Текст книги "Кровавая наследница"

Ана приказала себе успокоиться. Она диктовала условия, а не он. А она никогда не будет причинять вред невинным людям.

«Правда ли это?» – прошептал в ее голове голос Садова. Ты считаешь себя порядочным человеком, маленький монстр? Ты думаешь, ты лучше этого афериста? После всей той крови, что ты пролила…

– Никаких пыток, – сказала Ана вслух. – Никаких убийств. В нашем соглашении я сама решаю, как распоряжаться своей силой родства. Я отвечаю только за сохранность твоего здоровья, а ты можешь расправляться со своими врагами, как хочешь. Если ты согласен на эти условия, я стану твоим партнером на две недели. Но после того, как ты найдешь моего алхимика.

Он сузил глаза, задумчиво постукивая указательным пальцем по подбородку.

– Три недели, – сказал он. – И, в свою очередь, мне тоже понадобится три недели, чтобы отыскать твоего алхимика.

– Мы сошлись на двух неделях.

– Я не давал своего согласия, я просто рассматривал такой вариант.

– Не надо вдаваться в технические подробности.

– Не будь такой упрямой. Мы оба понимаем, что я нужен тебе, а ты нужна мне. Именно поэтому мы все еще здесь, цивилизованно беседуем друг с другом. Три недели, ведьма, – все честно. Слушай, я даже заключу с тобой сделку чести, чтобы подтвердить чистоту моих намерений.

Он говорил искренне, что заставило Ану проявить еще больше осторожности.

– Что-что?

– Сделку чести. Честное слово афериста.

– Ты же понимаешь, что сейчас противоречишь сам себе?

В уголках его глаз появились морщинки.

– Хочешь верь, а хочешь – нет, но в подпольном мире мошенников существует кодекс чести. Сделка чести. Это договор о взаимовыгодном обмене. Можешь считать его… чем-то вроде валюты. Как только ты вступаешь в сделку, ты не можешь ее нарушать, иначе придется столкнуться с ужасными последствиями.

– Какой в этом смысл? Ты и так столкнешься с ужасными последствиями, если нарушишь свое обещание. Со сделкой или без нее.

Аферист вздохнул.

– Слушай, найду я твоего алхимика, – сказал он, и Ана почувствовала, что за спиной выросли крылья надежды. – Я сделаю это за три недели. Я мог бы найти выброшенный на берег груз и отследить, какой корабль его перевозил, если бы захотел. Ты в ответ обязуешься быть моим верным соратником три недели.

Казалось, все достаточно просто.

– Ладно, – согласилась Ана. Ее мозг бешено работал, пытаясь обнаружить подводные камни и добавляя последние штрихи к договору. – То есть ты тоже согласен на мои условия?

Рамсон Острослов посмотрел на нее загадочным взглядом, что-то про себя рассчитывая. Но что-то еще Ана уловила в его глазах. Что-то вроде… любопытства.

– Хорошо, – в конце концов сказал он и отошел от стены, бросая полотенце на пол. – Я согласен на твои условия. Шесть недель вместе, за это время я не буду совать нос в твои дела, а ты не будешь лезть в мои. Ты осуществишь свою месть, я – свою. А потом мы разойдемся и будем вспоминать друг друга исключительно добрым словом.

Он развел руки в стороны.

– Ну, что скажешь, ведьма? По рукам?

Голова Аны затуманилась от воодушевления, к которому примешивалось недоверие. Казалось, с ее плеч упал огромный груз.

Она пережила побег из одной из самых охраняемых тюрем в империи и заставила известнейшего мошенника в Кирилии заключить с ней сделку на ее условиях. И что важнее всего, через три недели настоящий убийца той страшной ночи будет у нее в руках.

Ане потребовался почти год, чтобы добиться этого. Несколько лун, чтобы выбраться из темной ямы, в которую ее погрузила смерть папы; еще парочка была потрачена на охотников за головами и следопытов, которые ей ничем не помогли; и еще парочка, чтобы найти Острослова и придумать план проникновения в Гоуст Фолз.

Она была так близка. Так близка.

Почти год назад папа был убит, и ее жизнь развалилась на части. Но уже через три недели она будет на пути в Сальсков, чтобы очистить свою репутацию.

Это и был ее эндшпиль.

