Текст книги "Ведунья Ненастья"

О разных монстрах я узнавала только на тренировках. Это касалось того, какое заклинание использовать, чем и как бить, характерные особенности движений. Ведьмарь изображал монстров, притом очень натурально, насколько я могла судить, а я должна была защищаться или нападать. Порой тренировка переходила в забаву. Это стало своеобразным знаком, что монстр не слишком опасен, с серьезными врагами Санио не допускал шуток даже на тренировке.

Знания дополнялись книгами. Каждый раз я получала все необходимое для дальнейшего обучения. Однако ведьмарь почти никогда не рассказывал о том, что делал, пока его не было рядом. Наверняка ведь как раз уничтожал этих самых монстров. Но настоящие истории удалось услышать лишь пару раз. То ли испугать меня не хотел, то ли слишком скромным был.

Я боялась, что в очередной раз он просто не вернется, но Санио всегда приходил. Не довелось видеть и страшных ран, шрамов. В конце своей книги зелий я видела заживляющий рецепт, но не может же всё срастаться настолько хорошо, чтобы даже следа не осталось. Завтра же займусь этим рецептом, пока веретянка сохнуть будет. Санио наверняка пригодится.

Глава 4. Холодный и мёртвый

Первый снег не растаял, как это часто бывает, а был тут же прикрыт вторым, третьим… Уже через две седмицы все дома напрочь замело. Единственным выходом из дома стало чердачное окно. Вслед за снегопадами пришли ужасные морозы. В печке непрерывно трещат поленья.

Даже охотники не рискуют выбираться в лес. Зимний сезон охоты всё откладывался, жалели измученных, похудевших зверей. Людям приходится держаться только на запасах, благо в осеннюю пору знатно разгулялся подросший молодняк, кушать впроголодь не пришлось.

О поездках в город тоже пришлось забыть. Рисковать жизнью, пробивая санный путь, никто не хочет. В такой снежище просека заметается прямо за спиной незадачливых путников. Частые метели мешают ориентироваться, смельчаков не нашлось, да и необходимости особой нет. Торговали наши в основном мясом и пушниной, а излишков в отсутствие охоты просто нет.

Тем более странным оказался стук по крыше посреди ночной непогоды. В завываниях ветра не сразу удалось расслышать этот звук.

– Кто там? – крикнула я, не раскрывая ставен. Ко мне мог постучать только один человек, но лучше перестраховаться. Очень сомневаюсь, чтобы Санио не дождался утра. С улицы раздался невнятный голос:

– Помогите.

– Подождите немного, сейчас! – снова выкрикнула я, прижавшись к стене.

Открывать незнакомцам совсем не хотелось, да и не мне решать, кого впускать в дом. Босые ноги быстро простучали по лестнице. Ушло лишь несколько мгновений на то, чтобы объяснить папе, что произошло. Мама тоже переполошилась, но была скорее встревоженной, чем напуганной.

– Можно ждать чего угодно, лучше перебдеть, – сообщил глава семьи.

Маму отправили открывать окно, сам же отец встал у стены с луком наизготовку. Застать нас врасплох не получится. Первым ввалился мужчина, сквозь плотный слой снега проглядывала шуба из пестрых клочьев.

– Помогите, – взмолился он, – там моя подруга, она совсем идти не может, – мужчина говорил тяжело дыша и наполовину проглатывая концы слов.

Отец кивком велел маме проверить. Голова высунулась в окно и тут же кивнула. Папа продолжал держать прицел, пока я помогала втащить в дом женщину. Странный гость уложил свою спутницу на волокуши. Прямо с ними и занесли. Женщина тихонько постанывала и вздрагивала при каждом движении. Её мучила горячка, одной ногой несчастная была за порогом иного мира.

Больная оказалась в таком плохом состоянии, что было опасно спускать её по лестнице. Мужчину отправили вниз, а мы с мамой принялись ухаживать за гостьей. Для начала раздели её и закутали в два слоя шерстяным покрывалом и теплыми шкурами.

