Текст книги "Кровавая наследница"

4

Дважды в жизни Ана чуть не утонула. Первый раз это произошло десять лет назад в разгар зимы. Снег покрыл землю блестящим белым покрывалом, играющим рубиново-красными, изумрудно-зелеными и сапфирово-голубыми огнями Зимней ярмарки Сальскова. Похожие на крошечных ледяных духов, елочные украшения мерцали золотом и серебром, когда мимо них проходила королевская семья, участвовавшая в ежегодном городском параде. Его устраивали, приветствуя бога-покровителя. Звенели бубны, играла музыка, люди кружились в танце в облаках белой кисеи и серебряных лент.

Всеобщая суматоха, как ни странно, облегчила головную боль, которая не давала Ане встать с постели последние несколько дней. Она держала за руку Луку: они были в предвкушении того, что вот-вот карета остановится, и они будут гулять по похожему на сказку городу. А люди их империи станут выкрикивать их имена, окружать вниманием и осыпать подарками.

Но как только открылись двери кареты и внутрь ворвался запах жареного мяса, сдобренных специями овощей и запеченной рыбы, на Ану накатил приступ тошноты. За внешним шумом толпы, меж разноцветных декораций, мехов и драгоценностей, накрученных вокруг шей, среди ароматов и взглядов чувствовалось какое-то движение. Оно отдавало эхом у нее в голове, сдавливало виски.

Она отчетливо запомнила котелок со свекольным супом, густым, бурлящим и ослепительно-красным.

И вдруг копившаяся у нее внутри энергия взорвалась, мир заволокло багряной пеленой, в венах закипела кровь. Горячий, пульсирующий ток крови проник в ее сознание, заглушая все остальное.

В памяти сохранились лишь последствия. Изувеченные тела на брусчатке перед их каретой; красные, как цветущие маки, пятна на бесцветном снежном холсте.

В тот день Ана убила восьмерых.

Дворцовый алхимик, странный и тихий лысый мужчина со слишком большими глазами, в тот же вечер поставил ей диагноз. Она помнила холодный блеск его серебряного божекруга, когда он поднял дрожащую ладонь и прошептал на ухо императору.

«Аффинитка», – сказал он папе. Кровяная аффинитка. Папа склонил голову, и мир Аны перевернулся. Стоя в своей комнате, в окне напротив она увидела свое отражение. После ярмарки на лице остались следы крови и слез, волосы склеились от пота и спадали на глаза – чудовищные красные глаза. В руках чувствовалась тяжесть, а кожа туго натянулась из-за разбухших, выступающих вен.

В тот день Ана посмотрела в зеркало и увидела монстра.

После этого она попыталась сбежать. Мимо служанок, начинавших кричать при виде ее, мимо стражников, терявшихся и не знавших, что делать. Она не имела представления, куда держит путь, знала одно – нужно выбраться отсюда, подальше от дворца, подальше от мамы, папы и мамики Морганьи, чтобы обезопасить их.

Сквозь пелену слез стал вырисовываться мост Катерьянны. Статуи богов смотрели на нее, как живые стражи. Мост был назван в честь мамы, и Ана видела его каждый день из окон своих покоев. Мост был перекинут через реку Хвост Тигра, которая огибала дворец.

Это был знак, ни что иное.

По щекам Аны текли слезы, она подняла взгляд на небо. – «Я люблю тебя, мама, – подумала она. Отнеси меня туда, где я буду в безопасности».

Ана вскарабкалась на каменное ограждение моста и бросилась в реку.

Как только она погрузилась в воду, холод сковал ее кости. Течение беспощадно тянуло ее вглубь. В тот же миг она поняла, что глупо было надеяться, что река унесет ее в прекрасную страну, где она начнет все сначала. Вода пенилась вокруг, била – все это рождало совершенно новое чувство страха, неуправляемого и буйного. Поддавшись инстинкту, она открыла рот, чтобы закричать, но внутрь ворвалась вода, вытесняя из легких воздух.

Паника ослепила ее, перед глазами расплывались пятна, но Ана боролась с водой.

Она не хотела умирать. Но, быть может, боги хотели ее забрать в тот день.

