Электронная библиотека » Анас Згхиб » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 16 октября 2020, 04:38


Автор книги: Анас Згхиб


Жанр: Социология, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

На пути к социал-демократии.

Главный страх всех философов, всех публицистов, всех политиков девяностых годов заключался в том, что советское общество просто умрет от дикого капитализма. Заклинание про дикий капитализм было совершенно всеобъемлющим. Те люди, которые говорили про дикий капитализм, ничего не понимали ни в капитализме, ни в экономике, а вот в культуре они периодически понимали, и основной страх заключался в том, что общество будет захвачено примитивными и очень простыми социальными отношениями, при которых всякий человек, желающий успеха, должен взять инструмент для труда и дать какому-нибудь своему коллеге по голове для того, чтобы этого успеха достигнуть. Эксперименты где-то, наверное, к 1999–2000 году закончились тем, что общество внезапно довольно легко осознало себя как социал-демократическое.

Это очень необычный эффект, который на самом деле сильно маскируется нынешним достаточно авторитарным политическим режимом. Общество не может выдвинуть политические структуры социал-демократического толка, которые бы захватили власть, но я думаю, что это просто вопрос времени: либо существующие власти трансформируются в настоящих социал-демократов, либо социал-демократическое общество выдвинет какую-то политическую партию, которая просто захватит власть. В этом смысле, конечно, наше общество находится вечно в 1917 году, причем не в октябре, а в феврале, когда основная программа для всего общества – эсеровская или социал-демократическая.

Мы очень похожи на раннюю веймарскую Германию, и, наверное, самым удивительным результатом нашего отказа от того, что владыкой мира будет труд, будет то, что рано или поздно этот лозунг все-таки начертают над стенами Госдумы. Мы будем жить в обществе, которое вновь вернулось к трудовой самоидентификации, но уже совсем в новой форме.


«Твой адрес? – 127.0.0.1»: анекдоты про программистов.


Приходит программист к пианисту посмотреть на новый рояль. Долго ходит вокруг, хмыкает, потом заявляет:


– Клава неудобная – всего 84 клавиши, половина функциональных, ни одна не подписана, хотя… Shift нажимать ногой – оригинально.


– Почему ваши дети все время ссорятся?


– Конфликт версий, – отвечает программист.


1. Со слов менеджера:


– Не включается компьютер, зову админа. Админ приходит, воздевает руки к небу, бормочет про себя невнятные слова, поворачивает мой стул 10 раз вокруг своей оси, пинает компьютер, тот начинает работать. Вновь воздевает руки к небу, что-то бормочет, уходит.


2. Со слов сисадмина:


– Прихожу к юзеру. Этот дурак так вертелся на стуле, что у него шнур питания на ножку намотался и выскочил из компа. Матерюсь про себя, распутываю, запихиваю комп ногой подальше под стол, включаю, ухожу.


Народная примета: если пpогpаммист в 08.00 утра на работе, значит, он там ночевал…


Мужик с воздушного шара обращается к мужику внизу:


– Эй, милейший, я опаздываю на срочную встречу и не знаю, куда меня занесло! Не подскажете ли, где я нахожусь?


– Вы находитесь на воздушном шаре.


– А, опять программист…


– Да, а как вы догадались?


– Ответ ваш был столь же точен, сколь и бесполезен. Вот, теперь я из-за вас опоздаю на встречу, на которой обещал точно быть.


– А вы, наверное, менеджер?


– Да, а как догадались вы?


– Ну, по целому ряду признаков. Вы не имеете ни малейшего понятия, где находитесь, куда двигаетесь и как вы сюда попали. На высоту вас поднял пузырь, надутый воздухом. Вы даете обещания, которые не только не в состоянии выполнить, но даже не знаете, как это вообще можно сделать. При этом вы считаете, что те, кто находится ниже вас, обязаны выполнять эти обещания за вас. И, наконец, после разговора со мной ваше положение ничуть не изменилось, но теперь в этом почему-то виноват я.


Программист звонит в библиотеку.


– Здравствуйте, Катю можно?


– Она в архиве.


– Разархивируйте ее, пожалуйста. Она мне срочно нужна.


Идут стрельбы. Дали автоматы, патроны, показали, куда стрелять. Админ отстрелялся, подводят итоги. Мишень админа чистая. Командир:


– Как так?!


