Текст книги "Цирковой поезд"

Чувство вины вновь укололо Александра. Он вспомнил слова Тео о его желании всегда присматривать за Леной. Но глядя на отчаяние в ее глазах, он временами задумывался о том, верно ли поступал ее папа. – А если ты хочешь туда, то почему просто не пойдешь?

– Папа никогда меня не отпустит.

– А ты его спрашивала?

Лена задумалась. Папа поощрял ее любознательность всеми возможными способами. Но пару раз, когда она заговаривала об интернате и университете, он прерывал ее на полуслове и менял тему. Но в словах Александра был здравый смысл. Все-таки она никогда напрямую не спрашивала папу. Она с болью смотрела на Александра. – Все не так просто. Я не могу встать и уйти отсюда.

– А тебе и не нужно ходить, чтобы посещать настоящую школу. Кроме того, – он указал на ее ноги, – кажется, что скоро все изменится.

– Для начала туда нужно добраться, а это невозможно, – возразила Лена.

– Так пусть твой папа тебя подвезет. Он может оставить тебя там осенью, а забрать уже весной. Именно для этого создают интернаты, не так ли? – Александр набил рот оливками.

– Все не так просто. – Лена избегала его взгляда. Александр пристально изучал ее. Она замолчала и уставилась на ноги.

– Я знаю, что это непросто, – сказал Александр, придвигаясь к ней. – Я к тому, что попасть туда тебе мешает не тело, а ум, разве не так?

* * *

«Мир чудес» за следующие три месяца проехал еще через девять городов, прежде чем Лена набралась смелости заговорить о своем желании посещать настоящую школу. Они были в Мюнхене, Лена сидела в библиотеке и делала домашнее задание, а Клара в кресле напротив читала. Множество раз Лена прокручивала в голове слова Александра: «Попасть туда тебе мешает не тело, а ум, разве не так?»

– Мисс Смит, – начала Лена, откладывая ручку, – а можете еще раз рассказать о том розыгрыше с кроватью? – Она пододвинула тетрадь и ждала, пока Клара пробежит глазами по аккуратно выведенным ответам. Она знала, что больше заданий не будет и что Клара не сумеет отказать.

– Хорошо, – сказала гувернантка, возвращая тетрадь. Она сняла очки, положила в книгу закладку и начала: – Сестра-хозяйка строго наказала нас, когда все это произошло. Две девочки начали кидаться друг в друга едой, и целый обед из говядины, жаркого и вареной морковки оказался на полу. Сестра-хозяйка была в ярости. Никому не было позволено выходить в город до воскресенья, а еще нам запретили покупать сласти и шоколад.

– Это жестоко. – Лена покачала головой. Марио всегда давал ей все, что она просила.

– Действительно. И тут у двух девчонок созрел план. Они взялись отвлечь сестру-хозяйку по дороге из туалета, а остальные быстро влетели к ней в комнату и заново заправили ее кровать так, что одеяло как бы стало в два раза короче.

– И что она сказала, когда легла?

– А что она могла сделать? Она выбежала и начала орать, но к тому моменту мы уже вернулись в общежитие и притворялись спящими.

– И вам за это совсем ничего не было?

Клара пожала плечами и рассмеялась:

– Она и так забрала все, что у нас было. Что еще можно было сделать? Главное, мы были отомщены.

– Звучит очень весело.

Клара кивнула:

– Не могу рассказывать тебе о том, как классно там было, не сказав об ужасах самой учебной программы: иногда мне приходилось пить по три кружки крепкого какао, чтобы не заснуть ночью и подготовиться к очередному экзамену. – Она нежно улыбнулась. – Но в то же самое время это закалило меня, а сам интернат подарил мне множество прекрасных друзей, и там меня наставили на путь учителя.

Лена с минуту рассматривала узор деревянных волокон на столе, а потом спросила:

– А как думаете, я смогла бы быть достаточно хорошей ученицей для Сент-Айвс?