Что-то обхватило ее талию с силой, непохожей на ту, что давила ей на грудь и окутывала холодом легкие. Мир превратился в водоворот ледяных потоков и безмолвного хаоса, но Ана поняла, что она больше не во власти течения. Ее тянуло вверх, к свету.

Она вынырнула на поверхность и стала жадно глотать сладостный воздух. Ее ноги и руки безвольно болтались в стремительном потоке, но чья-то твердая рука обхватила грудную клетку – кто-то, продолжая держать ее, быстро и умело греб к берегу.

Ее спаситель с трудом выбрался на сушу и наконец опустил ее на скованную льдом землю, простиравшуюся на километры вдаль.

У Аны кровь застыла в жилах, когда она осознала, что смотрит в глаза брату. В них горел огонь ярости. Привычное веселое выражение исчезло с лица Луки – Ана поняла, что видит перед собой принца, будущего императора Луку Александровича Михайлова.

Брат тяжело дышал, пряди его волос приклеились ко лбу и свернулись завитками на затылке. Вырывавшийся из его губ воздух превращался в белесый пар.

– Малая, – сердито прорычал он и ударил кулаком по замерзшей земле так сильно, что лед треснул. – Какого черта ты творишь?

Его слова хлестнули Ану больнее, чем удар кнута, и она поморщилась. Ее брат – добрый, мягкий Лука – ни разу на нее так не кричал.

Она вспомнила о восьми трупах, лежащих в лужах крови посреди Винтрмахта, и потупила взгляд.

– Я монстр, – пролепетала она непослушными губами.

Лука склонился над ней, опершись на локти. Его плечи дрожали, и когда он поднял на нее глаза, в них стояли слезы. Он вдруг заключил ее в объятия и крепко прижал к себе.

– Никогда больше не пугай меня так. Ты могла погибнуть.

В стихшем водовороте ее мыслей осталась лишь одна: Лука испугался из-за того, что она чуть не умерла. Он не… не хотел, чтобы она умирала.

– Прости меня, – в ее резком голосе слышался надрыв. – Я… Винтрмахт…

– Ш-ш-ш, – прошептал Лука, покачивая ее. – Это не твоя вина.

Это не твоя вина.

И тут Ана перестала себя сдерживать, дала волю потоку горя, чувству вины и беспомощности. На некоторое время его объятья стали для нее единственным прибежищем и спасением.

Когда он отпустил ее, его глаза – у Аны их цвет всегда вызывал ассоциации с травой, появлявшейся в дворцовых садах весной, – смотрели жестче, в них читалась решительность, горело пламя. Он обхватил ее лицо ладонями:

– Ты не монстр, сестричка.

Блеск серебряного божекруга алхимика. Склоненная голова папы.

Ответ вертелся у нее на языке. Аффинитка. Шепот алхимика. Кровяная аффинитка.

– Моя сила родства…

– Сила родства не определяет, кто ты есть, – он смотрел ей в глаза, его слова звенели, как металл, бьющийся о камень. – Что делает тебя тобой – это то, как ты выбираешь ее использовать. Нужно, чтобы кто-то научил тебя ее контролировать.

Ей нравилось, как он говорил: ты не монстр; нужно, чтобы кто-то научил тебя ее контролировать. Будто это была неоспоримая истина. Будто он верил в свои слова, и она тоже начинала в них верить.

– Как Юрий? – спросила Ана, вспоминая своего друга, огненного аффинита.

Он был на несколько лет старше ее и работал на дворцовой кухне учеником главного повара. Его сила родства делала его незаменимым.

– Точно. Как Юрий.

Лука поднялся на ноги и помог встать Ане. Они были на берегу реки прямо у стен дворца. Заброшенный участок земли. Течение отнесло их на задворки дворца Сальскова. За рекой стояли в ряд припорошенные снегом сосны – начиналась северная тайга.

Лука взял Ану за руку и повел ее в противоположную от моста сторону.

– Что нам теперь делать?

При мысли о возвращении во дворец Ану охватил страх. Ей придется встретиться с отцом и признаться в том, что она натворила.

Но брат лишь крепче сжал ее руку, поднес ее к губам и поцеловал запачканные кровью ногти. Его брови были нахмурены, а в глазах отражались бушующий шторм и нежность.

