Текст книги "Мужчина, женщина и их родители: как наш детский опыт влияет на взрослые отношения"

Мама мальчика будет соглашаться на партнерство с маленьким сыном и поддерживать его грандиозные фантазии о самом себе, если:

● у нее нет удовлетворительных отношений с другими мужчинами, притом что присутствует острая потребность в них, которую она неспособна удовлетворить;

● в ней присутствуют истероидные черты, при которых женщина ищет любого внимания, какое только может получить;

● ей свойственны инфантильность и ожидание, что другие люди будут о ней заботиться и ее опекать так, словно она здесь самая маленькая.

Женщину могут умилять попытки сына завоевать ее сердце и получить права взрослого мужчины в семейной системе, и ей может хотеться поиграть в эту игру, поскольку такой мальчик выглядит идеальным возлюбленным. Ей может быть лень или страшно выдерживать с сыном необходимые границы, и она может сдаваться под его натиском, соглашаясь проводить с ним время в ущерб ее взрослым отношениям или продолжая спать с сыном в одной кровати. К тому же влюбленность сына может оказаться матери очень на руку в области каких-то осознаваемых или неосознаваемых сложностей внутри ее взрослых отношений, когда она злится на своего мужа или боится его, а сын с его чувствами как будто дает ей возможность показать мужу образец того, как ее можно любить, либо помочь защититься от мужа или отомстить ему.

Можно отметить, что эдиповы фантазии встречаются у мальчиков не только в возрасте трех лет, но и много позже.

Например, широко распространенной романтизированной патологией является ситуация, когда мальчик-подросток берет на себя ответственность за мать после ее развода или даже инициирует этот развод, обещая матери, что он позаботится о ней и младших детях.

Мама подростка должна однозначно отказаться от этого варианта, как мама маленького мальчика отказывается от его желания решать, с кем мама будет спать сегодня ночью. Однако мама, у которой есть одна или несколько из вышеперечисленных тенденций, неспособна на такой отказ как в раннем возрасте сына, так и тогда, когда сын подрастает. Даже если этот сценарий реализуется позже, патология может развернуться в полный рост.

Мама, которая откликается на призыв сына установить с ней партнерские отношения и занять место главного мужчины в ее жизни, может быть не удовлетворена в одной из трех ролей, которые в норме женщина реализует в своих межгендерных связях. Условно это роли дочери, возлюбленной и партнерши.

Роль дочери в отношениях с сыном можно описать следующим образом: мама ведет себя как хочет, а от сына ожидаются любование, восхищение и контейнирование, потому он большой и сильный, а мама маленькая и слабая. Детским частям любой женщины действительно нужны забота, защита и контейнирование со стороны мужчины, и мужчины действительно могут это дать. Неудовлетворенная в этом вопросе женщина может с появлением у нее сына путать «могут» и «должны», а также неадекватно относиться к возрасту и другим ресурсам мальчика. Такие мамы ожидают, что их сыновья будут сильными и крепкими, что на них можно будет опереться в неприятностях или житейских невзгодах и что будут беречь материнские чувства, успокаивать своих мам, утешать и баловать.

Маленькие мальчики бывают очень трогательными в том, как пытаются заботиться о своих матерях. Например, они представляют, что на маму кто-то напал, а они побеждают злого монстра и спасают ее. В реальной жизни они, например, пытаются переводить маму через дорогу или носить для нее тяжелые сумки. Женщина, которой не хватает заботы, считает, что так и должно быть и что сын должен делать еще больше. Женщина, удовлетворенная жизнью, способна провести границы: ребенок все же должен заботу в первую очередь получать, а не давать. Мамы, компенсирующие с сыновьями роль маленькой девочки, обычно по мере взросления мальчика усиливают свои ожидания, а с ними – и давление.

