалось сделать это один раз, почему бы снова не повторить этот маневр?!

– Говорят, Блюхер едва не отдал Богу душу, – заметил Пенторп.

– Его лошадь упала вместе с ним, – объяснил Гидеон, вновь припадая к подзорной трубе. Он слышал, как герцог рассказывал лорду Аксбриджу о гибели великолепного белого скакуна, подаренного командующему прусскими силами английским принцем-регентом, но ничего не сказал об этом. – Блюхер отделался лишь парой синяков и ссадин.

– «Отделался парой синяков», – усмехнулся Пенторп. – Послушай, Гидеон, меня не оставляет предчувствие, что мы больше никогда не увидим Англии. Эта гордая юная девица даже не узнает, что она потеряла. Я, кстати, тоже. Я ее и в глаза не видел, но мой дядюшка уверял меня, что за невесту дают 20, 000 фунтов в год. Честно говоря, я бы не отказался и от большей суммы. Ты же знаешь – мои увлечения быстро проходят. Господи, как я не подумал об этом раньше?! – вдруг воскликнул виконт. – Ведь леди Дейнтри из Корнуолла. Ты должен знать эту девушку. Ты ведь, жил там несколько лет, прежде чем твой отец получил титул.

Гндеон искреннее обрадовался смене темы разговора и, опустив подзорную трубу, улыбнулся.

– Ты прав, Деверилл-Корт находится в Корнуолле, и мой отец действительно провел там не сколько лет, но не я, Энди. Сначала я учился в школе, потом в военном заведении.

– Ты должен знать эту семью, – настаивал Пенторп.

– Вполне вероятно, – расплылся в улыбке Гидеон. – Однако ты даже не упомянул имени прелестницы. Насколько я знаю, только у графа Сен-Меррин есть дочь, но ее зовут Сюзан.

– У графа две дочери, – заметил Пенторп. – Именно тот факт, что леди Дейнтри приходится родной сестрой леди Сюзан Тэррант, и подтолкнул меня к этой странной помолвке. Ты же знаешь: я, не трогаю лихо, пока оно тихо, поэтому молчал об этом. Подумать только – я обручился с девицей, которой и в глаза не видел!

– Ты держал язык за зубами, потому что привык откладывать на потом то, что тебе не хочется делать, – усмехнулся Гидеон. – Но какое отношение ко всему этому имеет леди Сюзан? Говорят, она настоящая красавица.

Пенторп вздохнул.

– Так и быть, открою секрет. Если бы я десять лет назад что-нибудь представлял из себя, то непременно начал бы волочиться за леди Сюзан и уж наверняка утер бы нос этому Сикорту. Впрочем, трудно сказать, каковы были бы мои шансы на успех, ведь я не имел его опыта в общении с дамами. Да и какой там опыт в девятнадцать лет?! Кстати, ты же помнишь Сикорта? Он на несколько лет раньше нас закончил учебу в Итоне.

Гидеон хмуро кивнул, вспомнив кое-что о сэре Джеффри Сикорте, но Пенторп, не дожидаясь ответа, уже продолжал:

– Впрочем, мои притязания были беспочвенными и наверняка остались бы таковыми. Если вспомнить историю регента, решившего, что Каролина Брюнсуик – красавица, а в результате женившегося на сварливой вульгарной ведьме.

Гидеон усмехнулся:

– Разве ты забыл, что Каролине показали портрет принца Флоризеля – как он любил себя называть, – написанный еще десять лет назад? К тому же, Принни – далеко не подарок, и самое лучшее, что у него есть, это титул.

Глядя на миниатюру, Гидеон подумал, что Энди вряд ли ждет такое же разочарование, как принца Уэльского. Действительно, кого угодно могли свести с ума смеющиеся голубые глаза, вздернутый носик, пухлые губки цвета спелой вишни и пикантное личико, обрамленное кудрями цвета воронова крыла. Несмотря на то что художнику удалось передать веселую искорку, таившуюся в глубине глаз, девушка на портрете казалась холодной и недоступной, как снежная королева. И все же ее губы хотелось поцеловать, а густые ресницы делали взгляд томным и таинственным. По телу Гидеона разлилось приятное тепло, и ему вдруг захотелось, чтобы красавица призывно улыбнулась именно ему, а не чудаку Пенторпу.

– Мне кажется, она несколько избалована, – заметил виконт. – Признаться, леди Сюзан была такой же, пока не попалась на крючок Сикорту. Но ты, скорее всего, и не знаешь, что она вышла за него замуж. Да, тебя ведь долгое время не было в Корнуллле. В прошлом году, после заключения мира, я навестил родных, но потом снова вернулся в армию, чтобы лично участвовать в поимке Бони, а ты все это время оставался в рядах сражавшихся.