Админ, проверяя автомат:


– С моей стороны пули вылетели. Проблемы у вас.


Заходит программист в лифт, а ему надо на 12-й этаж. Нажимает 1, потом 2 и начинает лихорадочно искать кнопку Enter.


Останавливают полицейские программиста поздно ночью и спрашивают:


– Твой адрес?


– 127.0.0.1.


Электрик, химик, механик и программист едут вместе в машине. Вдруг заглох мотор. Электрик говорит:


– Наверно, аккумулятор сел.


Химик говорит:


– Нет, скорее всего не тот бензин.


Механик:


– Я думаю, что это передача не работает.


Все посмотрели на программиста и спросили, что он думает. Программист:


– Может, вылезем из машины и залезем обратно?

После напряженного трудового дня программист открывает холодильник, берет пачку масла, читает на обертке: «Масло сливочное. 72 %». В голову сразу приходит мысль: «О! Скоро загрузится!» Возвращает масло назад в холодильник и закрывает дверцу.


1-часть.

О самосознании российского коррупционера.


Кто занимается коррупцией?

Если мы считаем коррупционером любого, кто замешан в нелегальной передаче денежных средств или услуг, то это миллионы людей. Потому что миллионы людей платят гаишникам, миллионы людей платят за экзамены, миллионы людей ежедневно используют коррупцию для преодоления барьеров, глупых и бессмысленных, которые создает государство.

Но я не считаю этих людей коррупционерами в том плане, что они несут угрозу безопасности страны. Коррупционерами, которые приносят существенный вред, которые уничтожают государство, являются те люди, которые устанавливают те самые барьеры, за преодоление которых можно брать деньги. Но это тоже десятки тысяч человек.

Предположим, что вот я – высокопоставленный чиновник и хочу украсть много-много миллионов долларов. И у меня в зоне ответственности – строительство университета или моста. Я должен сделать много вещей. Я должен отбиться от всех врагов, которые хотят меня сместить, которые хотят отжать этот контракт. Есть разные подрядчики, каждый из которых готов заплатить откат, но кто-то сделает это более безопасно, кто-то – менее безопасно. Есть финансисты и банкиры, которые проведут схему, потому что невозможно эти деньги взять наличными. Поэтому, как ни парадоксально, крупный коррупционер – это человек, который очень много работает.

И он, так много работая, считает, что строит мост или университет, выполняет некую государственную задачу. Свое право на получение отката в 30% он рассматривает как справедливое вознаграждение.

Без коррупции возможно?

Тезис о том, что без коррупции ничего не будет построено, абсолютно несправедлив. Люди не могут сами себя считать ничтожествами, ворами, поэтому они придумывают оправдания. Человечество строит, выпускает, делает, снабжает сотни и тысячи лет. Это можно делать и без коррупции.

Вообще важная отличительная особенность российского коррупционера, российского правящего класса – это, в общем-то, тождественное понятие: они не верят в страну. Они не верят в рыночную экономику. Они считают, что это гиблое место, где все равно все пропьют. Вот лучше я, рассуждает чиновник, это заберу себе, куплю что-то в Лондоне, инвестирую в своих детей, вложу в бизнес, выведу на Кипр, а из Кипра приведу в Россию и вложу, не знаю, в свиноферму, чем они просто пропьют.

Я слышал эти разговоры много раз: «С этим народом же по-другому нельзя. Дай им денег – и они будут завтра валяться на земле. Так они валяются на земле с 16 часов, а будет у них больше денег – они будут с 10 часов утра валяться на земле. Поэтому мы лучше заберем себе, потому что…» – и вспоминают, конечно, фразу о том, что государство – это единственный европеец в России. Мы – единственные европейцы. Да, мы вовлечены в нелегальную деятельность, но мы-то на самом деле продвинутые люди, а это быдло, не надо ему давать деньги, лучше заберем их себе.

Бизнес за или против?

У нас по большому счету все деньги в стране, которые распределяются для бизнеса, – это госконтракты (сейчас, по-моему, семь или девять уже триллионов рублей) и еще в несколько раз больше – закупки госкомпаний. Это грандиозный пирог, с которого кормится, в общем-то, подавляющая часть того, что называется бизнесом. Это всё – деньги, которые связаны с государством.