Идти за знахарем далеко и опасно, он живет отшельником в лесу и даже в такую суровую зиму отказался переселиться в деревню. Не известно, вернешься ли сам, выйдя из дома. Да и знахарь уже староват для подобных прогулок.

Пришлось раскрыть часть своего секрета перед мамой. Я просто не могла поступить иначе, когда на кону жизнь человека. Напрасно я переживала, без лишних вопросов матушка отправилась кипятить воду в котелке.

Лечить мне ещё не доводилось, только обрабатывала собственные раны, полученные на тренировках и в поисках трав. Начала с осмотра больной. Тело лихорадило, вся она превратилась в горячую печку, в груди клокочет, пересохшие губы покрылись трещинами, дыхание вырывается с протяжным свистом.

В талой воде смочила тряпицу и положила женщине на лоб. Целебных трав было достаточно, начала с тех, что помогают сбить жар. Нужный отвар приготовила быстро, и поставила еще несколько сборов завариваться. Лекарство пришлось вливать по капле в чуть приоткрытый рот.

Жар понемногу спал, мутные глаза раскрылись, но, кажется, женщина не понимала, где находится. Дыхание постепенно выровнялось, но тут несчастная зашлась удушающим кашлем.

В перерывах между лечением и урывками сна, все же довелось услышать историю путников. Бродячие артисты не могут себе позволить отдых даже зимой. На свой страх и риск они продолжали кочевать из города в город и этой ужасной зимой.

Все шло хорошо, артисты шли по старому маршруту, для зимы всё рассчитали так, чтобы за дневной переход добираться до следующего города или села. Там давали выступление и двигались дальше. Ночевать на улице зимой никто не собирался.

Но два дня назад в дороге их застигла вьюга. И без того плохая дорога стала совсем не видна. Пришлось останавливаться на половине дневного перехода. Путники свернули в рощицу, и постарались соорудить шатер. Труппа сжалась в один комок. Все знали, что зимой нельзя спать в лесу, но вьюга напевала сладкую колыбельную.

Проснулись только двое: скоморох и танцовщица. Трое остались спать навсегда. Скоморох оказался не лучшим проводником. Главным в пути всегда был гимнаст. Его врожденное чувство направления не раз помогало труппе избежать неприятностей.

Роща оказалась и не рощей вовсе, а лесом. В тот же день танцовщица начала кашлять, а ближе к вечеру слегла в горячке. В этот раз к ночевке подготовились: скоморох вырыл нору в снегу и натаскал хворосту для огня. Больную это не спасло, к утру она уже не могла идти самостоятельно, но вдалеке удалось разглядеть клубы дыма.

Было уже все равно, на кого наткнуться, на разбойников или честных людей. Огонь – значит люди. К вечеру метель разыгралась с новой силой, не сбиться с пути удалось лишь чудом. Так и оказались у нас эти странные гости.

Больная постепенно шла на поправку, спустя неделю уже встала с постели. Не было и речи о том, чтобы отпустить нежданных гостей в город. Для женщины очередное переохлаждение могло закончиться плачевно, она ещё не восстановилась полностью. Снег тоже не перестал быть проблемой. Отец твердо решил оставить актеров у себя до весны.

Танцовщица становилась все веселее, меня, напротив, всё больше одолевала тревога. Никак не получалось выбросить из головы этих троих погибших. Поверья у всех разные, но ни одно не позволяет оставлять людей вот так, в снегу. Я уже знала, что неправильное погребение может вызвать множество проблем. Несмотря на различия, все обряды почти в равной степени позволяли духу отправиться на свободу. Люди порой отказывали в последних почестях убийцам и прочим лиходеям и сами же потом от этого страдали.

Ночью тревога только усиливалась, тело вздрагивало от каждого скрипа кровли. Ветер смешивал звуки в единую какофонию. Я стала очень мало спать. Мёртвые часто приходят именно за теми, с кем были близки при жизни, бродячая труппа вполне подходит под такое описание. Страшно то, что именно выжившие оставили их без погребения.

