Текст книги "Находка для вечности"

Глава II

Этим же летом Рита поступила в СПБГУ ИТМО на вечерний факультет финансового менеджмента, на бюджетное отделение. А Илья женился, и 1 сентября состоялась свадьба на воде.

Молодые жили довольно беспечно. Илья пересел с общественного транспорта на велосипед, стал ездить на нем всегда и везде – на работу и уик-энд, в другие места, и жена часто составляла ему компанию. А потом он стал готовиться к велопоходу с севера на юг, завел интернет, чтобы найти единомышленников, скрупулезно разрабатывал маршрут Мурманск – Адлер и откладывал деньги, ограничивая себя в потребностях. Я тревожилась, но не стала закатывать истерик, а решила просто понять его оригинальную затею и в который раз удивлялась его целеустремленности и основательному подходу к делу. Маршрут состоял из множества городов России, где его готовы были взять на постой найденные в интернете люди – участники, так называемого Клуба гостеприимства – «Hocpitaliti – club».

– Чего ты хочешь, кроме того, чтобы крутить колеса, – спросила я его.

– Ну, по дороге я буду общаться с людьми, снимать все на видеокамеру, давать интервью, если понадобится, набираться впечатлений и, в конце концов, написать об этом и сделать фильм.

– Грандиозно! Планы, как у Наполеона, – восхитилась я.

Илья с удовольствием продемонстрировал мне спальный мешок и прозрачную палатку от дождя, весь свой походный камуфляж, включая специальную форму велосипедиста.

– Да, грамотно и вполне серьезно. Но ты так и не нашел партнера, поедешь один. Не боишься?

– А чего бояться? Волков бояться – в лес не ходить. Кому нужен грязный велосипедист? А на всякий случай у меня есть газовый баллончик.

– Я знаю, почему тебе это нужно. Ты не был в армии, и твое мужское естество требует самоутверждения, тебе нужно испытать свою силу. Верно?

– Да, в этом есть главный для меня элемент – преодоление.

– Ну что ж, поезжай. Лучше это, чем, например, наркотики или другие пороки нашего времени, которых хоть отбавляй среди молодежи. Но знай, я буду волноваться. И тебе повезло с женой, если она тебя отпускает.

– В противном случае она не была бы моей женой.

В середине апреля я проводила своего путешественника на Мурманский поезд и начала мечтать о теплых морях. Я могла уже себе это позволить, поскольку наше материальное положение улучшилось – будучи на пенсии, я продолжала работать.

Пять лет мы в Питере, а я еще не видела здесь настоящей хорошей весны. В комнате у нас сыро и неуютно, холод хватает за плечи.

В мае неожиданно позвонила Женя из Днепропетровска, ее муж был родом из этого города, а после его смерти она там и осталась.

– Светочка, милая, я чуть не отдала Богу душу. Мне удалили желчный пузырь, и двое суток я пробыла в реанимации, слишком поздно хватились. Выжила чудом, благодаря одной моей родительнице – ее муж хирург. Вчера сын забрал меня домой, и вот хожу из угла в угол, не к кому голову приклонить. Приезжай, я так по тебе соскучилась, ты ведь обещала.

После разговора с Женей у меня было только одно страстное желание – купить билет и немедленно ехать к ней. А затем отправлюсь к Черному морю. Сердце прыгало от предвкушаемой поездки – все же у пенсии есть и свои положительные стороны. В кои-то веки я могла позволить себе такое.

Днепропетровск удивил меня грязным, замусоренным вокзалом, но когда я увидела два красивых парка, центр города, отведала вкусных и недорогих блюд украинской кухни, то немного потеплела.

Под уютным крылышком родного человечка я пробыла четыре дня и уехала в Севастополь. В этой поездке к Черному морю у меня был удивительно романтический Гриновский настрой. Будто ехала я в гости к любимым писателям, и они были для меня так же реальны, как Женя со своим сыном. Я непременно должна побывать в Ялте, в доме – музее Чехова, – думала я, засыпая под равномерный стук колес.