Ана посмотрела на протянутую руку Острослова. На кривую ухмылку на его лице. Взглянула в его полные решимости глаза.

– По рукам, – подтвердила она и сжала его ладонь.

6

Рамсон проснулся задолго до восхода солнца: первые холодные утренние лучи пробивались сквозь дырявые занавески, подсвечивали квадрат ветхого окошка. Он оперся спиной о деревянную стену, ощупывая тыльную сторону своего левого запястья.

На том месте была татуировка размером с большой палец. Простой, но элегантный рисунок, изображающий соцветие ландыша с тремя маленькими, похожими на колокольчики цветочками и острым, как бритва, стеблем. Чернила темнее самой ночи так глубоко впитались в кожу, что стали частью его плоти подобно Ордену Ландыша. Который разрушил его жизнь.

Вид татуировки вызывал в памяти яркие и болезненные воспоминания. То ли вчера, то ли много веков назад Рамсон поднимался по отполированным до блеска мраморным ступеням особняка Аларика Эссена Керлана. Керлан был основателем самого большого бизнеса Кирилии. Неустанно разраставшаяся торговая группа «Голдвотер» монополизировала все ключевые отрасли производства в империи: лесозаготовку, цветные металлы, вооружение и разработку месторождений особо ценного минерала – черного камня, залежи которого находились в Кряжистом треугольнике. Они также в частном порядке владели самым оживленным торговым портом в Кирилии – портом Голдвотер.

Именно им и управлял Рамсон, пока несколько лун назад все не изменилось.

Немногие могли уловить связь между торговой группой «Голдвотер» и ставшей притчей во языцех криминальной организацией – Орденом Ландыша. Последние вели подпольный бизнес, сотрудничали с работорговцами и нелегально продавали аффинитов. Полурабский труд являлся краеугольным камнем, на котором была построена группа «Голдвотер», а дешевая рабочая сила, поставляемая теневым бизнесом владельца, позволяла поддерживать самые низкие цены на рынке Кирилии.

И в центре всего этого стоял Аларик Керлан: успешный предприниматель, построивший свою торговую империю с нуля, будучи иммигрантом без медника в кармане, он же, по совместительству, беспощадный криминальный лорд подпольного мира Кирилии.

В день инициации Рамсона Керлан привязал его к массивному железному столу в подвале и раскаленным до бела клеймом выжег на его груди знак.

– Чувствуешь это, мальчик? – сквозь зубы цедил он, обращаясь к кричащему, находящемуся на грани исступления Рамсону. – Подобную боль можно ощутить лишь дважды за всю жизнь. В первый раз, когда завоевываешь мое доверие и проходишь через врата ада, вступая в Орден Ландыша. Во второй раз, когда предаешь мое доверие и я возвращаю тебя обратно в ад. Поэтому запомни этот момент, запомни хорошо. И спроси себя, готов ли ты испытать эту боль снова.

Керлан швырнул железный прут на пол и попросил кольщика набить Рамсону татуировку.

Рамсон положил ладонь на запястье, закрывая рисунок и отгоняя мысли о боли, с которой он ассоциировался. В серебристо-голубом свете наступающего зимнего рассвета он едва мог разглядеть силуэты двух спящих девушек, свернувшихся под потрепанным меховым покрывалом. Они мерно дышали.

Что означало – ему пора действовать.

Рамсон прокрался в противоположный угол комнаты, аккуратно ступая вдоль стен, где старые деревянные полы не так скрипели. Маленький стол у двери он заметил еще прошлым вечером, как только вошел в избу. Обшарпанная столешница была завалена бумагами, свитками и перьями.

Жизнь научила Рамсона не позволять себе оставаться в дураках. Когда он озвучивал свои условия сделки чести, изящные, как жемчуг, в его голове уже родился новый план.

Девушка определенно была самым сильным аффинитом из тех, что ему удалось повидать за время работы на Керлана. Рамсон кое-что знал об этих существах и мог предположить, что ведьма обладает силой родства с плотью. Он мог составить бесконечный список людей, которые убили бы за подобный дар. И это был ключ, чтобы восстановить свое положение в Ордене Ландыша.