Мальчик, которому не указали его место в совсем маленьком возрасте, может обнаружить, что попытки донести сумки или фантазии о монстрах сменяются реальными обязанностями: например, защищать маму от настоящего злого монстра – мужа, или радовать ее и развлекать, или обеспечивать материально, когда он начинает зарабатывать. Удивительно, что такая мама свои абсолютно инфантильные потребности удовлетворяет при помощи вполне взрослой властности. «Ты должен», «ты же мальчик», «мама – главное в жизни» звучат очень агрессивно и очень по-взрослому, но на деле отражают сосредоточенную на себе девочку-ребенка, которая еще не знает, что мир не крутится вокруг нее. В сыне такая мама поддерживает детскую идеализацию и романтизацию эдипова периода.

Мальчик, у которого мама – дочка, чувствует себя, с одной стороны, очень сильным и удовлетворенным, а с другой – подавленным, ограниченным и обманутым.

Роль возлюбленной в отношениях с сыном – это такая роль, в которой мама ожидает от своего растущего мальчика удовлетворения тех потребностей, которые должен закрывать для женщины ее возлюбленный или любовник. Эти потребности неотделимы от сексуальных, хотя напрямую ими не являются. Мама хочет ухаживаний, как за девушкой, хочет, чтобы именно она была сосредоточением его мыслей и желаний. Она конкурирует с другими женщинами в жизни сына, ревнует его и требует к себе внимания как к той единственной, которая должна иметь для него значение.

Такая мама может разворачивать настоящие войны в отношениях между собой, сыном и его девушками, создавая треугольники, в которых у девушек-ровесниц нет шансов победить. Ее просьбы к сыну могут быть постоянными, неоправданными и вообще довольно странными.

Кроме помощи по дому, например, она может просить сына прервать свидание или приехать к ней, когда сын уже живет отдельно, только для того, чтобы он оценил ее новый наряд, или потому, что ей стало скучно и одиноко.

Она может косвенно или прямо критиковать романтические выборы сына, сравнивая его возлюбленных с собой не в их пользу или даже прямо заявляя, что мать должна быть главной женщиной и другого отношения она не потерпит.

Любопытно, что такое поведение матерей широко распространено в культурах мнимого патриархата, где есть одновременно культ мужа и культ мамы. В этом случае женщина не получает достаточно внимания и поддержки от своего мужа, который не считает необходимым заботиться о романтической части своих отношений с женой, и заставляет сыновей давать ей такое внимание. Сыновья же, вырастая, женятся и точно так же фрустрируют своих жен, поскольку поглощены матерями и выплескивают на жен всю невыраженную матерям агрессию. Эти жены рождают на свет сыновей, которые становятся компенсацией за несостоятельность их отцов в отношениях, и далее по кругу.

Роль жены и жизненного партнера похожа на роль возлюбленной, но предполагает еще и общие дела, покупки, работу или бизнес. Женщина, которая воспитывает сына в духе партнерских отношений, рассчитывает на него как на полноценно ответственного за их жизнь человека и не предполагает, что общих дел у них может и не быть. Вместе купить дачу, вместе работать, вместе открыть дело – все это цементирует отношения, которые в норме должны сильно измениться со временем в сторону независимости.

В своем стандартном понимании эдипов комплекс – это поглощенность мальчика своей матерью, сохраняющаяся к ней бессознательная или полусознательная влюбленность, подчиненность ее власти и идеализация ее фигуры, не дающая мальчику и будущему мужчине полноценно жить свою жизнь и принадлежать другим женщинам и себе. Принято считать, что мужчины с эдиповым комплексом слабовольные и невротичные, страдающие от власти матерей над их жизнью, но неспособные это прекратить.

На самом деле результатом неразрешенных эдиповых конфликтов является инфантилизм во всех его проявлениях, а не только внешняя подчиненность матери.

Фактической подчиненности может и не быть – взрослый мужчина может вообще не общаться со своей матерью или поддерживать с ней поверхностные и формальные отношения. Однако в отношениях с женщинами его материнский перенос и поведение будут характеризоваться чертами агрессивного инфантилизма, который может серьезно отравлять жизнь и делать эти отношения невозможными. Он не сталкивается с необходимостью познавать и регулировать свою агрессию, перед ним не встают задачи развития адекватной коммуникации, и он не совершенствует свои навыки любви. Отсутствие идентификации с мужчиной быстро создает сложности в коммуникациях со сверстниками, которые двинулись дальше по пути развития. В их среде он начинает считаться не очень адекватным – излишне капризным, женственным, безосновательно требовательным, неспособным к улаживанию конфликтов и проявлению доброй силы (которая возможна лишь при освоении агрессии). Он продолжает жить как маленький мальчик, в то время как остальные постепенно становятся мужчинами.

