Текст книги "С любовью, герцог"

Глава 9

Джентльмен никогда не станет обсуждать с друзьями подробности своих отношений с леди.

Сэр Винсент Тибальт Валентайн.

Руководство для истинного джентльмена

В Лондоне немало клубов для джентльменов, что называется, на любой вкус: одни попроще, в другие доступ открыт только для наследников титула, – но, по единогласному признанию всех завсегдатаев лондонских клубов, «Уайтс» – самый лучший, причем остается таковым уже более ста лет, с первого дня своего существования. Каменное здание на Сент-Джеймс-стрит нельзя назвать примечательным ни снаружи, ни изнутри, хотя само его месторасположение говорит за себя. В небольших помещениях клуба царил полумрак, и мебель, в особенности кресла, для таких высоких мужчин, как Хоксторн, была не особенно удобной. Престижным делали клуб два обстоятельства: исключительная избирательность при приеме джентльменов в его члены и тот самый потрепанный журнал ставок.

Хоксторн любил здесь бывать, и, едва вернувшись в Лондон, именно сюда стремился первым делом. В клубе было многолюдно в любое время суток. Ни обеденный зал, ни бильярдная, ни библиотека никогда не пустовали, и Хоксторн всегда мог рассчитывать, что застанет в «Уайтсе» кого-нибудь из знакомых, готовых выложить ему все последние новости, если его друзей – Ратберна и Гриффина – не окажется в городе.

Впрочем, сегодня оба были на месте и сидели напротив него за столом в обеденном зале. Все молчали, а Рат и Гриффин смотрели на него в молчаливом недоумении. И на то была причина: Хок только что изложил им то, что вчера сообщил сестре.

Все трое выделялись из толпы завидным ростом, атлетическим сложением и безукоризненными манерами потомственных британских аристократов. Внешне, правда, Рат с его темными глазами и вьющимися коротко стриженными темными волосами не был похож на англичанина, скорее на итальянца или грека. Хок и Гриффин поступили в Итон одновременно и быстро сдружились. Рат присоединился к студенческому братству годом позже, а еще через год был принят в их компанию (после совместного распития бутылки портвейна, которую стащил у отца и пронес в колледж в сумке с двойным дном). За годы учебы дружба их, закаленная во многих испытаниях, так окрепла, что они сумели остаться друзьями, несмотря на то что постоянно соперничали друг с другом. Каждый оспаривал право называться лучшим: студентом ли, стрелком, фехтовальщиком, наездником… Список можно продолжать до бесконечности.

Все трое дружно перекочевали из Итона в Оксфорд, а после университета продолжали совершенствовать свои знания и умения в областях, далеких от науки: в азартных играх, верховой езде и покорении дамских сердец. Большинство «подвигов» закадычных друзей имели документальное подтверждение в виде записей в печально известном журнале ставок клуба «Уайтс».

При том что репутация опасных сердцеедов и повес прочно закрепилась за всеми тремя молодыми людьми, поведение Гриффина, по мнению Рата и Хока, последнее время ни в коей мере не соответствовало этому статусу. В прошлом году Гриффин женился, и с тех пор проводил со своей юной красавицей-женой куда больше времени, чем с друзьями, отдавая предпочтение тихим домашним радостям и забыв дорогу в те злачные места, что еще совсем недавно так любил.

– Чего дожидается мистер Квик? – спросил Гриффин, сдувая пену с только что принесенного ароматного эля. – Думает, что его станут уговаривать?

– Чего он хочет: денег или ценных бумаг? – поинтересовался Рат, вальяжно откинувшись на спинку стула.

– Я не знаю. У меня не получилось с ним поговорить. Его не оказалось на месте, – ответил Хок.

– Ты проделал такой путь зря? – возмущенно воскликнул Гриффин.

– Возмутительное невежество! Ты ведь, кажется, предупредил его о приезде, – вторил другу Рат. – Сколько времени потрачено впустую.

Нет, напрасной тратой времени эту поездку назвать никак нельзя, подумал Хок. Не зря он полдня брел под ледяным дождем. Наградой ему стало знакомство с мисс Квик, возможность поговорить с ней, обнять ее, попробовать на вкус ее нежные податливые губы.