– Вернемся через тайный ход, который показал мне Марков. В своих покоях приведешь себя в порядок. Никто не знает правду о Винтрмахте, она затерялась в толпе и общем замешательстве. Никому и не следует знать.

Его губы сложились в тонкую линию, и он слегка приподнял подбородок, принимая хорошо ей известный упрямый вид.

– Я поговорю с папой. Скажу, что тебе нужен учитель, как у аффинитов, которые работают во дворце, чтобы отточить навыки использования силы.

И все-таки тем вечером папа зашел к ней в покои, хмурясь. Он обычно приходил с мамой, и они вместе укладывали ее спать. Но в этот раз он один стоял у изножья кровати, и между ними будто пролегал океан.

Спокойно он объяснил Ане, что ей придется не покидать стены дворца некоторое время. По крайней мере, пока ее «недуг» не пройдет. Официальной версией будет болезнь принцессы, чье хрупкое здоровье не позволяет ей выходить наружу.

Ана упала на колени, протягивая к нему руки, но он не сдвинулся с места, его лицо казалось высеченным изо льда. Это разбивало ей сердце.

– Прошу, – шептала Ана. – Этого больше не повторится. Я больше никогда не использую… силу родства. Я буду твоей послушной дочерью.

Взгляд отца помутнел.

– Это… неприемлемо для тебя – быть аффинитом, – сказал он. – А принимая в расчет твой особый вид силы… Люди не должны знать, этой отметки не должно быть в твоих документах. Мы примем меры, чтобы вылечить тебя от этого недуга… для твоего же блага.

Ана ухватилась за этот тонкий лучик надежды. Возможно, если она излечится, папа снова будет ее любить.

Не прошло и месяца, как отец нанял для нее учителя, чтобы тот «вылечил» Ану от ее силы родства. Консультант императора Садов – так его звали. Когда Ана впервые его увидела, тут же поняла, что он соткан из кошмаров. Он, казалось, родился из тени: тщедушная высокая фигура, с волосами и глазами темными, как черный камень, и с длинными, неестественно белыми ногтями. Его методика лечения основывалась на теории, что страх и яд помогут вытравить из Аны силу родства.

И с тех пор Ана стала обитательницей тайных уголков и глубоких подземелий дворца, где черный камень высасывал из воздуха весь свет и тепло, а тьма смотрела на нее, будто была живым существом.

– Сила большинства аффинитов проявляется постепенно, их родство с теми или иными элементами растет, – говорил Садов своим холодным и мягким, как шелк, голосом. – Но твоя взорвалась, не поддаваясь никакому контролю. Знаешь, почему так произошло?

Ану трясло.

– Почему, консультант императора?

– Потому что ты управляешь кровью, – он поднес палец к ее подбородку, и Ане понадобилась вся имеющаяся у нее сила воли, чтобы не отпрянуть. – Потому что ты монстр.

В то время заболела мама. Спустя год после происшествия на Зимней ярмарке она умерла. Среди придворных ходили разговоры, что зря император взял в жены представительницу южных народов Кирилии: из-за смуглой кожи и темных волос ее всегда считали иной.

И это унаследовали ее дети. Слышались приглушенные перешептывания, что принц и принцесса выглядели как настоящие южане, что они выделялись на фоне бледных, светловолосых северян, которые составляли подавляющую часть правящей элиты Кирилии. После смерти мамы и вынужденного заточения Аны слухи еще больше расползлись.

Люди, казалось, боялись тех, кто от них отличался.

И все же сказанные братом в тот ужасный день слова оставались с Аной долгие годы: в одиночестве и тьме, в моменты самых жестоких пыток Садова, несмотря на безразличие и холодность папы.

Твоя сила родства не определяет, кто ты есть.

Горький привкус божевосха, обжигающий горло и выворачивающий желудок.

Что делает тебя тобой – это то, как ты выбираешь ее использовать.

Вызывающий тошноту страх, холодное прикосновение черного камня, пульсация крови в тушках маленьких кроликов, которых Садов использовал для проверки ее способностей. Которые за десять лет так и не ослабели.

Ты не монстр, сестричка.

Она так отчаянно хотела в это верить.