Итак, у матерей есть множество индивидуальных и разнообразных причин, чтобы путать сына и взрослого мужчину, но все они создают общий сценарий для развития отношений. Мальчик влюбляется в свою мать и требует от нее ответного чувства и соответствующего поведения. Мама соглашается с этими требованиями и начинает давать мальчику больше того, что он заслуживает, и брать от него больше, чем он ей должен. Между ними формируется особая связь, в которой мальчик не переключает своего притяжения и возбуждения на девочек-ровесниц, а остается патологически фиксированным на материнской фигуре.

С одной стороны, мама дает ему то, чего не даст больше ни одна женщина: любовь и отношения, которые не прервутся ни при каких условиях. При всей ее требовательности в компенсации ролей она очень терпима ко всему, что этих ролей не касается. Она прощает ему инфантилизм и проявления серьезной дисгармонии развития, которые неизбежно возникают при таком варианте отношений. Например, сын такой матери может быть успешным социально и материально, но страдать отсутствием эмпатии и выраженным эгоизмом, или он ласков и привязчив, но слаб и труслив. Мать, согласная на партнерские отношения с сыном, не выбирает между ним и другими мужчинами, не сравнивает его и не знакомит с реальностью конкуренции окружающего мира.

С другой стороны, ценой за такую любовь матери назначают личную власть над сыновьями. Эта власть распространяется как на внутреннее, так и на внешнее поведение мальчика.

Она может выбирать для него настоящее и будущее, может жестко регулировать его социальные отношения. Под видом заботы такая мама может выбирать для своего сына все – начиная от одежды и образования и заканчивая способами распоряжаться деньгами и свободным временем. Она требует от него не только определенного поведения – живи с мамой, отдавай маме деньги, звони каждый день или несколько раз в день, – но и чувств: люби маму, думай о маме и ее интересах в первую очередь, сравнивай всех женщин с мамой так, чтобы сравнение было в ее пользу.

Спонтанность, самостоятельность и независимость такие мамы воспринимают как предательство. Чтобы регулировать жизнь сыновей по своему усмотрению, они широко используют самые разнообразные манипуляции – они вынуждены это делать, поскольку любая психика стремится к автономности, а заставить человека подчиняться на протяжении долгого времени или всей жизни довольно сложно. Чтобы это осуществить, нужна целая система, построенная обычно на лести и вине.

С помощью лести мать подчеркивает выгоды, которые получает ее сын внутри таких отношений, а с помощью вины предотвращает его неугодное поведение.

Просьбы, от выполнения которых нельзя уклониться, имитация тяжелых или смертельных заболеваний либо создание иллюзии собственной слабости и потребности в защитнике, которым может быть только ее сын, эксплуатация травматических моментов материнского прошлого, таких как нелюбовь родителей или зависимость и алкоголизм бывшего мужа, помогают создавать мощные образы невинной жертвы и прекрасного спасителя-сына или другие, которые позволят ей получить желаемое.

Эдипов комплекс также включает в себя своеобразные трудности с агрессией. Подробнее об агрессии и ее здоровом развитии мы поговорим в следующей главе, описывающей взаимоотношения мальчика и его отца, а здесь достаточно будет сказать следующее. У мальчика есть трудности с тем, чтобы найти баланс между любовью и агрессией, и стремление избежать чувств вины и стыда, необходимых для развития. Если мальчик не сталкивается с адекватной степенью ответственности за свою агрессивность и за те разрушения, которые может нанести, то его агрессия и сила, связанная с агрессией, остаются неприсвоенными. В паре «мать и сын» в таком случае мальчик проецирует свою агрессию на мать и именно ее склонен считать злобной, несправедливой, недостаточно хорошей или недостаточно старающейся ради прекрасного него. Это нормально для маленького мальчика, но совершенно неприемлемо для взрослого мужчины, который внутри таких отношений остается агрессивным и капризным, неспособным на признание ошибки или искренние извинения.