– Квик уехал еще до того, как пришло письмо, в котором я извещал его о своем визите.

– Я не видел его в Лондоне, пока тебя не было, – заметил Гриффин и, обернувшись к Рату, спросил: – А ты?

Рат только покачал головой.

– Так где же он был? – спросил Гриффин.

– Мне так и не удалось узнать. Сестра его, похоже, тоже была не в курсе, а если и знала, то не посчитала нужным сообщить об этом. Впрочем, я бы в любом случае не стал гоняться за ним по всей стране, хотя узнать, когда именно он вернется, мне бы все же хотелось.

– Значит, у Квика есть сестра, – не без удивления констатировал Гриффин и выразительно посмотрел на Рата, прежде чем перевел взгляд обратно на Хока.

– Да-да, теперь я припоминаю, – заметил Рат. – У Квика действительно есть сестра. Говорили, что она ушла вроде бы в монастырь, но, судя по всему, это не так.

Рат задумчиво посмотрел на Гриффина, и тот добавил:

– Дело было года два-три назад. Она была помолвлена с виконтом Деннингкортом, и все было готово к свадьбе, но церемония так и не состоялась – в последнюю минуту невеста передумала. Я точно не помню, что именно она сказала тогда своему опекуну, графу Свитчингему, но что-то вроде того, что лучше станет монашкой, чем женой виконта.

Очень на нее похоже, подумал Солан. Говорить то, что думаешь, невзирая на лица, – ее конек. Для нее что герцог, что граф, что виконт – все едино.

– Помнится, кто-то говорил, что граф был вне себя от ярости, – хлебнув эля, заметил Рат. – Его едва прямо в церкви не хватил удар. Неудивительно, что он не стал ее отговаривать, если она решила уйти в монастырь.

Слушая друзей, Хок молчал и думал, что мисс Квик, хоть и не постриглась в монахини, все равно живет затворницей и лишена каких бы то ни было развлечений, даже самых невинных. Несмотря на то что слухи во многом сходились с тем, что поведала ему она сама, в обществе произошедшее воспринимали совершенно иначе. И мнение о ней Хоксторна коренным образом отличалось от сложившегося. Та леди, с которой ему выпала удача познакомиться, отличалась прямотой и откровенностью, но грубиянкой отнюдь не была. Он увидел в ней женщину сильную, но отнюдь не холодную и не черствую, какой ее рисовали другие.

Наверное, если бы речь шла о какой-то другой девице, Хоксторн предпочел бы промолчать, но ложь о мисс Квик резала слух и он возразил:

– Поверьте, ни в какой монастырь сестра мистера Квика не ушла, да и на монахиню она совершенно непохожа. Во всяком случае, мне не приходилось видеть монашек, которые выглядели бы и говорили так, как мисс Квик. И живет она в Маммот-Хаусе вместе с братом, но, поскольку тот бывает дома лишь наездами, в основном, увы, ей приходится жить одной. Она умна, красива, честна и сострадательна.

Рат медленно подался вперед и выпрямился, когда стул его прочно уперся в пол всеми четырьмя ножками, задумчиво поднес кружку ко рту и сделал большой глоток. Гриффин вопросительно приподнял бровь, давая понять Хоку, что с нетерпением ждет продолжения, но заговорил Ратберн:

– Ты прав, она красива. Я помню. А еще великолепно танцует.

– Ты и это запомнил. Неужели? – хмыкнул Хоксторн.

– Она была уже помолвлена с виконтом, и я не хотел дразнить жениха, оказывая ей особые знаки внимания. Но потом, когда пошли слухи, будто она ушла в монастырь, я еще подумал, что такой красавице не место среди монашек.

– О ее прошлом мы знаем, – заметил Гриффин. – Может, просветишь насчет ее настоящего?

Хоксторн обмолвился о сестре Квика случайно и сразу же пожалел об этом: градом посыпались вопросы и он едва успевал переводить взгляд с одного на другого. Заключив, что друзья его все равно не оставят в покое, пока не получат то, что хотят, Солан вздохнул и, осторожно подбирая слова, объяснил:

– Мисс Квик вознамерилась убедить брата не принимать мое предложение.