Быть может, боги все-таки хотели, чтобы она жила – а если не боги, то сама Ана.

Именно за эту мысль она держалась, полузамерзшая, полуживая, когда течение реки Гоуст Фолз несло ее. Это и воспоминания о брате, подобно негасимому, непоколебимому огоньку в ее сердце, указывали ей путь на поверхность.

Потому что у нее была причина жить, осознала Ана, выбираясь из объятий сна и переходя в стадию смутного бодрствования. Упрямо, своевольно, сквозь мрак и холод, ее мысли отыскали путь на поверхность, как в тот день, когда она нашла выход из ледяных глубин реки.

Да, у нее была причина жить. И эта причина – найти убийцу папы.

Второй раз Ана чуть не утонула в свете костяной луны – непохожей на ту, что светила над северной тайгой сегодняшней ночью. В лучах той луны мир стал черно-белым. На исходе одиннадцатого месяца зимняя ночь нарядилась в ризу смерти. Ана вошла в покои отца и увидела, как он бьется в конвульсиях. Его лицо было бесцветным, глаза закатывались, а в венах бурлила кровь с ядом, издавая странный звук, похожий на плеск волн в реке. Она увидела его убийцу, облаченного в белые молитвенные одежды. Склонившись над ее папой, он закупоривал пузырек с ядом.

За секунду, прежде чем он пустился бежать, Ана увидела его лицо – странное, но в то же время знакомое, мертвенно-бледное, с глазами навыкате – и лысую голову. В лунном свете его божекруг блеснул, как коса. Дворцовый алхимик.

Алхимик. Убийца. Предатель.

Он был виной тому, что Ану арестовали в ту ночь. Он сбежал, а ее нашли позже, она прижималась к телу отца, покрытая его кровью – отравленной кровью, которую она пыталась очистить, чтобы спасти ему жизнь. Но под конец она потеряла контроль над своими силами, и папа все равно умер прямо у нее на глазах.

И лучше бы она тоже умерла. Ее обвинили в убийстве императора и в измене короне. В тот день, свернувшись у холодных прутьев камеры в дворцовом подземелье, с пятнами отцовской крови на руках, она больше всего хотела перестать существовать.

Потому что ты монстр.

И вновь в ту ночь, по велению судьбы, или богов, или иного ухищренного диктатора, что управляет жизнями людей, ее освободили. Она проснулась от звона ключей и скрежета открывающейся двери. В темноте показалось волевое лицо с серыми, как тучи, глазами, обрамленное волосами, в которых проглядывала проседь.

– Я был с тобой с самого рождения. Так что не проси меня просто стоять и смотреть, как ты умираешь, – сказал ей Марков.

– Это не я, я не виновата, – бормотала она, хватаясь за него и опускаясь на колени.

Лицо Маркова смягчилось.

– Я верю тебе. Убегай через туннель, принцесса. Я скажу им, что ты сбежала, пока я вел тебя в камеру, и утонула в Хвосте Тигра.

Огрубевшими большими пальцами он смахнул слезы с ее глаз.

– Убегай и живи.

Живи. Это казалось невыполнимой задачей.

Но Ана закрыла глаза, и перед ней вновь предстало это лицо: мертвенно-бледное, с совиными глазами. Алхимик, который не появлялся во дворце, после того как поставил ей диагноз. Снова увидев его, призрака из прошлого, она почувствовала себя как в кошмарном сне.

Но этот призрак наполнил смыслом ее жизнь. Именно из-за алхимика она убежала из подземелий через тайный ход и во второй раз бросилась в Хвост Тигра. Именно из-за него она выбралась на берег в чаще северной тайги, замерзшая и омертвевшая. Она желала, чтобы боги забрали ее. Но снова из-за него она поднялась на ноги в ту ночь, посмотрела на дворец и мост Катерьянны, видневшиеся вдалеке, и поклялась, что она вернется только после того, как отыщет его.

Да, у нее все еще была причина жить, поняла Ана, и ее мысли обрели ясность. Она жила, чтобы найти убийцу отца, человека, который поставил на ней клеймо дьявольского недуга и поломал следующие десять лет ее жизни. Она жила, чтобы очистить свое имя, чтобы доказать, что, несмотря на чудовищную природу ее силы, она не монстр.