– Боже мой! – Клара коротко помолчала, не решаясь ответить. – Должна признаться, я никогда всерьез не рассматривала школу-интернат, учитывая некоторые особенности нашего случая, но если взять твои академические успехи, то не вижу причин, по которым ты бы не смогла стать там одной из лучших. Твоя любознательность и страсть к науке по правде впечатляют. Я верю, что ты смогла бы стать замечательным физиком.

– Кто бы стал замечательным физиком? – спросил Тео, входя в библиотеку.

– Папа! – Лена вздрогнула от неожиданности. – А почему ты не в мастерской?

Тео поцеловал ее в лоб.

– Решил, что пришло время сделать перерыв и проведать вас, – сказал он, а Клара глянула на Лену:

– Мистер Пападопулос, я говорила о том, что в этом учебном году Лена показывает особенно выдающиеся успехи в учебе.

Тео просиял и положил руку на плечо дочки:

– Учитывая, сколько времени она тратит на обучение, это и неудивительно.

Клара прокашлялась:

– А вы никогда не рассматривали возможность дополнительного образования?

– Дополнительные часы помимо тех, что мы уже имеем? – Он взглянул на Лену. – Если думаешь, что она справится, я не буду против.

– Не совсем, – осторожно перебила его Клара. – Я не про себя, а про школу-интернат. В самом Лондоне да и в его окрестностях найдется немало стоящих заведений. И я уверена, в них оборудовано все, чтобы все ученицы могли получать знания. Я никогда не рассматривала такую возможность, но раз Лена спросила меня напрямую, то хочу сказать, что вариант кажется мне замечательным.

Лена заерзала на стуле. Она не хотела, чтобы Клара выдавала это за свою идею.

– Лена, – низким голосом произнес Тео, – это действительно твоя идея? Ты здесь несчастна?

– Разумеется, я счастлива! Мне тут нравится. – Она начала крутить карандаш в руках. – Просто думала, может быть, я бы могла… Выучить больше, – прошептала она.

– Бедная моя Лена. – Лицо Тео омрачилось. – Я бы никогда не отпустил тебя жить одну в общежитие. Знаю, что у тебя сейчас большой прогресс, но медсестры там понятия не имеют, как именно тебя лечить. А представь, что ты опять упадешь, и кто тогда придет к тебе на помощь? А если занятия будут на разных этажах? – продолжал Тео перечислять препятствия, которые помешают Лене в интернате.

– Да я понимаю. Глупо было предложить такое, – пробормотала она и уткнулась в тетрадь, боясь встретиться взглядами с папой или гувернанткой. – Забудь, что я спрашивала.

Лена не поднимала головы. Тео глядел на дочь, и его сердце разрывалось от боли. Не хотелось разочаровывать ее. Хотелось сказать что-то, что бы ее приободрило. Уже выходя, он попросил Клару в коридор, чтобы их нельзя было подслушать.

Тео расстроенно провел руками по волосам.

– Клара, я уважаю тебя как учителя, но пожалуйста, постарайся не поощрять такие идеи. Ты же знаешь, как больно мне будет расставаться с Леной.

– Понимаю, сэр. Но… если позволите… Мы ведь никогда не наводили справки, существуют ли школы для детей с физическими ограничениями, так ведь? Вероятно, найдутся и такие, где она смогла бы и жить. Доктор Уилсон же экспериментирует с ее лечением. Так почему бы не поэкспериментировать с ее образованием?

Глаза Тео злобно сверкнули:

– Даже если она преуспеет в учебе, я не вижу способа нормально приглядывать за ней, очутись она в сотнях миль от меня в богом забытой школе. Думаю, лучше всего будет больше не заговаривать с ней об этом. Она опять будет разочарована.

Клара понимающе кивнула и удалилась.