Я понимаю, что похоронить их просто не было возможности. Из разговора с гостями удалось выяснить, что они придерживаются веры в нового бога. По ритуалу положено закопать умершего и поставить на могиле столб с высеченным именем бога и умершего. Скоморох не раз повторял, что весной обязан найти тела и проводить со всеми почестями в последний путь.

Отец и не подозревал об опасности, а я в тайне готовилась. Это стало сложной задачей. Женщину оставили жить в моей комнате. Она ещё не часто спускалась вниз, а разбирать запасы и книги при ней я не решалась. Пришлось использовать каждое удобное мгновение. Как только танцовщица спускалась погреться, я начинала работать.

Готовый останавливающий сбор весь по осени отдала Санио, теперь пришлось перетряхивать запасы трав и делать новый. Нашлось и заклинание на меч, чтобы тот мог поразить мёртвую плоть. Самый верный способ убить мертвеца – разделать и сжечь оставшиеся части.

Меч у меня имелся только деревянный, тренировочный, пришлось зачаровывать обычный кухонный нож. Сбор позволял значительно замедлить нежить, но дальше придется работать самой. Беда ещё и в том, что они могут прийти все вместе, втроём. Бывалый ведьмарь с правильным оружием сладил бы запросто, но я ещё никогда не встречалась лицом к лицу с нежитью.

Теперь в домашнем переднике постоянно лежал кулёк с травой и зачарованный нож, но уверенности это не сильно прибавило. Оставалась лишь тайная надежда, что все приготовления окажутся напрасными, мороз не даст пробудиться уже не живым и весной их похоронят как следует.

Даже не с кем поделиться своими опасениями. Говорить с отцом – значит раскрыть свою тайну. Да и что он скажет, только посмеётся, мол, дочка до сих пор верит в россказни старой бабки. В наших краях не было такой беды, и никто не верил в неспокойных мертвецов или духов.

С выздоровлением танцовщицы гости становились веселее. Это говорило о том, что мёртвые товарищи их нисколько не тревожат. Никто не верит в подобные вещи, пока сам не столкнётся, только рассказывают страшные байки.

Беда не обошла стороной. Всё началось с крайней избы. Только летом выстроенный новый дом сверкал обструганным боком на солнце. Здесь поселилась счастливая Золинка – подружка детства. Теперь внутри остались только два растерзанных тела. Из-под пола раздаётся громкий детский плач, он-то и заставил соседей сбежаться.

Золинка не сильно любила работу, но над малышом всегда тряслась, и даже дом стала содержать в полной чистоте. Теперь же светлый пол заливала алая лужа крови. У самого люка видны следы когтей. К дому несчастных сбежалась почти вся деревня, ребёнка достали, и теперь он прижимается к бабушке, продолжая трястись и всхлипывать.

Я перешла на магический взор. Неясные отсветы прошлых событий постепенно разворачивались, образы произошедшего скользили сквозь толпу людей.

Вот в дверь стучат, Золинка что-то говорит мужу, тот открывает окно настежь и тут же старается закрыть обратно. Почти удается. Золинка смотрит на мужа, хватает ребенка, прячет в подпол, на люк задвигает тяжёлый сундук, сейчас он уже в стороне. Муж ей что-то кричит, но она мотает головой и хватается за кочергу. Ставни с хрустом разлетаются от сильного толчка, дальше всё смешивается в сплошную карусель. Остаются только два тела на полу, мертвяк, напившись крови родителей, пытается прорыть ход в подпол, сжимается и выбегает вон.

Да, картина получается страшная. Они практически сами впустили в дом монстра. Пока не отведает крови, в мертвеце ещё остается что-то от человека, он вполне мог постучать, и ничего не подозревающие хозяева открыли дверь. Но кровь убивает остатки человечности, и сейчас это хорошо, иначе он бы догадался отодвинуть сундук с крышки люка.

Я чувствовала за всем этим и свою вину. Если не побоялась бы себя раскрыть и предупредила всех, ночью никто не стал бы спокойно открывать по первому стуку. Одновременно наступило и облегчение. Нечисть приходила в одиночестве, значит, есть надежда, что остальные артисты мирно спят в снегу, дожидаясь весны.

Весь день готовили проводы для Золинки с мужем. Несмотря на мороз, в последний путь провожали со всеми почестями. Мужчины спешно чистили и протаптывали тропы к лесу и посёлку мертвых. К вечеру там уже стояла свеженькая изба. Супружескую пару позволялось поставить вместе, если они умерли в один день.

Все понимали, что в деревню пришла большая беда, даже родители не решились на ночь взять в дом тела покойных. На сожжение ушел весь семейный запас дров на зиму, ими всё равно уже некому пользоваться. Костёр пылал, но привычное веселье проводов затуманилось мрачным ожиданием.

Я намеками пообщалась с отцом, после чего всем велели на ночь запираться как можно лучше. С посёлка мёртвых возвращались уже в сумерках, жители разбредались по домам в молчании.

Спать этой ночью не придётся. Благо ветра не было, любые звуки далеко разносились по селу, шорохам не удавалось спрятаться в шумных порывах. Как только в доме все стихло, мешочек с травками и нож перекочевали на пояс теплого тулупа. Не зря меня столько учили, выбраться из дома удалось бесшумно. Ставни затворила и подперла пустой поленницей. Мертвяк теперь потерял остатки сознания и не додумается отодвинуть.

Снег серебрится в лунном сиянии, тучи разметались ещё днём. На светлом фоне хорошо видны тёмные остовы домов, и фигурку мертвяка я тоже смогу увидеть издали. Безумный страх сковал, каждый шаг давался с неимоверным трудом. Уже за углом я услышала возню в доме кузнеца. Легкой рысцой подбежала ближе. Окно нараспашку, неужели я опоздала?

Медлить нельзя, страх быстро сменился решимостью. Больше не раздумывая, проскользнула меж проломанных ставен. Я успела! Робей размахивал огромным кузнечным молотом, тварь каждый раз уворачивалась и снова нападала. Чёрная обмороженная плоть свисала клочьями, остатки одежды превратились в изодранные лохмотья. Но вместе с тем появилась гибкость и ловкость, несвойственная живому человеку. Это был монстр, первый в моей жизни, и именно от меня зависит судьба всей деревни.

Рука скользнула в мешочек, истолчённые травы создали целое облако едкого тумана. Мертвец застыл, Робей по инерции продолжал размахивать молотом. С мерзким чавкающим звуком молот пробил грудную клетку, уже давно умершее тело повалилось на пол.

Парень застыл, продолжая крепко сжимать свою оружие. Теперь он смотрел только на меня, брови поползли вверх, челюсть упала вниз.

– Ведьма? – неуверенно проговорил парень.

– Ведунья! Это ещё не всё, – Робей сглотнул и приготовился к новому замаху, – да опусти ты молот, этого, – кивнула на труп, – ещё надо разделать.

– Чего? – природная глуповатость, смешанная со страхом, никак не давала прийти в себя.

– Он ещё не умер, не совсем, – в подтверждение моих слов тварь на полу постепенно приходила в движение.

Действие порошка кончается. Наперво нужно отсечь голову. Кухонный нож, даже заговоренный, в моих руках никак не справлялся с этой задачей. Робей всё же отмер. Сперва положил молот на наковальню – вот что значит рабочая дисциплина, не забывается даже в такой момент. Потом парень отстранил меня, нож перекочевал в более сильные руки.

У Робея дело пошло лучше. Мерзкая голова отвалилась одним движением. Крови нет совсем, только гадкая вонь. В распахнутой пасти уже выросли клыки, хорошо, что мертвяку больше никого не удалось убить, иначе справиться с ним было бы сложнее. Не повезло мертвяку наткнуться на молодого кузнеца, тот, хоть и не смог бы убить, но успешно продержался до моего прихода, может, и до утра молотом бы махал, не выйди я на охоту.

– Ну, что дальше? – сурово поинтересовался парень, покончив с головой.

– Руки и ноги отрезать надо, – пояснила я, – вообще, чем мельче нарезать, тем лучше, – сказала и сама подивилась, говорю, словно речь идет о морковке. – А родители твои где?

– К Ловинке пошли, отец побоялся оставлять её одну с детьми, а меня вот дом стеречь оставили.

Муж кузнецовой дочери ещё в начале зимы отправился в город на торги, а потом всё замело. Семья благоразумно решила не переживать заранее, надеясь, что он просто остался на зимовье в Кожане.

– Так кто ты говоришь, ведунья? – робкая надежда, что он таки забудет, и не придется рассказывать, умерла.

– Ну… не совсем ведунья, ещё учусь, – пробормотала себе под нос, раздумывая, как отвязаться от дальнейших расспросов.

– Понятно, – протянул парень, продолжая разделывать мертвяка, – а замуж за меня пойдешь?

Пришло моё время таращить глаза, судорожно глотая воздух.

– Не о том сейчас думаешь, Робей! – сказать, как следует, с упрёком не вышло, – и вообще!

– Что вообще?

– Это всё, – обвела руками расчлененное тело, – ещё сжечь надо!

– Ну так пошли жечь, – Робей тут же взял ногу в одну руку и в другую голову прямо за волосы.

– Нет, постой, – мысли разбегались в стороны. – Робей, никто не должен узнать, что я здесь была.

– Почему? Ты же спасла меня?

– Понимаешь, я не хочу, чтобы все узнали мою тайну, пока не пришло время.

– Ну, как хочешь, – дёрнул плечами молодой кузнец.

Странная ситуация: стоим, спокойно болтаем посреди комнаты с недобитым мертвяком. Немного иначе я представляла своё первое дело, и, конечно, с другим напарником. Такого хладнокровия от себя не ожидала, только немного подташнивало от зловония.

– Скажи, что сам управился, а что делать – из сказок догадался или ещё как. Я сейчас уйду, ты подожди немного, а потом поднимай шум, нужно сжечь тело как можно скорее.

Ноги мягко зашагали по лестнице.

– Ненастья – Робей потупил взгляд, – спасибо.

Нелегко мужчине благодарить девушку за спасение.

– И тебе спасибо, – я лукаво подмигнула новому союзнику, губы парня тут же расплылись в улыбке.

К счастью, больше никто в деревне не решился выйти ночью из дому. Прокрасться в хату удалось так же бесшумно. Едва успела умаститься и сделать сонный вид, как с улицы донесся громовой голос Робея:

– Лю-у-уди-и-и! Убил! Мертвяка убил!

Переполох получился знатный, теперь уже никто в доме не спал, как и во всей деревне. Когда я вновь оказалась на улице, Робей продолжал носиться средь домов всё с тем же криком. Отец властным движением задвинул женщин за спину и направился ловить смутьяна.

Места у нас мирные, и женщины не приучены к страшным зрелищам. Те, кому удалось пробиться к дому кузнеца сквозь толпу мужчин, выбегали обратно, зажимая рот ладонью. Картина расчленённого трупа вместе с характерным запахом давала о себе знать.

Робей полностью выполнил нашу договоренность и ни словом не обмолвился о моем участии в деле. Он же уверенно заявил, что оставшиеся куски нужно непременно сжечь. Даже в таком виде обломанные ногти продолжали скрести, сомнений слова молодого кузнеца не вызвали. Отец привёл нашего гостя, в искажённых чертах тот узнал своего старого приятеля.

Кто-то в толпе выкрикнул, мол, это заезжие во всём виноваты, нужно выкинуть этих приживал, и всё закончится. Но заветы предков предписывали оказывать гостеприимство, недовольные голоса быстро смолкли, не найдя поддержки. Авторитет отца в деревне был силён, никто не посмел больше спорить.

На сожжение останков с каждого двора принесли понемногу дров, этого хватило для мощного кострища. Пламя вздымалось вверх, вскоре на кромке купола показалось и природное пламя солнца. Зарево слилось воедино. Устраивать праздник по усопшему не стали, и посмертной избы не строили. По его вере тело следовало закопать, а что делать с прахом, никто не знал.

Теперь основной заботой стали оставшиеся мёртвые артисты. Охотники приняли решение во чтобы то ни стало найти их. Нельзя допустить новой угрозы. С собой взяли и нашего гостя, чтобы смог опознать тела или подсказать с местом, хоть и ориентировался плохо.

Метели могли сильно замести погибших, здесь в помощь только охотничьи собаки. Ещё тлела надежда, что удастся вовремя найти тела, до того, как мёртвые поднимутся, чтобы убивать живых.

Мужчины ушли с рассветом и вернулись задолго до того, как солнце приблизилось к краю купола. Оказалось, что вынужденная стоянка была совсем недалеко от нашей деревни, но уставших путников лес водил кругами.

Каждого необходимо хоронить по вере, поэтому, не смотря на жуткий мороз, предстояло выкопать две могилы. Место выбрали у околицы посёлка мёртвых. Снег легко поддавался лопатам, но как только дошли до земли, работа практически встала. Промёрзшая плоть земли не поддавалась.

Изрядно намучившись, всё же нашли решение. На выбранном месте развели костры. Свежую золу тут же отсыпали в сторону. Пришлось несколько раз повторять действо, пока не удалось вырыть ямы нужной глубины.

Пока наши копали ямы, гость занимался обустройством намогильных столбышей. На дереве постепенно появлялись аккуратные завитушки буквиц и обережные знаки. С такими плоть спокойно спит, пока душа не будет готова перенестись в мир иной.

Вкопанные столбики походили на пенёчки в лесу, единственное отличие – красные охристые надписи. Их принято обновлять каждый круг по весне. Это обязательство взяла моя семья. Возвращаться сюда странствующим актёрам не с руки.

Это у нас смерти радуются и устраивают большой праздник. Нет, к ней не стремятся, просто считается, что в другом мире не в пример легче этого, вот и провожают так, словно девушку передают в новую семью.

Эти же скорбели о почивших. Традиционный поминальный хлеб танцовщица начала готовить, как только принесли тела. Свежим хлебом, испечённым по особому рецепту, угостили всех собравшихся проводить погибших в последний путь. На этом всё. После тяжёлого дня люди разбрелись по домам.

Ещё несколько ночей я шарахалась от каждого шороха, новая порция порошка постоянно была наготове, как и заговорённый нож. Днём бегала проверять могилки. Но всё было тихо. Жизнь постепенно текла чередом. Мёртвые оставались мёртвыми, а живые – живыми.

Румянец вернулся на щёки танцовщицы. Однако за время долгой болезни, по её словам, движения потеряли свою чёткость. Когда следы недуга полностью исчезли с лица, пропали тёмные круги под глазами, желтушно-серая сухая кожа вновь стала нежной и гладкой, оказалось, что она ещё очень молода. Всего на несколько кругов старше меня.

Первая репетиция состоялась в большой комнате. Вся семья оказалась дома, но танцовщицу, привыкшую к зрителям, это ничуть не смущало. Скоморох мерно постукивал в бубен, а девушка начала своё движение. Она извивалась, словно виноградная лоза, поворачиваясь в такт ударам.

Движения плавно перетекают одно в другое. Удары бубна учащаются, и вместе с ними нарастает и скорость движений. Хрупкое тело легко взмывает в воздух, ноги в полёте едва не касаются потолка, каждое приземление рождает новое движение немыслимого танца.

Такое ещё никогда не доводилось видеть прежде. Я невольно представляла себя на её месте, только с клинками в руках, а среди зрителей – Санио. Взгляд упал на отца. Его глаза горели при виде танцовщицы. Я помню этот взгляд, так он смотрел на маму, когда я была ещё маленькой. Теперь этот взгляд появляется довольно редко и связан больше с удачной охотой.

Ревность обожгла моё сердце. Благо мама сама не смотрела в его сторону. В деревне всё узнается быстро, и я точно знала, что отец не из тех, кто ходит на сторону, он по-прежнему любит маму, но, видимо, не так пылко, как прежде.

Тем же вечером, оставшись наедине, я решилась на сложный разговор.

– Мила, не танцуй больше в общей комнате.

– Почему? – просьба и впрямь удивила девушку.

– Ну, папа так на тебя смотрел… – я потупила взгляд.

– Так все на меня смотрят, здесь нет ничего странного.

– Может и так! – я взвилась и стала метаться по комнате, – но то мужчины на площади, понимаешь, а сейчас ты живёшь у нас, и я не хочу…

– Не хочешь чего? Неужели ты думаешь, что я стану рушить жизнь человеку, приютившему меня.

– Специально не станешь, но пойми! – чувства захлёстывали, я уже почти кричала, а подруга недоуменно следила за мной.

После глубокого вдоха я села и продолжила:

– Таких, как ты, у нас нет. Ты же сама видела наших женщин. А танец – это вообще что-то за гранью. Когда выступаешь, люди приходят, смотрят, восторгаются тобой и уходят домой. Сейчас ты в нашем доме, постоянно под носом, это слишком…

Девушка задумчиво хмурила брови.

– Не надо, я поняла. Постараюсь как можно реже попадаться на глаза твоему отцу, – Мила снова задумалась, нервно покусывая губы. – Но где же мне репетировать, если я совсем не буду, то к весне сильно потеряю в ловкости, а нам ещё предстоит искать новую труппу, кто же возьмёт плохую танцовщицу?

– Ну, три раза в седмицу папа уходит из дому, охоты сейчас нет, но у мужчин найдутся и другие забавы. А ещё можно заниматься на улице.

– На улице?

– Ну да.

– Не знаю, мы даже не выступаем зимой на улице. Нужно попробовать.

– Я покажу тебе подходящее место.

– Хорошо, – девушка даже обрадовалась, за последний месяц не часто удавалось побывать на свежем воздухе.

Мила сдержала своё обещание и старательно избегала отца, даже стала одевать принятую в наших местах одежду, я одолжила один из своих комплектов. Привычными для неё были штаны – широкие на бёдрах и узкие у щиколоток, и рубаха с двумя длинными разрезами по бокам, перехваченная на талии толстым кожаным поясом. Хотя в своём наряде она выглядела пристойнее, чем я в мужском наряде. Моя рубаха была выше колен. Первый комплект, подаренный Санио, давно износился, теперешний я шила сама, и немного иначе, чем мужской.

Метелей больше не было, а после похорон и поиска замёрзших вся округа покрылась сетью тропок. Даже двери в дома откопали, и теперь никто не пользовался моим окном. Однако продираться на заветную полянку пришлось по снежной целине. Потом долго прыгали, уминая снег по центру.

Первая репетиция на улице не удалась. Тулуп сковывал движения, а в холщовой одежде было слишком холодно. В следующий раз придумали надеть несколько слоев рубах, и Мила признала, что так заниматься можно. Я одевалась подобным образом для зимних тренировок, но не стала об этом рассказывать.

Скомороха на прогулки не брали, и мне пришлось отбивать ритм на бубне. Я каждый раз с замиранием сердца следила за движениями Милы. Рисунок танца завораживал, даже у меня голова кружилась от такого вращения, как же ей удается всё это проделывать? Ужасно хотелось научиться хоть толике подобного мастерства. На третий день я не вытерпела:

– Мила, а научи меня так.

– Танцевать? Зачем тебе? – я давно заметила, что одна из особенностей моей новой подруги – это практичность. Она делала только то, что было необходимо. Репетициям посвящалась уйма времени, но чтение она считала занятием излишним, ей, как артистке, необходимо уметь считать, а читать вовсе не нужно. Вот и теперь она не понимала, зачем деревенской девушке понадобилось учиться танцевальным элементам.

– Ну, не совсем танцевать, кувыркаться в воздухе научи.

– Да зачем тебе это?

– Нужно, поверь, нужно! Не могу сказать зачем.

– Хорошо, только учти, придётся не раз упасть, прежде чем что-то получится.

– Падать в снег не так уж больно.

– Хотя, – меня задумчиво обвели взглядом, – я давно заметила, что тело у тебя довольно развитое, даже сперва подумала, что ты из нашей братии.

Ещё бы, столько тренироваться. В отличие от прочих местных девушек, моё тело обвивали упругие мышцы. Они не выделялись под платьем, но намётанный глаз танцора не упустил эту особенность.

В следующий раз собирались вместе. Мила удивилась, заметив в моих руках мужские брюки, но смолчала. Наступило долгожданное потепление, мороз перестал так отчаянно кусать за щёки, мир наполнился прозрачным хрустальным светом. Разогретым телам вполне хватало одного слоя плотной ткани.

Для начала мне предстояло освоить растяжки, чтобы тело стало подвижным и гибким. Крепости и сил было достаточно. Уже в первый день удалось встать на руки и сделать перекидку.

Я и забыла, как начинает всё болеть от новых тренировок. На утро мышцы ныли, каждый кусочек тела протестовал против такого обращения, после легкой разминки стало немного легче. Мы выбирались в лес не каждый день, но даже дома каждая свободная минутка уходила на развитие новых способностей.

Занятия давались нелегко, я падала в снег, набивала шишки о пни, каждый день на теле появлялись новые синяки, но разве это меня остановит. Сделать воздушный кувырок никак не удавалось.

– Ну же, давай, – подбадривала Мила, но я снова кулем валилась в снег.

– Да что я делаю не так? – руки яростно бросали комья снега.

– Всё не так, – вздохнула наставница, – нужно сильнее прогибаться в воздухе, у тебя хорошая подвижность, но, подпрыгивая, ты в палку превращаешься!

– Да не успеваю я выгнуться!

– Надо! – веско заявили мне.

Глаза подруги вдруг лукаво сощурились, я проследила направление взгляда – дерево.

– Забирайся вон на ту ветку.

– Поняла, – со счастливой улыбкой помчалась к новому помощнику.

Первый раз оказался неудачным, в шее что-то предательски хрустнуло, вставать страшно, грудь высоко поднимается с каждым глотком воздуха, в глазах летают чёрные мушки. Всё, конец…

Ан нет! Оказалось, хрустнула не шея, а ветка под головой. Я осталась цела и, как только поняла это, вновь белкой влезла на дерево.

Я снова падала, докрутить полный оборот оказалось труднее, чем я думала. И только в сотый, а может и в тысячный раз последовало чистое приземление на ноги. Этот приём, наконец, освоен!

За зиму я научилась летать. Теперь удавались и воздушные кувырки прямо с места, и даже взбираясь по стволу дерева. Мила показывала и танцевальные движения, но меня увлекали трюки. Это можно использовать в бою. Простые движения мне, впрочем, тоже удавались.

Снег взлетает вверх при каждом движении ступни, хрустальный веер сверкает в солнечных лучах. Миле понравилось такое использование окружения, она решила больше не пренебрегать зимними выступлениями на улице.

Я осознавала, что маленькая и лёгкая, любой монстр заведомо сильнее. Единственный шанс – обернуть свой недостаток в достоинство. Отсутствие силы заменить скоростью и ловкостью. Санио учил, что мне стоит избегать прямых ударов и как можно больше уворачиваться, ища возможности нанести свой удар.

Сам он чаще использовал напор и силу, то, чего не хватало мне. Уворачивался тоже здорово, но тот рисунок боя, что возник в голове с использованием трюков Милы, разительно отличался от того, чему учил Санио. Я даже выбралась несколько раз в одиночку, чтобы попробовать работу с мечом.

Получилось нечто странное, но без противника толком не разберёшь. Посмотрим, что на это скажет Санио. В отличие от воинов, ведьмари не могут использовать щит, вторая рука должна быть свободной, чтобы выхватывать зелья и творить заклинания. Теперь гибкость – мой дополнительный бонус.

После весенней распутицы настала пора прощаться. Жаль было расставаться с новой подругой, но меня ждала своя судьба, которая, кстати, куда-то запропастилась. Расставание вышло весёлым, напоследок актёры устроили представление для жителей деревни. Те в благодарность собрали кучу припасов в дорогу, кто-то достал даже несколько припрятанных монет.