«Я найду тебя, Алхимик», – повторяла про себя Ана снова и снова, как мантру. «Я найду тебя».

5

Ана резко распахнула глаза – образ лица, которое она видела во сне, начал растворяться. Ей понадобилось некоторое время, чтобы понять, где она находится. Треск огня, догоравшего в очаге, прогорклый запах старых деревянных полов и шершавый бок подушки из грубой ткани под щекой.

О прошлом вечере у нее сохранились лишь отрывочные воспоминания: холод, темнота, запах и серебряный блеск снега, теплая вода. Она справилась. Она добралась до избы.

Ана сжала одеяло из свалявшейся шерсти – внутри нее все перевернулось от удивления. Как ей удалось вернуться? Она помнила падение в реку, чувство абсолютной беспомощности под ударами течения. Помнила, как взбиралась на пустой замерзший берег. Ее одежда была покрыта льдом, и она едва могла двигаться.

Можешь идти, дорогая?

Ана моргнула. Голос доносился из ниоткуда, из туманного, далекого уголка ее памяти. Там был лес, крупица теплоты и этот бесконечно раздражающий голос, который вытаскивал ее из уютного забытья.

Аной овладел страх. Она распознала признаки переохлаждения и поняла, как близка была к смерти. Уютная тьма была угрозой… и голос ее спас.

«Рамсон Острослов», – подумала Ана, а ее заспанное сознание прояснилось, пока она осматривалась вокруг. С тех пор как она ушла, ничего не изменилось. Ее заплечный мешок стоял у стены, а вещи были разложены на маленьком столе. Никаких изменений, никаких признаков присутствия незваных гостей.

Ана вздохнула и села в кровати. Кто-то смыл кровь с ее руки, но рана все еще была свежей и болела. Теперь она вспомнила девочку с темными волосами, черты ее лица, нечеткие в свете свечей, образующем вокруг нее ореол.

– Мэй? – тихо позвала Ана. Но никто не откликнулся. Она прислонилась спиной к стене, пытаясь унять беспокойство. Афериста тоже нигде не было видно. В теле еще ощущались следы божевосха, но Ана чувствовала, что сила родства начинает возвращаться, то появляясь, то исчезая. Призвать ее сейчас было подобно попытке поджечь сырой хворост.

Из-за двери в банную доносился плеск воды. Движения были слишком небрежными для Мэй. Ее подозрения подтвердил раздавшийся мужской кашель.

Аферист все еще был здесь.

Ана стиснула зубы, заглушая стон недовольства. Она потратила месяцы на поиск этого человека, возлагала на него все свои надежды – и даже больше. А он обманул ее и признал, что не знал абсолютно ничего об алхимике.

И теперь Ана не могла от него избавиться.

Дверь в избу распахнулась. Ее грустные мысли рассеялись, когда она увидела, как внутрь заходит ребенок, неся бадью снега. Как только Мэй увидела Ану, ее глаза широко раскрылись и она уронила свою ношу. Мэй забралась на кровать и прижалась к Ане.

В ее объятьях Ана облегченно вздохнула.

– Привет, – нежно прошептала она. Рядом с Мэй она всегда чувствовала себя как дома.

В ночь, когда Ана бежала в тайгу, в северном лесу была абсолютная тьма. Хотя в сердце девушки было еще темнее. Но Мэй нашла ее и, освещая путь мягким светом огнешара, отвела в укрытие. В то время Мэй была связана контрактом, но это не помешало ей спасти Ану и ничего не сказать своему работодателю.

Мэй выпрямилась и окинула Ану жестким взглядом. Ее глаза аквамаринового цвета напоминали Ане воды океана, омывавшего Азеатские острова, которые она однажды видела на залитой солнцем и теплом картине. Ана и Мэй соприкоснулись лбами, на их лицах играла улыбка.

– Ты уже поймала своего алхимика? – осведомилась Мэй.

Одиннадцать лун назад, когда они впервые встретились, девочка вела себя намного скромнее, а говорила легким, как шорох перышка, шепотом. И только по ее беспокойным глазам было понятно, что она сполна хлебнула горя, пропустила его через свое сердце и вернула в мир в виде доброты, какой Ана еще ни разу не видела.

