Текст книги "О потере и принятии. Божье утешение маме, потерявшей ребенка"

Глава 14. В путь

Утром меня ждал подарок от моей, ставшей за это время такой дорогой и родной соседки. Несколько пар радужных носков. Она обнимала меня, писала на блокноте слова благодарности и свои сожаления, что я покидаю ее. Но в то же время радовалась, что у нас появилась надежда, писала, что обязательно все будет хорошо. А я, в свою очередь, благодарила ее в ответ и желала скорейшего выздоровления малютке и чтобы они поскорее оказались дома вместе со всей своей семьей.

После обеда Софочку от меня забрали, пообещав, что перед отъездом мне разрешат с ней еще раз увидеться и попрощаться. Ее нужно было подготовить к переезду.

Я была свободна. Мы ждали. Часы ожидания. Материнское сердце плакало, мне хотелось к моей малышке. Я постоянно причитала: «Как же она без меня, теперь плачет». Родные, приехавшие нас проводить, пытались успокоить: «Она с врачами, не переживай так, все будет хорошо».

И наконец ее вынесли. Завернутую в одеялко, сине-бледную, с закрытыми глазами. Ее в очередной раз довели до приступа, пытаясь вставить катетер в прозрачные вены.

– Прощайтесь быстрее, у вас пять минут – и выезжаем.

Улыбаться, глядя на доченьку, похожую на фарфоровую куколку, было невозможно. Но и слез уже не было, я прижала ее покрепче и поцеловала в носик и щечки: «Скоро увидимся, будь сильной, родная».

Что нас ждало впереди, я не знала. Моя жизнь изменилась, и я больше не принадлежала самой себе.

Начало нашего путешествия проходило благополучно. Врачи, сопровождавшие Софочку, отчитывались: «Поела, в туалет сходила, все даже лучше, чем мы предполагали». Мы ехали следом и почти не разговаривали, в воздухе витало напряжение. Мы проехали ничтожно мало, я видела состояние Софочки перед отъездом и никак не могла успокоить себя.

А ночью, когда до пункта назначения оставалось буквально сто километров, случилось то, чего я так боялась.

– Почему мы не едем дальше? – Я занервничала. Мы остановились на заправке, но не трогались уже десять минут.

– Софочке плохо. – Муж открыл дверь и произнес эти слова дрожащим голосом.

Я вылетела пулей и подбежала к реанимобилю. Одна из врачей вышла ровно на несколько секунд, чтоб объяснить ситуацию:

– Она умирает. Мы сделаем все возможное, чтоб этого не произошло. Но гарантировать ничего не можем.

В висках застучало: «бум-бум-бум». Я не знала, что делать и как помочь. Нужно что-то делать, но что я могу? Я кружила вокруг реанимобиля, заглядывая в окно, и видела только спины врачей.

Водители периодически выходили к нам и пытались утешить:

– Всегда довозим всех детей, еще не было ни одного случая, чтобы кто-то умер в дороге. – Эти слова звенели параллельно, но все равно оседали на стенках разума. Я просила ее бороться. «Все доезжают, и она доедет», – внушала я себе.

Больше сорока минут врачи реанимировали и спасали. А я стояла рядом и мысленно просила всю Небесную силу не забирать ее и дать еще хоть малюсенький шанс на жизнь. Холод пробирал до костей, хотя на улице еще стояло жаркое лето. Я дрожала. Может, от холода, а может, от того, что была готова уйти вслед за ней в ту же минуту. Хотелось ворваться туда, хотелось обвинить этих бездушных врачей, что именно они виноваты сейчас в том, что она уходит, что, поезжай она у меня на ручках, все могло быть по-другому. Но я не смела, потому что в этот момент именно от этих людей зависело, доедет моя девочка до больницы или нет. Мне, как матери, оставалось только молиться и ждать.

Через сорок минут нам сообщили, что дочка буквально вернулась с того света. Последние сто километров мы не ехали, а летели, обгоняя соблюдающие правила автомобили, с сигналом, не останавливаясь на красный цвет светофора.

Было очень раннее утро, когда мы въехали во двор больницы города Ч.

Глава 15. Она хочет жить!

Целых долгих семь дней мы звонили каждое утро и вечер в больницу и спрашивали, как наша девочка. Меня не положили с ней. После такой тяжелой поездки Софочка находилась в реанимации на грани жизни и смерти. Мы ждали, молились и верили, что Господь еще даст время побыть с нашей доченькой. Врачи ждали и удивлялись, насколько этот маленький трехкилограммовый комочек хочет жить.

