Текст книги "Дерзкий репетитор по русскому языку. Для тех, кто хочет говорить и писать правильно"

И ладно, если бы проблемы были только с профессиями. Нейтральность мужского рода глубоко проникла в нашу речь, и так легко её не выкорчевать: пришлось бы перекроить основы языка.

Например, мужской род обозначает местоимения (кто, некто, нечто, никто, ничто) и героев общеупотребляемых поговорок (дело мастера боится или кто не рискует, тот не пьёт шампанского). Очевидно, что эти слова и предложения подразумевают не только мужчин: местоимения и поговорки относятся и к женщинам. А заменить их на условно нейтральные слова будет сложно. Если попытаемся, то скорее всего мы перестанем друг друга понимать.

Моя взяла! Отказываемся от феминитивов. Зачем вообще нужно указывать пол человека? Иногда это совсем не важно.

Придержи коней, Капибарин! Во многих сферах мы используем феминитивы и даже не задумываемся об этом. Например, когда обозначаем национальность и место жительства. Мы говорим: Русская крестьянка Марья Иванова первой заметила коня на холме. Нам даже в голову не придёт сказать: русский крестьянин Марья Иванова, хотя для истории неважно, человек какого пола заметил коня.

Тут всё дело в привычности слов русская и крестьянка.

Но в то же время слово крестьянин сохраняет нейтральный оттенок. Когда речь о группе людей, мы без раздумий скажем: Русские крестьяне Иван, Марья и Фёкла первыми заметили коня на холме.

Русские крестьянки не уродуют язык! А другие феминитивы звучат неестественно и некрасиво.

Это слишком громкое утверждение, но доля правды в нём есть. Часто феминитивы кажутся нам неестественными не потому, что это новые и непривычные слова, а потому что они образованы не по правилам русского языка.

Словообразование – это не хаотический процесс. Суффиксы цепляются к основам не произвольно, а в соответствии со сложившимися закономерностями. Это похоже на сборку пазла. Чтобы детали крепко соединились, нужно, чтобы выступ одной из них по форме идеально совпал с выемкой другой. Иначе вместо красивой картинки соберёшь безумную кракозябру. Так и со словами. Нельзя просто заявить, что теперь от каждого слова мужского рода мы будем образовывать слова женского рода с помощью суффикса – К-. В некоторых случаях это сработает, а в некоторых нет. Давай сравним несколько феминитивов.

Программистка – хорошо звучит, берём.

Мастерка – уже что-то не то.

Врачка – совсем дико.

Нельзя нахлобучить суффикс – К– на любую основу и создать благозвучный феминитив. Даже далёкий от лингвистики человек почует неладное. Давай разберём несколько таких закономерностей.

Часть примеров в столбце справа ты узнаешь, а часть окажется непривычной. Мы намеренно выбрали такие слова, чтобы показать: есть тенденция, но она – не строгое правило. Иногда слово, которое идеально вписывается в закономерность, не закрепляется в языке.

То есть, когда человек говорит, что авторка звучит некрасиво, на самом деле проблема не в эстетике звучания, а в разрыве шаблона. Мы, как носители языка, привыкли, что слова образуются в соответствии с закономерностями. Мы можем не знать этих закономерностей, но мы чувствуем, если они нарушаются.

Другое дело. Авторша и блогерша меня вполне устраивают.

Но они не всегда устраивают женщин, занятых этим делом.

Мы начали этот параграф с мысли, что на словообразование сильно влияет контекст. У суффикса – ША в русском языке репутация сомнительная. Часто (но далеко не всегда!) за ним шлейфом тянется насмешливость или пренебрежительность: мэрша, ректорша, бухгалтерша.

Живуч миф, что суффикс – ША указывает на профессию мужа. Генеральша – жена генерала, капитанша – жена капитана.

Но ещё в XVIII веке у суффикса – ША появилось второе значение: женщина-профессионал. Никто же не думает, что лифтёрша – жена лифтёра, а почтальонша – жена почтальона.

Поэтому многие – вопреки языковой закономерности – предлагают альтернативные феминитивы с суффиксом – К-. Правда и с ним не всё гладко.

В других славянских языках (польском, чешском, украинском) феминитивы без проблем образуются с помощью – К-. Но в русском у этого суффикса слишком много функций, поэтому значения часто смешиваются и эффект получается комичный.

