Текст книги "В приемной доктора. Закулисные драмы отделения терапии"

Долго ломать голову над тайной мистера Шусмита не пришлось. Через несколько недель меня вызвали на дом к миссис Шусмит. Я сразу узнал эту фамилию. В записях, сделанных администратором, говорилось, что обеспокоенный мистер Шусмит, позвонивший в клинику, предполагает, что у его жены инфекция мочевыводящих путей. Он попросил о визите на дом, поскольку жена слишком плохо себя чувствует, чтобы прийти в клинику. Мистер Шусмит открыл мне дверь. Они жили в небольшом бунгало. Он проводил меня в гостиную и сказал, что сейчас приведет жену, которая была на втором этаже. Я осмотрелся. Ковер с цветочным узором, в центре комнаты – деревянный кофейный столик с пепельницей, которой явно активно пользовались. Два больших кресла перед старым телевизором. Комод у одной из стен, уставленный фотографиями внуков. На окне – сетчатые шторы, рассеивавшие солнечный свет.

– Это доктор, дорогая, – сказал мистер Шусмит, помогая жене пройти в гостиную.

На Джун Шусмит была надета темно-зеленая блуза, серая юбка и черные колготы. Ноги старушки были обуты в розовые тапочки с помпонами, совсем не подходившие ее образу. Я предположил, что ей их подарили.

– Он пришел к мальчикам? – спросила Джун, посмотрев сначала на меня, а затем на мужа.

– Нет, к тебе. Ты не очень хорошо себя чувствуешь последние пару дней.

– Да? – удивилась Джун.

– Здравствуйте, миссис Шусмит, я доктор Хан. Поговорим?

Я указал рукой на кресла.

– Не понимаю, зачем вы пришли, ведь я прекрасно себя чувствую, – сказала Джун, садясь в кресло. Я опустился на корточки рядом с ней.

– Ваш муж беспокоится, что у вас инфекция мочевыводящих путей, – объяснил я осторожно.

– Я так не думаю. Вы почтальон? – спросила она, глядя на мужа, а не на меня.

– У нее произошло несколько «инцидентов» на этой неделе, доктор, – сказал мистер Шусмит. – Для нее это нехарактерно.

– Доктор, а я и не заметила, что вы здесь! – воскликнула миссис Шусмит. – Как ваши детки?

Она внимательно смотрела на меня, но явно принимала меня за кого-то другого.

Перед приходом я изучил медицинскую карту Джун. Спутанность сознания – частый спутник инфекций у пожилых людей, и в карте ничего не говорилось о других заболеваниях, объясняющих проблемы с памятью. Я задал Джун еще несколько вопросов, проверил пульс, прощупал живот и послушал стетоскопом легкие. Все было в норме.

– Хорошо, что вы пришли, – сказала она, когда я закончил осмотр. – Мне кажется, один из мальчиков повредил колено. Пойду его позову.

Миссис Шусмит встала и направилась в коридор.

– Мистер Шусмит, мы можем поговорить? – спросил я, помешав ему догнать жену.

Он вздохнул и сел. Теперь я занял второе кресло.

– Думаю, у Джун инфекция мочевыводящих путей, мистер Шусмит, но ее сознание спутано больше, чем я ожидал. Как давно она в таком состоянии?

Мистер Шусмит уперся взглядом в экран выключенного телевизора.

– Она обмочилась несколько раз на этой неделе, доктор Хан. Мне кажется, это только все усугубило.

– Она смогла самостоятельно привести себя в порядок, или вам пришлось ей помочь? – спросил я.

– Я помог, – ответил он.

– Она поняла, что обмочилась? – спросил я.

Он покачал головой.

– Как еще вы ей помогаете? – продолжил я. – Мистер Шусмит, мы тоже можем быть полезны.

Он вздохнул.

– Я одеваю ее утром, мою, – сказал он. – Она больше не может делать это самостоятельно.

– Откуда у вас тот синяк на спине, который я видел на консультации?