Есть бизнес, который с ним практически не связан. И он в большей, гораздо большей степени возмущается, потому что коррупция и проблемы, связанные с коррупцией, просто мешают капитализации. Твоя компания стоила бы не миллион, а двадцать миллионов долларов, если была бы другая страна с другой политической системой и без коррупции. А тех, которые связаны с государством, – их тоже раздражает коррупция, потому что чиновник считает, что он главный бизнесмен, а настоящий бизнесмен-то понимает, что это просто сидит бестолковый клоун, который в результате стечения обстоятельств стал замгубернатора, или губернатором, или министром.

Крупный бизнес ненавидит чиновников, чиновники ненавидят сами себя. Я не слышал более резких разговоров о коррупции, чем от самих чиновников. С любым чиновником поговорите: даже если он адский завзятый жулик, с чего он начнет откровенный разговор? Он начнет крыть чиновников, коррупцию, неэффективность и всё на свете, потому что он знает, как эта система устроена.

Парадоксальным образом формальная борьба с коррупцией ведется вот в таком вот putin style, который заключается в том, что на всех напустили еще в двадцать раз больше эфэсбэшников, которые либо хотят долю, либо просто везде лезут. Они не могут остановить коррупцию, но очень сильно затрудняют любые процессы. Вот раньше ты заказывал строительство моста, находил подрядчика. Подрядчик тебе отправлял 30% на офшор, все о’кей. А сейчас на каждом этапе сидит эфэсбэшник и требует документы. И администрирование процесса увеличилось очень сильно, но ты все равно получишь эти 30%.

Почему чиновники не скрывают свои доходы?

Ну это же советские люди. Вот такая у них психологическая компенсация. Они помнят нищету Советского Союза. У нас куча чиновников, которые легально зарплату получают по 100 000 долларов в год. Это большая зарплата. На 100 000 долларов в год на Западе человек может практически все себе позволить: он покупает жилье в кредит, машину в кредит.

Но значительная часть из них все равно компенсирует вот то свое старое убожество жизни. Это мало чем отличается на самом деле от поведения бизнесмена из 90-х, который на первые деньги покупал себе огромный «мерседес». На вторые деньги он покупал себе квартиру в Москве. Ну а потом уже – квартиру где-то во Франции.

Они обычные советские люди, которые хотят здоровенный дом, чтобы там был камин, чтобы там стояла мраморная баба, чтобы вот все было. Чтобы ты приходил и к тебе приходили твои одноклассники, которых ты приглашаешь раз в 10 лет, и завидовали тебе. И думали: «Блин, вот наш Колян выбился в люди».

Это люди, которые заведомо готовы жить против правил этики, поэтому в их модель жизни укладывается, что мы должны пустить пыль в глаза. Почему, собственно говоря, Путин, несмотря на то что ему это было бы выгодно, не ведет линию на такую аскетичность? Он бы мог, по идее, сам стать аскетом, получить от этого гораздо больше народной любви и заставить всех остальных чиновников быть аскетами. Но он не может, потому что он сам хочет дворец в Геленджике, чтобы были мраморные колонны, гранитные стены, Италия и ковры.

Мы часто обсуждаем это в Фонде борьбы с коррупцией: есть коррупционеры-либералы, а есть коррупционеры-силовики. И, конечно, коррупционеры-либералы гораздо более уточненные. Другое дело – генералы ФСБ. Вот там прям совсем: огромный дом из красного кирпича, вагонка золоченая, чтобы все ею было обито. Они все-таки очень разные люди по своему генезису. Интересно, что эти либералы-западники, коррупционеры, которые считают, что они часть какой-то мировой элиты, воруют-то гораздо больше. Они поумнее, они знают, как инвестировать, и у них всё, конечно, выглядит гораздо более гламурно. А у силовиков все так по-топорному.

Когда вице-премьер правительства покупает квартиру в 500 квадратных метров, которая находится в ста метрах от всех административных зданий Соединенного Королевства, это не просто инвестиции. Это месседж, это заявление, что я хочу вот самое дорогое в самом дорогом здании. И это все равно, конечно, та же позолота.

Могут ли чиновники перестать брать взятки?