Например, с помощью – К– образуются:

• уменьшительные формы: кошечка, певичка, синичка;

• процессы: стрижка, линька, нарезка;

• названия продуктов: сгущёнка, тушёнка, печёнка.

Часто с помощью суффикса – К– образуются омонимы: слова, которые пишутся одинаково, но имеют разное значение. Финка – это и женщина, и нож. Чешка – женщина и обувь. Партнёрка – женщина и партнёрская программа. Об этом мы смонтировали смешное видео.

Ну что ж, давай подведём итоги и предположим, какая судьба может ждать феминитивы в русском языке.

Вариант первый. Все феминитивы будут образовываться с помощью суффикса – К-. Неуклюже, местами комично, зато просто.

Вариант второй. Все феминитивы будут составляться согласно языковым закономерностям, которые мы обозначили в таблице выше. Сложно, много нюансов и исключений, зато звучит естественнее.

Вариант третий (наименее вероятный). Привычные нам слова станут нейтральными, а феминитивы и маскулятивы будут образовываться с помощью суффиксов. Студент – нейтральный термин. Студентун – мужчина, студентка – женщина. Честно и равноправно, но слишком сложно.

Вариант четвёртый. Мы откажемся от феминитивов, а на пол будут указывать зависимые слова при существительном: наша президент, талантливая скульптор, эффективная менеджер. Удобно и просто, но непонятно, как согласовывать фразы в косвенных падежах. Нашу внимательную корректора Лену таким не проведёшь!

Мы запутались. Вы на чьей стороне?

Мы на стороне языка.

На этом этапе истории нельзя предсказать, как будет развиваться русский язык и что будет с феминитивами. Но наблюдать за процессом ужасно интересно.

А если ты сомневаешься, кто написал эту главу – автор или авторка, – мы дадим совет не с позиции лингвистики, а с точки зрения этики и здравого смысла. Тут лучше учитывать мнение каждого отдельного человека и называть женщину так, как ей самой больше нравится. Главу написала автор Марина, используя при подготовке научные работы лингвиста Ирины Фуфаевой, лекции филолога Светланы Гурьяновой и заметки редакторки Полины Шубиной.

«Кофе» среднего рода – тоже нормально?

В русском языке слова, которые оканчиваются на Е, обычно среднего рода: купе, шоссе, море, веселье, желе, кафе. Но кофе бессовестно ломает этот стройный ряд существительных и внезапно оказывается мужского рода.

Чтобы разобраться, нырнём в дебри истории и выясним, как кофе в Россию попал и какие лингвистические перипетии он тут пережил.

Лёгким движением пальцев по клавиатуре можно нагуглить простое объяснение: когда слово только попало в русский язык, его произносили как кофей или кофий. Потом последняя буква отпала, но осталась традиция не склонять это слово и произносить его в мужском роде. И вот уже много десятков лет общество носится с архаичным пережитком. Большой вклад в распространение этой теории внёс Артемий Лебедев – в 2007-м он написал на своём сайте пост про кофе.

Казалось бы, дело раскрыто, мы молодцы, начинаем следующее расследование!

Стоп. Что-то тут не сходится.

А откуда вообще взялось слово кофий?

В Турции, откуда европейцы заимствовали и напиток, и его название, есть слово kahve (без категории рода). Французы говорят le café (м. р.), немцы – Kaffe (м. р.), голландцы – koffie (м. р.), англичане – coffee (у неодушевлённых существительных в английском нет рода). Из какого бы языка кофе ни пришёл в русский, в первоисточнике слово оканчивалось на гласную. Никаких – ИЙ или – ЕЙ на конце не было.

Получается, причина и следствие поменялись местами. Сначала русский язык перенял слово кофе в мужском роде, вероятно, из французского или голландского. А затем нарастил окончание – ИЙ, потому что для нас так привычнее.

Другой важный вопрос – почему в русском языке появилось не кафе, а кофе, на английский манер. Иногда взаимное влияние языков происходит самым невероятным образом: категорию рода мы заимствуем из одного языка, а произношение – из другого.

Но в русском языке ничего не бывает так просто: часть слов приживаются болезненно и вызывают ожесточённые споры в обществе. Кофейные баталии длятся уже больше двух веков.