Аларик Керлан был суровым, жестоким человеком, похожим на выточенного из камня демона с холодным взглядом – таким и должен быть глава огромной криминальной империи. Тем не менее ему не чужда была логика. В Рамсоне он с самого начала разглядел уникальный талант к ведению бизнеса и переговоров. Керлан постепенно готовил его: сначала выполнение мелких поручений, а потом управление частями его предприятия. К восемнадцати годам Рамсон стал правой рукой главы Ордена, и в его распоряжении находился важный порт Голдвотер. Быть капитаном самого крупного порта означало, что он имел свою щедрую долю прибыли в наиболее доходном секторе экономики Кирилии – международных торговых сделках начиная от закупок брегонской рыбы и нандийского какао и заканчивая импортом мощного кемейранского оружия.

Это также означало, что он мог постепенно дистанцироваться от Ордена Ландыша. Во время службы у Керлана Рамсон был лишь пешкой, выполнявшей черную работу и проводившей мелкие махинации, чтобы расширить сферу влияния организации. Он был наслышан о сделках с живым товаром, но, обладая ограниченной свободой выбора, продолжал обманом вытягивать деньги из богачей и обводить вокруг пальца бизнесменов. Таким образом он избавлял торговую группу «Голдвотер» от конкурентов, что позволяло ей оставаться главным монополистом империи.

Темные дела Ордена – убийства и работорговля – были не по зубам Рамсону, и он всячески ухищрялся, чтобы держаться от них подальше.

И ему это удавалось, пока год назад Керлан не выбрал его для выполнения задания, которое сулило верную смерть. Рамсон отделался арестом, потерей всех своих позиций в Ордене и заточением в Гоуст Фолз.

Рамсон подвел Керлана по множеству причин: провалил самое важное дело в своей жизни, оставил главу Ордена без заместителя и позволил человеку, подставившему его, гулять на свободе, пока сам гнил в тюрьме.

Он все это исправит, с ведьминой помощью он вычислит агента в рядах Керлана и снова станет правой рукой главы Ордена и капитаном порта Голдвотер. А когда все будет достигнуто… он отдаст ведьму Керлану. Привести в Орден такого сильного аффинита будет вишенкой на торте.

Он вернет принадлежащее ему по праву. Должность. Деньги. Власть.

Конечно, Рамсон не стал правой рукой главы самой крупной криминальной сети просто потому, что ему везло. Он тщательно просчитывал каждый свой шаг, старался знать все – вплоть до цвета занавесок и простыней в домах своих подельников. Для него не существовало такого понятия, как лишняя информация.

Если в этой ветхой избе и было что-то ценное, с чем стоит ознакомиться, оно, должно быть, лежало на столе.

Заваленный предметами стол обещал много рассказать. Рамсон убрал пару пыльных выгоревших огнешаров, превратившихся в горстку пепла в стеклянной оболочке, аккуратно отложил в сторону несколько чистых пергаментов и угольных карандашей.

Первым, что он увидел, была книга. Обложка ее так обтрепалась, что едва можно было разобрать название: Детские сказки народов Азеатских островов. На обороте обложки кто-то написал коротенькое стихотворение, элегантный почерк мог принадлежать профессиональному писарю:

Дитя мое, мы всего лишь пыль и звезды.

Рамсон отложил книгу.

Он просмотрел около дюжины пустых свитков, прежде чем наткнулся на сокровище – карту.

Ловкими пальцами он развернул пергамент. Карта с шелестом раскрылась.

Как и детская книга, она была старой. По всей территории империи были нанесены записи, также сделанные красивым почерком. Некоторые заметки стерлись от старости, а некоторые были новыми, как свежий трудовой договор.

Записи были краткими, написанными на официальном кирилийском. Бужный, гласила одна из них, расположенная в том месте, где на карте мог быть обозначен маленький городок Бужный. Результаты поиска: следов алхимика не обнаружено.

Пьедбогородск – еще запись. Поиск охотника за головами. Имя получено от торговца.

Карта была настоящей находкой. Ведьма – если, конечно, это была ее карта и ее почерк – описала историю своего таинственного поиска, оставила след. Рамсон осторожно отложил карту в сторону, чтобы изучить другие предметы и вернуться к ней позже.

В уголке листа он заметил рисунок: из стопки на него смотрела половина чьего-то лица.