Рат покрутил головой, словно узел шейного платка вдруг стал слишком тугим и сдавил ему шею.

– Она сама не пожелала выходить замуж и пытается помешать жениться брату. Вероятно, она в принципе против брака. И после этого ты говоришь, что она не похожа на монашку?

– Вывод напрашивается сам собой, – вторил приятелю Гриффин. – В брак она не верит, но Хок утверждает, что и невестой Христа она стать не собирается. Хм. Мне слышится в этом вызов. А тебе?

Ратберн ухмыльнулся.

– Вызов, а что же еще? Леди может сколько угодно твердить, что замуж не хочет, но я готов биться об заклад, что замужество при этом – ее самая заветная мечта. Если леди не монахиня, конечно.

– Вы можете сколько угодно надо мной потешаться, друзья мои, – со смешком заметил Хок, – только на вашу наживку я не клюну. – И добавил, дождавшись, когда мимо их стола пройдут двое господ: – Мисс Квик категорически против договорных браков, и причина тому – ее собственный печальный опыт. И, давайте признаем, в наше время такого рода сделки скорее исключение, чем правило. Суждения по этому поводу мистера Квика я буду знать только после того, как поговорю с ним лично, и то, как он поступит в связи с моим предложением, во многом будет зависеть от меня, от моей линии поведения. Так к чему же нам готовиться, друзья? Есть ли желающие отомстить нам за те письма?

– Как раз сегодня непреклонная мисс Труф, автор скандального листка, намекнула на некую готовящуюся акцию, – сообщил Гриффин. – По-видимому, она желает выжать из той истории с письмами еще кое-что. В своей колонке она сообщает об участии Веры в предстоящем сезоне и намекает на то, что они обе – и Вера, и Адель – рискуют своей репутацией и не только.

Хок выругался сквозь зубы.

– Хотелось бы узнать, кто она такая, эта мисс Труф. Наверное, придется поднажать кое на кого и вывести чертову писаку на чистую воду.

– Ничего не выйдет, – вынес свой вердикт Рат. – Боюсь, никто нам помочь не сможет.

– Согласен. Судя по тому, как продается эта «желтая» газетенка, ни один из информаторов мисс Труф не захочет терять постоянный источник дохода, раскрывая инкогнито своего работодателя, – заметил Гриффин.

– Тогда остается лишь надеяться, что эти ее информаторы, кем бы они ни были, не узнают раньше времени о том, что я пытаюсь найти мужа для Адель раньше, чем начнется сезон, – мрачно заметил Хок.

– Ты знаешь, что сказанное нам при нас и останется, – добавил Гриффин. – Но так ли ты уверен в мисс Квик и ее брате?

– Я ни в чем не могу быть уверен до конца, но мисс Квик пообещала никому ничего не говорить, кроме брата. – Опасаясь, как бы друзья при упоминании мисс Квик не повернули беседу не в то русло, Солан поспешил спросить у Гриффина: – А ты не думал поинтересоваться у Веры, не хочет ли она заручиться твоей помощью в поисках мужа? Наши сестры уязвимы, пока в поиске, но у нас есть надежный и элегантный способ связать руки нашим врагам, и грех этим способом не воспользоваться.

– Я знаю, что услышу в ответ, – усмехнулся Гриффин. – Вера, увы, далеко не так сговорчива, как твоя Адель. Мне остается лишь издали за ней наблюдать, а уж выбор она сделает сама. Утешает лишь то, что Сара уже замужем: это значительно облегчает груз ответственности.

– Не знаю, радоваться мне или огорчаться сговорчивости Адель. Родители избаловали ее до крайности. Любой ее каприз выполнялся немедленно. За нее все всегда не только делали, но и думали. Мне кажется, что, если бы я решал за Адель, какое платье ей надеть сегодня, а какое – завтра, она была бы только рада. Представьте, какая непосильная стоит передо мной задача: я должен найти ей такого мужа, чтобы ей не только понравился, но и потакал всем ее прихотям, не злоупотребляя в то же время ее безграничным доверием и поистине младенческой беспомощностью.