Гидеон лишь молча кивнул не в силах оторваться от миниатюры. Испытывая в душе внезапную пустоту, как это обычно случается после потери чего-то дорого, он неохотно вернул приятелю медальон, вспоминая события давно минувших дней. Спустя несколько месяцев после смерти матери, Гидеон объявил своему брату Джеку о намерении узнать причину вражды между Девериллами и графом Сен-Меррин, даже если для этого ему придется отправиться в Таском-парк, чтобы лично выяснить все у самого графа. Джек не стал держать язык за зубами и наябедничал отцу. За свою дерзость Гидеону вскоре пришлось испытать на себе всю силу родительского гнева. Надолго запомнив урок, он перестал думать об этой странной вражде, но теперь, глядя на прелестное личико леди Дейнтри, Гидеон горько сожалел о том, что так и не осуществил план.

– Впрочем, каким образом он бы это сделал? Вскоре после разговора с отцом Гидеона отправили в Итон, где он провел несколько лет, наведываясь в поместье только на каникулах. Потом учеба в Кембридже, армия – Гидеона, как второго сына в семье, ждала военная карьера. В позапрошлом году отец неожиданно получил титул маркиза Жерво, и Джек в одном из писем весьма прозрачно намекнул, что наслаждается ролью наследника почетного титула.

– Послушай, Гидеон, – неожиданно прервал размышления Гидеона виконт, но его слова тут же заглушил грохот канонады с противоположного гребня. – Бони начал наступление!

Приятель оказался прав. Залпы орудий, сопровождаемые барабанной дробью и звуками труб, разносились на несколько миль вокруг. Воздух наполнился дымом и гарью. Восемь тысяч французов бросились на штурм Шато Хьюгомон, но Гидеон понимал – огромную крепость взять практически невозможно. Осознание этого факта придало ему уверенности.

– Они могут взять сад, Энди, но наши ребята крепко засели внутри, – убежденно заявил Гидеон, передавая виконту подзорную трубу.

Наблюдай, а я пойду к остальным. И держи свои страхи в узде, приятель. Наши позиции хорошо укреплены. Линия обороны простирается на три мили вдоль гребня. Кроме того, Бони не видит резерв, спрятанный в долине, в нашем тылу. Можешь мне поверить – Бони ждет неприятный сюрприз.

Собравшись с духом, Гидеон отправился проведать своих людей, желая убедиться, что те готовы, получив приказ, отразить атаку неприятеля или же отступить. Однако ему так и не удалось окончательно подавить чувство тревоги. Разумеется, у Веллингтона имелось неоспоримое преимущество в диспозиции, но Наполеон превосходил его численностью. В британских войсках царил высокий моральный дух, чего нельзя было сказать о союзниках – датчанах, бельгийцах, немцах. Командующий объединенными силами сознательно смешал войска, стремясь как-то компенсировать неопытность и неумелость одних мастерством и опытом старых бойцов. Оставалось только надеяться, что эта мера принесет свои плоды.

Вернувшись к Пенторпу, Гидеон с удовлетворением отметил, что британцы по-прежнему удерживают Шато Хьюгомон. Вокруг лежали тела убитых французов. Их яркие мундиры были заляпаны грязью и уже не радовали глаз своим разноцветьем.

– Чертовски глупо тратить столько сил на неприступную твердыню, – пробормотал лорд Деверилл. – Бонапарт ведет себя так, словно людские ресурсы у него неисчерпаемы. Это кончится для французов весьма плохо.

– Надеюсь, ты на это не рассчитываешь. За дело взялся Ней; именно его люди атакуют ферму, – заметил Пенторн. – Я точно знаю, что это он. Перед началом сражения Ней снял шлем, и его рыжие волосы видны без всякой подзорной трубы.

– Только не тебе язвить но поводу цвета волос маршала, – усмехнулся Гидеон.

– Да и не тебе тоже. Твои волосы, возможно, и сойдут за каштановые, но, насколько мне помнится, в Итоне ты сразу получил прозвище «морковка-младший».

– Это так, – весело согласился Гидеон. – Между прочим, у Джека тоже рыжие волосы, но он давно заставил насмешников обращаться к нему но имени. Джеку больше чем мне не понравилось мое прозвище, потому что некоторые ребята называли брата «морковкой-старшей».

– Интересно, что ты скажешь, если подчиненные начнут обращаться к тебе как к «морковке-старшей»? Все-таки повышение в звании, – задумчиво протянул Пенторн.