– Я поскользнулся на полу ванной комнаты, когда мыл Джун, и ударился о край раковины. У меня не было трости, и пол был мокрый.

Мы некоторое время сидели в тишине. Я осторожно продумывал свой следующий вопрос.

– Почему вы раньше никому об этом не говорили?

Мистер Шусмит ничего не ответил.

– Мальчики знают?

Он покачал головой.

– Знаете, доктор Хан, Джун была потрясающей женщиной, чудесной женой и матерью, – заговорил мистер Шусмит, снова уставившись на наши отражения в телевизоре. – Конечно, она уже не такая, как прежде.

– Мне очень жаль, мистер Шусмит. Вам, наверное, сложно ухаживать за ней совсем одному.

– Вы кого-нибудь теряли, доктор Хан?

Я замешкался, не зная, что ответить.

– Мой отец умер несколько лет назад, – сказал я.

– Соболезную. Я потерял жену два года назад. Она здесь, в доме, но это больше не Джун. Иногда она возвращается на минутку, но затем снова уходит. Мне кажется, что ее забирают у меня снова и снова.

Голос мистера Шусмита звучал отстраненно.

– Мистер Шусмит, мы в состоянии вам помочь. Что-то можно устроить.

– Мы обещали друг другу, что никто из нас не окажется в доме престарелых, если вы это имеете в виду. Я знаю, что это за место. Когда сознание Джун только начало путаться, ее это очень обеспокоило, и я дал ей обещание. Кроме того, я не могу находиться здесь в одиночестве, ведь мы прожили вместе более пятидесяти лет.

Он сжал ручку трости так крепко, что его костяшки побелели. Я снова увидел порез у него на руке.

– Она бывает агрессивной? – спросил я, указывая на его руку.

– Иногда по ночам, когда она просыпается и встает с постели. Это особенно страшно, ведь она дезориентирована. В такие моменты она не понимает, кто я. В этом нет ее вины. Она пугается и не осознает, что делает.

– Вам, должно быть, очень тяжело. Вам не нужно все делать в одиночку, мы действительно можем помочь, – снова произнес я, надеясь, что мистер Шусмит посмотрит на меня. – Вы говорили об этом с кем-нибудь из друзей или соседей?

Мужчина покачал головой.

– Раньше мы встречались с друзьями, но, когда Джун стало хуже, мы перестали видеться. Я выхожу из дома только в магазин за продуктами, а потом сразу возвращаюсь.

В гостиную вошла Джун.

– Я не нашла мальчиков. Наверное, они катаются на велосипедах.

Она снова ушла.

Я объяснил мистеру Шусмиту, что есть множество разных причин проблем с памятью у пожилых людей и убедил его позволить мне взять у Джун кровь на анализ. Он согласился сводить ее в местную специализированную клинику и принять помощь бесплатной сиделки.

Оказалось, что у Джун болезнь Альцгеймера, и она стала принимать препараты, чтобы замедлить ее прогрессирование. К ним домой стала приходить помощница дважды в день: утром, чтобы помочь Джун встать с постели и одеться, и вечером, чтобы подготовить ее ко сну. Со временем она стала приходить четыре раза в день. Через два года Джун умерла дома. Я думал о том, что мистеру Шусмиту пришлось в последний раз пережить потерю жены. Они с Джун прожили в счастливом браке шестьдесят лет. Если кто-то и знал, что жизнь – это марафон, а не спринт, то это мистер Шусмит.

В нашей клинике есть традиция, заложенная администратором, которая давно уволилась. Мы присылаем открытку с соболезнованиями и букет цветов членам семьи нашего умершего пациента. Открытку подписывает врач, который больше всего работал с пациентом.

Мне выдали такую открытку утром, когда скончалась Джун. Я сидел за столом и обдумывал, что хочу написать.

«Дорогой мистер Шусмит!

Примите мои глубочайшие соболезнования. Уверен, Джун была рада, что вы сдержали свое обещание.