– Хорошо, что у меня нет ваших проблем, – сказал Рат, вытирая рот. – Но это не значит, что я не сделаю все, что смогу, для ваших сестер. Ну, кроме разве что предложения, но вовсе не потому, что им недостает красоты или чего-то еще: просто они заслуживают лучшей партии, чем я.

– Можешь не оправдываться, – проворчал Хоксторн. – Ни Гриффин, ни я не отдали бы своих сестер за тебя в любом случае.

– Мне думается, что прошлый сезон прошел вполне удачно для обеих моих сестер, – заметил Гриффин, – если не брать в расчет лорда Генри. Но мы-то с вами знаем, чем все закончилось.

– Никто ничего не узнал ни про удар зонтиком по голове, нанесенный бедняге некой леди, ни про хук в челюсть, который он получил от брата той самой леди в тот же день, – с ухмылкой напомнил Рат, и друзья встретили его замечание понимающим смешком.

– Полагаю, Генри Дагуорт поступил мудро, покинув Лондон на то время, пока заживало лицо. Нет синяков и ссадин – нет разговоров; нет разговоров – нет скандала, – философски заключил Рат.

– А будут ли провокации в этом сезоне, покажет только время, – заключил Гриффин.

– Возвращаясь к нашим баранам, – многозначительно глядя на Хока, сказал Рат. – Было бы неплохо услышать более подробный рассказ о сестре мистера Квика. Надо признаться, ты меня заинтриговал.

Хоксторн задумчиво поднес кружку к губам. В соседней комнате играли в бильярд – слышно было, как ударялись друг о друга шары. Рат всегда отличался проницательностью, а еще – бульдожьей хваткой, и частенько сочетание этих качеств доводило его до беды. Не зря говорят: посеешь ветер – пожнешь бурю, – но герцога бури не страшили. Он любил острые ощущения, а то, что при этом задевал чувства друга, его не смущало.

– Мне нечего добавить к уже сказанному: слишком мало ее знаю, – ответил Хоксторн.

– Квик, очевидно, в ближайшее время приедет в Лондон для разговора с тобой. Он возьмет ее с собой? – спросил Гриффин.

– Я сказал ей, что сам вернусь в Маммот-Хаус для переговоров с ее братом, и попросил предупредить его, чтобы дождался.

Рат и Гриффин многозначительно переглянулись, и Хоксторн прекрасно понимал, что провести друзей ему не удалось. Они все поняли правильно: да, ему хотелось опять увидеться с мисс Квик… Лореттой, – но вдаваться в подробности он не собирался.

По правде сказать, Солан не помнил, когда ему было так хорошо и комфортно, как в тот вечер с мисс Квик. Это не значит, что он не получал удовольствие от тесного общения с другими юными и не очень юными леди. Среди этих представительниц слабого пола были и такие, кого он откровенно презирал, и такие, к кому относился терпимо, но чтобы вести с дамами, которых вожделел, задушевные разговоры и получать при этом удовольствие от самой беседы – нет, такого еще не было. Случайное знакомство с мисс Квик оставило в душе такой глубокий след, что все крепче он утверждался в мысли: они должны быть вместе, потому что друг другу интересны во многих смыслах и потому что в их увлекательнейших спорах может родиться истина, что само по себе большая редкость.

– Назад, в Маммот-Хаус, говоришь? – насмешливо протянул Рат. – Возможно, нам следует составить тебе компанию. Что скажешь, Гриффин?

– Скажу, что нам с тобой делать там нечего. К тому же Эсмеральде едва ли понравится мое затянувшееся отсутствие.

– Не прикрывайся женой, Гриффин. Так прямо и скажи, что дня не можешь без нее прожить, – с усмешкой возразил Рат.

Гриффин добродушно посмотрел на друга и, пожав плечами, спросил:

– А ты бы на моем месте что выбрал: двое суток трястись в карете и стучать зубами от холода или провести это время в теплом уютном доме с красавицей-женой? Знаешь, я однозначно выбираю последнее. Но ты волен поступать как тебе заблагорассудится: поезжай и постарайся убедить мистера Квика, что от такого предложения грех отказываться.

