Текст книги "Красавица"

Мора снова вскочила и подбежала к окну. За тонкими занавесками зеленел пирамидками кустов сад, чуть дальше блестел стеклом корпус с обеденным залом, а еще дальше – учебный. Туда она пойдет завтра утром. Но это завтра. А сегодня…

В дверь постучали. Мора метнулась открывать. Она и представить себе не могла, чтобы ей кто-то прислуживал, а маленькая рика казалась такой хрупкой и покорной, что становилось стыдно.

– В-вавши пив-вовные, – объявила рика и приподняла поднос, заполненный угощениями.

Точно! Пирожные.

– Не нужно, пожалуйста, не утруждайтесь, – забормотала Мора. – Я возьму. Спасибо.

Удивленно приподняв бровь, рика передала ей поднос и, развернувшись, заковыляла прочь. Кажется, вежливость новой студентки показалась ей странной. Или здесь не принято благодарить тех, кто прислуживает?

Мора опустилась на кровать и устроила поднос на коленях. Перед диванчиком красовался низенький стеклянный стол, но там, посреди комнаты, Море сидеть совершенно не хотелось. Полог, который можно было опустить вокруг постели, как будто защищал. А может, четырехметровый квадрат пространства напоминал Море тесноту ее родной комнатушки.

Медовые печенья, корзиночки с воздушным кремом, печеные булочки с ягодным джемом – Мора такого не ела никогда. Отщипывая от каждого, она вспоминала чан с похлебкой, который мать выставляла на обед, ломти жесткого черного хлеба и чаи из порошков, от которых на зубах у Моры скрипело, как будто она пила песок. И все это великолепие она заслужила тем, что родилась изуродованной?..

Мора оттолкнула поднос и подошла к зеркалу. Только сейчас она вдруг вспомнила, что госпожа Тааре назвала шрам меткой богов – точно как тот человек, что выскочил на Мору в толпе на Втором кольце.

Совпадение?.. Но не с точностью до слова! Тот суеверный бродяга жил на Втором, а госпожа Тааре была не просто с Первого, она служила сенатором в Квартуме. Они из разных миров. Но что-то их все же объединяет. И это что-то – храм…

Глава 4. Ица

После ухода госпожи Тааре Море стало неспокойно. Сенатор заступилась за нее, она казалась милой и дружелюбной, но что-то было не так. Да еще эта операция по особой программе. Зачем госпоже Тааре ей помогать? По доброте душевной? Из благотворительности, как в храме? Но ведь Мора на Первом как раз из-за отметины…

Вопросов было слишком много. Чтобы разгрузить голову, Мора села разбираться со своей картой. Та понимала ее с полуслова, а управлять голограммами было не сложнее, чем дома. Мора выбрала своему мобусу мягкий, негромкий голос, а потом, просматривая голограмму с настройками голосового помощника, наткнулась на надстройку «индивидуальность», о которой, видимо, и говорила госпожа Тааре, и активировала ее.

Мобус сразу заскрежетал в воздухе, словно заворочался, и – неужели не послышалось? – зевнул.

– Спасибо, – сказал он, а потом, будто пробуя слова на вкус, добавил: – Премного благодарен. Весьма обязан. Так редко выдается возможность размяться! А размяться так приятно, честное слово… Пожалуйста, не отключайте меня. Если вы предпочитаете молчунов, то я буду молчать, вы мне только скажите. Но если вы не против болтунов, то я с радостью готов болтать, потому что, если честно, мне очень давно не выдавалось такой прекрасной возможности от души поболтать.

Если бы мобуса можно было визуализировать, то этот, наверное, выглядел бы как суетливый толстячок ростом не больше рики. Мора даже смутилась – слишком уж живой звучала речь этого мобуса, как будто он был вовсе не программой.

– Что вы умеете?.. – спросила она.

Мобус тут же заохал:

– Что вы, хозяйка, что вы! Ко мне, прошу вас, обращайтесь на «ты». Моя задача – обеспечить вам максимальный комфорт.

– Тогда скажите… скажи, зачем тебе «индивидуальность»?