Рамсон слишком резко потянулся за ним, и рукав его рубахи зацепил свиток. Бумаги разлетелись по поверхности стола. Как будто сами хотели, чтобы их увидели.

Это были карандашные рисунки. Десятки зарисовок, развернувшихся веером на грубой столешнице и выглядывавших друг из-под друга. Он увидел лохматую собаку, свернувшуюся у камина; куски увенчанных куполами стен дворца на фоне зимнего пейзажа; прекрасную волоокую женщину с длинными вьющимися волосами…

Его взгляд привлек рисунок, одиноко дрожащий на краю стола. На нем был изображен смеющийся юный мальчик – радость в его глазах была такой реалистичной, что, казалось, до нее можно дотронуться. В этот портрет было вложено столько любви и сил: линии были совершенными, детали были прорисованы, начиная от морщинок в уголках глаз и заканчивая изгибами его губ. Возможно, художник хотел запечатлеть живой смех.

– Отойди оттуда.

Рамсон выругался и развернулся. Ведьма стояла перед ним, ее напряженная поза выражала ярость. В полутемной комнате он разглядел, как сильно сжаты ее губы и как блестят ее хмурые глаза.

– Положи на место, если не хочешь, чтобы я разорвала тебя на кусочки.

Все заранее подготовленные оправдания растворились как дым. Ему уже приходилось быть пойманным с поличным. Рамсон выяснил, что лучшей тактикой было признать свою вину и выкрутиться с помощью лжи. До настоящего момента эта схема не подводила.

Он аккуратно опустил рисунки на стол. Девушка пристально следила за каждым его движением.

– Прости, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более искренне. – Я искал карту.

– Отойди оттуда, – вновь прорычала она, и Рамсон подчинился. Девушка тут же подскочила к столу и начала перебирать бумаги, проверяя, ничего ли не пропало. Она взяла портрет мальчика и свирепо взглянула на Рамсона. Тут ему показалось, что она передумает и убьет его на месте. Но она сделала глубокий вдох и смахнула с лица темную прядь. Ярость стерлась с ее лица так же легко, как мел с грифельной доски. Появилась холодная строгость.

– Вчера мы заключили сделку чести. У тебя странный способ применять дипломатический подход.

– Знаешь, что говорят о дипломатии? Это единственный способ для двух сторон лгать друг другу в лицо и оставаться при этом довольными.

– Не нужно умничать.

Рамсон поднял руки.

– Ладно-ладно, любопытство взяло верх. Но, как ты уже сказала, мы заключили сделку. Раз мы связаны вместе на следующие шесть недель, нужно учиться доверять друг другу.

Сзади на кровати сидела Мэй и слушала их диалог, склонив голову набок. Ведьма перевела взгляд на девочку, и выражение ее лица тут же смягчилось.

– Хорошо, – сказала она, понизив голос и повернувшись к Рамсону. – Раз ты заговорил о доверии, смотри.

Рамсон взял в руки протянутый ею рисунок. На нем преобладали тени. Другие ее работы были попыткой запечатлеть момент или увековечить воспоминание. Здесь же целью было максимально точное изображение. Рамсон узнал этого мужчину: лысый, с широко поставленными недоверчивыми глазами и тонким носом. Его же портрет она показывала Рамсону в тюрьме.

Ее алхимик.

Как и на тюремном портрете, который, вероятно, был уничтожен во время их речной прогулки, на этом рисунке было множество тщательно проработанных деталей. Рамсон вгляделся в изображение, подмечая его белую рясу и круг четырех богов, свисающий с его шеи.

– Неплохое начало, ведьма. Расскажи мне все, что ты о нем знаешь.

– Десять лет назад он служил во дворце Сальскова. Затем он исчез и вернулся в… в Сальсков одиннадцать лун спустя.

Рамсон ждал продолжения, но ведьма не изрекла больше ни слова.

– Это все?

– Больше я ничего не знаю, – коротко ответила она.

Пока она говорила, ее глаза горели, а руки сжимались в кулаки. Кем бы ни был этот человек, он серьезно ей насолил.

Скоро Рамсон выяснит, как именно. А пока он сосредоточится на другом вопросе.

– Алхимик, значит, – задумчиво проговорил он. – Он был аффинитом?