– Попробуй на своей шкуре и узнаешь, почем фунт лиха, – задорно отозвался Гидеон, в полный рост выпрямляясь в седле.

– Ой-ой-ой, – усмехнулся виконт, но при звуках доносившейся снизу канонады улыбка снова исчезла с его лица. – Черт побери, никак не могу забыть, что сегодня последний день моей жизни. Если «лягушатники» убьют меня, съезди в Таском-парк, скажи им, что мне ужасно жаль, что все так получилось и… иу, в общем, ты знаешь…

– Я-то знаю, но будь же благоразумен, Энди, – постарался приободрить друга Гидеон. – Ты выживешь, сам отправишься в Таском-парк и убедишься, что твоя невеста так же хороша, как и ее портрет.

Наступившую было тишину вновь разорвали грохот барабанов и звуки труб.

– Надеюсь, ты прав. Однако если раньше тебе удавалось вытаскивать меня из переделок, боюсь, сейчас это вряд ли получится. Я не трус, но…

– Перестань забивать голову всякой ерундой, – хмуро перебил Гидеон. – Не сомневайся – я все сделаю так, как надо. – Желая отвлечь приятеля от мрачных мыслей, он спросил: – Как получилось, что леди Дейнтри – богатая наследница? Ведь у нее есть старшая сестра. Значит, Сен-Меррин дает за твоей невестой не только деньги, но и собственность? А сын, у него есть?

– Конечно. Его зовут Чарльз Тэррант. Бедняга учился в Хэрроу, поэтому ты не знаешь этого молодого человека. Именно он унаследует владения Тэррантов. Однако, кроме отцовского наследства, моя невеста получит еще и состояние внучатой тетки. По словам моего дядюшки Таттерсола, это очень уважаемая дама. Правда, ей уже около семидесяти, так что долго она не протянет. У нее имеются собственные деньги. Тетка не вдова, но почему-то живет в Таском-парке вместе с родственниками. Я сам ломаю голову, как так вышло. Дядюшка заверил меня, что леди Дейнтри будет получать от этой старой дамы 20000 ежегодно.

Внимание Гидеона снова отвлек раздавшийся внизу призывный звук трубы. Оказывается, французы под прикрытием дымовой завесы собрались пробить брешь в центре войск Веллингтона, чтобы расчистить дорогу на Брюссель. Огонь пушек Наполеона сосредоточился на датско-бельгийской дивизии; союзники дрогнули и отступили, побросав оружие. Теперь иностранный легион, скользя по склону, падая и поднимаясь, ринулся к основной цепи объединенных войск. Следом за ним, по пятам, шли французы.

Крикнув Пенторпу, чтобы тот отправлялся к своим людям, Гидеон выхватил поводья из рук солдата, вскочил в седло и приказал офицерам поддержать пехоту.

Слившись в единое целое с мощными скакунами, грозно размахивая саблями, английские кавалеристы яростно бросились в атаку, врезаясь в ряды французов, рубя и кромсая ненавистного противника. Они сеяли ужас среди врагов, не оставляя им надежды на пощаду. Пшеничное поле, на котором происходило сражение, вскоре покраснело от крови. Сквозь грохот пушек, барабанную дробь и звуки труб Гидеон слышал предсмертные крики людей и животных, вопли раненых.

Благодаря поддержке кавалерии союзникам удалось перегруппироваться и остановить противника. В пылу боя Гидеон потерял из виду Пентор па, но искать друга времени просто не было: их ждал Веллингтон, нетерпеливо поглаживая шею великолепного скакуна по кличке Копенгаген.

Обычно сдержанный, герцог на сей раз не стал скрывать своих чувств и приподнял шлем, приветствуя солдат:

– Друзья мои, благодарю вас!

Лорд Деверилл радостно улыбнулся в ответ, а находившийся рядом с ним офицер изумленно округлил глаза.

Однако до конца боя было еще далеко. Упоенная близкой победой, британская кавалерия продолжала гнать французов, а пехота спешно выстроилась в каре, превратив поле битвы в шахматную доску. Оценив серьезность положения, Наполеон бросил в бой резерв. Французы, воспрянув духом, снова атаковали неприятеля, создав реальную угрозу центру. Это вынудило Веллингтона ввести в сражение и свой резерв. Однако к половине восьмого вечера основная линия британских войск была сильно ослаблена.

Рыжая шевелюра Пенторпа несколько раз мелькнула возле таверны, но Гидеону так и не удалось встретиться с приятелем, так как Наполеон начал новое наступление и чуть не пробил брешь в обороне союзников. Центр едва держался, люди буквально падали е ног от усталости, в бой был введен весь резерв, но Веллингтон не сдавался, упорно перегруппировывая и перегруппировывая войска.