– О! – тут же воскликнул мобус. – Отличный вопрос, как хорошо, что вы спросили! Полное описание моего функционала вы, конечно же, можете прочитать в инструкции, которую легко вызвать соответствующим голосовым запросом, но я отвечу коротко: я способен не только предоставлять фактическую информацию, но еще и поддерживать морально, давать советы и помогать при выборе, и все это – в моем собственном, индивидуальном стиле, наличие которого делает мою личность сопоставимой с человеческой.

– Личность?..

Что-то новенькое. Мобус в семейном отсеке на Втором был, конечно, смышленым и исполнительным, но походить на людей – ни голосом, ни «личностью» – никогда не пытался. Он же всего лишь программа, рожденная в арканитовом корпусе.

– Все верно, – отозвался мобус. – Мои базисные структуры имитируют мышление среднестатистического человека, а эмотивные сигнализаторы придают моему поведению индивидуальный оттенок. Программа так называемой дифференцированной индивидуальности – разработка корпорации «Эгос», и в случае необходимости вы можете обратиться на прямую к производителю, но я очень надеюсь, что у вас такой необходимости не возникнет, потому что моя индивидуальность создана для комфорта пользователя и я могу подстроиться под любую вашу потребность. Сейчас, к примеру, я замолкаю, потому что тон вашего голоса сигнализирует о потребности в тишине.

На этом мобус и правда замолчал. Мора потянулась было к настройкам и хотела все-таки его отключить, а потом передумала. Язык у этого мобуса, конечно, без костей, но на Первом ей очень пригодится друг – даже если это программа.

– Мобус, – позвала она.

– Я вас слушаю, госпожа два-семнадцать-шесть-один, – с готовностью отозвался голос.

– Не называй меня, пожалуйста, госпожой. И цифрами тоже.

– Слушаюсь, хозяйка. Не желаете ли заказать у рики чудесный горячий чай? Уверен, после пирожных вам нестерпимо хочется пить: количество сахарозаменителя в этих изделиях превышает…

– Мобус.

– Слушаю, хозяйка.

Она покусала губу. Мысли нет-нет да возвращались к одному и тому же. Придумывает она или нет?..

– Найди мне кое-какие данные.

– Открываю функционал поиска. Какие данные вам требуется отыскать, хозяйка?

– Найди мне информацию про метку богов.

– Метка богов. Начинаю поиск.

Мора разглядывала поднос с недоеденными пирожными, а мобус все скрежетал и скрежетал. Наконец она потеряла терпение:

– Ну что?

Мобус затих, а потом отозвался:

– Простите, хозяйка, поиск не дал результатов.

– Совсем?

– Ни одного совпадения.

А может, это и правда случайность? Глупо, наверное, вот так цепляться за одну-единственную фразу. «Метка богов» – это, скорее всего, просто метафора, за которой ничего особенного не стоит. Но Мора все равно вызвала план университета и отыскала помещение под ярлычком «архив». До ужина оставалось еще два часа, а если верить плану, то архив и столовый зал находились в одном корпусе. Не успеть она просто не могла.

Мора смахнула голограммы, оставила пирожные недоеденными, встала и на ходу уже спрятала карту, но тут перед глазами у нее что-то мелькнуло, и комната подернулась странной зеленоватой дымкой. По кромке комода побежали искорки, засверкали ручки кресел, в занавесях что-то засияло. Казалось, комнату в одночасье наводнили светлячки-изумрудники, которые прилетали из Бездны раз в оборот и оседали покрывалом на террасах, облепляя ступеньки семейных отсеков, антенны и провода. Но откуда изумрудники возьмутся в несезон, да еще и в закрытом помещении?

Мора стояла, боясь шевельнуться. Другая догадка ее испугала: спальня напоминала голограмму, которая собиралась вот-вот исчезнуть. Да нет, не может быть! Это было бы слишком… просто. Слишком просто и нечестно. Не могли ее вот так жестоко обмануть. Она моргнула раз, потом еще один. Сияние не утихало. Тогда Мора схватилась за спинку дивана, но искорки брызнули из-под пальцев, а потом сомкнулись вокруг ее руки.