С наилучшими пожеланиями

доктор Амин Хан»

Глава 2

Работать в сфере здравоохранения тяжело. Нагрузка огромная, а требования попросту невыполнимы. Тем не менее сотрудники Национальной службы здравоохранения не имеют себе равных: большинство из них делают все возможное, чтобы помочь пациентам, задерживаются на работе допоздна и прилагают дополнительные усилия.

В то же время нам приходится постоянно извиняться перед пациентами за опоздания и за то, что они вынуждены неделями ждать приема.

«Когда ни позвони, записаться невозможно!» – жалуются люди.

Это правда. Записаться к врачу действительно сложно. Пациенты нашей клиники вынуждены звонить рано утром и ждать в телефонной очереди, похожей на лотерею. Самые настойчивые приходят и ждут на улице. Практически во всех клиниках страны дела обстоят так же.

Я лишь хочу сказать своим пациентам, что я каждое утро прихожу на работу к 07:00 и остаюсь там до 19:00. Если человек не может записаться к врачу, это значит, что врач просто занят другими пациентами. Мы пытались нанимать больше администраторов для ответов на звонки и даже потратили небольшое состояние на найм новых врачей, однако зверь ненасытен: чем больше его кормишь, тем больше он просит.

Что система здравоохранения точно делает, так это настраивает пациентов против врачей, и они приходят на прием уставшие и злые. Это вполне понятно.

К сожалению, главными злодеями считают администраторов, поскольку именно им приходится сообщать пациентам, что талонов не осталось и придется позвонить завтра утром. Их часто называют драконами и гестаповцами за то, что они просто выполняют свою работу. Бедной Хэтти приходится поправлять ее «улей» после каждой ожесточенной схватки с пациентом по поводу записи на прием.

Проблема в том, что первичное звено здравоохранения не получает достаточного финансирования, из-за чего расходы в несколько раз превышают доходы. Какие бы меры ни пыталось принять правительство, ситуация не меняется. Все зашло слишком далеко.

Вместо того, чтобы объяснять истинное положение дел разъяренным пациентам, я просто в очередной раз извиняюсь перед ними и надеюсь, что когда-нибудь ситуация изменится в лучшую сторону.

Поскольку мы все ощущаем давление, в Национальной службе здравоохранения царит товарищеский дух.

Мы чувствуем, что находимся в одной лодке, и, даже если правительство не сможет принять эффективные меры и не увеличит финансирование, мы все равно будем прилагать максимальные усилия. Особенность нашей работы в том, что мы делимся с коллегами самыми важными событиями, будь то смерть пациента, обнаружение у него опасного для жизни заболевания или что-то гораздо более радостное, например рождение ребенка. Делясь опытом, мы сближаемся с коллегами-единомышленниками, преследующими одну цель – помогать людям.

Мне повезло работать с некоторыми из своих лучших друзей. Я не был с ними знаком до того, как устроился в клинику, но со временем мы прошли вместе через огонь и воду.

Элисон Дэниелс – одна из них.

Я впервые встретился с Элисон во время гинекологического осмотра. Я осматривал 19-летнюю пациентку, которая жаловалась на выделения из влагалища.

– Если к нам обращается пациентка с жалобой на выделения, мы обязаны задать ей вопрос о половой жизни, – сказал я девушке.

– Что именно вы хотите знать о моей половой жизни? – спросила пациентка. Она жевала жвачку, громко причмокивая и широко открывая рот. Я видел, как жвачка перекатывается у нее во рту, и это меня отвлекало.

– Ведете ли вы половую жизнь?

– Нет. Какой грубый вопрос! Я девственница.

Девушка говорила с сильным южноазиатским акцентом.

– Простите, я не хотел вас оскорбить, но я был обязан задать этот вопрос.

– Что ж, вам не нужно задавать его мне. Я же не шлюха!

Чавканье стало громче по мере нарастания ее раздражения.

– Я вовсе не это имел в виду, – возразил я, понимая, что разговор становится слишком некомфортным. – Есть множество причин выделений из влагалища. Вы позволите мне провести осмотр и взять мазок? Подобные интимные процедуры я всегда провожу в присутствии медсестры.