– Почти.

При виде Мэй мысли Аны всегда становились яснее, а напряжение спадало. Появлялось ощущение реальности происходящего.

– Ты тут одна нормально справлялась?

Мэй кивнула, и в ее руке появился медник.

– У меня осталось три монетки. Хочешь, я верну их тебе?

На меднике отражались блики огня, а в центре был выгравирован маленький листик.

Ана помедлила. Она знала, что эта мелочь значила для Мэй. Она всю жизнь собирала деньги, чтобы выкупить себя из кабалы договора, который ее заставили подписать. В прошлом Ана тратила дюжину медников на кусочек торта «Птичье молоко». Деньги утекали сквозь пальцы как вода, и она не задумывалась об их ценности.

Встреча с Мэй изменила ее взляд на такие вещи.

Ана аккуратно закрыла ладошку Мэй, на которой лежала монетка.

– Мы вместе это заработали. Оставь у себя. А в следующем городе купим себе что-нибудь вкусненькое.

Мэй аккуратно опустила медник обратно в карман платья.

– Как думаешь, мы найдем ма-ма в следующем городе? – спросила она.

Ана молчала, внимательно изучая лицо Мэй. Но в полном надежды взгляде ребенка не проглядывало и тени сомнения. Ана никак не могла понять, как этой девочке удавалось так легко отдавать свою любовь после всего, что с ней было. Постепенно Ана собрала по крупицам историю Мэй: долгое путешествие из королевства Чигон – ее дома в Азеатском регионе – вместе с матерью в поисках светлого будущего. Но эти мечты разбились на осколки, а ее мать увезли, потому что так диктовали условия подписанного ею договора.

Мэй обладала силой родства с землей, из-за которой ее нещадно эксплуатировали, а тем временем ее долг рос.

И с каждым днем в голове Аны все чаще мелькала мысль: я могла бы быть на ее месте.

– Обязательно, – ответила Ана. – Мы найдем твою ма-ма, даже если мне придется постучать во все двери, что есть в этой империи.

Губы Мэй расплылись в улыбке, и она обняла Ану, пряча лицо в складках ее рубашки.

– Ты же больше не уйдешь, правда?

Ее голос звучал приглушенно, и когда Ана опустила взгляд, то увидела яркие глаза-океаны, робко взирающие на нее.

– Не ходи туда, куда я не могу пойти за тобой.

К горлу Аны подступил ком. Она знала, что такое потерять мать, когда ты еще совсем ребенок. Чувство, что ты сделал что-то не так, что тебя снова могут покинуть люди, которых ты любишь, никогда не оставляло ее.

Поэтому она сжала Мэй в объятьях и прошептала:

– Я всегда буду с тобой.

Плеск воды, доносящийся из банной, отвлек их внимание.

Глаза Мэй сузились.

– Этот странный человек принес тебя домой, и раз он вроде как спас тебе жизнь, я разрешила ему помыться в теплой воде, прежде чем он уйдет, – сказала она.

Ана почувствовала, что уголки ее губ невольно ползут вверх.

– Умница, – заговорщически подмигнула она.

– Он очень плохо пах. И был грязным.

– Я знаю, – ответила Ана. – Он отвратительный, и тупой, и страшный.

Это звучало по-детски, но Ане стало легче.

Затем дверь в банную распахнулась.

В ту же секунду Ана взметнулась с кровати и спрятала Мэй за спину. От резких движений рана на ее руке разболелась, но все внимание Аны было сосредоточено на Рамсоне Острослове.

Он побрился и смыл черноту с лица. Теперь Ана увидела, что он был намного моложе, чем она думала: возможно, на пару лет старше ее. Его взъерошенные песочные волосы спадали завитками на лоб, а по острым скулам стекали капельки воды. По сравнению с мерзким, неопрятным существом, которым он был ранее, сейчас Рамсон казался просто красавцем – его смазливое плутовское лицо было больше под стать брегонскому моряку или солдату из имперского патруля Кирилии. Но никак не таинственному подпольному преступнику.

Острослов улыбнулся Мэй. Ане показалось, что у него есть клыки.