Совершенно неосязаемые, не теплые и не холодные – этих искр словно и не было. И все-таки они были, и Мора не знала, что с этим открытием делать. Она стояла, едва дыша, а комната сияла, переливаясь, будто ее запорошило россыпью пластиковых кристаллов. А потом Мора вдохнула, и ее голову повело.

Ощущение было странным. Она твердо стояла на ногах, и спальня вокруг нее никуда не исчезла: все та же громадная кровать под балдахином, туалетный столик с зеркалом в округлой раме, из приоткрытого стенного шкафа выглядывает рукав темно-зеленого платья, будто тянет к ней руку. И вместе с тем вокруг проступили очертания совсем другой комнаты. Гнутые балки из красноватого металла формировали купольный свод.

«Юсмий. Балки – из юсмия», – тут же зажглось в голове. Мора никогда не слышала про такой материал. Купол обтягивали темные ткани, и в воздухе витал явственный запах дубленой кожи – значит, это были звериные шкуры.

«Это дроки. Шкуры дроков», – тут же подсказало что-то внутри. И это слово она услышала впервые: на подземных фермах Второго кольца выводили только мелкий скот, а такого дрока, наверное, было не охватить руками. У зашнурованного входа поблескивали связки амулетов.

А вот их Мора узнала сразу: шнурки с бусинами, перьями и колокольчиками вешали в семейных отсеках на удачу. Что-то новое вплетали регулярно – чтобы дела спорились, – и амулеты разрастались в увесистые связки. В богов она могла не верить, но и сама иногда украдкой добавляла к их домашнему амулету бусинку-другую. Вот только теперь часть нее уставилась на эти шнурки с недоумением, как будто она никогда этих амулетов не видела, но потом в голове всплыло, будто кто-то шепнул на ухо: «Кааритские амулеты».

Но о том, кто такие каариты, внутренний голос молчал. Мора сморгнула. Тьму в ангаре разбавляло сине-зеленое сияние, которое шло откуда-то снизу и сбоку, но разглядеть источник она никак не могла. Ей все хотелось повернуться, но шею словно свело.

Она только и видела, что округлые громады черепах в глубине помещения. Они выглядели куда крупнее того челнока, на котором Мора пролетела по Первому кольцу: тот годился для одного-двух пассажиров, эти же гиганты могли уместить на своих панцирях не меньше шести, а то и десяти человек. Но сами кабины рассмотреть не удавалось – их укрывали пыльные чехлы. И глаза у черепах были прикрыты, так что Мора решила, что вся эта воздушная флотилия или ждет своего часа, или давным-давно отправлена на покой.

По другую сторону поблескивали синими огнями какие-то голограммы, но повернуться к ним Море никак не удавалось, да почему-то и не хотелось. Вместо этого она перевела взгляд со спящих челноков на собственные руки, долго смотрела на влажную, словно покрытую каким-то маслом кожу и никак не могла согнуть пальцы. Ну же. Пальцы дрогнули, голова наклонилась.

Она все еще видела собственный силуэт в старом платье со Второго кольца, которое она так и не переодела. Но вместе с этим она теперь вдруг различила свое тело, как если бы она вовсе не стояла посреди своей новой спальни в пятой башне, а сидела, подтянув колени к груди, в резервуаре, наполненном густой сине-зеленой жидкостью. И – стыд какой! – тело ее было совершенно нагим.

Повиновалось оно плохо, как будто Мора очень долго спала и совсем разучилась им пользоваться. Руки дрожали, ноги казались приклеенными и совсем чужими. Глаза чесались, и очень хотелось хорошенько поморгать, но веки не двигались. Ну же!

У Моры было ощущение, что она заставляет шевелиться не собственное тело – легкое, знакомое и понятное, – а гигантскую металлическую машину, которую очень плохо смазали. Но ее тело было человеческим, и только теперь Мора заметила, что ее кожа покрылась мурашками. Вместе с этим открытием пришло и осознание, что ей ужасно холодно. Она медленно, словно в киселе, обхватила себя руками.

«Какая мягкая кожа. Холодная. И влажная. Биораствор… Какая дрянь!..»

– Я и забыл!