* * *

Поздно ночью Тео сидел в кресле напротив кровати Лена и смотрел, как она мирно спала. Пока он наблюдал за сопящей во сне дочерью, последняя просьба Джии не выходила из его головы:

«Хочу, чтобы у нее было образование. Пообещай мне сделать все, что сумеешь».

Не находя себе покоя, Тео поднялся из кресла и достал из тумбочки выцветший конверт. Он сел за стол и зажег свечу так, чтобы ее свет не разбудил Лену. Он вынул письмо и принялся вновь перечитывать его, мыслями уносясь к той самой ночи в Мадриде. В его руке была ее рука, и они пообещали друг другу никогда не расставаться.

И мы навеки вместе, мой милый Тео.

Твоя Изабелла.

Дочитав письмо, он почувствовал комок в горле. Воспоминания больно ранили. Роман, который начинался, как добрая и яркая сказка, резко оборвался.

Тео окинул взглядом полки, забитые Лениными книгами. Свеча освещала их мягким светом. Он ненавидел себя за то, что придется разочаровать Джию и Лену, но они не понимали, почему он это делал, не умели просчитывать наперед.

«Прости, Джия», – подумал Тео, отодвинув свечу и быстро положил письмо в конверт. Он поднялся, открыл шкаф и спрятал конверт среди груды свитеров. Глубоко вздохнул, сжав пальцами прохладную металлическую ручку шкафа. «Я не могу рисковать еще больше, чем тогда». Он плотно закрыл дверцу и задул свечу.

Глава тринадцатая

К весне 1940 года Александр уже легко проделывал трюки с шаром и стаканами, голубем из рукава и пропажей монетки. По приказу Хораса каждый раз перед выступлением он появлялся в фойе цирка вместе с другими четырьмя циркачами. Там были гимнастка, полностью раскрашенная в золотой и синий, так что казалось, будто вместо одежды на ней вторая кожа, и водная балерина, у которой вместо ног был синего цвета хвост, как у русалки. Она грациозно плескалась в огромном аквариуме, выполняя пируэты и прыжки, под аханье завороженных зрителей. Глотатель огня, голый по пояс, стоял у самого входа. На его мускулистом теле блестели капельки пота от жара пламени факела, который он держал в руках. Вот только пламя переливалось не желтым и красным, как обычные костры, а сверкало небесно-голубым, но стоило циркачу его проглотить и выплюнуть обратно, цвет пламени менялся на ярко-золотой. Еще выходил жонглер кинжалами, подкидывающий двенадцать кинжалов с синими рукоятями и с легкостью ловивший их. Прядь его длинных и черных волос была выкрашена в золотой, кожа отливала желтым, а черные глаза казались бездонными колодцами. Зрители шептались, пытаясь понять, кто же он по происхождению.

Александр волновался, ведь ему впервые предстояло сделать для цирка нечто действительно полезное. Он должен был продемонстрировать телепатические способности: ему нужно было просить зрителей написать их любимый цвет на листе и спрятать бумажку в карман так, чтобы Александр ее не видел. И когда по мановению руки молодого иллюзиониста в воздухе появлялся шелковый шарф, он был ровно того цвета, который загадал зритель.

Его трюки пока не дотягивали по мастерству до номеров Тео, но Хорас, видя толпу вокруг парнишки, чувствовал, что парень скоро достигнет уровня учителя.

* * *

Вслед за весной наступило лето, а в Европе становилось все неспокойнее. Британский премьер-министр Невилл Чемберлен ушел в отставку, уступив место Уинстону Черчиллю. Париж пал, а Франция сдалась. Цирковой поезд останавливали все чаще, и офицеры СС все дотошнее проверяли артистов цирка, чтобы выявить тех, кто неугоден режиму.

– А может быть, нам наконец перестать переезжать и остаться в каком-то городе? – спросил Хораса Тео во время одного из досмотров. – Цирк д’Ивер прекрасно процветает в Париже.