На рассвете я уже созерцала Крымские горы – совершенно новый для меня пейзаж. Севастополь просто прилип к моим глазам – я не могла насмотреться на чудесные парки, скверы, спуски к морю.

На экскурсию в Херсонес я не успевала и поэтому решила просто погулять по городу и прокатиться на прогулочной яхте. Внезапно набежали тучки, и пошел мелкий дождь, но это не испортило моего настроения. Я завернулась в два одеяла и сидя на самом носу яхты, с восторгом и почтением смотрела на огромные, славные своими подвигами корабли, маяк, памятник затонувшим морякам. Два часа мы плавали по бухте, а когда вернулись на берег, дождь также внезапно прекратился, и я медленно двинулась к Графской пристани, все еще находясь во власти увиденного. На пристани военный оркестр моряков в белой парадной форме играл приветственный марш в честь прибытия иностранного пассажирского лайнера.

Я села в автобус и отправилась на юг, в Симеиз, где должна была увидеть настоящее море. Вспомнилось давнее впечатление, когда мне – студентке 3-го курса нужно было собирать в мешки грязное постельное белье пассажиров, а я не могла оторвать взгляда от открывшейся впервые в жизни картины – безбрежной, сияющей под солнцем лазури.

Снять комнату в этом благодатном краю было легко, и через час я уже распаковывала вещи, не заботясь о том, что они валяются в беспорядке, спеша поприветствовать море вблизи. Я не хотела откладывать этот момент до завтра, мной овладел небывалый поэтический настрой. Он не изменял мне все четыре дня, которые я, как могла, стремилась заполнить незабываемыми эмоциями.

Первое утро – пять часов утра, а солнце уже высоко. Изумительной голубизны небо, но еще изумительнее мое ощущение бодрости, как будто я выспалась за всю предыдущую жизнь. Не раздумывая, я быстро натянула купальник, светло-зеленую юбку, полосатую футболку и почти побежала к морю.

Я хотела найти лучшее место, где мало людей и нет пивных баров, от которых море к вечеру теряет свой благородный цвет и запах. И случай не замедлил представиться. Пожилой пенсионер из Херсона, скучавший в санатории, с радостью кинулся показать мне секретную дорогу к дикому пляжу.

Пляж представлял собой неширокую береговую полосу, которая упиралась в скалистое подножие гряды и была покрыта мелкой галькой. Людей на пляже почти не было. Я осторожно погрузила ступню в воду и испытала щенячий восторг – совсем не холодно. Потом решительно окунулась и поплыла.

На третий день у меня начался странный кашель, хотя чувствовала я себя более, чем хорошо. Мне объяснили, что так действует здешний целебный воздух можжевеловых рощ, очищая легкие от залежалых свалок человеческого мусора. И это было чудо природы, я ощущала, что мое тело обновляется, и не узнавала себя в зеркале.

Поездка на море не прошла даром, я словно сделала вдох и обнаружила, что мои притупившиеся почти чувства заиграли всеми оттенками. Как пагубна для души диета впечатлений, как постепенно и незаметно уродует она наш внутренний мир. И, хотя следующий 2009 год мало чем отличался от минувшего, я словно впервые увидела окружающую действительность. Вереница однообразных и бессмысленных дней, торопливые утренние сборы на работу, грохочущее метро, благоухающий выхлопными газами Невский проспект, тупо бегущая на красный свет толпа с сигаретами в руках, давящая неподвижность серого неба и моя, мало кому нужная работа. Разница была лишь в том, что я рассматривала теперь все отстраненно, словно сверху, без уныния. Это был давно известный признак – мой нос чуял перемены.

Я в корне не принимала идею пищевых добавок, которыми вынуждена заниматься ради хлеба насущного. Все – ложь, бессмыслица и зло. Время «тотальной фальсификации», как выразилась однажды моя коллега.