Голос вырвал ее из оцепенения, и голова сама повернулась влево.

В сине-зеленом полумраке ангара она различила фигуру парня. Высокий и долговязый, он сутулился, будто слишком быстро вырос и теперь этого стыдился. Двигался стремительно и угловато, как птенец чукки, крутил головой, шарил на полках, метался от одного стеллажа к другому и очень шумел. Даже в полумраке было видно, как алели кончики его ушей, а когда паренек обернулся, оказалось, что румянец заливает и его щеки.

– Вот, возьми, – буркнул он; отведя глаза, скинул куртку и протянул ее Море. – Не подумал. Надо было что-то тебе захватить. Тут с одеждой по нулям.

Мора почему-то не спешила принимать куртку – она с трудом приподнялась, схватившись за бортик резервуара, а затем встала во весь рост и, неловко балансируя на ногах, будто на ходулях, оглядела свое тело целиком.

Ну конечно, она была совершенно голой, но часть ее почему-то никак не хотела этого стыдиться. Мора осматривала себя словно чужими глазами и удивлялась.

– Я… я некрасивая? – спросила она.

Рука сама потянулась вверх: прикоснулась к губам, а потом к горлу. Она словно не понимала, как это она заговорила и откуда взялся звук.

– Что ты? Ты просто красавица! Но тебе надо одеться. Так положено.

Парень все протягивал куртку, а сам старательно отводил глаза. Мора смотрела в его лицо – лишенное детской округлости или подростковой несуразности, оно было лицом скорее взрослого, чем ребенка, но черты вызывали недоумение. Слишком крупный рот, нос с горбинкой, широкие угловатые скулы – все вместе они создавали такое странное, ни на что не похожее сочетание, что даже трудно было разобраться, симпатичен этот парень или нет.

Мора привыкла к открытым, скульптурным лицам с ровными, симметричными чертами. У юноши же лицо словно набросал художник в подпитии: левый глаз немного больше правого, рот чуть кривится влево, а эта странная горбинка на носу выглядит так, будто его ломали, а потом он неправильно сросся.

На переделки все это было совсем не похоже. Да и вообще, во внешности этого парня не было и следа знакомой красоты, которая всегда оставалась на лицах тех, кто проходил операции.

– Возьми!

Юноша глянул прямо на нее, залился краской пуще прежнего и сунул куртку прямо в руки. Несмотря на все несуразности и недочеты, лицо Мору на удивление восхитило. Вернее, восхитилась только часть ее – другая вообще не разбиралась, каков из себя этот парень. Эта вторая ее часть приняла куртку и нехотя обернулась ею, как плащом.

Парень бросил на нее косой взгляд:

– Нет, руки нужно просунуть в рукава. Вон туда. Видишь?

Мора уже хотела рассмеяться – и с чего он с ней возится, как с ребенком, который не знает, как одеваться? А потом поняла, что вторая ее половина смеяться совсем не хочет, а вместо этого недоумевает.

– Зачем? – зазвучал ее голос.

Парень снова на нее покосился:

– Ну… Рукава придумали… для рук. Потому они так и называются. Логично? Еще тебе надо застегнуться. Давай помогу.

Он подошел, но глядя мимо, поверх ее плеч. Море хотелось спросить, сколько ему оборотов: на вид он был едва ли старше нее, а парни семнадцати-восемнадцати оборотов от роду никогда не вели себя с девушками так неловко – об этом Море рассказывала Зикка. Но губы не повиновались. Вместо этого она спросила:

– Тебя зовут Рей?

И откуда она знала его имя? Нет, Мора не знала его имени.

Парень кивнул. Он уже застегнул на ней молнию и теперь закатывал рукава. Куртка доставала ей почти до колен.

– А тебя? – спросил он в свою очередь.

Мора не знала. Она видела свое настоящее – она точно знала, что оно настоящее! – тело посреди спальни и вместе с тем же смотрела на себя, завернутую в жесткую, неподатливую куртку с чужого плеча, которая пахла еще острее, чем шкуры, покрывавшие купол ангара.

– Мое имя Ица, – почему-то сказала она.

– И кто ты? – спросил Рей.