Хорас хмыкнул:

– Зачем нам быть, как другие цирки, Тео? Часть нашего шарма в скоротечности представлений. У зрителей не так много времени, чтобы успеть лицезреть нас, и это их притягивает. Зачем тогда спешить на наши выступления, если мы будем здесь постоянно?

Тео кивнул. Он понимал логику директора цирка, но не был уверен до конца, что это правильный выбор.

Кроме того, Тео не раз слышал, как циркачи перешептывались о безопасности, паспортах и деньгах. Хорас никому не позволял совать нос в его учетные книги, но изучив отчет за июнь, понял, что действовать нужно быстро. Из-за неспокойной обстановки уже отменились выступления в Дании, Люксембурге и Норвегии. Это означало, что впервые за историю цирка они терпели убытки. Но ситуация была временной, и Хорас понимал это.

– Знаешь, чего хотят люди, Чедвик? – спросил его как-то Хорас, лениво зажигая сигару. Чедвик пожал плечами. Хорас же на это выпустил колечко дыма и, наблюдая, как оно медленно расплывалось в воздухе, улыбнулся и сказал: – Эксклюзивности и гедонизма.

Вдохновленный китчем двадцатых, Хорас мечтал о том, чтобы провести закрытую пенную вечеринку с именными приглашениями. Опасаясь делать это в Лондоне, он выбрал одно роскошное имение в графстве Суррей. Пригласительные были разосланы сливкам английского общества.

Гостей съехалось много, и официанты с ног сбились, разнося прохладительные напитки. Пока пустели подносы с мятным джулепом и закусками, акробаты удивляли зрителей сложными номерами. Посреди лужайки играл оркестр, где каждый музыкант был одет в роскошный костюм. Неподалеку от них из зеркальных панелей соорудили Лабиринт миражей, украшенный букетами розовых, белых и красных английских роз.

Чуть поодаль возвышалась сцена с огромным аквариумом, накрытым черной тканью. Когда выступление началось, ткань сняли, а воду изнутри подцветили лиловые и розовые прожекторы. Это было сказочно красиво. Зрители ахнули, едва шоу началось: трамплины для прыжков в воду двигались вверх-вниз и в стороны с помощью хитрых механизмов, запуская акробатов, канатоходцев и водных балерин в воздух. Каждый трюк сопровождался громкими аплодисментами зрителей. Когда синхронное выступление водных балерин закончилось, внимание зрителей привлекли Тео и Александр, переодетые в полицейского и преступника. Они исполняли номер с заточением, побегом и сменой ролей. В конце их выступления Александр, бывший полицейским, помахал зрителям из аквариума, показывая свободные от наручников руки, а Тео, стоявший на трамплине на высоте пяти метров над водой, поклонился и прыгнул в воду за секунду до того, как сцена погрузилась во мрак.

Когда представление закончилось, циркачи переоделись в вечерние наряды и вышли на лужайку, чтобы пообщаться с британской аристократией и богачами. Розовое шампанское лилось рекой, бокалы были украшены золотой каймой, а официанты разносили подносы с купленным на черном рынке фуа-гра.

Лена, Александр и большая часть других ребят, заряженные энергетикой от выступления, до самой ночи играли и баловались. По настоянию Александра Лена даже присоединилась к игре, где нужно было закинуть мячик в узкое горлышко бутыли. Каждый раз она краснела, когда очередь метать доходила до нее. Но каждый раз, когда ее мячик приземлялся близко к горлышку, другие ребята заливисто смеялись и подбадривали ее. А когда все порядком устали играть, то сели за стол, где каждому подали высокий тонкий стакан с холодным клубничным дайкири и соломинкой для питья.

Тео издали наблюдал за игрой дочери. Новый метод лечения повлиял не только на ее физическое состояние: Лена приобрела уверенность в себе. Тео стал частенько замечать, как она болтает и смеется в компании других детей. Несмотря на то, что Лена все еще была в инвалидном кресле, она больше не сидела в дальнем углу, скрестив на груди руки, а получала удовольствие от жизни.