Ей, похоже, было все равно, и она сразу согласилась.

Элисон работала в соседнем кабинете, но мы не были официально знакомы. Я постучался к ней.

– Здравствуйте, Элисон! Я Амир, новый врач.

Элисон было за 50, и у нее было успокаивающе-доброе лицо, которое должно быть у каждой медсестры.

Она широко улыбнулась.

– О, я слышала о вас, Амир. Все говорят о ваших облегающих брюках. Черт побери, да слухи правдивы! – Элисон пристально взглянула на меня. – Я даже через брюки вижу, что вы обрезаны!

– Да, они правда тесноваты, – смутился я, опустив взгляд на свои ноги, несколько ошеломленный откровенностью нашего разговора. – Не могли бы вы поприсутствовать на гинекологическом осмотре, который мне нужно провести в соседнем кабинете?

– Разумеется, мой дорогой.

Элисон встала, и мы вместе вернулись в мой кабинет.

– Здравствуй, милая! Меня зовут Элисон, и я одна из практикующих медсестер, – сказала она, помогая пациентке занять нужную позицию, чтобы я мог провести осмотр и взять мазок.

Во время осмотра я отчетливо увидел выделения, на которые жаловалась девушка. Я видел такое неоднократно и точно знал, что они означают. У пациентки был хламидиоз.

Я комментировал каждое свое действие и вскоре завершил осмотр. Пациентка оделась и села.

– Вы сказали, что не живете половой жизнью, но мне нужно знать точно, поскольку мы будем проводить анализ на ИППП, – сказал я. Элисон все еще была в кабинете.

– Я же говорила, что девственница, – возмутилась девушка, повышая голос. – Вы называете меня лгуньей?

– Нет, конечно, – поспешно ответил я. – Простите, мне просто нужно было удостовериться. Я направлю материал в лабораторию и позвоню вам через несколько дней, чтобы сообщить результаты.

Пациентка встала и вышла из кабинета.

– Амир, если она девственница, то я Мария Стюарт, – усмехнулась Элисон. – У этой девчонки хламидиоз.

– Да, знаю, но результаты исследования станут доказательством, – сказал я, подписывая мазок и аккуратно убирая его в сумку.

Так началась наша дружба.

Через несколько дней пришли результаты исследования. Хламидиоз подтвердился. Обычно я звонил пациенту с положительным анализом на хламидии и записывал его в венерологический диспансер, но в этот раз решил сообщить новость лично.

– Послушайте, – сказал я, когда пациентка пришла снова, – я получил результаты мазка, и они показывают, что у вас инфекция. В последний раз вы сказали, что никогда не занимались сексом. Это правда?

– Да, – ответила она, но теперь уже не так уверенно. – А почему вы спрашиваете?

– Мне жаль сообщать это вам, но у вас хламидиоз.

Она впала в ступор.

– Вот УБЛЮДОК! – закричала она, доставая мобильный телефон. – Я прибью его на хрен!

Я дал ей телефон венерологического диспансера, и она ушла, визжа в трубку. Оказалось, что шестое чувство не подвело нас с Элисон: пациентка точно не была девственницей.

После нашей первой встречи мы стали добрыми друзьями. Вместе ездили в отпуск и поддерживали друг друга в самые трудные времена. Элисон была первой, кто пришел в мой новый дом, и, вместо того чтобы сесть на диван и ждать чашку чая, надела резиновые перчатки и помогла мне отдраить его сверху донизу.

Почувствовав, что напряжение на работе становится невыносимым, мы решили записаться на семинар по развитию осознанности. Мы оба почти ничего не знали об осознанности, но одна из наших коллег, ранее посещавшая это занятие, сказала, что семинар помог ей сосредоточиться и снизить уровень стресса. Кроме того, в день семинара можно было не ходить на работу, и он был бесплатным. Я заехал за Элисон, и мы отправились на занятие. Оно должно было состояться в небольшой йоркширской деревне.

– Не беспокойся, Элисон, если все это окажется чепухой, мы просто придумаем какую-нибудь отговорку и пойдем пообедать, – сказал я по дороге.