Не знаю, насколько она сама хотела жить, складывалось ощущение, что ее не забирают Небесные силы из-за наших неустанных молитв. Я ждала чуда. Молилась и ждала чуда исцеления. «Для Тебя это пустяк, – робко шептала я, стоя перед Крестом, – а для нас – самое важное в этой жизни».

Первые дни мы скитались по гостиницам, а потом нашли небольшую чистенькую квартирку недалеко от больницы. Каждый день мы ездили из храма в храм, уповая только на Бога, потому что верить людям не оставалось возможным.

Надежда не покидала. Однажды мы заехали в детский магазин, и я накупила Софочке разных красивых вещей на будущее. Даже в самых страшных мыслях я не могла предположить, что она может умереть. Я доверилась Богу и была уверена в том, что дочка будет жить. Я не переставала мечтать и надеяться, что все еще может быть хорошо.

И вот наконец-то нам сообщают радостную новость – кризис позади, назначена дата первой операции, которая даст возможность прожить Софочке еще несколько месяцев. Это ли не чудо? Благодарение и снова неустанная молитва о благополучном исходе операции.

Скажу честно, что никогда в жизни я столько не молилась и не просила. Эта маленькая девочка стала центром моей вселенной, никого так сильно я еще не любила! Я даже не представляла, что так можно любить! И поэтому я не хотела ее отдавать. О, как же в этой жизни все своевременно, Господь видит наши души и знает наперед, что приведет нас к спасению, а что к погибели. Возможно, забери Он ее тогда, моя обида и злость легли бы темным пятном на всю оставшуюся жизнь. Забери Он ее тогда, я не познала бы истинную радость христианина, находящегося в лоне Церкви. Забери Он ее тогда, я не приняла бы Христа в себя через Тело и Кровь Его. И Он это знал. Я бы продолжила верить, но растеряла любовь и надежду.

Глава 16. Подарок на день рождения

Благо есть на этом свете действительно врачи от Бога, которые не проходят мимо человеческих скорбей, они борются за жизни малышей до конца. Они говорят слова, от которых загорается маленькая искорка надежды в сердцах родителей. В таких больницах, где работают эти святые люди, чувствуется необъяснимая духовная помощь. Как будто сонмы ангелов окружают тебя и не дают сорваться в бездну отчаяния.

И вы знаете, какая в этих больницах стоит молитва? Никто! Слышите? Никто не смеет смеяться над Богом и говорить, что Его нет.

Каждая мать сидит около тумбочки с иконками и днем и ночью отмаливает своего ребенка из цепких лап смерти. Ей не до дискуссий, она просто верит, что еще чуть-чуть молитв, и рука врача не пошатнется, и ее ребенок скоро опять будет бегать и играть. Стирается граница религий, только ты и Бог. И Его воля. И твои несчастные мольбы.

Я шла по коридору, неся пакет с вещами, и не верила своему счастью – Софочку переводят из реанимации в палату! Я ликовала! Операция прошла успешно! К моей доченьке возвращаются силы!

Миша шел за мной. Он надеялся, что ему разрешат увидеть дочку хотя бы одним глазком. После всех этих часов незнания и ожидания впереди наконец-то забрезжил тусклый, но все же уже зажженный лучик надежды, что все-таки еще все может быть хорошо.

Реаниматолог вышла к нам, забрала Софочкину одежку и ушла. И через несколько минут мы, слава Всевышнему, увидели нашу крохотулечку. Врач вынесла ее на руках, улыбнулась и, сказав: «Минуточку», – скрылась с доченькой в кабинете. Мы недоуменно переглянулись, сначала не поняв, что вообще происходит. Дверь была открытой, и мы, услышав разговор нескольких врачей, не смогли сдержать улыбку и радость от того, что к нашему сокровищу относятся здесь как к своему дитю.

– Смотрите, какая Соня красавица.

– Ой, правда, какая она милая в этой шапочке.

– Ну прям настоящая куколка.

– Иди, отдавай родителям, – зашептала одна из девушек, – ждут же. Соскучились.

И вот моя малышка лежит у меня в руках, такая крохотная, бледнющая, как мертвец, смотрит чужим, непонимающим взглядом. И я вижу, что она забыла меня. Для нее я сейчас одна из, а не мама. Из моих глаз начинают капать слезы отчаяния. Я как будто держу своего ребенка, но не чувствую, что мы едины, что мы одно целое, как было до этого двухнедельного расставания.