Для такого мужчины женщины будут одновременно теми, кто имеет над ним власть, и теми, кто склонен к эксплуатации и агрессивному подавлению. Он подозрительный и даже параноидальный, неспособный ни к извинениям, ни к прощению, женственный, конфликтный, требовательный в инфантильном смысле: «Ты должна сама догадаться, что меня не устраивает, и немедленно изменить это, а я не буду делать ничего, потому что это ты плохая, а я хороший».

Подобные мужчины встречаются женщинам нередко – с ними возникают тягостные и довольно безнадежные отношения, которые лишают женщин сил и вызывают в них чувство собственной неадекватности. Большое количество агрессивных и мстительных отыгрываний разрушают отношения с партнерами, которые в другом случае могли бы быть вполне подходящими, и оставляют такого мужчину в одиночестве и в парадоксально продолжающейся инфантильной уверенности в своей правоте.

Та агрессия, которую он мог бы признать в себе, остается лишенной авторства и проецируется именно в ту фигуру, с которой мальчик и строит отношения, то есть в мать. Такому мальчику, когда он не может получить желаемое, кажется, что он во всем идеален, а мама плохая. Эта история будет снова и снова возникать во взрослых отношениях: инфантильный мужчина не может извиниться или взять на себя ответственность за контролирование агрессии, поскольку попросту ее не осознает. Ему кажется, что его довели, что это мир виноват, что скандал начал не он, что его требования абсолютно справедливы.

Он предпочитает отношения с женщинами, а не с мужчинами. Его отличает склонность к вспышкам недовольства и гнева и к спонтанным довольно инфантильным проявлениям любви и нужды в стиле «обними меня» и «расскажи мне, за что ты меня любишь». Основой его отношений с женщиной является требование, чтобы она доказала свою настоящую любовь, поскольку он бесконечно и вполне справедливо в ней сомневается. Он регулярно оказывается в отношениях, в которых у женщины есть кто-то еще. Во-первых, потому что рядом с таким мужчиной для женщины вполне естественно продолжать поиск более надежного и отдающего партнера, а во-вторых, потому что он склонен бессознательно воспроизводить свою неблагополучную эдипову ситуацию с матерью и отцом через выбор подходящего для этого партнера или через создание такого партнера с помощью проективной идентификации.

Женственность такого мужчины, а также капризность и твердолобость в поведении отталкивают от него других мужчин, которым он кажется ненадежным человеком и, возможно, гомосексуалистом. Они думают про такого мужчину, что с ним надо возиться как с маленьким, и потому избегают его.

Его враждебность, несамостоятельность в области внутренних процессов и неготовность идентифицироваться с другими мужчинами и строить с ними коллегиальные отношения делают его неконкурентоспособным в мужском мире.

На такого мужчину мы посмотрим поближе в истории Саши и Маши, а сейчас в этой теме важно обозначить еще один нюанс. Бывает так, что мать по мере своего взросления сама начинает тяготиться общением с привязанным к себе сыном. Это тоже достаточно распространенная история: мы все склонны к реализации патологий больше в юности, чем в зрелости. С возрастом и жизненным опытом, при достаточном интеллекте и сохранении системы этики и эмпатии мама, построившая нездоровые отношения с сыном, рожденным в 20–25 лет, может более или менее успешно разрешить те внутренние конфликты, которые привели ее к созданию такой связи, и увидеть, насколько она разрушительна для них обоих.

К сожалению, чем позже мама захочет изменить сложившиеся между ней и сыном взаимодействия, тем сложнее будет это сделать. Точнее будет сказать так: мама может изменить отношения, но личность и психика ее сына застрянут на их ранних отношениях в плане агрессивности, капризности, неадекватности требований к женщинам и нереалистичных представлений о себе самом. Такому мальчику или мужчине, чтобы он был способен развиваться, может потребоваться дополнительная помощь, которую может оказать психотерапевт, при наличии у мужчины желания и мотива. Но, так или иначе, отказ матери от патологичной связи с сыном в любом возрасте лучше, чем ее бесконечное продолжение.