– Привет, крошка.

– Не смей говорить с ней, – гаркнула Ана. Она повернулась и быстро проговорила: – Мэй, пожалуйста, сходи искупайся.

Девочка взяла бадью со снегом и проскользнула в банную. Прежде чем захлопнуть дверь, она развернулась, смерила Рамсона взглядом и провела указательным пальцем по шее. Дверь со щелчком закрылась, и сердце Аны успокоилось.

Ана сосредоточилась на Острослове.

У него появились синяки. На запястьях, где заканчивались рукава его рубахи, расползлись насыщенно-красные пятна – там лопнули кровеносные сосуды. От чувства вины у Аны засосало под ложечкой, но она не поддалась этому ощущению. Он не раздумывая использовал ее и предал. Такие люди не достойны сожалений.

Губы Острослова сложились в улыбку, хитрую, но очаровательную.

– Что ж, Ана, милая, – сказал он, и у нее внутри все похолодело. – Что мы имеем? Ты хотела моей помощи, а я просил тебя помочь мне выбраться из Гоуст Фолз. Наши желания исполнились. Вот бы каждый день так.

– Я выполнила свою часть сделки, – сказала она в ответ. – Теперь твоя очередь.

Она удержала порыв напомнить ему о своей силе родства и доказать, что она может заставить его страдать, если захочет. У нее до сих пор оставалась власть над ним. И ее план еще не… провалился.

– Мне все равно, знаешь ли ты, кто он или где он. Но ты поможешь мне найти алхимика и сделаешь это за две недели. Я достаточно наслышана о твоей репутации, и знаю, на что ты способен.

Ему придется оправдать свою репутацию. Все нанятые ею охотники за головами и ищейки не смогли напасть на нужный след. Рамсон Острослов был ее последним шансом.

Но этого Ана ему не сказала.

Острослов вскинул брови.

– Ты достаточно наслышана о моей репутации, – повторил он, наслаждаясь звучанием этих слов. Он выглядел довольным, но тут его глаза сузились. – И почему ты думаешь, что я буду тебе помогать? Теперь я свободен, как птица.

Коварный, подлый аферист. Что ж, если он хотел вести игру не по правилам, так тому и быть.

Ана могла бы ему угрожать. Эта мысль уже некоторое время не давала ей покоя: уродливая, извращенная идея, которую она не хотела бы воплотить.

Покажи ему, на что ты способна, мой маленький монстр.

– Помнишь, что я сделала в тюрьме?

Воспоминание о багровых лужах на белом мраморе промелькнуло в ее памяти. Ане было не по себе от этих образов, но она продолжила.

– То же самое я могу сделать и с тобой, – она подошла на шаг ближе. Ею двигало странное возбуждение, предвкушение опасности. – Можешь себе представить, каково это – умереть от потери крови, которая вытекает из твоего тела капля за каплей?

– Признаю, это, должно быть, больно, – он облизнул губы. – Но в жизни есть вещи и пострашнее. И какую бы ты пытку ни придумала, скорее всего, я уже проходил через нее раньше. Думаю, по этой причине меня сложно запугать.

Ана нервно вдохнула. Блеф – это не могло быть правдой. Он ждал, пока она догадается, что он лукавит. Он смотрел на нее с прищуром и ожидал реакции. Его глаза были хитрыми, живыми, в них читался ум… и это не были глаза труса. В них не было страха.

Но он еще научится ее бояться. Как и все научились.

Она продемонстрировала ему свою самую жестокую улыбку. Ее сила родства зашевелилась. Она все еще была слаба из-за божевосха, но уже восстанавливалась.

– Ох, сколько же людей пели эту же песню. А через минуту лежали, умоляя о пощаде, у моих ног.

– Кажется, у тебя есть некий опыт.

– Ты даже не знаешь, через что мне пришлось пройти. Спрашиваю в последний раз и надеюсь, что ради своего же блага ты дашь правильный ответ. Поможешь мне найти алхимика?

– Да.

Ана моргнула. Мрачные мысли, болезненные воспоминания и исходящее от силы родства напряжение – все вмиг рассеялось. Остался треск огня в очаге, плеск воды в банной и приглушенное пение ребенка.