Сидя за столом с другими детьми, Лена наслаждалась происходящим, хотя во всем мире вокруг них обстановка была неспокойной. Впервые за всю жизнь она почувствовала себя частью чего-то большого, будто ее наконец пригласили в закрытый клуб.

Вечеринка продолжалась до самой ночи, и ближе к двум часам Хорас поднялся на сцену с бокалом в руке. Сегодняшнее представление имело ошеломительный успех. Семья Рокфордов заверила его, что поддержит цирк на плаву в этом году и поможет ему материально. Еще несколько богатых семей сделали такие же заявления, и предложения о материальной помощи все продолжали поступать.

– В такие темные времена многие спрашивают, как же нам удается заниматься тем, чем мы занимаемся. Зачем вообще гнаться за роскошью и излишествами, если было бы логичнее экономить? – Хорас взял драматическую паузу. – Но я скажу вам так! «Мир чудес» сейчас нужен больше, чем когда-либо, ведь в творящийся вокруг хаос мы приносим спокойствие и гармонию, даем уверенность, а в темноту несем свет. – В этот момент вспыхнули направленные на Хораса прожекторы. Зрители зааплодировали, а Хорас в свою очередь поднял свой бокал и под одобрительные возгласы продолжил: – Тост за всех вас! И за то, чем станет «Мир чудес»!

Двумя днями позднее началась битва за Британию.

Глава четырнадцатая

В августе Тео, Александр и Лена вернулись в Салоники на ежегодный отдых. Дети проводили последние летние деньки на Кипре, играя в тени деревьев и набивая свои животы мороженым до отвала. Александр продолжал учиться у Тео, осваивая все больше трюков, а Лена лечилась. Доктор Уилсон показал Тео и Александру, как правильно греть и оборачивать вокруг ее ног шерстяные тряпки, и они по очереди делали эту процедуру, сменяясь через день. Прогресс был ошеломительным!

Перед их отъездом в Лондон случилось еще одно значимое событие. Иоаннис Метаксас, премьер-министр Греции, пошел против Бенито Муссолини, итальянского премьера, что вылилось в войну между Грецией и Италией. Тео сидел на кухне и слушал мрачный голос ведущего радиостанции BBC, который рассказывал о произошедшем. Иллюзионист разрывался. Останься они здесь, придется искать, на что содержать дочь и Александра, а если они вернутся в цирк, то подвергнут свою жизнь еще большей опасности. Телеграммы от Хораса были пропитаны бесконечным позитивом: ему казалось, что именно в это время континент распахнет для них объятия. Тео даже рассматривал возможность местной подработки, да только куда ни пойди, везде придется перебиваться от получки до получки, не важно, станет ли он плотником или разнорабочим. Европейская экономика в тот момент была далека от процветания. Как бы абсурдно это ни звучало, но продолжать показывать людям сказку показалось ему самым оптимальным решением. С тяжестью на сердце он выключил радио.

Прибыв на станцию Виктория, Тео узнал, что ждали их вовсе не в Лондоне, а в арендуемом доме в Эпсоме. Только добравшись до места, они начали понимать, насколько все изменилось: семь артистов так и не вернулись с каникул. Трое бежали в Португалию, объявившую нейтралитет. Двое просто хотели провести это время поближе к семье. А пара юношей-акробатов взялись за оружие и пошли защищать свои страны.

Лондон стал местом боевых действий, как объяснил им вечером Хорас на общем собрании, но как всегда, он призвал всех оставаться спокойными. Вот только нельзя было уйти от реальности. Тео пришел в ужас, увидев в небе недалеко от дома, где их поселили, заградительный аэростат. Ночами Лена и Александр не могли сомкнуть глаз из-за грохота воздушных боев: силы ВВС Британии схлестнулись с люфтваффе. Атаки становились лишь чаще, а стрекот пулеметных орудий стал для ребят таким же обыденным, как и щебетание птиц.