Они способны измениться, потому что человек привыкает ко всему. Если вершина правящего класса, а именно Путин, сам лично начнет генерировать другие сигналы, они приспособятся. Сегодня ты воруешь, а завтра ты перестаешь воровать, потому что это стало по-настоящему опасно и потому что это стало по-настоящему неприемлемо. Люди принимают правила игры довольно быстро. И в этом и заключается, собственно говоря, ответственность нынешнего правящего класса: они дают неправильные сигналы, навязывают неправильные форматы поведения.

Я много раз говорил, что положительные перемены народ сделать не может. Все говорят: «Когда народ проснется?» Народ никогда не проснется. Перемены делает один процент активного населения. Перемены делает правящая группа. И ответственность правящей группы образованного класса заключается в том, чтобы улучшать общество, чтобы общество эволюционировало. В конце концов, изменились же китайцы, живущие в Сингапуре. В Гонконге коррупции гораздо меньше, чем на материковом Китае, хотя там те же самые китайцы, абсолютно те же самые советские люди. Кроме того, я уверен, что система без коррупции более естественна для людей. Она проще для чиновников, она проще для общества. Это на самом деле костыль, который не нужен нам. Точнее, не костыль – гиря, привязанная к ноге. Без нее идти будет проще.




1-часть. Содержимое ячейки.


Что такое семья? Этот вопрос необходимо задавать во всяком исследовании общества, поскольку семья – биологическая основа общества. Большая часть экономической статистики в мире основывается на данных о том, как ведут себя домохозяйства, а не люди. Домохозяйство – это так или иначе семья, и в этом смысле, конечно, больших изменений в человеческой природе распад советской власти не принес: семья осталась семьей, ячейка общества осталась ячейкой общества, формально все осталось на месте.

Ячейка осталась, а наполнение этой ячейки очевидно изменилось: то, что мы подразумевали под семьей 30 лет назад, и то, что мы подразумеваем под семьей сейчас, – это разные вещи.

Мужские и женские роли.

Поскольку семья – это брак мужчины и женщины, при ответе на вопрос, что такое семья, следует немедленно задать вопрос: что такое мужчина, и что такое женщина? Опять же биологически не изменилось совершенно ничего, но внешний облик и социальные роли поменялись достаточно радикально.

Советская власть начала с освобождения женщины. Она это сделала даже раньше, чем это произошло в результате эмансипации в европейских обществах. Тем не менее природа советского общества в этом плане оставалась чрезвычайно консервативной.

Представьте себе автократический режим, в котором оппозиционеров две недели в году заставляют выходить на площадь с антиправительственными лозунгами и поощряют к тому, чтобы произносить антиправительственные речи. Это ровно та же самая история: женщину заставили быть равной мужчине. Ей предоставили некоторое количество областей, в которых она должна была быть абсолютно равной с мужчиной, но при этом сохранили традиционное общественное давление на женщин со стороны маскулинного общества, даже более маскулинного, чем западное. Вся эта замечательная конструкция существовала в течение семидесяти лет.

В сущности, на начало рассматриваемого периода мы имеем достаточно внятный и достаточно точный образ женщины и достаточно расплывчатый образ мужчины.

Представьте себе российскую женщину 1991 года. Ее можно представить в двух видах: либо это обычная советская женщина, и здесь возникает совершенно чудесный образ, с одной стороны, скромницы, а с другой стороны, деловой, ухоженной женщины, с третьей стороны, женщины несчастной; второй вариант, в качестве субкультурного, – это то, что бабушки у подъезда называют «шалава»: женщина яркая, вызывающе одетая, сексуальная. Два варианта – и между ними практически нет переходных форм.

Теперь проделаем тот же самый эксперимент в отношении мужчины. Как выглядит мужчина в 1991 году? В сущности, как угодно. Никакого определенного образа мужчины мы найти не сможем.

Теперь посмотрим на 2016 год. Образ мужчины: либо это дядечка неопределенного возраста, неопределенного пола, но, в общем, достаточно похожий на меня, такой непонятный дядечка, который отлично считывается в качестве абстрактного представителя мужского пола; и есть современный мужчина, который обладает выдающимися качествами и вообще в известном смысле премиальный продукт. Между ними есть значительное количество промежуточных вариантов, но и прекрасный хипстер с бородой, и прекрасный реликтовый хиппи, и западный мужчина, и метросексуал, и кто угодно – это вариации на тему бутикового мужчины.