Румянец уже спал, и теперь, без прежнего смущения, Рей выглядел куда взрослее. Он щурился, будто хотел пронзить Мору насквозь, и от этого взгляда ей показалось, что ответ на этот странный вопрос Рею очень важен. Нет, он спрашивал не ради любопытства – он экзаменовал.

– Я… – Она запнулась, опустив голову и рассматривая свои голые лодыжки в сине-зеленом растворе. – Я человек. А ты как думал?

Мора почувствовала, как ее губы изгибаются в улыбке. Казалось, кто-то вздернул уголки ее рта, как за нити, потому что сама она улыбаться не хотела.

– Ого, – выдохнул Рей. Глаза его заблестели. – Шутишь!

– Не шучу, – тут же поправила его Мора – или совсем не Мора? – Иронизирую.

Под его восхищенным взглядом она согнула коленку и перекинула ногу через бортик резервуара. Потом аккуратно ступила на землю и подтянула другую ногу. Пол холодил ступни, а тело, напротив, с каждой секундой наливалось теплом и силой. Мора протянула вперед руки, чтобы еще раз их осмотреть, а потом покрутила головой, пробуя на гибкость шею.

– Ты меня создал?.. Но… почему?

На это Рей не ответил. Вместо этого он зачем-то спросил:

– Если бы ты могла спасти ребенка из горящего дома, ты бы это сделала?

Ица помедлила. Рей внимательно следил за ней, но теперь она заметила, как он то и дело нервно оглядывается. Переступает с ноги на ногу. Лохматит себе волосы, будто никак не может совладать с волнением.

Он чего-то ждет. Или боится? Рей смотрит на нее с таким восторгом, с такой надеждой, а сам между тем боится чего-то снаружи…

– Я чувствую подвох, – ответила Ица. – Это только часть вопроса.

– Верно. Ну ты даешь!

– Ты меня тестируешь, я поняла. Хочешь знать, что я выберу. С ребенком что-то не так. Ребенок – это потенциаль…

– А ты догадливая. Так ты спасла бы его, зная, что когда-нибудь он станет убийцей? – спросил Рей, снова и снова оглядываясь.

– А ты бы создал меня, зная, что я стану убийцей?

Мора почувствовала, что ее губы снова растягиваются в улыбке, но Рея новая шутка насторожила.

– По-твоему, что такое убийство?

– Самая страшная штука, о которой только может подумать человек? – развела руками Ица.

– Опять иронизируешь? – с подозрением спросил Рей.

– А зачем ты мне задаешь вопросы с очевидными ответами?

– Я хочу знать, что для тебя очевидно.

– А ты бы сам того ребенка спас? Взял бы на себя ответственность за те убийства, которые он совершит потом? Это же как убить всех тех людей своими собственными руками…

– Значит, тебе кажется, что спасти того, кто потом станет убийцей, – все равно что стать убийцей самому? – переспросил Рей.

– Я такого не говорила. Зачем нести ответственность за то, что тебе неподконтрольно?

– Но представь, что подконтрольно. Ты знаешь, кем этот ребенок станет.

– Это не контроль. Это чушь. Такого в жизни не бывает. Никто не знает последствий своих действий наперед.

– Почему ты так решила?

Ица пожала плечами:

– Ты вот знаешь?

– Мы не про меня говорим.

– Ну ясно. Не знаешь.

– Ладно. Пока хватит, – хмыкнул Рей, не сдержав улыбки, а потом едва слышно добавил, будто сам себе: – Сработало, что ли?..

Он откинул полог из шкур, и в ангар ворвался яркий белый свет.

– Пойдем. Времени мало, – бросил Рей.

Но Мора, зажмурившись, уже ничего не видела. Глаза нестерпимо резало, и хотелось их потереть, но руки не слушались. А потом Мора поняла, что больше не чует крепкого запаха кожи. Замолкли гудение и потрескивание, которые, как оказалось, распространял резервуар. Не полыхал сине-зеленым биораствор, а гигантские челноки-черепахи не наблюдали больше из глубины ангара.