– Ты удивлена, – Рамсон Острослов поднял брови.

Ана добилась, чего хотела, но почему же у нее было чувство, что он победил? Она скрестила руки на груди, а ее мозг бешено работал. Что она упустила?

– Я тебе не верю.

Чего ты добиваешься?

– Мудрое решение. В конце концов, я делец, – его взгляд стал жестче. – Я ничего не делаю просто так.

У Аны внутри закипала бурная белая злость.

– Просто так? Я помогла тебе бежать из тюрьмы. Я освободила тебя, а иначе ты бы сгнил в этой камере. За тобой долг.

– Я не просил тебя меня освобождать. Я предложил сделку, но мы ни о чем не договаривались.

Острослов так ненавязчиво об этом говорил, будто они торговались за свеклу на рынке.

А на кону стояла жизнь Аны.

– Итак, я тебе ничего не должен, ведьма, – продолжил он, выковыривая грязь из-под ногтя. – Но у меня есть к тебе деловое предложение.

Голос Аны напоминал рычание.

– Ты думаешь, ты в том положении, чтобы что-то предлагать?

– Ах да, последние несколько минут ты грозилась устроить мне пытки. Но если бы ты на самом деле намеревалась воплотить свои угрозы в реальность, ты бы уже это сделала. Очевидно, я тебе нужен. Так что давай перестанем ходить вокруг да около и поговорим о деле?

Он догадался, что она блефовала. Сердце Аны бешено колотилось, пока она смотрела в глаза аферисту, не намереваясь отводить взгляд. Папа всегда говорил ей, что прямой зрительный контакт доказывает уверенность в себе. Но пока Ана пыталась сформулировать ответ, ее уверенность ослабела.

Малая. В голове зазвучал голос брата. Ана вспомнила, как он наклонялся над шахматной доской, какой у него был умный взгляд. Подумай.

Лука учил ее, что переговоры подобны партии в шахматы. Чтобы победить, игрок прежде всего должен продумать эндшпиль. Тогда это казалось элементарным уроком, но сейчас он ей очень пригодился. Ее цель – ее эндшпиль – заставить Острослова найти алхимика, настоящего убийцу. И сейчас аферист хотел от нее чего-то большего в обмен.

Почему бы и нет? В конечном счете, что ей терять?

Быть может, нужно сделать и провальный ход, если в итоге он приведет ее к победе.

– Что ты хочешь? – спросила Ана, поднимая подбородок.

Так ей было легче представить, что она принцесса, которая проявляет милость, а не простолюдинка, молящая о помощи.

– Отомстить, – ответил аферист.

– И ты считаешь, я тебе могу помочь?

– Может быть. Ты же постоянно напоминаешь мне о своей власти над моим смертным телом.

Конечно же – кто бы сомневался – он хочет использовать ее силу родства.

Ана прищурилась. В голове звучал голос Луки, подсказывавший ей, что делать. Нужна конкретика. Выведай подробности.

– И каков же твой план мести? Будь конкретнее.

Улыбка Острослова стала шире, как будто она сказала что-то смешное.

– Хорошо. Я буду конкретнее. Я планирую уничтожить своих врагов, одного за другим, вернуть свое положение и то, что принадлежит мне по праву. Для этого мне нужен союзник. Кто-то сильный. И, боги мне свидетели, – он обвел ее взглядом, одновременно одобрительным и оценивающим, – ты самый сильный аффинит плоти, которого я когда-либо видел.

Аффинит плоти. Ана чуть не выдохнула от облегчения. Плоти, не крови. Она хорошо замаскировала свою тайну, и нужно было, чтобы Рамсон Острослов продолжал думать, что она управляла плотью. Аффинитов плоти были сотни: они работали мясниками, солдатами, охранниками. Но существовала лишь одна кровавая ведьма Сальскова.

Рамсон Острослов переоценивал свои интеллектуальные способности.

– Ради тебя я никого убивать не стану, если ты этого хочешь.

– Убивать? Я не сказал «убивать». Я сказал «уничтожить». Уничтожить человека можно разными способами, при этом сохранив ему жизнь.

Бармены и охотники за головами описывали Острослова как хитрого и безжалостного. Только сейчас она поняла почему.