Кстати, кафе в переводе с французского буквально означает «кофе». То есть у французов одно слово для названия заведения и напитка. Так какого же чёрта для напитка из молотых зёрен придумали отдельное слово кофе, да ещё и в мужском роде?

В первые годы своей жизни в русском языке кофе пребывал в гендерной неопределённости. Одни пили вкусный кофий, другие – вкусный кофей, третьи – вкусный кофе, а четвёртые – вкусное кофе.

Такими экспериментами даже Карамзин увлекался. А ведь он не какой-то безграмотный крестьянин, он создатель «нового слога», отец современного русского литературного языка. А позволял себе такие возмутительные вещи: «…мы с италиянцем пьём в день чашек по десяти кофе, которое везде находили».

Карамзин не был панком, просто к концу XVIII века кофе было ещё новым словом и литературная норма не устоялась.

Версия, что кофе мужского рода, потому что раньше все говорили кофий, – не больше, чем слух, который легко проверить. Есть такой ресурс – Национальный корпус русского языка. Это самое большое собрание русских текстов: от художественных произведений до газет и записей публичных речей. Если вбить в поиске по сайту нужное слово и задать период, можно выяснить, как часто современники писали или произносили это слово.

Мы провели расследование и выяснили, что уже в XVIII веке кофе был популярнее кофея, а к XIX веку стал безоговорочным лидером. В таблице ниже показано, сколько раз в текстах XVIII и XIX веков встречаются разные варианты слова.

Больше того, уже в XIX веке говорить кофей и кофий считались пошленькой привычкой провинциалов, так делали только малообразованные люди. А писатели если и употребляли эти слова в своих текстах, то только в ироническом ключе.

Получается, люди уже много веков говорят кофе, но упорно называют его мужским родом. Скажи в кругу образованных людей горячее кофе – и оскорблённые ревнители словесности выплеснут его тебе в лицо. В чём же дело?

Возможно, что в престиже. Кофе в нашей стране считается благородным напитком, пить вкусный кофе – высокорангово и уважаемо. А значит, и язык должен подчёркивать особый статус кофе.

Вот что говорит по этому поводу филолог Мария Елифёрова:

Принадлежность к элите должна маркироваться особым языком, которым не владеет «плебс», – в частности, «правильным» произношением иностранных слов, обозначающих предметы статусного быта (в том числе кофе).

И правда, вряд ли хоть какое-то слово вызывало в обществе больше дискуссий. Например, мы не возмущаемся, что французское заимствование суп – мужского рода, хотя французское la soupe – женского. Потому что суп – не еда аристократов и не имеет особого статуса в нашей культуре.

От себя отметим, что тщеславие – штука заразительная. Мы учились на журфаке и каждый день сталкивались с ревностным отношением к языку. Иногда даже слишком ревностным. Бывало, развивает одногруппник глубокую мысль, приводит аргументы, подкрепляет позицию фактами. А другой ему в ответ: «Ты сказал обеспече́ние, о чём с тобой вообще говорить?»

Людям свойственно придавать значимость формальностям и судить других по знанию этикета. Употреблять слово кофе в мужском роде – это соблюдение этикета, маркер, по которому образованные люди узнают своих.

Но если кофе сменит пол, ничего страшного, конечно, не случится. Его примеру не последуют другие слова, язык не выродится, и мы не погрязнем в невежестве.

Главный миф, связанный с кофе, появился в 2009-м, когда медиа начали писать, что якобы Минобрнауки утвердило кофе среднего рода.

Это горькая, как чашка эспрессо, ложь.

Из параграфа «Кто придумывает правила русского языка?» ты уже знаешь, что ни одно министерство не может по своей прихоти менять эти правила. Никто и не пытался этого сделать. Тогда, в 2009-м, утверждали список словарей, рекомендованных государством. Инициатива хорошая и практикуется во многих странах. Ведь словарей много, в них встречаются разночтения, как людям понять, какому словарю довериться? Удобно, когда есть официальный список, утверждённый министерством.

Это событие прошло бы незамеченным, если бы несколько журналистов не решили заглянуть в предложенные словари и не ужаснулись находкам.

Выяснилось…

…что в словари зловеще прокралось ОНО…

…кофе среднего рода. А вместе с ним до́говор и йогу́рт. Все три зловещих слова, от которых у нас волосы дыбом встают, попали в язык не как литературная норма, а с пометами. Кофе среднего рода и до́говор допустимы только в разговорной речи, а слово йогу́рт и вовсе отмечено как устаревшее.