Ангар исчез, исчезла и та Мора, которая почему-то назвалась Ицей. Испарился и Рей, и его куртка. Мора еще чувствовала ее тяжесть на плечах, но и это ощущение быстро пропадало. Комната больше не сияла, а ее очертания обрели наконец четкость. Спальня не расплывалась, сливаясь силуэтами с другим, незнакомым пространством. Это была опять она – ее новая спальня на Первом кольце.

И только голова кружилась от странного полусна-полувидения, которое пришло неизвестно откуда, так живо ею овладело и так быстро истаяло.

Глава 5. Подруги

Мора обшарила всю комнату. Она и сама не знала, что ищет, но ей нужно было объяснение. Что это было за видение? Может, голограмма? Но все казалось таким настоящим, таким осязаемым… Мора ведь не просто смотрела или слушала. Она чувствовала запахи, холод и тепло, а еще – она была в теле Ицы.

А Рей, тот парень, который Ицу якобы создал?.. От мысли о его лице внутри у Моры все странно переворачивалось. Ведь если разбирать это лицо на отдельные черты, то оно странное, даже уродливое. Но если собрать вместе – хочется смотреть и смотреть… У Моры никогда такого не было: в свои короткие прогулки по Второму кольцу, когда она любовалась людьми исподтишка, весь ее восторг крутился вокруг симметрии черт и гармонии форм. Этот же парень был не только совершенно некрасивым – он краснел, горбился, двигался неуклюже и все время куда-то спешил, даже задавая Ице странные вопросы. Он вызывал целую бурю неприятных эмоций, которые вместе почему-то давали ни на что не похожее, удивительное впечатление. Как будто… как будто все, кого Мора видела на острове, были разрисованными пластиковыми куклами, и только Рей один – настоящий.

В своей комнате Мора ничего подозрительного так и не нашла. Из техники – разве что лампы под потолком и светильники у изголовья. Конечно, в стенных панелях, как и на Втором кольце, мог скрываться арканит. Но большую часть стенного пространства в комнате занимали огромные окна, и если арканит куда-то и встроили, то разве что в пол. Впрочем, Мора едва начала знакомство с Первым кольцом и с картой толком еще обращаться не умела. Она могла вызвать изображение по ошибке или по незнанию. А сцена вообще-то напоминала эпизод из фильмограммы, только с эффектом погружения. Кто знает, с какими технологиями Первого кольца ей еще предстоит познакомиться?

До ужина оставалось совсем немного, да и голова была дурная, но Море очень хотелось сходить в архив. Перебежать в южный учебный корпус из спального ничего не стоило, но по коридорам бродили студенты. Они перешептывались, хохотали, демонстрировали друг другу голограммы из своих карт, а Мора старательно прятала лицо. Она понимала, что вечно скрываться не сможет и на занятиях ее непременно узнают. Но об этом она пока думать не хотела. К счастью, взгляды скользили мимо: она все-таки переоделась в форменное платье и теперь, если не откидывать волосы, ничем не отличалась от других. Как хорошо, что природа одарила ее кудрями: если и можно ее за что-то назвать красавицей, так это за волосы.

В архиве было темно и тихо. К пространству Мора еще не привыкла и в огромных помещениях чувствовала себя не крупнее яблочной тли. А этот зал был отделан еще сложнее, чем ее новая спальня: стены укрыты панелями из натурального дерева, своды придерживают каменные колонны, сквозь разукрашенные окна струится цветной свет. Такой интерьер очень напоминал центральный храм на Втором кольце, куда недолго водила ее мама: его тоже выстроили из органики и украсили вот такими стеклами, потому что у служителей великих деньги водились всегда. Но вместо скамеек вдоль стен здесь тянулись сенсорные панели – совсем как у мобуса в их семейном отсеке, – и это Море понравилось. Хоть в этой технике она не запутается!

В зале не было ни души, но каблуки ее туфель застучали по каменным плитам так звонко, что Мора втянула голову в плечи и прошмыгнула к панелям уже на носочках.