– Я ни в чьей помощи не нуждаюсь! – с досадой поморщившись, заявил Хоксторн.

– Напрасно. Лично я готов помочь каждому даже против его воли, – совершенно серьезно парировал Рат.

– Кто бы сомневался, – язвительно заметил Хоксторн. – Но мои мотивы вы поняли превратно. Да, у меня есть веская причина вернуться в Маммот-Хаус, но это вовсе не мисс Квик.

– Да? Тогда кто же? – удивился Гриффин.

– В тот день, когда я приехал в Маммот-Хаус, была сильная метель. И в самый разгар ненастья к ним в дверь постучал нищий, совсем еще мальчик. Он весь дрожал от холода и выглядел больным. Мы так и не успели выяснить, кто он такой и откуда, потому что он потерял сознание. Мисс Квик проявила милосердие и оставила его в доме. Только меня что-то насторожило в этом пареньке. Он не был похож на бродягу или попрошайку, а кроме того, оказался болен настолько серьезно, что шансов умереть у него больше, чем остаться в живых, но если он все же сможет побороть болезнь, я хочу увезти его туда, откуда он пришел.

Рат ответил ему низким грудным смешком, и это вывело Хоксторна из себя:

– Черт тебя дери! Что здесь тебя так позабавило?

– Ты, красивая юная леди, метель, несчастный больной ребенок под дверью затерянного в глуши дома – все это похоже на сентиментальный роман. Долго думал, прежде чем сочинить эту душещипательную историю?

– Да, Хок, у меня к тебе тоже есть вопрос, – с усмешкой протянул Гриффин. – За каким чертом ты остался ночевать в поместье, зная что брата юной леди нет дома?

Друзья вдоволь повеселились, а Солан уже сто раз пожалел, что рассказал им про мальчика.

– Ну и гады же вы оба! Не надо было ничего вам говорить ни про мисс Квик, ни про мальчишку. Вам вообще ни о чем нельзя рассказывать.

– Но раз уж начал, – беззлобно констатировал Гриффин, – продолжай: сказавший «а» да скажет «б». Теперь уж не отвертишься – выкладывай все до конца, а то нам ничего не останется, кроме как додумать остальное, призвав на помощь воображение. Тебе ведь этого не хочется, верно?

Хоксторн недовольно поворчал, но, напомнив себе, что друзья не станут распускать о нем сплетни, рассказал, почти ничего не утаив, о своем визите в Маммот-Хаус, упомянув и захромавшую лошадь, из-за которой ему и пришлось остаться ночевать в доме.

Хоть он ни словом не обмолвился о поцелуях и объятиях, по физиономиям друзей и ухмылкам и так было ясно, что они догадались обо всем сами.

– Вот я и хочу вернуться и проверить, как там мальчик. Если окажется, что он бездомный, то я забрал бы его с собой и привез в Лондон. Я не знаю, кто этот парнишка: безобидный попрошайка, карманник или грабитель, – также не знаю, как он оказался возле Маммот-Хауса, но в любом случае не хочу, чтобы он, пользуясь добрым расположением приютившей его леди, ответил ей черной неблагодарностью. Я очень переживаю и за тамошних домочадцев.

Рат и Гриффин перестали ухмыляться, и уже без тени иронии Гриффин спросил:

– И как ты намерен поступить, когда привезешь его в Лондон? Сдашь его в сиротский дом?

– Не знаю. Ему лет десять-одиннадцать, так что в сиротский дом его могут и не принять. К тому же мальчишка, судя по всему, привык жить самостоятельно, так что вряд ли захочет соблюдать дисциплине. Если улица не испортила его вконец, я, пожалуй, пристроил бы мальчишку в какую-нибудь хорошую крестьянскую семью в одном из своих поместий или подмастерьем где-нибудь здесь, в столице. Могу лишь сказать, что, когда попытался ему помочь, я услышал от него такие слова, каких ребенок знать-то не должен.