Мы, как обычно, опоздали. Когда зашли в зал, стулья уже были поставлены в круг. Большинство мест было занято, но мы нашли два пустых. Семинар уже начался. В середине круга сидела женщина и мягким голосом давала инструкции. Она выглядела так, будто никогда в жизни не сталкивалась со стрессом. Ее блестящие каштановые волосы были собраны в высокий конский хвост, а гладкая кожа сияла. На женщине были черные леггинсы и ярко-розовая футболка, подчеркивающая идеальный пресс. «Если осознанные люди выглядят так, то мне срочно нужно стать осознанным», – подумал я. К концу дня мы с Элисон тоже должны были стать обладателями стального пресса и блестящих волос.

– Поднимите руки высоко, разведите в стороны и вращайте ими, – сказала она. – Не забывайте при этом поднимать и опускать ноги. То, что вы сидите на стуле, не означает, что ноги должны оставаться неподвижными.

Все последовали ее команде, и, кажется, остальные прекрасно знали, что нужно делать. Мы с Элисон выглядели крайне неуклюже.

После пяти минут вращений руками, движений плечами и поднятия ног я повернулся к Элисон.

– Боже, я представлял себе осознанность совсем иначе, – пропыхтел я. Мои волосы стали потными и матовыми, а не блестящими и сияющими.

– Я тоже, – отозвалась Элисон, тяжело дыша. – Я вымотана. Разве это должно расслаблять?

– Может, это только для разогрева? Ну, знаешь, чтобы все познакомились друг с другом перед началом настоящего занятия.

Элисон, продолжая вращать руками, повернулась к женщине, которая сидела на соседнем стуле.

– Простите, осознанность всегда достигается с таким трудом?

– Осознанность? Нет, это аэробика на стуле. Занятие по осознанности в соседнем кабинете.

Мы с Элисон торопливо вышли. Отказавшись от идеи стать осознанными, мы отправились пообедать в паб. Честно говоря, в конце дня мы находились в гораздо большем стрессе, чем в начале.

Однажды утром, гораздо позднее – спустя восемь лет дружбы и совместной работы, – Элисон вошла ко мне в кабинет.

– Амир, я не хочу тебя расстраивать, но мне нужно кое-что тебе сказать, – произнесла она спокойно. Мне не понравился тон этого заявления: он был зловещим. Когда кто-то просит вас не расстраиваться из-за того, что он сейчас скажет, вам явно собираются сообщить плохую новость.

Врачи живут в постоянном страхе, что их действия приведут к смерти пациента или причинят ему вред. Хотя этот страх иррационален, от него очень сложно избавиться. Поэтому всякий раз, как разговор начинается подобным образом, ваши мысли устремляются именно туда. Неужели Элисон собирается сообщить мне, что я случайно кого-то убил?

В нашей практике есть так называемый список умерших. Среди пациентов клиники есть много пожилых и тяжелобольных людей, и если кто-то из них умирает, то администраторы присылают нам сообщение с информацией о том, кто умер и у кого из врачей он был в последний раз. Это и есть список умерших. В большинстве случаев смерть пациента не имеет отношения к действиям врача общей практики. Тем не менее каждый врач боится, что его имя окажется рядом с именем скончавшегося пациента.

Боже, у меня ипотека, как я буду выплачивать ее, если меня уволят? Я стану бездомным. Кем я могу работать, если не врачом? Мама меня убьет.

– Хорошо, я обещаю не расстраиваться, – невозмутимо ответил я, словно этих мыслей не было у меня в голове. «Сохраняй профессионализм».

Моя эгоистичная паника прекратилась в ту секунду, когда Элисон произнесла следующее предложение.

– Вчера я ходила к своему врачу, потому что у меня были кровотечения «оттуда», и он срочно направил меня к гинекологу, – сказала она тихо. Глаза Элисон наполнились слезами.

Элисон уже прошла через менопаузу. У нее не должно было быть кровотечений. Мы оба знали, что если пациентка в постменопаузе жалуется на кровотечение, это может указывать на рак матки.