И всё это – не вольности последних лет, а давно зафиксированные факты. Ещё в «Русской грамматике» Академии наук СССР средний род кофе указан как допустимый в разговорном стиле, а эта «Грамматика» опубликована аж в 1980 году!

То есть в 2009-м журналисты обнародовали правду, известную уже больше 40 лет.

Но есть один факт, который не укладывается в наш стройный сюжет. В «Грамматическом словаре русского языка. Словоизменения» А. А. Зализняка средний род кофе указан не как разговорный, а как равноправный с мужским. Эта книга тоже есть в списке, рекомендованном Минобрнауки.

Та-да-да-да-а-ам.

Слова, особенно заимствованные, постоянно меняют род. Они приходят в нашу речь в том же роде, в каком жили в языке-первоисточнике, а потом адаптируются к законам нового языка.

Например, у Пушкина можно встретить комоду и фарсу, у Грибоедова – испугу, а у Набокова и Ахматовой – санаторию. Со временем эти слова обтесались в нашем языке и обрели мужественность. Не потому, что все вокруг безграмотные. А потому, что слова, которые оканчиваются на согласную или – ИЙ, в русском обычно принимают мужской род.

С нишем, карьером и гравюром произошло прямо противоположное. Они перешли из мужского рода в женский, потому что в нашем языке слова, которые оканчиваются на гласную, чаще всего женского рода.

То есть язык не поддается хаосу, а наоборот, постепенно поглощает исключения, переваривает и встраивает их в свою систему.

Вот ещё один пример. Слова с окончаниями – О и – Е – традиционно среднего рода. Некоторые неологизмы нарушали это правило, но со временем стали конформистами и подчинились общей норме. Например, так произошло с метро и авто. Раньше они были мужского рода.

В 1916-м Вертинский написал стихотворение «Лиловый негр», где есть строчка «В пролёты улиц Вас умчал авто», а в 1930-е выходила газета «Советский метро». И дело не в том, что Вертинский и советские журналисты были безграмотными. Просто в те годы была ещё слишком сильна связь сокращений и их полных версий мужского рода: метрополитен и автомобиль.

Но со временем законы русского языка взяли верх и слова с окончаниями на – О переехали в свойственный им средний род.

Почему же этого не происходит с кофе?

Всё дело в его культовости. С одной стороны, кофе – своего рода пароль, по которому люди, считающие себя грамотными, определяют своих. Поэтому общество помнит про мужской род кофе и ревностно его охраняет. С другой стороны, законы языка подталкивают нас упразднить это исключение и окончательно присвоить кофе средний род, как и другим словам на – Е.

Чем всё это закончится?

Предполагаем, что со временем законы языка победят традицию. И произойдёт это вскоре после того, как мы начнём проще относиться к кофе и перестанем воспринимать его как маркер грамотности.

Капибараст Коул блестяще справился с расследованием, хоть оно и заняло почти 17 дней.

Дай вам волю, и зво́нить начнёте!

В этом параграфе мы будем наблюдать, какие страсти царят в джунглях русского языка, невидимых глазу неподготовленного туриста.

Вот, например, глагол звонить – известный маркер безграмотности.

Попробуй сказать в обществе: «Жду, когда мне позво́нит Дрозд Николаев». И ты тут же почуешь, как раскрываются кровожадные пасти ревнителей языковой грамотности и пространство заполняет яростный рёв: «Позвони́т! Позвони́т!»

Не советуем проводить такие эксперименты без защитной экипировки.

Но любопытно другое. Пока глагол звонить играет роль красной тряпки для быка, другие глаголы бессовестно меняют свои привычки и даже среду обитания, а мы и не замечаем.

Если ты пожалуешься, что сосед так громко све́рлит, что музыку без наушников не вклю́чишь, тебе, скорее всего, посочувствуют, а не нападут с воплями: «Сверли́т! Включи́шь!» Хотя именно так и нужно говорить по правилам. Вот такие двойные стандарты.

Давай прокрадёмся в дебри лингвистики и изучим повнимательнее, как тут всё устроено.

Нет единого закона джунглей правила, куда ставить ударение в глаголах на – ИТЬ. Но есть целых три племени глаголов, которые живут по своим законам и путают всех образованных людей.