Муж, которого чудом проводили вместе с нами в палату, радовался, как ребенок. У него в этот летний августовский вторник был день рождения, и встречу с дочкой он воспринимал как самый дорогой подарок. Мои слезы и чувства он не понял: «Не придумывай, все она помнит, просто ребенок после операции».

Медсестра принесла бутылочку со смесью.

– Приношу вам смесь в первый и последний раз, потом будете разводить сами. Покажу где и что.

– Хорошо, спасибо.

За две недели молоко в груди пропало совсем, чему я была, к своему большому стыду, рада, потому что сцеживания руками сутками напролет, с небольшими перерывами в прошлом больничном учреждении, вспоминались мне страшным сном.

Начав кормить Софочку из бутылочки, я с ужасом осознала, в каком наислабейшем состоянии она находится. Малышка делала глоток и отдыхала по несколько минут.

– Давай я, тоже охота ее подержать и покормить. – Я нехотя передала Мише свое сокровище. Делиться ею не хотелось.

В палату по очереди заходили врачи, объясняли, что сейчас Софочка в прекрасном состоянии, но после долгого пребывания под аппаратом вентиляции легких у нее собирается мокрота, которую она должна откашливать. Рассказали, что наша с ней связь действительно потеряна, но ее необходимо восстановить, отныне я должна ее носить столбиком, прижав животиком к себе, при этом постукивать по спинке, чтобы выгонять мокроту, и обязательно несколько раз в день помогать ей ее откашливать.

Увидев послеоперационный шов на маленьком худом тельце, я чуть не упала в обморок. В глазах почернело. От шеи и до груди у доченьки вырисовывалась страшная полоса, вся замазанная зеленкой.

– Шов заживает как положено, – констатировала кардиолог, – горбик будет, но его нужно пытаться выровнять, поэтому будьте внимательны к рекомендациям обязательно спать на животе. Слышите, как дышит? С хрипом. Не пугаться, это из-за мокроты, все постепенно пройдет. Обживайтесь, зайду попозже. А вам пора. – Она строго посмотрела на мужа.

Миша стал собираться. На сколько времени мы оставались с Софочкой в больнице, пока было непонятно, врачи хотели понаблюдать за состоянием малышки. Я не возражала. Меня беспокоила ее мокрота, с таким я столкнулась впервые, поэтому оставаться в больнице было безопасней, тем более это место пришлось мне по душе.

Оставшись вдвоем с доченькой, я смогла хорошенечко оглядеться. Палата небольшая, но очень чистая, мебель новая, сразу видно, что построили ее недавно, около окна односпальная кровать для меня и рядом послеоперационная кровать для дочки. Не малышковая, для уже более взрослых деток, но с поднимающимися бортиками, которые я потом с двух сторон обложила на всякий случай одеяльцами. Тумбочка. Напротив кровати на стене небольшой телевизор, под ним же столик и стульчик, на другой стороне – большой шкаф, куда я сразу убрала все наши вещи. И еще приятным сюрпризом для меня стала туалетная комната в палате вместе с душем и феном. Ну прям санаторные условия. Я улыбнулась.

– А здесь намного приятней, чем в той больнице, да, солнышко? – Я поцеловала Софочку в лобик. – Мы справимся, родная, ты у меня такая умница, скоро опять будешь пахнуть райским молочком, а не лекарствами. – Она сладко зевнула и уснула, склонив маленькую головку в кружевном чепчике на мое плечо.

Глава 17. Борьба продолжается

Не прошло и тридцати минут, как Софа проснулась и начала плакать. Я носила ее на руках, пела колыбельные, качала, целовала, но все было напрасно. Я не понимала, что не так. Прикрепленные к нам врачи уверяли, что это нормально, ребенок маленький, тем более после операции. От еды она отказывалась, откашлять мокроту не могла, не хватало силенок. Вечерело, врачи уходили одни за одним домой. Напоследок к нам заглянула реаниматолог, которой так полюбилась наша Софочка.

– Как у вас дела? – Она улыбалась.

– Плохо, – я чуть не плакала сама, – Софочка постоянно плачет, не ест.

– Так, кладите ее, я посмотрю.

Через несколько секунд она уже бежала с ней в реанимацию.

Я забежала следом, реаниматолог уже засовывала какую-то трубку Софочке в носик. Через несколько минут, когда все было позади, она объяснила:

– Собралось очень много мокроты, видимо, Софочка еще очень слаба, чтобы ее откашливать самой. Будем отсасывать специальной трубкой два раза в день.