– Ох, Элисон, мне так жаль, – сказал я. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, но ведь я не один раз думала, что мне следует провериться, – ответила она и замолчала. – Думаю, Маркус очень беспокоится.

Маркус – это муж Элисон и один из главных врачей-партнеров нашей клиники.

Медицинские работники особенно неохотно обращаются за медицинской помощью. Мы все знаем, что даже единичное постменопаузальное кровотечение влечет за собой срочное обследование. Вполне типично, что Элисон обратилась к врачу только после того, как кровотечения повторились.

Мы можем находить отговорки, что очень заняты и что нам трудно признать свою потребность в помощи, но иногда мы не обращаемся к врачу, потому что знаем, насколько это может быть серьезно, и не хотим смотреть правде в глаза.

– Когда ты идешь к гинекологу?

– В следующий вторник.

– Маркус пойдет с тобой?

– Нет. Сейчас он ведет обучающий курс в другом городе и не может приехать.

– Кто-то должен пойти с тобой. Тебе нельзя идти одной.

– Не глупи. Конечно, я могу пойти одна. Все будет в порядке.

Слова Элисон звучали неубедительно. Я задумался о своих планах на следующий вторник.

В следующий вторник был исламский праздник Ураза-байрам, и я специально взял выходной. Это всегда очень суматошный день: все собираются в доме моей мамы на большой семейный обед и дарят друг другу подарки. Честно говоря, мы все дарили друг другу наличные, но ведь это и есть лучший подарок! Этот праздник похож на Рождество, только мы получаем еще больше денег. Дети обожают Ураза-байрам, и мы целый день принимаем гостей и угощаем их снова, и снова, и снова.

Моя мама относится к этому празднику очень серьезно и запрещает членам своей семьи работать в этот день. Мы все должны находиться дома. Это единственный день в году, который, по ее мнению, мы обязаны проводить все вместе.

– Я могу пойти с тобой, – сказал я.

– Ты уверен? – спросила Элисон с явным облегчением.

– Уверен. Встретимся в больнице.

Ураза-байрам, как обычно, был суматошным. Мама приготовила гору еды, и к нам в дом стекались вереницы гостей. Конечно, не обошлось и без семейных ссор, которые всегда случаются, когда мы собираемся вместе.

В 15:00 я извинился среди хаоса и поехал в больницу.

Элисон уже была там. Я помахал ей, когда вошел. Она улыбнулась в ответ, но, когда увидела мой наряд, на ее лице появилось удивленное выражение.

Ураза-байрам – это единственный день в году, когда я надеваю традиционный азиатский костюм шальвар-камиз. Он состоит из объемных хлопковых брюк, похожих на брюки Алладина, и длинной свободной рубахи, прикрывающей колени. На мне также были серебристые туфли с загнутыми носами (опять же, такие мог бы носить Алладин). Среди суматохи, царящей в доме моей матери, я совершенно забыл переодеться.

– Красивый наряд, – сказала Элисон.

– Я могу достать такой же в размере Маркуса, если хочешь, – ответил я.

– Пожалуй, не стоит.

Мы ждали, когда нас позовут. Было странно оказаться на месте пациентов. Мы ничего не контролировали, и оставалось только ждать, когда врач будет готов нас принять.

Наконец пришла наша очередь.

– Элисон Дэниелс? – пригласила администратор.

Мы встали и пошли в кабинет. Администратор сказала, что врач подойдет через несколько минут, и ушла.

– Ты нервничаешь? – спросил я.

– Да. Еще я беспокоюсь о Маркусе. С моими детьми все будет в порядке, они взрослые, но я не уверена, что Маркус сможет справиться без меня.

– Все будет хорошо, Элисон, не бойся, – слова прозвучали неуместно, но мне больше ничего не пришло в голову в тот момент.

Пришел врач. Это был не опытный врач-консультант, которого мы ожидали увидеть, а один из молодых врачей, представившийся как доктор Дант. Он, безусловно, был очень любезен, просто не был консультантом.