Термин «психологическая кастрация» (или «эмоциональная кастрация»), так же как и «эдипов комплекс», введен психоаналитиками, которые на протяжении долгого времени исследовали бессознательные страхи мужчины перед женщиной. В современной психотерапии это понятие не используется так широко, но остается удачной метафорой для описания особых, «кастрирующих» отношений между полами. В таких отношениях женщина неспособна выносить мужскую силу и агрессию и взаимодействовать с ней и потому пытается лишить мужчину того, что ее пугает, сделать бесполым либо женственным, понятным и безопасным.

Центром таких отношений является унижение достоинства. Угрозы, обесценивание, оскорбления, критика, неадекватные претензии, презрение и отвращение, которые испытывает мама по отношению к сыну, причиняют ему серьезный ущерб. Мальчик, мама которого говорит ему, что он криворукий, либо отбирает у него инструменты, когда он пытается что-то сделать или починить, либо критикует за поведение или внешний вид, обзывая его и смеясь над ним, испытывает боль и ненависть. Эти чувства полностью оправданы, поскольку рана, которая ему наносится, совершенно реальна и сравнима по своим последствиям с отрезанием части тела – мужского достоинства.

Каждый мальчик отдает маме лучшее, что у него есть – свою любовь и потребность в ней. Если матери это не нужно, то ее сын начинает чувствовать себя так, словно он сам и все его дары ничего не стоят. Для познания своей силы и для своего развития ему необходима обратная связь, которая в норме должна существовать в форме благодарности, доверия и нужности в той мере, в которой это адекватно (в отличие от рассмотренного выше варианта чрезмерной нужности).

Если маме нужна моя помощь по дому и если она благодарна за то, что я донес что-то тяжелое, то я могу чувствовать себя сильным, а если она орет на меня: «Куда ты потащил, сейчас все уронишь!», «Мать пашет, а ты только портишь», – тогда мне остается осознавать себя как никчемного, неуклюжего и бесполезного.

Если мама хранит подарки, сделанные моими руками, значит, я могу создать что-то ценное, а если они оказываются в мусорном ведре, то я ничего не умею.

Если мама может доверить мне присмотр за приготовлением еды или за играми младшего ребенка (в меру адекватным возможностям возраста), я чувствую себя способным на ответственность, контроль и заботу. А если мама сама бесконечно меня контролирует и критикует, то мне остается чувствовать себя человеком и мужчиной, ни на что не способным.

Больше всего мальчику нужна вера матери в то, что он хочет для нее чего-то хорошего и готов прикладывать усилия, чтобы это осуществить. Понятно, что маленький мальчик может немногое, но очень важно, чтобы мама не видела за его поступками злого умысла. Он любит ее, а не стремится испортить ей жизнь. Например, даже когда мальчик доставляет матери какие-то неудобства, у него нет нехороших мотивов, и подозрения матери в чем-то ином рождают в нем чувство обиды и несправедливости. Так, малыш, который принес матери полный горшок во время ее ожесточенной ссоры с мужем, не собирается нагружать ее еще больше, но хочет лишь порадовать и сбросить напряжение – мама раньше всегда радовалась его успехам с горшком, вот и сейчас он желает именно этого.

Несправедливое обвинение в злом умысле, бестолковости, неспособности что-то сделать или бесполезности является более повседневным проявлением психологической кастрации, чем эмоциональное насилие в виде прямых оскорблений или постоянной злобной критики. Конечно, жертвы насилия страдают больше, но первый вариант заметить сложнее, потому сложнее справиться с ним в будущем. Мужчины, которыми становятся сыновья не верящих в них матерей, страдают острым чувством несправедливости и не ощущают ясно своих размеров и сил, продолжая выбирать женщин, которые им не доверяют.

Они не могут до конца почувствовать то самое собственное достоинство, которое помогает соединить в себе силу и доброту.