– Спасибо вам. – Я прижала успокоившуюся и сразу же уснувшую малышку.

Она целый день пыталась объяснить, что ей плохо, а я так ничего и не поняла. Тяжелое, отравляющее чувство вины кольнуло мне сердце.

– Я пойду в нашу палату, еще раз спасибо. – Я сделала несколько шагов в сторону двери, но меня остановил тихий голос нашей спасительницы.

– Если бы я не зашла к вам сейчас, примерно через час Соня бы уже умерла.

Я чувствовала, что ноги становятся ватными, обернувшись, прошептала, глядя ей в глаза: «Слава богу, что вы зашли».

На следующий день в обеденный час к нам зашел высокий и крепкий батюшка с длинной бородой, возрастом годящийся мне в отцы. За ним Миша. Снова совершалось чудо! Нам разрешили причастить нашу малышку в больничной палате. Мы знали, что Кровь и Тело Христовы дадут нашей девочке сил бороться дальше. Уходя, батюшка обратился ко мне:

– Знали, что будет с пороком?

– Знали. – Я кивнула.

– На аборте настаивали?

– Конечно, – я улыбнулась, – как без этого.

– Слава богу, что не согласилась.

– Никогда. – Я взглянула ему в глаза. Стало немного обидно, что он даже говорит о таком.

Вечером позвонил муж, первым делом он радостно сообщил:

– Батюшка сказал, что ты невероятно сильный человек и я должен держаться тебя несмотря ни на что.

– Думаешь, без Бога я бы справилась? – Я всегда знала, что ничего моего у меня нет и эта сила – Его дар.

Глава 18. Больничная жизнь

Жизнь снова вернулась в больничный режим. Каждые три часа ночью у меня был заведен будильник на телефоне, чтобы, не дай бог, не проспать, когда Софочку нужно кормить. В свои почти полтора месяца доченька весила так же (чуть меньше трех килограммов), как и родилась, ее срочно нужно было откармливать. Поэтому пропустить хоть одно кормление представлялось невозможным, тем более ела она так же очень медленно и мало. За час она съедала всего около сорока граммов, что очень меня расстраивало.

Вставала я уже в семь часов утра, шла в душ и стояла под теплой водой несколько минут. Это было моим отдыхом. В эти мгновения я расслаблялась и отдыхала душой. Я знала, что никому не могу помешать шумом текущей воды, потому что наша палата находилась в самом конце коридора, а рядом была какая-то санитарная комната. Под утро Софочка всегда спала крепким сном, поэтому я не переживала, что она может проснуться. Купалась, сушила голову, приводила себя в порядок. На стене висело небольшое круглое зеркальце, которое не давало мне снова забыть о своей внешности. Я мазала кремом уставшее лицо, чтоб вновь не стать похожей на облезшую ящерицу, расчесывала волосы и собирала в опрятный низкий хвост.

Около восьми часов утра больница начинала пробуждаться. Хлопали двери, раздавались приветствия, слышался смех, тихое журчание голосов, детский плач, шаги по коридору, которые сновали туда-сюда, и грохот железной тележки с едой, которую развозили по палатам.

Ровно в восемь дверь в нашу палату открывалась и входила кардиолог. Начинался обход.

Глава 19. Чудом жива

– Температура в норме, хрипит поменьше, сатурация около девяноста вес не изменился. – Я быстро подстроилась и научилась отслеживать все основные показатели.

– Прекрасно. – Кардиолог выглядела изумительно для своих чуть больше сорока: каре цветом дорогого блонда, белоснежные ровные зубы, которые она не скупилась показывать, потому что много улыбалась, и от этого ее любили все маленькие пациенты, а мамочки почитали чуть ли не ангелом во плоти, легкий, почти незаметный макияж, коротко остриженные, но чистые и опрятные ногти. – Прикорм будем вводить в четыре месяца, начнем с каш. Нам нужен с вами хороший вес для второй операции. Чем больше вес, тем лучше. Обязательно приобрести пульсоксиметр[1]1
  Аппарат для измерения кислорода в крови. В норме у здорового человека сатурация составляет 98–99 %.


[Закрыть], весы и каждый день следите за весом. Так, еще обязательно увлажнитель, чтоб она через кожу добирала влагу, делаем массажики, плаваем в ванной с кружком, в общем, снимаем тонус и тренируем сердечко. Все запомнили? – Она перевела взгляд с Софы на меня. – Каждую неделю звонить мне и отчитываться. – Она сказала это с добротой, чем еще больше расположила к себе.