Он сел и посмотрел на экран компьютера.

– Итак, миссис Дэниелс, у вас было кровотечение?

– Да.

– Сколько раз? – спросил он, не отрывая глаз от компьютера.

– В общей сложности три, – робко сказала Элисон.

– Гм-м. Как долго они длились?

– Около двух недель. Сейчас все прекратилось.

– Это хорошо, – ответил доктор Дант. – Бывают ли у вас кровотечения после полового акта?

Доктор Дант посмотрел сначала на Элисон, а затем на меня. «Подождите, неужели он думает, что я ее партнер?» – подумал я. Быть такого не могло. Элисон была на 20 лет старше! Однако затем я вспомнил, что врачей с самого начала учат не делать никаких предположений.

Я сидел рядом с Элисон в кабинете гинеколога, с головы до пят облаченный в национальный индийский костюм, и вполне был похож на «мужа, заказанного по интернету».

Думаю, врач гадал, сколько она заплатила за меня и где нашла. Я посмотрел на Элисон и понял, что она думает о том же.

– Нет-нет, мы ни разу не видели крови после полового акта, – сказала Элисон, намеренно утаив правду.

– Вы или ваш партнер когда-либо лечились от ИППП? – спросил доктор Дант, снова глядя на нас обоих.

– Нет, никогда, – сказала Элисон.

– А ваш партнер? – спросил он, глядя прямо на меня.

Последовала долгая пауза. Я закусил губу.

– Доктор Дант, это не мой партнер, а мой друг Амир, который пришел меня поддержать, – вмешалась Элисон. – Он тоже врач, а я медсестра. Простите, что мы сразу об этом не сказали.

Доктор Дант шумно выдохнул.

– О, хорошо, теперь все ясно. Простите, я просто не хотел строить предположений.

– Все в порядке, – продолжила Элисон. – Вы держались прекрасно. На вашем месте я бы попыталась выяснить, как дела обстоят на самом деле, но вы были очень профессиональны.

Я видел, что доктору Данту некомфортно.

– Эм, спасибо.

– Каким будет следующий шаг, доктор Дант? – спросил я.

– Следующий шаг… Мне нужно обсудить это с консультантом, но, полагаю, вам назначат гистероскопию[3]3
  Гистероскопия – метод малоинвазивного обследования полости матки при помощи гистероскопа, оптического инструмента, с последующим проведением (при необходимости) диагностических и оперативных манипуляций.


[Закрыть], чтобы мы могли осмотреть вашу матку и сделать биопсию, – сказал он. Похоже, он был рад снова поговорить о гинекологии.

– Что ж, вполне разумно, – согласилась Элисон. – Когда следующий прием?

– Мы пришлем вам дату и время по почте, но, думаю, в течение двух недель.

Вскоре после этого мы ушли.

– Эй, Амир, этот врач решил, что мы пара, – сказала Элисон.

– Знаю, и ты сначала не стала его переубеждать.

Элисон рассмеялась.

– Что ж, ты симпатичнее Маркуса. Мечта каждой женщины!

Оказалось, что у Элисон доброкачественный полип. Его удалили, и симптомы прошли. Мы все испытали облегчение, особенно доктор Дант, который, вероятно, был рад, что не увидит нашу странную пару снова.

Мы с Элисон дружим уже 10 лет с того самого момента, как проводили осмотр 19-летней «девственницы». Вместе нам довелось иметь дело с огромным количеством крови, гноя и телесных жидкостей. Мы были свидетелями многих печальных и радостных интимных моментов в жизни наших пациентов, и этот опыт, который мы ежедневно делим с Элисон и другими коллегами, помогает установить между нами крепкую связь. Мы с коллегами часто созваниваемся в конце особенно тяжелого дня или когда хотим посоветоваться, поддерживаем друг друга в трудных ситуациях.

Мне кажется, слова одного из наших молодых врачей могли бы стать девизом Национальной службы здравоохранения: «Да, бывает тяжело, и можно найти работу попроще, но я остаюсь ради команды».