Многие алхимики обладали уникальной силой родства, и представители высших слоев Кирилии нанимали их, чтобы с их помощью укрепить здоровье или продлить себе жизнь. Рамсон слышал, что у самых сильных аффинитов было родство с метафизическими элементами. Боль. Спокойствие. Счастье. Нечто неосязаемое, но желанное теми, у кого имелись лишние монеты.

– Я не уверена, – сказала ведьма, закладывая прядь волос за ухо.

Рамсон уже успел приметить этот ее нервный жест. Еще один – постоянно поправлять капюшон.

– Он варил божевосх и другие снадобья.

Значит, скорее всего аффинит. Его внимание привлекла еще одна деталь – божекруг и монашья ряса.

– Он был священником – набожным человеком? Ты пыталась зайти с этой стороны?

– Не был он набожным человеком, – горько сказала она и вздохнула. – Да, я пробовала. Я искала его по всей империи, но ничего не нашла. Охотники за головами, которых я нанимала, тоже не добились ровным счетом ничего.

– Любители.

Судя по ее виду, ей хотелось его ударить.

– Я бы не была так уверена. Если через три недели этот человек не будет стоять передо мной, я выпущу из тебя всю кровь.

– Расслабься, – лениво протянул Рамсон, размахивая портретом перед ее носом. – У меня есть план.

Он постучал пальцем по рисунку. Два изображения десятилетней давности – след был холодным, как смерть. Но у него было две зацепки. Во-первых, алхимик служил во дворце.

Во-вторых, он с большой вероятностью был аффинитом в бегах, то есть ему пришлось сменить личность и начать жизнь заново.

Если кто и отслеживал перемещения аффинитов так же хищно, как орел следит за своей добычей, так это брокеры Керлана. И одна мысль о вторжении на их территорию вызывала у Рамсона тяжелое чувство. Он посмотрел на ведьму и на девочку, терзаемый неприятным ощущением, поднимающимся из глубины. Могли ли они быть жертвами тех же самых брокеров, помощь которых требовалась в поисках алхимика?

– Хорошо.

Ана отошла от стола и вернулась к кровати. Из-под меховых одеял она достала небольшой мешок. Мэй поглядела на Рамсона, а потом вскочила, разложила на кровати одежду и стала складывать ее в мешок.

– Выходим через час. Надеюсь, к этому времени ты решишь, в каком направлении нужно идти.

– Я уже знаю.

В окрестностях Гоуст Фолз был лишь один город, кишащий беспринципными торговцами аффинитами, снующими в поисках информации и выгоды.

– Мы пойдем в Киров.

7

Когда они отправились в путь, утренний воздух был свеж, а снег искрился и отливал золотом в солнечных лучах. Тишину нарушало лишь дыхание, клубящееся в холодном воздухе, и хруст наста под ногами. Тайга простиралась от Кряжистого треугольника в самой северной части Кирилии до гор Дживеха, граничащих на юге с королевством Нандьян. Здесь на севере снег никогда не таял, но в южных землях, насколько знала Ана, летом пробивалась зеленая трава, а хвойные деревья сбрасывали свою белую вуаль.

Ана подтянула сползавший с плеча мешок, и раздалось успокаивающее шуршание пергамента и звон оставшихся у них огнешаров. Рядом с ней брела Мэй, крутя головой то влево, то вправо в ответ на ощущения, которые приходили к ней от покоящейся глубоко под снегом земли. В ладонях она держала только что разожженный огнешар. Пламя внутри расползалось по покрывавшему стекло маслу, согревая руки и освещая путь по ночам. Много лун они провели так – дорога, она и Мэй, огнешар, компас в руках и незыблемая тишина леса.

Которая только что была нарушена самым раздражающим образом.

– Итак, как же две такие прекрасные дамы оказались в такой глуши? – донесся откуда-то сзади безмятежный голос Острослова.

Ана сжала зубы. Мэй понимающе взглянула на нее и закатила глаза.

– Не слишком ли глубоко на север занесло девочку с Азеатских островов? – продолжил аферист. Где-то впереди из кустов выпорхнула стайка луней.