Из-за малой численности сотрудников институт могут прикрыть, поэтому у нас держат всяких странных личностей. Главное – сидеть тихо и не раздражать директора. Мы с коллегой мечтаем, чтобы скорее рухнул этот оплот пищевых добавок – не лучшее изобретение человечества. Но он не рухнет, особенно теперь, когда пищевые добавки, как никогда, актуальны и востребованы, они пришли оттуда, где миром правит глобализм. Поэтому я могу еще долго и «счастливо» работать в этой области. И это норма человеческого бытия?

Уже полгода как мы с Ритой живем на 4-й Линии Васильевского Острова рядом с метро. Мы переехали туда вскоре после свадьбы сына в комнату его друга. Друг – бывший его одноклассник и наш сосед в Яблоневом Овраге учился в театральной академии. Ему дали общежитие, и в этом нам крупно повезло, если не обращать внимания на частности.

Коммунальная квартира, в которой мы теперь обитали, была населена разного рода людьми, один другого занимательнее – от голубого юноши до доктора наук. Это происходило потому, что головной хозяин уже 10 лет выкупал и никак не мог выкупить всю площадь. Мешали всякие там вредные жильцы – добродушная старушка – бывшая блокадница и домовитая, строгая Лена, благодаря которой квартира не превратилась в свинарник. Кроме того, планы хозяина ей до лампочки. Директором у главного работал владелец нашей комнаты, и каждый месяц я относила ему плату. Он встречал меня в своих дорогих хоромах на Большой Конюшенной улице и начинал плакаться о судьбе своего бизнеса, в законы которого свято верил. Он проклинал кризис и восклицал каждый раз при моем появлении:

– Как я вам завидую – вы счастливый человек, потому что работаете в бюджетной структуре!

Мне было смешно, хотя, может быть, он и прав. Кризис меня не волнует, ничего особенного мне не потерять, в любой момент я могу упаковать чемодан и уехать туда, куда захочу. Свет не сошелся клином на Петербурге.

С тех пор как ко мне вернулась ясность ума, и я стала философски думать о своей жизни, она представлялась мне чередой попыток вырваться из унылого однообразия. Есть романтики-мечтатели, которые вечно сидят на перепутье, а есть неуемные романтики, к ним, вероятно, принадлежала и я. Мне всегда хотелось вырваться из собственной скорлупы и посмотреть немного дальше. А сейчас я сознавала бессмысленный бег на месте, застой души. Мне это не нравилось, и я не могла допустить, чтобы створки моего внутреннего мира захлопнулись навсегда. Я была еще жива и достаточно сильна. Лик на иконке подтверждал это своим неожиданным светом сегодня утром.

Рита осталась без работы, попала под сокращение. С дрожью думала я о своих скромных сбережениях для покупки недорогого домика. Если эти деньги пойдут в расход, то я распрощаюсь со своей мечтой.

Она принимала душ, когда я решила войти в интернет и еще раз посмотреть приглянувшийся мне домик с садом на северо-западе Витебской области в десяти километрах от границы с Литвой. На странице «в контакте», которую она забыла закрыть, я прочитала адресованное ей письмо: « Рыбонуклеиновая ты моя кислота, все будет хорошо, даже кот в окне это знает. Алекс Каплунов». – Вот как она ищет работу, плачет в жилетку некоему Алексу. Последние сомнения исчезли – если дом еще не продан, надо срочно ехать и покупать.

Я знала и любила места, где находился этот дом. Когда-то давно я отдыхала на озере Нарочь по профсоюзной путевке. Это уникальное и самое большое озеро Беларуси находилось всего в 25 километрах от домика, который я собиралась купить. Мой нос в очередной раз учуял время перемен и как флюгер повернулся по ветру.

Все остальное было подобно чуду. Понадобилось всего два дня, чтобы вместе с Ильей съездить туда и купить дом.

– Первый случай в новейшей истории – оформление документов за один день, – шутил продавец. – Вам все благоприятствует. Идет мощный поток положительной энергии.

– Это благодаря вам, вашей машине, порядку в стране и небольшим расстояниям, – улыбнулась я в ответ.

Итак, мы благополучно сдали готовые документы на регистрацию, и бывший владелец дома отвез нас на площадь к двухэтажному зданию под названием «Свитанак».

– Можете смело идти в ресторан – цены одинаковые и в столовых, и в кафе, и в ресторанах. Если что, звоните, – сказал он на прощанье.

Из ресторана мы вышли, когда на город опускались сумерки. На улицах осталось совсем мало машин и людей. Многие здесь ездили на велосипедах. Какой прелестный городок с красивыми и уютными домами на чистых улицах. Неужели это будет теперь мой город, и я буду год за годом, день за днем создавать здесь мир, где снова зазвенят голоса птиц и моих будущих внуков, а я навсегда забуду тоску, которая периодически посещает меня в Санкт-Петербурге. У нас оставалось три часа до поезда, и мы неспешно двинулись в сторону железнодорожного вокзала. По пути нам попался парк, утопающий в разноцветной листве осенних деревьев. Мы узнали, что здесь ежегодно проводятся международные фестивали народной музыки. Обязательно побываю. А еще куплю велосипед и объезжу все окрестности.

У Риты, наконец, стали наклевываться кое-какие вакансии.

– И что это за таинственный незнакомец, с которым ты уже больше месяца болтаешь по телефону то в коридоре, то на лестничной площадке? – поинтересовалась я. Она и не подумала отвечать. Раз за разом мне пришлось, как клещами вытаскивать из нее отрывочные сведения и по ним составлять истинную картину.

Оказалось, что Алекс – программист родом из Ялты, живет и работает в Севастополе, где они с Ритой познакомились летом, когда она ездила с подругами отдыхать. Через две недели он приедет жить и работать в Петербург. В связи с этим моя дочь сидела в интернете и на телефоне, подыскивая однокомнатную квартиру, где они – как я подозреваю – собирались жить вместе. Моя девочка будет начинать свою новую жизнь?!

А еще через три дня мой сын растерянно сообщил, что в конце февраля я могу стать бабушкой. От всех этих новостей я почти обессилела, для меня начиналось время больших тревог.

Вскоре приехал Алекс, и они с Ритой сняли однокомнатную квартиру в Тучковом переулке. Десять минут ходьбы от того места, где я теперь жила одна, и, надо сказать, скучала по дочери. Когда я увидела Алекса, мои тревоги немного рассеялись. Серьезный молодой человек выше среднего роста и приятной наружности. Но удивляли его необычайная вежливость, гладкое неподвижное лицо и глаза, которые странным образом ничего не выражали, будто смотрели мимо тебя. Зато широкая улыбка открывала ряд хороших зубов и казалась обворожительной. Я спросила у сына:

– Что ты о нем скажешь?

– Как будто он иностранец, хоть и говорит на русском языке.

Язык, и, правда, был у него какой-то выхолощенный, формализованный, без наших русских особенностей и шуточек, которые видны в мелочах. И все мы решили, что он хоть и обаятельный, но пока не наш человек.

Встречать Новый 2010 год мы все вместе собрались у новоиспеченной молодой пары. Рядом друг с другом они напоминали воркующих голубков, а Риту было не узнать – она так и светилась изнутри. В моей памяти всплыл Дом-2 и та отчаянная борьба, которую я вела с дочерью против этой передачи.

– Ну почему ты не хочешь, чтобы я смотрела ее? – кричала в истерике Рита, когда я забрала телевизор и спрятала его у соседки.

– Потому что хочу, чтобы ты была счастлива, и твое сердце не было испоганено раньше времени. – Но она меня не понимала, и единственное, чего мне удалось добиться, это только ограничить просмотр.

Зима выдалась снежная, морозная, словно это не Питер, а какая-нибудь Самара. По радио сказали, что такой снегопад последний раз был в 1881 году. Целых десять дней у нас каникулы.

Я стояла у окна и созерцала редкую для зимнего Петербурга сказочную картину: весь город укрыт белым пушистым ковром, а в ярком свете фонарей мягко падают сверкающие снежинки. Совсем рядом высвечивался купол Исаакиевского собора, с Дворцовой площади слышалась праздничная стрельба. Но я привыкла к звукам и почти не слышала их, привыкла и к виду зданий. Сквозь них я видела свой милый домик на Заречной улице и мечтала о том, как весной обустрою его и возрожу там былой рай.

Потом я присела к ноутбуку, который появился у меня совсем недавно, и зашла на сайт одноклассники. Уже который раз я набирала значимые для меня фамилии, но безуспешно. Вот такое мы некомпьютерное поколение.

Глава III

Пришел веселый апрель. Не в силах больше ждать я взяла полагающийся мне отпуск и уехала в Поставы.

Вещи первой необходимости, большие и маленькие, их оказалось слишком много, и я была навьючена как верблюд. Придется переночевать первую ночь в гостинице, а на следующий день купить кровать, стол, стулья, электроплиту и всякую кухонную утварь. А потом заказать такси и одним махом отвезти все в дом. Дом! Уж не приснился ли он мне?

Дрожащими руками я открыла увесистый навесной замок на дверях веранды. Вторая дверь поддалась с третьей попытки при помощи отвертки. Ее нужно было просто умеючи отжать. Наконец, я зашла внутрь. Пустые прохладные комнаты, голубой потолок, красновато-коричневый пол – все реально, не приснилось. На полу валялись несколько мертвых шмелей, которые проникли через невидимые щели прошлым летом, да так и не смогли выбраться наружу. Я смела их веником, который нашелся в кладовой, примыкающей к веранде, и открыла настежь окна. Комната наполнилась птичьим щебетом. Их здесь было море – настоящее птичье царство.

Я прислушалась. В углу за потолком раздавался совсем другой звук. В общем гомоне это сразу не улавливалось. Я прикрыла на некоторое время окно и еще раз прислушалась. Так и есть – что-то свиристело прямо над моей головой, и это был явно не птичий щебет и не стрекотание сверчка. Неприятная догадка, что это могут быть крысы, сразу испортила мне настроение. Сегодня я уже ничего не смогу предпринять, и мне улыбалась перспектива провести первую ночь, дрожа от каждого шороха. Я презирала себя за этот страх. Мне придется привыкать ко всякому неожиданному соседству, пока я не освоюсь.

Я достала свою неизменную иконку и повесила ее над окном, выходящим на дорогу. За дорогой расстилалось поле, а за ним лес. Из леса доносился голос кукушки, но я не стала спрашивать ее о том, сколько мне осталось жить. Этот вопрос меня не интересовал. Лик святого смотрел на меня с одобрением.

Я вышла на крыльцо и обвела взглядом принадлежащую мне теперь землю. Перед домом до самой дороги расстилался поросший травой участок, которому давно были нужны заботливые руки. Слева от дома цвел старый яблоневый сад. Между деревьями деловито жужжали пчелы и шмели. Иногда шальной трудяга проносился с предостерегающим гулом мимо меня и снова улетал в свое цветущее царство продолжать важную работу. Вдоль сада узенькая тропинка спускалась прямо к колодцу с журавлем, а дальше за домом раскинулась большая лужайка, окаймленная небольшими деревцами, сквозь которые поблескивал и позванивал веселыми всплесками ручей. Он огибал всю лужайку, сворачивая за соседним домом, продолжал свой бег под небольшим мостом и терялся в зеленых полях.

Я развернула карту и узнала, что это река Мяделка, которая течет по окраине городка и разливается большим озером в центре. По берегам озера приветливо смотрят друг на друга величавый костел Антония Падуанского и добродушная старинная церковь святого Николая.

Свежая зелень пробивалась сквозь соломенную подушку прошлогодних трав. Надо будет непременно купить косилку и дать этой лужайке новую жизнь. Я стояла как завороженная, уносясь мечтами в будущее, и видела этот уголок сказочно красивым. Я хорошо знала по опыту, что пока мои руки не пройдут каждый клочок земли, я не смогу почувствовать ее в полной мере своей и не пройдет этот противный страх.

Я вернулась в дом. Нужно было попробовать топить печку. Мне всегда нравилось это занятие. Ее, беднягу, не топили уже много лет, поэтому она ужасно дымила и никак не хотела выполнять свою работу. Печь была хитрая, строил ее таинственный Адольф, первый хозяин этого дома, и все секреты правильной растопки мне предстояло еще узнать.

Илья вошел с дождя весь мокрый, дрожащий от холода и усталости. Он пригнал мне велосипед, 80 км от станции Крулевщизна – его очередная затея с целью познания новых мест.

– А я то думал, что у печки согреюсь?!

– Вот такая у нас, похоже, будет проблема.

Я помогла ему переодеться в сухую одежду и уложила на раскладушку с ворохом одеял. Мисочка горячего супа, которую Илья едва удерживал в непослушных от холода руках, была сейчас для него даром небес. А для меня было счастьем, что я буду в эту ночь не одна.

На следующий день мы съездили в город и приобрели конвектор, сразу стало теплее. Заказали кое-что из мебели – полуторную кровать, стол для кухни и две табуретки. Илья поставил новые розетки, более мощные пробки, вставил замок между верандой и прихожей.

Я купила средство от крыс, разложила его на чердаке, и у нас была «Варфоломеевская ночь». Над головой началась такая беготня, что не будь со мной сына, у меня бы случился разрыв сердца. Потом, в считаные секунды всех обитателей чердака как будто снесло потоком в боковой угол стены, и все стихло. С тех пор там никто пока не появлялся, если только маленькая неразумная мышь пробежит и сразу же попадет коту в лапы. В последующие дни, недели и месяцы я перестала бояться и привыкла к тому, что не только я имею право жить на этом свете.

На третий день рано утром Илья, как я ни уговаривала его побыть еще немного, взял рюкзак и пошел по дороге. До города было всего 8 километров, машины охотно подбирали людей. Я проводила его до конца деревни.

Прекрасный пейзаж открывался по правую и левую сторону дороги, и особенность его была в гармонии холмов, полей, лесов и озер. Они словно дружили меж собой, и никто не хотел слишком выделяться в ущерб другому. Дома отстояли друг от друга на почтительном расстоянии. На столбе у соседнего дома жили аисты. Иногда один из них расхаживал по моему полю в поисках лягушек. Ввиду близости ручья мелких лягушат здесь было предостаточно. Я с грустью смотрела в спину уходящему сыну.

Дома я решила попить чаю и обдумать дела сегодняшнего дня.

В ожидании заказанной мебели я стащила с чердака весь хлам и сожгла его на большой поляне за домом. Чего там только не было – резиновые и солдатские сапоги, истлевшие от времени валенки, фуфайки, деревянные хомуты и разные предметы, которым было место в музее начала 20-го века.

Наконец, привезли мебель. Ну, хоть теперь я высплюсь на настоящей новой кровати.

– А что, нельзя было купить с рук, дешевле? – спросила в трубку Клара, жалея мои деньги. Она собиралась приехать через две недели, чтобы отпраздновать новоселье и наши дни рождения, которые у обеих в мае.

– Я никогда не стану покупать с рук мягкую мебель. Вдруг на этой кровати кто-нибудь умер.

– Может быть, ты и права.

Надо бы познакомиться с соседями, но в ближайшем доме пока никто не появился, а была только собака, которая не лаяла.

В раздумье я двинулась вдоль дороги к деревне Дашки, которая сливалась с Дробышами, и разграничивали их только указательные столбы с надписями. Я подошла к аккуратному желто-синему домику, утопающему в цветах. Во дворе разговаривали две пожилые женщины, одна из них опиралась на палочку, а другая сидела на лавке.

– Здравствуйте, – поприветствовала я их, – я ваша новая соседка.

– Да? Ой, як добра, да маладая!

– Ну, какая же я молодая, мне 58 лет.

– О! Так я в 60 лет яшче на свадзьбе у унучки адплясывала, то яшче маладая. Заходзьте у хату, напитку бярозавага папробуйтя.

Прохладный напиток был похож на домашний квас.

– Спасибо. Очень вкусно.

Расспросив меня, кто я и что, бабки были удовлетворены, однако, удивлялись, как это меня из самого Петербурга занесло в такую «глухомань».

– Это еще не глухомань, видели бы вы, какие бывают медвежьи углы в двух шагах от Питера.

Я вспомнила гору, по которой мне приходилось взбираться зимой в гололед, чтобы выйти на нашу улицу в Овраге. Осенью и весной она раскисала, и можно было забыть о хорошей обуви. А ведь это был поселок городского типа.

Довольные друг другом мы распрощались и обещали по-соседски заглядывать в гости. Ту, которая была с палочкой, звали Броня. Она была сестрой моего ближайшего соседа Чесика, которого я еще не видела.

В ожидании Клары я, как полагается на новом месте, помыла потолки, окна, двери и полы. Печка, после долгих мучений и не без помощи соседских мужиков, сдалась. Из сваленного бурей дерева они напилили и нарубили дров.

Через несколько дней появился Чесик и после нашего радушного знакомства тоже стал снабжать меня дровами. Каждое утро я обнаруживала их у себя на крыльце, потом топила печку и носила воду из колодца, орудуя журавлем. Вечером я мылась в огромном тазу на веранде, которая выходила окнами на юг и нагревалась как баня.

В середине мая приехала Клара. Когда она с трудом выбралась из недешёвого автобуса Барановичи – Рига, над ней возвышались штук пять саженцев. В правой руке она держала увесистую сумку, а в левой – лопату с тяпкой. И еще, не менее объемные и тяжелые сумки или мешки выгрузили из багажного места.

– Ты что, все свое имущество собрала, и это с больным коленом?! – всплеснула я руками.

Клара с трудом передвигалась,

– Я всегда так, когда долго посижу, представь себе шесть часов в пути.

Пока мы ждали местного автобуса, Клара, невзирая на боль, говорила возбужденно, без передышки и обо всем сразу. Я решила ее не прерывать, это было бесполезно. Тем более мы давно не виделись и что греха таить, я была ей рада. Она меня взбадривала и будоражила. Я с умилением слушала весь этот словесный поток, но сильно не вникала, а думала об удивительном явлении природы под названием Клара. Вот она, вся нагруженная, приехала ко мне, чтобы помочь, – вряд ли я способна на такое, – и говорит, что любит меня. Интересно, за что? Когда-нибудь я в этом разберусь. А сейчас нам было безумно весело. Мы подъезжали к моему дому. Клара ахнула,

– Какой дом! И за такую цену! – потом призадумалась, – видишь ли, место не очень людное, ну мало ли что случится. Клара уже думала на десятки лет вперед, когда мне будет 80.

– Ты думаешь, что я доживу?

– Надо думать обо всем.

Кларе не сиделось дома. Она распаковывала сумки, говорила, перескакивая с одного предмета на другой, потом бросила сумки и вышла на улицу. Ее душа словно вырвалась на простор из тюрьмы и требовала деятельности. По-хозяйски она обошла территорию вокруг дома, заглянула во все уголки. От ее инспекторского взгляда не ускользнул ни один дефект. Дом стоял на бункере, который остался от Первой мировой войны и по величине был равен еще одной квартире. Клара заглянула внутрь и оценила эту драгоценность.

Все хорошо, но вот этот дурацкий спуск за домом, сколько места для огорода пропадает.

– Что?! Ты думаешь, я приехала сюда с единственной целью сажать огород? Если я и буду сажать его, то на следующий год, и совсем небольшой. Я хочу сад и цветник, а вся остальная земля должна быть облагорожена, чтобы здесь было приятно жить.

– Девочка моя, я хочу, чтобы у тебя все было. Вот сейчас мы посадим ягодные кусты, что я привезла, и на следующий год у тебя уже что-то будет.

– Ты какое-то чудо, посланное на мое счастье и на мою голову, – сказала я, и мы обнялись.

Как и распорядилась Клара, все ягодные кусты, шиповник и даже пионы были посажены. Пока я накрывала на стол, она вновь обследовала мои владения. Она не могла надышаться.

Наконец, мой новый прямоугольный стол был накрыт. Мы поставили его в зале у окна, чтобы обозревать всю уличную панораму. Изредка проезжал по дороге кто-нибудь на велосипеде или просто шел пешком, еще реже катилась телега с лошадью. Зато часто проносились легковушки, в основном из Литвы, чтобы заправиться более дешевым топливом в Поставах.

– А почему ты повесила эту икону не в уголке, как принято, а над окном и отдельно от других?

– Потому что так надо.

– Ну, за нас красивых, – подняла Клара бокал. Она проигнорировала мое сухое вино и налила своего фирменного сам жане сам пье. Причем наливала она всегда по полной и считала неприличным не выпить.

– Я же говорю, на мою голову, – вздохнула я и осушила весь стаканчик. В голову хорошо ударило, и я пошла к шипящей сковороде.

– У тебя сгорит мясо, – забеспокоилась Клара, когда увидела, как я танцую возле плиты.

– Не сгорит, – уверила я нетвердым голосом.

Выпили мы всю полулитровую бутылку, но этого было достаточно, чтобы каждый из нас уснул там, где его застала дремота.

Не знаю почему, может быть, этот сам жане так хорош, или отличная закуска, или день такой выдался, но проснулась я в том прекрасном и бодром состоянии, какое бывает только в юности. Клара, чертовка, давно уже не спала. Ждала, когда я проснусь, и строила планы моего будущего.

– Я вот думаю, а вдруг у тебя поднимется температура, и тебе станет плохо. А рядом никого. Мужика тебе надо.

– Тьфу, опять ты за свое. Не порть такой прекрасный день.

– Ну, жди, тургеневская девушка, вздыхай.

– С чего ты взяла, что я тургеневская девушка? Это потому что я не хочу сажать большой огород?

Клара опять захохотала, а потом обняла меня.

– А все равно я тебя люблю, моя девочка. Несмотря на твои недостатки.

Слава богу, хоть на этот раз не было разговоров о моей матери, – подумала я.

Утром Клара уезжала. Мы вышли на дорогу. Был ослепительный солнечный день. Около километра мы шли, не спеша, а потом поймали «литовца». До экспресса оставалось 40 минут, и мы посидели в беседке, где я дала ей полную свободу слова. Так я отдыхала от нее. Потому что теперь поняла окончательно, Клара хороша в небольших дозах, и радовалась, что мой дом не так близко от нее, как ей бы хотелось.

Вечером я убрала и перемыла всю посуду, а потом уселась на веранде, где у меня появился свой любимый уголок, – и тщательно составила план всех работ и покупок на следующий год.

Все последние дни я знакомилась с людьми и особенностями моей будущей жизни. Договорилась с Чесиком, что по осени мою землю вспашет своим трактором Юзик – бывший пограничник на пенсии и владелец образцового сине-желтого дома в конце деревни. Все как один обещали косить траву у моего дома, чтобы он не казался необитаемым.

Утром я чуть не опоздала на местный автобус. В отличие от меня здешние жители встают рано. Ближайший сосед Брони Алик вовремя оказался на моем пути и подхватил тяжелую сумку, чтобы я успела добежать до маршрутки. Наперерез ему кинулась Броня с банкой домашней тушенки и листком бумаги, чтобы записать мой адрес в Питере.

– Можа письмо табе напишу.

На миг я оглянулась, чтобы мысленно сказать моему домику – не скучай, скоро мы будем вместе навсегда. Дом горделиво возвышался, блестя новым коньком на крыше, в окружении отцветающих деревьев, ведь он действительно был самый красивый в деревне. Издали помахали мне на прощанье Чесик и его молодая гражданская жена Нина, а вслед за автобусом бежал их большой и добрый пес Бим.