* * *

С новым туром начался и новый учебный год. На второй день путешествия Клара села напротив Лены с обеспокоенным лицом.

– Я сделала что-то не так? – напряглась Лена и глянула на стопку тетрадей с домашним заданием, которые она сделала за время каникул и вчера сдала гувернантке.

– Я, вероятно, рискую лишиться работы, но все же скажу тебе кое-что.

– Скажете что?

– Летом я повстречала мужчину, и спустя пять минут нашего знакомства он сообщил мне, что я хрупкая, как бутыль с прокисшим молоком, старая, кислая и больше никому не нужна.

– Кажется, он был не очень любезен с вами, – нахмурилась Лена.

– Именно, – кивнула Клара. – И именно этот джентльмен, как считает мама, подходил мне. И именно это натолкнуло меня на мысль о том, что мир совершенно не умеет ценить блеск женского ума. – Клара оглядела Лену. – У тебя светлый ум, Лена. Ты умнее, чем была я в твоем возрасте. Бог мне судья, но это настоящий дар за то, что тебе все детство пришлось томиться в этой библиотеке. У тебя большие способности, и было бы большим расточительством не использовать их. – Клара достала из-под стола стопку новых учебников. – Эти каникулы подарили мне больше свободного времени, чем нужно, а потому я решила помочь тебе в подготовке ко вступительным экзаменам в Сент-Айвс.

Лена моргнула:

– Что?

– Мы немедленно начнем готовиться. Раз усердия в учебе тебе не занимать, так почему бы не поставить тебе более высокую цель? Первые тесты будут в июне, а настоящий экзамен пройдет в следующем феврале. – Клара взяла учебник из стопки и положила его перед Леной. – Ты была права. Твой мозг – это твой дар, а потому я хочу, чтобы ты нашла ему достойное применение.

Лена выехала из-за стола и остановилась около гувернантки, чтобы обнять ее и зарыться лицом в ее волосах:

– Клара, спасибо! Я обещаю тебе быть лучшей твоей ученицей.

– Ты моя единственная ученица.

Лена улыбнулась, но радость быстро сошла с ее лица.

– А папе можно сказать?

Клара молчала, мысленно прокручивая в голове разговор с Тео. Она понимала его беспокойство за дочь, но была уверена, что девочке нужно дать шанс.

– Не хочу лгать ему, но другого пути не вижу. Иногда те, кто любит, пытаются удержать нас поближе к себе, желая защитить. Сейчас тебе стоит сконцентрироваться на учебе. Если пройдешь вступительные экзамены, мы вместе расскажем ему.

Этой ночью Лена укуталась в пушистое темно-синее одеяло и вместо сна грезила о том, каково это просыпаться в новой школе, надевать форму, брать учебники и остро заточенные карандаши и идти в класс. Она представляла завтраки в компании других девочек, прогулки в город по воскресеньям под руководством одной из сестер. Впервые в жизни она так живо нарисовала эту картину, и, засыпая, понимала, что пути назад нет.

* * *

В день перед Рождеством доктор Уилсон попросил Лену подойти в медчасть. С полной уверенностью, что это будет обычный осмотр, она выехала в коридор вагона. В последние пару недель ее ноги еще больше окрепли и даже стали реагировать на внешние раздражители: Лена расплылась в улыбке, когда ее нога рефлекторно дернулась в ответ на удар молоточком под колено. Наверное, доктор Уилсон хотел предложить ей новый набор упражнений или рассказать, что нашел тряпки, которые пахли так отвратительно.

В медчасти помимо доктора Лена застала Александра с папой.

– Что вы тут делаете?

– Мы все хотели быть здесь, когда ты откроешь свой подарок, – ответил доктор Уилсон.

– Подарок? – Лена удивленно подняла брови. – Но у меня сегодня не день рождения.

– Мы решили заранее подарить тебе рождественский подарок. Раз уж решение принято, назад дороги нет.