Прижав руку к сенсору и дождавшись, когда он загорится, Мора собралась уже открыть рот, но почему-то замешкалась, и тут фонтан из голограмм чуть не сбил ее с ног. Частицы вырывались из воздуха, а потом, плотнея и сгущаясь, собирались в объемные изображения. Папки в твердых обложках и сшитые стопки бумаг, газеты, журналы и книги, разрозненные листки и мятые записки – чего на нее только не посыпалось! Хотя она даже не продиктовала поисковый запрос…

Материалы все сыпались, раскрываясь и разваливаясь на страницы, а потом зависали, мягко покачиваясь, и тихонько кружились вокруг своей оси, когда сзади кто-то кашлянул и буркнул:

– Стоп.

Мора обернулась. В шелесте голограмм она не расслышала звука шагов, а между тем над ворохом цветных страниц и потрепанных обложек сначала обозначилась светлая макушка, потом нахмуренные брови и, наконец, все лицо.

– Ну-ка пусти.

Фонтан голограмм мигом иссяк. Распахнутые книги колыхались в воздухе, листки газет подрагивали, журнальные развороты блестели глянцем. Смахнув со своего пути книги, парень шагнул к сенсорной панели и положил на нее ладонь. На Мору он даже не посмотрел. Близко сведенные брови, губы сжатые, глаза темные – он явно злился.

– Отмена. Ты что, и есть та новенькая?

Парень исподлобья глянул на Мору, но не вздрогнул, даже не моргнул, а сложил руки на груди и кивнул на документы:

– Я тоже, когда на Первое приехал, сразу в архив полез. Но ты бы хоть справку вызвала…

Мора почувствовала, как горят у нее щеки. Парень был постарше нее, одет в темно-красные брюки и такого же цвета пиджак, под которым виднелась белоснежная рубашка с темным галстуком – значит, он тоже студент.

– Так как же вызвать справку, если он сразу начал плеваться?..

– Положила руку – и тут же вызывай. А то стоит, мечтает… – Парень фыркнул.

– Ну извини… – скривилась Мора. – А повежливее нельзя? Это же просто голограммы!

– А давай вообще весь остров голограммами закидаем! Тут же инструкции везде – для кого они? Правильно, для таких, как ты. Кто-то же трудится, составляет эти инструкции…

– Я знать не знаю, где эти твои инструкции! – не сдержалась Мора. – Если такой умный, рассказал бы, что и как. Ты вообще кто?..

Лицо у парня было среднестатистически красивое и очень непримечательное. На такое посмотришь, отвернешься и тут же забудешь. Значит, ни одной переделки, даже самой несущественной. Но почему? На Первом, кажется, этим балуются все кому не лень.

– Я Тай, – буркнул парень. – Вторая ступень. Первая группа. Дежурю в архиве каждый третий день. Смотрю, чтобы такие, как ты, не попортили мобусов.

Тай смотрел на нее прямо, будто и не видел отметины. Взгляд у него был мрачный, но тон как-то неуловимо поменялся, и Мора поняла, что он просто ворчит. Раз в три дня он, значит, хозяин архива, а это какая-никакая власть.

Про ее имя он даже не спросил. Только смахнул голограммы и зашагал прочь.

– Вызови инструкцию, – бросил он через плечо, даже не обернувшись.

Мора глянула на сенсор:

– Но… как?

– Сначала подумай головой, а потом примени то, что надумала, – хмыкнул Тай и исчез в боковой двери.

Мора снова вспыхнула и хотела было кинуть ему вслед что-нибудь дерзкое, но прикусила губу.

– Вызвать инструкцию, – шепнула она, быстро положив руку на панель.

В воздух выплюнуло несколько полупрозрачных листков. Уши горели. Конечно, на Втором таких объемов информации у мобуса просто не водилось! И никаких инструкций тоже. А тут… Что за занудство такое? Наверное, Тай и составлял эти бумажки, а теперь возмущался, что единственная, кому они понадобились, не смогла их оценить.

Минутку… Он же сказал, что приехал на Первое. Так, значит, и Тай не отсюда? Он тоже в числе тех одиннадцати чужаков на Первом кольце? Перебирая листки, Мора колебалась. Может, пойти за ним и расспросить? Но не побежит же она за ним, как ручная глокка, это просто стыдно!