Хоксторн подозревал, что ничем хорошим для мисс Квик знакомство с этим оборванцем не закончится. Сердце у нее доброе, и она видит в своем подопечном не нищего, не попрошайку и не потенциального воришку, а попавшего в беду беспомощного ребенка, за благополучие которого теперь она несет полную ответственность. И чем скорее он увезет от нее мальчишку, тем лучше. Но что бы он ни говорил друзьям и не пытался внушить себе, в Маммот-Хаус его тянуло вовсе не из-за паренька и не из желания поскорее уладить вопрос с мистером Квиком: ему безумно хотелось увидеть мисс Квик.

Хоксторн не мог забыть, как она стояла в отблесках пламени камина и была похожа на ангела в своем летящем золотисто-желтом платье. И еще он вспоминал ее нежные податливые губы, тепло ее тела и страстные вздохи в ответ на его прикосновения и поцелуи.

Пожалуй, надо заглянуть в недавно открывшуюся кондитерскую и купить для нее каких-нибудь изысканных сладостей, а коробку попросить перевязать желтой лентой. Солан улыбнулся, довольный своей придумкой.

Делиться мыслями с друзьями он не собирался, и потому, чтобы не выдать себя, поспешил поднести к губам кружку с элем.

– Когда ты планируешь поездку? – спросил Гриффин.

– Не раньше четверга. Думаю, к тому времени Квик уже вернется домой, и…

– Тсс!.. – вдруг заговорщическим шепотом предупредил Гриффин. – Я заметил, как в зал вошел лорд-мэр, так что не оборачивайтесь, а то он непременно подойдет к нам.

Друзья проигнорировали предупреждение Гриффина и уставились на лорд-мэра, который что-то горячо объяснял джентльменам за дальним столом.

– Похоже, нам придется выслушать часовой монолог по поводу плачевного состояния уличных фонарей и уродливых вывесок, – буркнул Гриффин. – Может, сбежим, пока не поздно через черный ход?

– Ты прав. Предлагаю встретиться здесь на следующей неделе, когда Хок вернется из Маммот-Хауса и ему будет что рассказать, – поддержал друга Рат, выразительно взглянув на Солана.

– Я и не собирался ничего от вас скрывать, – не без ехидства парировал Хоксторн. – Идите, а я немного задержусь, надо переброситься парой фраз с сэром Уэлби.

– Уэлби? Он что, здесь? Говорят, из-за подагры он совсем не может ходить.

– Вот он, слева от двери. Без трости ему, наверное, было бы трудно, но, кажется, ноги тут ни при чем: похоже, у него серьезные проблемы со зрением, судя по тому, как он передвигается.

– Да, бедняга слепнет день ото дня, – со вздохом заметил Рат, – но в четырех стенах тем не менее не сидит. Жизнелюбие старика достойно восхищения.

– Согласен, – кивнул Хок. – Пользуясь случаем, хочу расспросить его, что говорят по поводу грядущего сезона.

Гриффин с усмешкой пожелал Хоку удачи, и тот, прихватив кружку, направился к сэру Уэлби, который как раз усаживался за свободный стол недалеко от входа. О готовившейся в прошлом сезоне провокации, направленной против сестер Гриффина, друзья узнали как раз от него. Старик, правда, клялся и божился, что не разглядел тех молодых людей, чей разговор ему удалось подслушать, но Хок надеялся, что ему удастся усыпить бдительность полуслепого старика и тот проговорится. Отчего-то он был уверен, что старик лукавит: имена провокаторов знает, но выдавать почему-то не желает.

– Позвольте вам помочь, – предложил Солан, галантно подхватив старика под руку.

– Никак Хоксторн? – спросил, подслеповато щурясь, седовласый джентльмен.

– Он самый.

– Благодарю, молодой человек, – с кряхтением опускаясь на неудобный деревянный стул, сказал старик. – Похоже, в скором времени мне придется отказаться от посещения этого клуба, но я решил, что этот день еще не настал. По крайней мере, это произойдет не сегодня.