В первом племени ударение всегда падает на корень: ста́вить, ста́влю, ста́вишь, ста́вит.

Во втором ударение всегда падает на окончание: бежа́ть, бегу́, бежи́шь, бежи́т.

А в третьем ударение скачет, как кот при виде открывающегося холодильника. В инфинитиве и форме первого лица единственного числа оно падает на окончание (вари́ть, варю́), а в остальных случаях на корень (ва́рим, ва́ришь, ва́рит).

И нет никаких видимых признаков, которые помогали бы нам понять, к какому племени относится глагол. Определить это – дело опыта и привычки. Те из нас, кто учил русский язык с детства, слышали и произносили эти глаголы тысячу раз, поэтому просто запомнили, как правильно ставить ударение.

Но иногда мы всё же путаемся. Особенно когда речь идёт о глаголах, которые мигрируют из второго племени в третье. Первые случаи перехода учёные относят ещё к началу XVI века.

Вот тебе дикий стишок для наглядности.

 
Зачем ты мозг грузи́шь
Нелепыми словами?
Лечи́шь, гаси́шь, губи́шь?
Мы тронулись умами.
Сидим, кури́м тревожно
И панику лови́м.
Такие ударения
Мы не перевари́м.
 

Звучит безумно, правда? А когда-то в выделенных глаголах были именно такие ударения.

Что вынудило эти глаголы покинуть родное племя и сменить ударение? Мы полагаем, что удобство произношения. Попробуй сказать: ты много кури́шь, а потом: ты много ку́ришь. Второй вариант произнести гораздо проще, вот он и закрепился как языковая норма.

Но изменение нормы – процесс очень длительный. Некоторые глаголы десятилетиями пытаются сменить племя и существуют в пограничном состоянии.

Так и происходит с глаголами включи́ть, сверли́ть и звони́ть. Строгая литературная норма ещё предписывает нам ставить ударение на последний слог, но некоторые словари уже разрешают ударять первый.

Например, «Орфоэпический словарь русского языка: Произношение. Ударение» 2003 года называет вариант зво́нит допустимым в разговорной речи.

Шшш… Прислушайся, как встрепенулись выпускники филфаков и тревожно взмахнула перьевой ручкой русичка. Признаёмся, мы и сами с опаской озираемся, когда рядом кто-то зво́нит.

Но, надо признать, это естественный процесс, а не стыдная уступка лингвистов безграмотным людям.

В одной из предыдущих глав мы уже говорили об этом, а теперь напомним. Чтобы лингвисты закрепили в словаре новую норму, они должны увидеть, что:

1. так говорит большинство людей;

2. норма не противоречит правилам словообразования и логике языка;

3. слово или фраза не стали маркером безграмотности.

У ударений в глаголах есть тенденция переходить с окончания на основу, поэтому зво́нит однажды вытеснит звони́т.

А вот экспрессо и моё день рождение никогда не станут нормой, сколько бы людей так ни говорили. Потому что это очевидные ошибки, а не следование языковой тенденции.

После прочтения предыдущих глав ты наверняка догадываешься, что предсказать будущее языка можно, изучив его прошлое.

Метро и авто, перешедшие из мужского рода в средний, недвусмысленно намекают нам на судьбу кофе. А сбежавшее на первый слог ударение в глаголах лечит и варит делает возможным такое же бегство в слове звонит.

Но есть в этой истории и другие скандальные главы. Например, в словах мужского рода, которые оканчиваются на согласный звук, ударение традиционно переезжает в начало слова.

У Пушкина в «Евгении Онегине» мы читаем:

Призра́ка суетный искатель,

Трудов напрасно не губя,

Любите самого себя…

Неужели у Пушкина был такой маленький словарный запас, что он не подобрал подходящее слово и специально исковеркал ударение? Нет, конечно. С точки зрения Пушкина, всё написано безупречно, в его годы говорили именно призра́к.

А ещё в раньше говорили возгла́с, клима́т и конку́рс. Именно с такими ударениями эти слова пришли в русский язык из языков-первоисточников. Но со временем перестроились под нашу языковую систему и поменяли ударение.

Поэтому вполне вероятно, что мы застанем на своём веку и ква́ртал, и до́говор. Но пока эти варианты всё ещё не стали нормативными, советуем не искушать судьбу и в серьёзных светских разговорах ставить ударение на последний слог.