Теперь представим себе женщину 2016 года. Как она выглядит? Как и в случае с мужчиной 1991 года, на этот вопрос совершенно невозможно ответить: женщина может выглядеть каким угодно образом. Можно придумать 15 типажей, можно придумать 25 типажей, можно придумать 100 типажей. Современная женщина – это нечто расплывчатое, у нее нет никакого стандарта, в отличие от мужчин. Вот в такой странной ситуации формировалась новая семья.

Странные расплывающиеся женщины выходили замуж за постепенно стабилизирующихся мужчин. Это происходило все последние 30 лет, процесс был крайне интересным и, видимо, достаточно шокирующим для всех участников, потому что нелегко в такой социальной реальности пребывать. Дело в том, что в ослабленном государстве, в переходной экономике семья до начала двухтысячных годов оставалась единственным институтом, который реально существовал, не был фальсифицирован, не распадался и являлся действительно ячейкой общества. В десятых годах XXI века начался ренессанс семьи, семья стала постоянным участником рекламных роликов, участником государственной демографической политики. Но к этому моменту ответ на вопрос, что такое семья, снова начал теряться. Что испортило советскую семью и что продолжало ее портить в девяностые и в двухтысячные годы?

Жилищный вопрос

Во-первых, как уже замечалось в классической литературе, жилищный вопрос. Изменения на рынке недвижимости и изменение самого понятия собственности в советском и постсоветском обществе затронули самый животрепещущий вопрос для всего населения Российской Федерации – вопрос о том, где мы живем.

Если квадратные метры каким-то образом волшебным меняют свой статус, если на них появляется право частной собственности, если квартиру приходится делить, если на ипотеку приходится зарабатывать, парадоксальным образом меняется и понятие семьи, и понятие отношений, и вообще много чего меняется.

На самом деле с жилплощадью стало, конечно, полегче. Это связано в основном со стабилизацией и даже сокращением численности населения. Квадратных метров на душу населения становится немножко больше, продолжительность жизни растет, количество свободной жилплощади, несмотря на то что актуальность владения жилплощадью увеличивается, тоже увеличивается. Семья может располагаться в самых разных конфигурациях на самых разных квадратных метрах, и это, конечно, было значимым фактором того, насколько гибким стало понятие семьи.

Появился гостевой брак. Семья может жить в большом доме. Появились семьи, которые живут раздельно. В советском обществе это можно было представить только в порядке каких-то маргиналий или экспериментов. Сейчас это вполне себе массовое явление.

В определенный момент, когда благосостояние постсоветских граждан и прогресс достигли некой нужной точки, появилась даже мода на восстановление большой семьи. Эта любопытная попытка возврата к большой семье, к семье из трех-четырех поколений стала возможной, поскольку продолжительность жизни выросла. Это было где-то в начале двухтысячных годов, кажется. От эксперимента отказались: те, кто решил поселиться с бабушками и дедушками в большом доме или в большой многокомнатной квартире, бросили это занятие.

Развод как норма

Понятие «развод», которое появилось в советской семейной жизни в семидесятые годы в качестве массового явления, с девяностых стало абсолютной нормой, а в двухтысячных годах превратилось просто в стабильный социальный институт. Связано ли резкое увеличение количества разводов с переосмыслением идеи семьи как таковой? Связано ли это с увеличением продолжительности жизни? Связано ли это с культурными переменами? Здесь много тем для обсуждения, но мы понимаем, что если раньше норма «одна жизнь – одна семья» была практически неоспорима (все остальное – исключение), то нынешняя норма – это несколько семей в течение одной жизни.

Инициатива при разводе исходит не только от мужчин, но и от женщин, что раньше, в общем, было практически непредставимо. Именно в силу этого долгое время «одна женщина и один алкоголик» были, в общем, вполне себе доминирующей формой семейных отношений, но женщина же не могла сказать, что он алкоголик, – это же мужчина, а не алкоголик. А теперь это делается, в общем, легко.

Уже в девяностые годы развод по инициативе женщины часто воспринимался мужчинами как шокирующее явление: «Как это так? Это я должен решать!» Впрочем, это изменение не меняло понятия семьи как таковой, а вот что меняло, так это отношения с родственниками.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации