Текст книги "Находка для вечности"

Бег по кругу
Часть 2

Глава I

Осень выдалась в Петербурге тёплая, погожая, лучше весны. Недаром Пушкин любил это время года.

Илья начал посещать лекции на факультете шоу-бизнеса. Мне не нравилось все, что имело отношение к шоу-бизнесу, но я верила Илье и не мешала ему лепить свою жизнь, как он хотел.

– Дело не в факультете, у нас есть предметы, которые развивают личность, а это дорогого стоит, – объяснял он мне.

У Риты все по-другому – она еще не знала, чего хочет, и желания ее ограничивались пока количеством съеденного шоколада, просмотром телевизора и раскладыванием пасьянса на компьютере, а Петровский колледж был необходим ей на первых порах, чтобы получить хорошее базовое образование.

Для начала все было неплохо, если бы не отсутствие какого-либо плана жизни в Петербурге. Я была морально не готова к этому.

Вечером мы сидели каждый в своем углу нашей тесной комнатушки. Илья создавал на компьютере свой первый музыкальный альбом, я читала книжку, а Рита хрустела чипсами на своей кровати у телевизора – фонировала от нас. Она сказала,

– Мне все время кажется, что мы так и продолжаем ехать на поезде, и это не комната, а трехместное купе.

– По сути, так оно и есть – мы едем, пока неизвестно куда, предположительно в светлое будущее. А пока у нас – ни жилья, ни прописки, хотя газеты и столбы пестрят объявлениями – очередной лохотрон, – заметила я.

Илья проницательно подвел итог,

– Такое впечатление, что одна часть населения пытается нагреть другую, и этим заняты все.

– Да, все знают, но продолжают играть в эту игру. Придется и нам поиграть – сделать левую регистрацию на полгода, потом найти работу, а там подумаем, что делать дальше.

В дальнем уголке моего сердца затаилась маленькая надежда на покупку хотя бы самого захудалого домика в Ленобласти не только ради прописки – я продолжала тосковать по земле. Кроме того меня беспокоил наш плутоватый хозяин.

Соседка Галя знала кое-какие его «мокрые» дела.

– В вашей комнате раньше жил некий Слава, пьющий, как и ваши теперешние соседи. Хозяин стал его еще больше спаивать, а потом в нужный момент подсунул на подпись бумагу и, таким образом, лишил законного жилья. Его сестра – директор агентства недвижимости, через которое ты сняла комнату. Они там всей бандой дела творят – вылавливают таких, как Слава. Говорят, его уже нет в живых. Теперь очередь Сашки.

– Какой кошмар! Теперь понятны странные слова хозяина, – и не надо приставать к соседу с разговорами типа – может, за ум возьмешься, пить перестанешь.

«Черные риелторы» – так называли в Питере подобных мошенников от недвижимости. Каждый раз, когда хозяин приходил за квартплатой, его маленькие алчные глазки бегали по комнате, и я решила, что лучше принимать его на кухне. Каждый раз я опасалась, что он повысит плату, а мы никуда не денемся, кроме как на улицу или в агентство, где берут еще дороже. Мне было невдомек, например, что договор лучше заключать не на полгода, а на год, и, кроме того, нужно очень внимательно проверять ордер на жилье.

– Ну, как у нас дела? – осведомлялся хозяин, приходя в очередной раз за деньгами. – Как наши соседи? Я с содроганием смотрела на жирную лоснящуюся физиономию, странно блестящие глазки, маленькие пухлые ручки. Это совсем не праздный вопрос – он ждал ответа и был не прочь поболтать.

– Пьют с утра до вечера.

– Жертвы перестройки, – лицемерно вздыхал он.

– Да, Питер – город контрастов, – соглашалась я, чтобы не молчать.

– Большой город. Здесь присутствуют все пороки. Почитайте классику – король Лир, например, – глубокомысленно заметил он однажды.

Среди мошенников, оказывается, встречаются философы, – изумилась я.

Тем не менее каждые полгода нам повышали плату за комнату на достаточно ощутимую сумму.

Расслабляться не приходилось, я накупила кучу газет и села на телефон. Работы в Петербурге было море, но все не про меня. Требовались молодые, с высшим образованием и постоянной Питерской пропиской даже для уборщиц. А все, что на первый взгляд привлекало приличной зарплатой без ограничивающих условий, оказывалось просто приманкой – ненавистным мне сетевым маркетингом. В который раз у меня появился повод посетовать на свою, не приносящую радость, профессию. В условиях выживания это особенно чувствуется, ведь бороться за то, что нравится, гораздо легче, и рано или поздно увенчивается успехом. А какая у меня причина для вдохновения? Никакой. С прискорбием обнаружила я в газетах немалое число вакансий для переводчиков – моя несбывшаяся мечта, – причем, хорошо оплачиваемая и без возрастных ограничений. И это естественно. Талантливых переводчиков можно пересчитать по пальцам, и дело здесь, на мой взгляд, не только в практике, а в величайшей культуре и определенном складе ума, хотя изучают язык и считают себя знающими огромное количество людей.

Ничего подходящего в газетах я так и не нашла и обратилась в платное агентство по трудоустройству. Были работодатели, которые смотрели на статус сквозь пальцы, чтобы не платить налоги. К такому работодателю я и попала. Меня взяли администратором бильярдного зала в ночной клуб «Аризона» в индейском стиле, за четыре тысячи рублей в месяц. Работать нужно было сутки через двое.

При таком графике моя жизнь превратилась в дурную бесконечность, состоящую из грохота музыки, сигарного чада, холодного трамвая по утрам и полуголодного сидения, так как взятой с собой еды на сутки не хватало, а дешевый комплексный обед был несъедобен. Выдержала я там всего две недели и слегла с температурой. Заплатили мне меньше положенного, этому не приходилось удивляться. Так закончился мой первый опыт работы в Санкт-Петербурге. Единственным приобретением от этого места была моя сменщица, которая стала моей первой Питерской приятельницей, а наши добрые отношения сохранились до сих пор.

Началась депрессия. Особенно по ночам. Я не могла уснуть и плакала все ночи напролет, засовывая в рот уголок подушки, чтобы подавить рыдания. Ко мне подступал безотчетный ужас, впереди маячили картины, одна хуже другой. Я представляла себя нищенкой или старушкой, которых не раз видела стоящими на паперти или у метро с протянутой рукой. Под утро, когда дети расходились по своим учебным заведениям, я едва забывалась сном. Потом вставала с опухшим лицом и снова впадала в уныние. Я была в растерянности, в тупике и никак не могла взять себя в руки. Мне было стыдно за себя, и это были мои самые тяжелые дни.

– Я же оптимистка, и мне всегда удавалось преодолевать невзгоды, почему же теперь я так раскисла? Разве это в моем характере? Вот случай помериться силой с обстоятельствами, которые, как говорят, сильнее нас. И какой пример я подаю детям? – Так я рассуждала, ходя из угла в угол по комнате.

Не знаю, что чувствовал мой сын, но его невозмутимость была для меня поддержкой, соломинкой, за которую я инстинктивно хваталась. Дочь прекрасно знала о моих бессонных ночах, но тоже держалась молодцом. Только моей депрессии в один прекрасный момент пришел конец.

Рита сидела за уроками и вдруг заплакала.

– В чем дело? – встревожилась я.

– Мы сегодня на уроке социологии проходили группы людей, так вот, оказывается, мы бомжи, – проговорила она охрипшим от расстройства голосом, утирая слезы.

В эту минуту мое сердце было готово разорваться от жалости, но еще больше от злости на саму себя. – Да как это я позволила себе так опуститься. Внезапно меня охватило воодушевление, и я приказала себе, – Хватит, по крайней мере, я сделаю все от меня зависящее, чтобы выбраться из этой ямы. Я бросилась к Рите и прижала ее к себе:

– Доченька, бомжи – это те, кто предпочитает жить на улице, даже если у них есть квартира. Это образ жизни, а не отсутствие жилья. Таких, как мы много, особенно в мегаполисах, не говоря уже о загранице. Там, вообще, принято снимать жилье. Ты учишься, мы будем работать, и все у нас будет хорошо. Зато в нашем положении есть и плюсы – мы не остановимся в развитии, а преодолевая трудности, возможно, добьемся в жизни чего-то большего. Да здравствуют трудности! Мы просто обречены на успех, – завершила я свою речь с улыбкой, ибо мне самой стало легче от этих слов.

Рита тоже улыбнулась сквозь слезы, и это было самое лучшее для меня за последние недели.

С удвоенной энергией я принялась искать работу, а чтобы застраховать себя от подобных состояний, решила записаться в бассейн и приобрести подходящий гардероб. Мне срочно нужно сменить свой вынужденный стиль «унисекс» – «леди-бомж» на элегантно-деловой. Отныне мой девиз – радоваться жизни и неустрашимо смотреть в лицо своей судьбе. Деньги еще есть – значит, их нужно использовать по прямому назначению.

Следующим утром я отправилась на рынок в Апраксин двор за покупками. Потолкавшись немного в рядах, я присмотрела себе симпатичный свитерок – впереди была зима, а у меня ничего приличного из одежды с момента переезда не было. Кто-то сильно прижался к моему левому боку, там, где висела на плече сумка. Я хотела было уже расплатиться, как… кошелька в сумке не оказалось. Там находилась достаточно большая сумма – семь тысяч рублей.

Как потерянная, я побрела прочь, не зная, что делать. Это было мое первое посещение известного рынка в самом центре Питера, и я поклялась, что больше никогда не пойду в этот рассадник воровства.

На книжке оставались последние двадцать тысяч, которым тоже скоро придет конец, а у нас еще никто не работает. Через неделю платить за комнату и делать очередной взнос за учебу детей. Мне стало душно, я присела на первую попавшуюся скамейку у Гостиного двора, расстегнула ворот куртки и нащупала золотую цепочку – подарок Клары. Зачем она мне теперь – украшений я не носила и раньше. Сдам ее в ломбард, все же какие-никакие деньги. И вдруг мне ясно вспомнился разговор двух женщин, идущих передо мной на рынок,

– Пошли в Апражку, там дешевле.

– Да ну, еще ограбят.

Я усмехнулась, – это было, без сомнения, предупреждение свыше.

Дома вечером я, все же, не смогла сдержать слез. Теперь наступила очередь дочери утешать меня.

– Ну, мамочка, наплевать на эти дурацкие деньги, – бросилась она ко мне с объятиями.

А Илья сказал в своей невозмутимой манере:

– Ну что ж, значит, пришло время бросить институт и устраиваться на работу. А что мне там ловить? Только деньги зря переводить. Все, что мне было нужно, я за эти полгода взял и смогу развиваться самостоятельно. Курсы какие-нибудь закончу, например, по наладке компьютеров или диджеев – тут я поморщилась – не переносила я эту сферу, но предпочитала не вмешиваться, полагая, что сын сам со временем во всем разберется. Так оно и вышло.

Илья выучился на диджея и получил диплом в виде грамоты, которой очень гордился. Потом он устроился в кафе «Мари Жозе», владельцем которого был негр. Ездил три – четыре раза в неделю на ночь в самый отдаленный район города и возвращался утром насквозь пропахший сигаретным дымом, так что в нашей маленькой комнате становилось нечем дышать. В первую же ночь такой работы у него украли куртку, но вскоре вернули, не найдя чем поживиться, кроме пятнадцати рублей и карточки на проезд. Мне ужасно не нравилась его работа, а вернее, среда, публика и весь этот образ жизни, поэтому я вздохнула с облегчением, когда он оттуда ушел, так же как и я, с недоплатой.

Началось хождение с одной работы на другую – сначала продавец – консультант в мебельном магазине, затем в строй торге – везде хамство, крохоборство и пьянка, пока, наконец, он не оказался по моему совету на стройке в качестве сантехника. Там задержался подольше, хотя тоже сменил пару строек, пока не нашел то, что его по меньшей мере устраивало.

Я же в своих поисках не нашла ничего лучшего, как вновь обратиться к своей специальности.

– По крайней мере, твоя химия никогда тебя не подводила, – мудро заметила дочь.

Она оказалась права – здесь меня ожидала удача, если можно так сказать. Пришла я к ней необычайно затейливым путем. Получив на бирже труда распечатку вакансий, я обнаружила, что здесь мне тоже ничего не светит, и пришла в дурное расположение духа. Приличная зарплата была обратно пропорциональна возрасту. Оставались два места в конце списка – лакокраска (смертельный для меня случай) и какой-то с длинным названием научно-исследовательский институт с крайне низкой зарплатой – 3000 рублей, который я не удостоила даже вниманием, и обречённо поехала на лакокрасочный завод, там платили больше – 5000 рублей в месяц.

После собеседования мне показали производство. Грохот и химический запах напомнили мне о моей заводской молодости, но делать было нечего, и я отправилась на медосмотр. Мое слабое здоровье не раз оказывало мне услугу. Когда-то давно, в Тольятти, при устройстве в цех циклогексанона (органика, которая делала людей инвалидами к концу трудового стажа) меня забраковали из-за шумов в сердце – отзвук моего давнишнего заболевания, и направили в лабораторию контрольно-измерительных приборов. В 1979 году была особенно холодная зима, стояли сорокаградусные морозы, и тот первый цех, куда я не попала, взорвался. Погибла вся смена, и я могла находиться среди них. Я видела это место, оно производило ужасающее впечатление. Огромные черные трубы переплелись друг с другом в каком-то безумном и жутком хаосе, словно клубок огромных обугленных змей.

Старенькая врач послушала меня и спросила:

– Вы такая худенькая, туберкулезом не болели?

– Нет, что вы! Просто в последние годы часто бывали простуды.

Она взглянула на результаты анализов и покачала головой,

– Если вам нужна эта работа, я подпишу заключение, но не советую с вашим здоровьем.

– Подписывайте, – вздохнула я.

По пути домой я просто так, ради чистоты эксперимента, завернула в институт, который занимал последнее место в моем списке. Оказалось – не зря. Меня приняла начальник отдела кадров – старушка с хриплым голосом, лиловатым носом и редкими коротенькими волосами, сквозь которые просвечивала лысина. Она так увлеченно рассказывала о главном подопечном института – грибе Аспергиллус Нигер, что невольно заразила меня своим настроением. Я согласилась пройти к директору – почему бы и нет.

– Вы когда-нибудь занимались стандартизацией? – задала мне вопрос темноволосая женщина с круглым лицом, которая скорее напоминала заведующую продуктовым магазином, а не директора научно-исследовательского института. Из своего студенчества я вынесла совершенно другой образ человека науки. Это должен был быть сухощавый, активный, слегка нервный тип с умным и немного рассеянным взглядом, но никак не полноватая, спокойно и уютно устроившаяся на стуле тетенька, сложившая на животе свои пухлые руки купчихи. Тем не менее она оказалась неглупой – ум может обитать в самых разных оболочках.

– У нас освободилась вакансия, так как работник уходит на пенсию, и в связи с этим оголяется отдел. Мы вам предлагаем нечто лучшее, чем химия. Зачем вам химия в вашем возрасте (золотые слова), тем более что на обучение в лаборатории уйдет немало времени. Кроме того, зарплата небольшая только на первых порах, из года в год она растет – у вас будет перспектива. Я сидела и тихо млела, уже предчувствуя свое решение. Директор изучила мою трудовую книжку, и мои последние сомнения улетучились после ее слов:

– Вы провели бурную жизнь, и вам пора определиться.

Я попросила разрешения подумать до завтра – не хотелось сразу обнаруживать своей горячей заинтересованности.

Из института я вышла как в бреду и всю дорогу думала, взвешивая все за и против. Единственный минус – это размер зарплаты, но по опыту жизни я знала, что лучше небольшой, но стабильный доход – моя ничтожная зарплата не раз спасала нашу семью от материальной катастрофы. К тому же, как обещала директор, зарплата должна расти, так что завтра же иду и оформляюсь, какое счастье, что я зашла в этот институт. Кроме того, статус госслужащего при отсутствии прописки – это еще один значимый плюс для меня. Одно, хоть как-то компенсировалось другим.

На следующий день я, как на крыльях, полетела устраиваться.

– А где прописка? – спросила Майя Владимировна, так звали начальника отдела кадров, когда заглянула в мой паспорт.

– Мы сейчас подбираем жилье для покупки, – соврала я, слегка обомлев, – так что через два месяца эта проблема будет решена, а пока, вот – протянула я вкладыш с временной левой регистрацией.

Итак, я работала, имея какой-никакой статус, Рита постигала основы экономики, права и госуправления. Мы с Ильей тянули наш общий воз изо всех сил. Деньги давно закончились, и мы едва перебивались. Я завела книгу доходов и расходов, рассчитывая каждую копейку, но все равно случались дни полного безденежья. Наша комната заманила нас своей дешевизной в самый конец Приморского района и теперь аукалась большими транспортными расходами. Оттого что терять мне было нечего, я иногда набиралась наглости и ездила на трамвае зайцем, переходя из одного вагона в другой. Так мне удавалось купить иногда лишний кусок хлеба домой.

Как-то после работы я шла с печальными думами, в кармане позванивали последние три рубля, а самый дешевый батон, который продавался в ларьке у метро «Старая деревня», стоил 7,90. И вдруг я увидела на полу поблескивающий пятак, словно он свалился с неба. Нет, так дальше не пойдет, – решила я и стала искать подработку к основной своей интеллигентной работе.

Сначала я распространяла билеты на музыкальные концерты в Мальтийскую капеллу, что было весьма утомительно. Три или четыре раза в неделю после работы приходилось болтаться по городу в ожидании, пока публика не начнет покидать залы филармонии, мюзик-холла и других театров. Выходящим я вручала рекламные листки и бодрым голосом произносила готовый текст. Те, кто брал листок, мог потом связаться со мной по телефону и заказать билет. С каждого билета я имела 50% от его стоимости, а в месяц выходило от двух до четырех тысяч – неплохой приработок. Мучительное голодное хождение по городу компенсировалось тем, что я могла бесплатно слушать прекрасную музыку и созерцать великолепную Мальтийскую капеллу, созданную когда-то российским государем – Павлом I.

В этом качестве меня хватило на четыре месяца, и я подалась в рекламные агенты издательства журнала «Загородная недвижимость». Здесь было тоже по принципу – волка ноги кормят. Сидя на телефоне, я держала перед собой текст с хитроумной психологической подоплекой и вдалбливала всяким фирмам, что им жизненно необходима реклама в нашем журнале. Иногда мне невежливо отвечали или просто клали трубку, а однажды кто-то из клиентов издевательски похвалил:

– Какое похвальное усердие, хорошо работаете, – и положил трубку. Чтобы успешно работать в этой области, нужно было стать либо бесчувственным роботом, либо виртуозом на уровне заслуженного артиста. Сотрудники агентства, за которыми я не без любопытства наблюдала, и вправду были людьми новой формации. Как-то на общем собрании директор, будучи подшофе, давал ценные указания персоналу с видом трибуна Древнего Рима, при этом лицом и голосом напоминал любимого мной актера Янковского:

– Когда вы пришли к клиенту, не надо говорить, что мы такие сирые и убогие, и потому нам нужна ваша реклама. За нами крутятся миллионы долларов, – возвысил он голос, подняв указательный палец. – И вы должны донести до него эту мысль.

А мой непосредственный менеджер – тощая и жутко деловая дама лет тридцати – говорила мне, например, так:

– Быстро взяла и пошла. И я брала и шла, вернее, ехала на другой конец города заключать договор. Так, с Божьей помощью, я прокрутилась два месяца и заработала 10 тысяч рублей – целое для меня состояние.

Но это было ложное и тягостное для меня положение, и я ушла. Я бы с удовольствием больше не экспериментировала, но Рите оставалось всего год до окончания колледжа, и это впрямую зависело от того, буду я подрабатывать или нет. Квартплату немилосердно повышали, Илья зарабатывал немногим больше меня.

Каким-то непостижимым образом без прописки и санитарной книжки я попала в ночной клуб посудомойкой, где проработала девять месяцев. Клуб имел для меня большой плюс – находился недалеко от дома, в десяти минутах езды на трамвае, и я работала две ночи в неделю, с пятницы на субботу, и с субботы на воскресенье. Зато, какие это были ночи! По 14 часов на ногах под грохот музыки, в сигарном чаду среди аппетитных запахов блюд и отборного мата поваров. Матерились с наслаждением, встречались даже изыски. В результате такой работы я нарушила себе локтевой сустав левой руки, но, зато прибавила в весе, ибо нас кормили, как на убой той пищей, что повара готовили исключительно для себя. Да и деньги здесь были живые – по 700, а то и по 1000 рублей за смену сразу в руки.

Когда, наконец, моя героическая подработка завершилась, я ощутила новый вкус жизни, а Рита получила красный диплом. После выпускного вечера она уехала на фасовку рыбы в Никольское, где у Анны с мужем был маленький частный бизнес.

Илья к тому времени уже год с нами не жил, потому что в его жизни появилась Тая. Она приехала из Тольятти четыре года назад, окончила институт речного хозяйства и работала экономистом. У Таи было породистое лицо с худощавым овалом, светлые волосы и глаза серебристо-изумрудного цвета. Мне импонировали ее рассудительность и спокойствие. Со смешанным чувством грусти и удовлетворения я привыкала к все более частым отлучкам Ильи, пока он, наконец, совсем не переехал к ней.

Я осталась одна в душном Питере, который терял для меня прежнее очарование, я уже не хотела ни этих зданий, ни музеев – все на свете приедается. Почему этот красивый город кажется мне таким чужим? Он ничем для меня не отмечен, ничем не одухотворен. Очередной мираж в пустыне.

Я возвращалась с обеденного перерыва, шла по Литейному проспекту, который отличается сильной загазованностью из-за скопления автомобилей. Горячий влажный воздух поднимался от раскаленных мостовых без единого деревца, проникал во все поры и вызывал удушье.

Уже несколько лет наш институт собираются перевести в город Пушкин, в Северо-западный методический центр, но все никак. Такое неопределенное положение многим даже нравится, так как ни к чему серьезному не обязывает, и на руку тем, кто зарабатывает деньги далекими от науки путями.

Из-за маленькой зарплаты молодежь идет сюда неохотно. Зато, как и везде, ведется двойная бухгалтерия, и, получая зарплату, я с удивлением обнаруживаю в своей ведомости незнакомые фамилии людей, которых в нашей лаборатории нет и в помине.

Для себя я решила, что в Пушкин не поеду, и направляю свой взор в другие края и дали. Где бы я хотела жить? Не знаю. Нужно поездить по свету, увидеть мир и людей. Все чаще я думала о Белоруссии и, в связи с ней, о Вадиме. Мое воображение не скупилось и дорисовывало к памяти самые невероятные картины будущего.

В такие минуты я испытывала укоры совести, брала иконку и смотрела на лик святого. На этот раз его скорбный взгляд словно взывал ко мне. – Загляни в себя глубже. Да, ты стала сильнее с некоторых пор, иначе бы не приехала сюда. А ты не помнишь, кому обязана этой силой? Разве ты исполнила свой долг ЖЕНЩИНЫ перед ним? А те слова, которые и сейчас не дают тебе покоя?