Ана хотела было развернуться и наорать на него, но значение его вопроса вдруг дошло до нее и потрясло до дрожи. Все, что говорил Рамсон Острослов, было хорошо обдумано, каждое слово подобрано тщательнейшим образом. Его интерес к происхождению Мэй был неслучайным. И меньше всего Ане хотелось, чтобы аферист узнал о ситуации Мэй: потерянная аффинитка без документов и какой-либо защиты.

– Не твое дело, – ответила она.

– Напротив, – продолжил настаивать Острослов таким тоном, что Ане хотелось его задушить. – Учитывая, что на шесть недель мы партнеры.

– Давай оставим все как есть. Партнеры, которые разговаривают друг с другом только в случае крайней необходимости.

– Это и есть крайняя необходимость.

Он догонял их, и его голос с каждой секундой становился все более громким и противным. По хрусту снега под его сапогами можно было понять, что он уже близко.

– Я отвечаю за вашу безопасность, особенно если мы столкнемся с Белыми плащами.

Ана резко повернулась. Последняя его фраза зажгла в ее голове серию искорок, которые переросли в пожар ярости.

– Отвечаешь за нашу безопасность? – переспросила она, не обращая внимания на вращающуюся стрелку компаса. – Что ты о себе возомнил? Мы с Мэй самостоятельно прекрасно справлялись, и нам не нужна твоя защита, или что ты там собираешься делать. Это всего лишь сделка, и я прослежу, чтобы ты выполнил взятые на себя обязательства. Ни больше ни меньше.

Под конец речи у Аны сбилось дыхание. Также она поняла, что подошла ближе к Острослову, и теперь расстояние между ними составляло всего пару шагов. Он встал как вкопанный, а на его замершем, подобно окружающему лесу, лице не отражалось никаких эмоций. Его карие глаза, однако, смотрели на нее внимательно и по-лисьему хитро.

– Ладно, – сказал он мягко, и из его рта вырвался клубок пара. – Но позволь спросить лишь одно: ты когда-нибудь бывала в Кирове?

Ана вспомнила, что она читала об этом городе: он процветал благодаря соседству с Кряжистым треугольником и торговле черным камнем. Правда состояла в том, что она могла процитировать фактов о Кирове на целую книгу… и все же она ни разу не была в этом городе.

– Нет, – кисло ответила Ана. – Но я его изучала.

На лице Острослова появилась неприятная улыбка.

– Историю пишут победители, милая. Никогда не задавалась вопросом, почему в учебниках так скудно освещена тема эксплуатации аффинитов?

Казалось, ей дали пощечину. Ана вспомнила мягкие ковры дворца в Сальскове, треск огня в камине, запах кожаных кресел и старых книг в кабинете папы. Они с Лукой проводили часы, сидя за его высоким дубовым столом и слушая, как он читает историю Кирилии своим низким, спокойным голосом.

Еще до болезни отец лично занимался ее образованием. Он не смог полюбить ее силу родства… но он любил Ану по-своему.

Она искренне верила в это.

– Если ты хочешь сказать что-то по существу – говори, – сказала Ана, хотя ей совершенно не хотелось с ним спорить.

– Киров – опасное место. В любой другой ситуации я бы посоветовал аффиниту держаться от него подальше. Но учитывая, что кое-кто следит за тем, чтобы я выполнил взятые на себя обязательства, я готов пойти на риск.

Острослов пожал плечами и обогнул ее, взметая ногами снег.

– Тем более я не аффинит.

Он говорил так, будто в ее империи был огромный город, куда небезопасно идти аффиниту. Ана знала о существовании коррупции, но аффинитов никто не вылавливал на улицах.

Стрелка компаса вновь повернулась, когда Ана последовала за Острословом на северо-восток, в сторону Кирова.

По ее подсчетам, идти было еще полдня. По странной причине лес стал выглядеть менее умиротворенно, солнечный свет стал холодным, а растянувшиеся на снегу тени сосен дрожали. И только когда Мэй взяла ее за руку, Ане стало легче дышать.

С земли поднялся небольшой комок грязи и замер над ладошкой Мэй. По щелчку ее пальца он полетел в сторону Острослова и врезался ему прямо в спину.

– Я знаю, как ты любишь болтать, выскочка, – сказала Мэй, когда они с Аной проходили мимо него. – Но еще одно слово, и следующий я швырну тебе в лицо.

Она замолкла и злобно улыбнулась.

– Может, станешь посимпатичнее.