– Сдается мне, что и не завтра тоже. И не послезавтра, – с некоторым подобострастием польстил старику Хоксторн. – Вы так ловко орудуете тростью и вполне уверенно передвигаетесь, что никому и в голову не придет усомниться в этом.

– Да, куда же без нее, без трости, – довольно хихикнул старик и постучал по полу заостренным концом. – Спасает меня: не дает задевать стулья, натыкаться на людей на улице и на чертовы фонарные столбы.

– Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию? Хотелось бы кое о чем поговорить.

– Напротив, буду только рад, ваша светлость. В старости одиночество ощущаешь особенно остро. Знаете, я ведь и у двери сажусь для того, чтобы переброситься парой слов с теми, кто входит или выходит. Ведь правила клуба этого не запрещают, верно?

– Я думал, вам просто нравится сидеть на виду у всех, – солгал Хок.

Все в «Уайтсе» знали, зачем старик садится в проходе.

– Да, это мое любимое место, – согласился сэр Уэлби, – и теперь вы знаете почему. К моему великому сожалению, в бильярдную мне теперь вход заказан: какой из меня игрок, – да и за карточным столом какой от меня толк.

Старик вдруг насупил кустистые брови и воскликнул:

– Кажется, я слышал стук кружки о стол или мне показалось? Что вы такое пьете?

– Эль, – понял его Хоксторн и жестом подозвал лакея. – Вы ведь не откажетесь от кружечки-другой?

– Вы угощаете? – уточнил старик, и в его водянистых подслеповатых глазах блеснул озорной огонек.

– Разумеется.

– В таком случае я бы предпочел стаканчик их замечательного бренди.

Хок рассмеялся и велел лакею принести старику бренди.

– Я вот о чем хотел спросить: вы, случайно, ничего нового не слышали от тех болтунов, что в прошлом году распускали слухи насчет сестер герцога Гриффина? Или, может, вспомнили, кто это были?

– Нет, ничего нового сказать не могу. С тех пор я ни разу не слышал их голоса, как бы ни было это странно. Правда, как-то раз посетовал, что сент-джеймсские повесы так и не поплатились за содеянное, а ему ответили, что не все потеряно и восстановить справедливость можно, ведь есть еще сестры-близняшки.

Хоксторн почувствовал, как зашевелились волосы на затылке. Так было всякий раз, когда до него доходили подобные слухи.

– Но ведь в прошлом сезоне ничего плохого с сестрами Гриффина не случилось. Может, кто-то захочет теперь навредить моей сестре, леди Адель? До вас не доходили такие слухи?

Старик так отчаянно замотал головой, что на лицо ему упала длинная седая прядь.

– Нет-нет, ваша светлость, ничего такого я не слышал, но, должен признаться, вы меня не удивили.

– Да уж, удивляться не приходится: молодежь совсем распустилась, никакого уважения к старшим. Думаю, поэтому те юнцы так редко заглядывают в «Уайтс»: им среди уважаемых людей в столь респектабельном заведении делать нечего.

– Ваша светлость, может, герцогу Гриффину стоит поговорить с управляющим? Тот мог бы опросить обслугу. Лакеи, как правило, все замечают. Возможно, кто-то и вспомнит, кто из редких гостей в тот день был в клубе.

– Не думаю: им некогда глазеть по сторонам – работы полно.

– Да, и они выполняют ее на совесть, что хорошо. Потому мы и любим сюда ходить.

– Вы ведь будете держать ухо востро и сообщите мне, если что услышите?

– Непременно. Я и герцогу Гриффину это пообещал, так что вы будете вторым.

Между тем подоспел лакей с бренди для сэра Уэлби. Старик понюхал напиток, покрутив в руках бокал, затем пригубил и задумчиво произнес:

– Нет, я, пожалуй, передумал: вы будете первым, а герцог Гриффин – вторым.

Хоксторн улыбнулся, поблагодарил старика и, ловко увернувшись от столкновения с лорд-мэром, быстро покинул зал. Он хотел было сыграть партию-другую в покер, но понял, что сосредоточиться на игре не сможет – не дают покоя мысли о той, что осталась в Маммот-Хаусе.