Мора отвернулась. Нет уж. Если Тай и не с Первого, это еще не значит, что они смогут подружиться. Ясно, что к мирным беседам он не расположен и все, что его беспокоит, – это благополучие архива в день его дежурства.

В инструкции особенного толка не оказалось, но кое-что она все-таки нашла – приписку об углубленном поиске в случае нулевых совпадений. Сделана она была другим, мелким шрифтом в уголке последней страницы, как будто делали ее наспех. Смахнув все ненужные материалы и оглянувшись в сторону комнатушки, в которой исчез Тай, Мора прошептала:

– Поиск: метка богов.

Почему-то ей не хотелось, чтобы кто-то подслушивал. Но, как Мора и подозревала, о метке богов ничего не нашел и архивный мобус. Тогда она раскрыла еще раз пометку мелким шрифтом и, положив руку на сенсор, продиктовала:

– Код десять-ноль-пятнадцать. Углубленный поиск: метка богов.

Она и не надеялась, что эта волшебная комбинация цифр ей что-то откроет, но, как ни странно, в воздух вылетело несколько файлов. Мора нажала на первый попавшийся. Вспыхнула и заискрилась в воздухе пыль. Между колоннами вытянулась голографическая фигура, и Мора содрогнулась.

Мужчина на записи казался не человеком, а каким-то причудливым уродцем из жуткой сказки. Или даже монстром из ужастика – в сказках чудовища и то симпатичнее… Глаза его косили и кружили каждый сам по себе, а от страшных мокнущих язв серая кожа бугрилась, как у ящерицы. Язвы покрывали не только лицо – они же виднелись и на шее, и в разрезе воротника, и на руках.

Мора смотрела на него и чувствовала, что дрожит. Значит, у этого человека тоже метка богов? Но она по сравнению с ним просто красавица. Половину лица ей легко спрятать. А у этого человека, кажется, все тело – одна гниющая рана! Но как же он натягивал поверх язв одежду, как сидел, как передвигался? Болели ли эти отметины и мог ли он нормально существовать? И почему на нем ни одной повязки?.. Ведь через такие раны занести инфекцию легче легкого, а значит, лучше и из дома не выходить…

Мора задышала глубже. По спине побежали мурашки. Да она же боится! Она испугалась этого человека ровно так, как пугались ее саму.

Голос жуткого человека звучал под сводами архива гулко и низко. Если не открывать глаза, то можно было подумать, будто обладатель голоса – обыкновенный островитянин с приятным лицом.

«Да, боги ко мне приходили. В детстве, – говорил он. – Они никогда не называли себя, но я запоминал их голоса. Они задавали вопросы. Спрашивали, как я живу. Что мне нравится, а что нет. Куда я хожу. Что делаю. Я рассказывал. Потом они исчезали, а я чувствовал себя счастливым…»

Человек смотрел себе под ноги, и его уродливая фигура потусторонне поблескивала.

«Они приходили три раза в оборот, в одно и то же время, в одно и то же место, – продолжил он. – Я видел их у нас в саду, под сахарными сливами. И ждал их. Как-то раз я успел их коснуться, но они тут же исчезли. Они были из какой-то субстанции… вязкой, но легкой и горячей. Я обжегся… После того раза они ко мне больше не приходили».

Он снова замолчал. Глаза его бегали по залу. Конечно, архива он видеть не мог, ведь он был всего лишь голограммой, оттиском себя прошлого, но Море все равно стало не по себе. А потом изображение отмеченного мигнуло и потухло. Запись закончилась.

Могли ли эти язвы быть последствиями ожога? Но он говорил только об одной руке, а язвы, скорее всего, покрывали все его тело. Нет, этот человек был болен, и явно не из-за странных «пришествий богов», которым, как ему казалось, он был свидетелем. А что, если от своей болезни он просто слетел с катушек?..

– Мне очень неудобно вас прерывать, – вдруг заговорил из пустоты ее мобус, и Мора вздрогнула. – Но ужин начнется через десять минут. Если вы поторопитесь, то еще успеете занять хорошее место, а хорошее место в свой первый ужин занять критически важно. Установление социальных связей во время совместных приемов пищи…