Судя по всему, французы еще не оставили надежды парадным маршем войти в Брюссель. Ничего, герцог скоро разубедит их, подумал Гидеон.

Противники не жалели снарядов, и над полем боя стояла такая дымовая завеса, что ничего не было видно. Услышав клич «Да здравствует император!», Гидеон понял: Наполеон снова начал наступление. Взмахом сабли майор приказал своим людям приготовиться к отражению атаки, но в следующую минуту вздрогнул от неожиданности: когда дым развеялся, французы оказались гораздо ближе, чем он ожидал.

– Огонь! – крикнул Гидеон, и команда, прокатившись по цепи, утонула в грохоте пушек.

Триста наполеоновских гвардейцев, гордость и краса нации, упали на землю, орошая ее своей кровью.

Подняв над головой шлем, вдоль цепи проскакал Веллингтон:

– Вперед!

В рядах французской пехоты, кавалерии и артиллерии воцарилась паника. Некоторые, наиболее стойкие, еще пытались держать оборону, сражаясь до последней капли крови, другие старались организованно отступать, но основная масса в ужасе бежала с поля боя. Многих из них прямо на ходу настигали острые британские сабли.

Солнце уже зашло за горизонт, и небо, укутанное серой пеленой, казалось еще мрачнее от клубов дыма. Воодушевленные победой, войска Веллингтона рвались вперед, оставляя позади дымящиеся развалины. Поле, до этого обильно политое потом крестьян, теперь было залито кровью убитых и раненых солдат. Всюду, куда ни глянь, лежали изувеченные трупы людей и животных, валялись исковерканные шлемы, сабли, металлические нагрудники, ложки, вилки, сапоги, эполеты, куски ткани, барабаны, трубы – у всего здесь была своя печальная история.

С трудом сдерживая подступившую к горлу тошноту, Гидеон усилием вели заставил себя думать о другом. Неподалеку находилась таверна, и он начал внимательно осматривать окрестности, пытаясь отыскать Пенторпа. Его люди тем временем терпеливо ожидали дальнейших приказаний. Заметив, что Веллингтон призывно поднял руку, Гидеон подъехал поближе, желая лучше расслышать слова командующего. Неожиданно его внимание привлек небольшой блестящий предмет, который один из пехотинцев поднял с земли.

– Что ты нашел, солдат? – поинтересовался Гидеон.

Пехотинец хотел было огрызнуться, но, увидев перед собой офицера, поспешно отдал честь:

– Черт возьми, сэр, это женский портрет. Эти французы всегда что-то теряют.

– Дай-ка взглянуть, – задрожав, пробормотал Гидеон, чувствуя, как неведомая сильная рука сжала сердце.

Солдат протянул испачканный в грязи медальон. Гидеон сразу узнал портрет и, не скрывая обуявшего его страха, начал пристально всматриваться в лежавшие кругом тела. Он знал, что никогда не забудет ни горы трупов – этот апофеоз войны, – ни крики и стоны умирающих. В яме, неподалеку от того места, где был найден медальон, в неестественной позе, лицом вниз, лежал мертвый офицер. Из-под сбившегося набок шлема виднелись ярко-рыжие волосы.

Соскочив с лошади, лорд Деверилл бросился к убитому и, схватив его за плечи, рванул на себя. Вязкая грязь неохотно отпустила свою добычу, но – о ужас! – у человека не было лица.

В это время герцог Веллингтон обратился к войскам:

– Бонапарт направился к Куотр-Бра. За ним, друзья!

Сдерживая тошноту, Гидеон указал пехотинцу на обезображенное тело:

– Это мой друг, и медальон принадлежал ему, поэтому я оставлю его у себя. Мне нужно идти, а ты проследи, чтобы убитого не тронули ни мародеры, ни птицы, и похорони как положено. Вот тебе пара золотых за беспокойство, – добавил Гидеон, передавая солдату гинеи.

Сунув медальон в карман, майор вскочил в седло и огромным, усилием воли заставил себя думать о предстоящей атаке.

Битва при Ватерлоо закончилась победой, но Веллингтон явно решил преследовать Бонапарта, пусть даже ради этого придется дойти до Парижа и оккупировать город. Судя по всему, в эту ночь отдохнут только мертвые, думал Гидеон, молясь о спасении и успокоении души Пенторпа. Едва сдерживая слезы, он в последний раз оглянулся на поле сражения, сплошь усеянное телами французских солдат в яркой красно-синей парадной форме.