– Да, я все запомнила, будем исполнять.

– А вообще это чудо, что она у вас жива. – Она снова склонилась над маленькой пациенткой. – Мы так и думали, что она умрет в тот день, когда ее привезли, уж очень в плохом состоянии она находилась.

Да, отрицать было бессмысленно, и вообще любой скептик мог признать, что доченька живет благодаря какому-то не подвластному никому чуду. Ей не давали и трех часов после рождения, а она уже пережила первую операцию и скоро уедет домой, чтоб готовиться ко второй. Чудеса, да и только!

Все оставшиеся дни в этой больнице мы провели не хуже, чем в санатории. Софочка росла, набиралась сил, крепла, мокроты постепенно становилось все меньше и меньше, так что я даже стала спать свои несколько часов спокойно, не боясь, что с ней что-то случится за это время. Мы много с ней гуляли по коридорам нашего корпуса, сидели в игровой и наблюдали за другими маленькими пациентами и даже подружились с еще одной семьей, к которой иногда по вечерам заходили ненадолго в гости.

Я много слушала. Таким же уставшим, как и я, женщинам необходимо было выговориться и выплакать свои скорби. Они понимали, что за оградой этой больницы течет обычная жизнь, где не до нашей боли и переживаний. Там мало понимания и мало сострадания:

«Ей уже почти пять, но она до сих пор не уснет без моей руки. Так и спим. А все потому, что, когда она родилась, я боялась, что умрет, и держала всю ночь ее крохотную ручку в своей. А самое печальное, что сестра постоянно выговаривает мне, что дочка у меня избалованная, пусть спит одна, большая уже. Не понимает, что она у меня выстраданная и выплаканная, а не избалованная».

«Ой, как узнала свекровь, что ребенок у нас будет с пороком сердца, давай мужу жужжать, чтоб он настаивал на аборте, не нужны, мол, инвалиды. Я от него даже уходила на несколько месяцев, потом приезжал, прощения просил, мол, мамка во всем виновата, настроила. Но у нас легкая операция, сказали, что после нее дочка будет жить полноценной жизнью».

«Живем с моей бабушкой, муж бросил сразу, как узнал, что у ребенка порок сердца. Хорошо, что операция бесплатная и фонд помог собрать деньги на билеты туда-обратно, а то их вообще нет. Операция прошла успешно, сынок теперь здоров, это самое главное!»

Я слушала эти истории и дивилась, насколько самые близкие люди могут оказаться самыми злейшими палачами. И понимала, что я не одна в этом мире. Есть еще такие же, которые понимают и разделяют эту боль.

Глава 20. Я никогда не была одинока

Вера в Высшую силу не пришла ко мне неожиданно. С самого раннего детства я чувствовала присутствие Бога, Пресвятой Матери и очень многих святых в своей жизни. Мне было примерно пять, когда Божья Матерь спасла меня от чего-то очень страшного.

Оставлять детей одних раньше было нормой, в один из дней так и случилось, мама отлучилась по делам, не захотев брать меня с собой. Будучи спокойным ребенком, я тихонько играла в игрушки, и тут к нам кто-то стал сначала звонить в дверь, а потом очень настойчиво стучать. До сих пор во мне живет тот детский страх. Я села на диванчик, на котором спала всю свою жизнь в родительском доме, и начала читать молитву «Богородица Дево радуйся». А стук не прекращался, и тут человек по ту сторону двери начал пытаться ее открыть. Сердце маленькой девочки билось с невероятной силой. Но она, закрыв глаза, продолжала просить Богородицу защитить ее. И когда казалось, что надежды на спасение нет, все прекратилось.

Вечером родители узнали, что к нам хотел залезть парень-наркоман, которых в мое детство было очень много, но его неожиданно спугнул наш сосед-алкаш дядя Боря. Он находился в пьяном угаре, когда все это происходило, но неожиданно вышел на лестничную площадку, и грабителю пришлось срочно уносить ноги.

Именно тогда, в эти пять лет, я поняла, что Богородица никогда не оставит и защитит, если попросить. Я чувствовала, что нахожусь под ее покровом, поэтому всегда старалась жить по совести и не совершать поступки, которые могут Ее расстроить. Но, конечно, я расстраивала, потому что, увы, так же грешна, как и все остальные люди.

И вот сейчас, ухаживая за своей малышкой после операции, я чувствовала, что Царица Небесная рядом, что именно она дает силы не сдаться и не отчаяться.