На кровати лежал огромный сверток. Он был обернут в коричневую упаковочную бумагу и перевязан бантиком. С любопытством взглянув на папу, Лена развязала бант, сняла ленточку и разорвала бумагу: внутри оказались металлические палки явно заводского производства. Каждая из них была обита кожей. Сверху и снизу на них был ремешочек.

– Что это?

– Это фиксаторы для ног! – сказал доктор Уилсон.

– Для меня? – Лена медленно перевела взгляд на доктора Уилсона, не решаясь поверить в происходящее. – Значит ли это…

– Что ты можешь начать ходить? Да! – прокричал Тео, больше не в силах сдерживать эмоции. Дальше все произошло слишком быстро: папа обнял ее, Александр взял фиксаторы и передал ей, а доктор Уилсон принялся рассказывать про новую терапию.

– Ну что скажешь? – под конец спросил доктор Уилсон.

Лена расплакалась.

– Я ненавижу их! – прокричала она сквозь слезы. – Уберите это.

– Лена? – Тео выглядел ошарашенным.

– Отдайте их туда, где взяли. Я их не надену. – Слезы текли по ее лицу, когда она выезжала в коридор. Тео хотел было последовать за ней, но Александр удержал его.

– Позвольте мне, – сказал он.

Остановившись, чтобы вытереть слезы, Лена почувствовала вину за то, что всем нагрубила. И доктор Уилсон, и папа, и Александр – все они хотели ей лишь добра.

– Хочешь выговориться? – спросил Александр, нагнав ее. Он заметил, как Лена глянула на двери в медчасть. – Все в порядке. Я попросил дать нам время.

Она благодарно улыбнулась и задумалась, подбирая слова. Как же объяснить Александру или кому-то еще то, что было у нее на душе?

– Я не то чтобы не хочу пытаться, – начала она издалека. – Но… Мне уже привычно жить так, как я живу. Мне комфортно. Да и все привыкли видеть меня в кресле. Это… – она умолкла, сама удивляясь тому, что собиралась сказать, – прозвучит глупо, но я не уверена, что хочу все менять.

– Это не глупо, – ответил Александр, думая о том, как трудно изменить собственное восприятие себя. Все-таки он и сам был не больше, чем воришкой и лжецом. – Меняться всегда очень тяжело.

Он вспомнил свою комнату, где под полом лежали деньги и украденные вещи.

Лена кивнула, благодарная за то, что он сумел ее понять.

– Кроме того, они уродливые. Надень я такое, все будут смеяться.

– А ты вообще видела те костюмы, в которые Марта наряжает других циркачей? – Александр ухмыльнулся. – Но если тебе страшно пытаться из-за того, что боишься стать кем-то иным, боишься чужого мнения, то именно в этом случае тебе стоит попробовать. – Александр кивнул в сторону двери в медчасть. – А насчет их внешнего вида… Я предлагаю думать о них не как о чем-то уродливом, но как о величайшей красоте.

Лена засмеялась, уверенная, что он шутит. Что могло быть красивого в железках, которые придется крепить к ногам?

– Я серьезно, – продолжал Александр. – Они красивые, потому что позволят тебе ходить. Просто представь, каково это? Каково плавать в море в Греции или пинать мяч? Да, они нужны тебе, потому что позволят ходить в твою школу-интернат! – Последнюю фразу он произнес нарочно громко. – Кроме того, ты сама сказала, что это всего лишь эксперимент. Так почему ты делаешь выводы, не собрав нужного количества данных? Останавливаться сейчас нельзя.

Лена обдумала его совет. Использование фиксаторов откроет для нее целый мир новых возможностей. Да и мысль о том, что эксперимент придется бросить на полпути из-за того, что могут подумать окружающие, не нравилась ей. Великие ученые не должны вести себя так! Лена взглянула на открытую дверь медчасти, прикусив нижнюю губу, расплылась в улыбке и кивнула Александру со словами:

– Хорошо. Я попробую.