Матери, которые не верят в хорошие намерения своих сыновей и в их способности эти намерения осуществить, реализуют эти сценарии не конкретно по отношению к своим детям, но склонны относиться так к миру мужчин в целом. В этой тенденции большую роль играют отношения женщины со своим отцом, который не смог заслужить доверия дочери. Может быть, ее отец относился к ней равнодушно или даже способствовал возникновению опасных ситуаций в жизни девочки. Может быть, он был настолько отстраненным, что вообще ничего для нее не делал, а может, он и сам был источником опасности и причинял ей вред.

Женщине, которая росла с таким отцом, сложно поверить в хорошие чувства и готовность других мужчин прилагать усилия ради нее, притом что эти чувства и эта готовность являются абсолютно нормальными, а не исключительными. К сожалению, у женщины может быть много опыта плохого к ней отношения (не только со стороны отца, но и со стороны последующих мужчин в ее жизни), и потому она по умолчанию предполагает, что и ее сын такой же. В этом случае лишить его мужского – значит быть в безопасности, поскольку ничего хорошего такая женщина от мужчин не ожидает как сознательно, так и бессознательно.

В тяжелых случаях из кастрирующих отношений с матерью получаются мужчины-преступники. В случаях средней тяжести – зависимые от веществ мужчины. А в более обычных – мужчины, лишенные своего потенциала и неспособные на поведение, которое требует агрессии и уверенности. Такие мужчины с трудом справляются с выполнением жизненных задач, плохо выстраивают дружеские отношения, хотя в них нуждаются, и склонны превращать романтические отношения либо в полигон для отыгрывания своей вытесненной агрессии, либо в повтор тех токсичных отношений с неудовлетворенной женщиной, в которых они находились детьми. Их страх перед психологической кастрацией, свойственный каждому мужчине, превращается в паранойю, поскольку для них это не фантазия, а уже сложившаяся реальность.

Например, внутри отношений такие мужчины могут настаивать на своей свободе, притом что ничем ее не обеспечивают.

В хороших отношениях каждый из партнеров имеет право делать то, что ему хочется, потому что своей любовью и взаимными усилиями для построения союза они гарантируют, что никаких разрушительных желаний у них и не возникает.

Поэтому каждый может проводить время в любых делах и любых компаниях вне дома, поскольку для отношений это безопасно – в этих делах и компаниях не произойдет ничего угрожающего. Мужчина же, лишенный свободы и силы своей матерью, склонен и к изменам, и к злоупотреблению, и к разрушительному поведению вроде растрат или драк, однако настаивает на том, что именно в этом состоит его право и условие. Кроме того, свою непризнанную агрессию он может проецировать в партнершу и именно ее подозревать в изменах, страдая бредовыми идеями ревности.

В более простых случаях мужчина вырастает слабым, неспособным о себе позаботиться, беспомощным и одновременно полным гнева, который он осознает лишь частично и не может использовать себе во благо – на достижение успеха или защиту своих границ. Больше всего такие мужчины страдают из-за внутреннего плохого отношения к себе и из-за ощущения покорности и бессилия, которое распространяется на все сферы их жизни.

Невозможно растить ребенка в оскорблениях и презрении и потом ожидать, что он будет успешным и самодостаточным. Тот, кому все детство указывали на его недостатки, тот, кого присваивали и использовали, вырастает в лучшем случае выраженным невротиком и человеком, деструктивным в своих взрослых отношениях, а в худшем – садистом, который может вернуть ощущение силы только в те моменты, когда причиняет боль другим людям.

Итак, чрезмерные ожидания от сына провоцируют развитие эдипова комплекса и фантазий о своей грандиозности, а недостаточная вера в его силы, наоборот, лишает мальчика уверенности в себе и осознания своих возможностей.

И то, и другое реализуется в отношениях с матерью, которая не свободна от своего прошлого опыта и проявляет в отношениях с сыном либо свои бессознательные желания, либо свои страхи. Баланс между готовностью матери в первую очередь давать, а не брать и ее способностью с благодарностью замечать и пользоваться ресурсами сына можно выразить так: мне ничего от тебя не нужно, но если ты что-то мне даешь, то я беру это с благодарностью – и моя жизнь от этого становится лучше, хотя она и без этого хороша. В общем, так можно описать любые здоровые отношения.