Автор книги: Анатолий Андреев
Жанр: Культурология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Душа должна созревать раньше, чем интеллект. В этом проявляется нормальный, естественный рост человеческой личности. Опережающее интеллектуальное созревание чаще всего деформирует личность, оборачиваясь полным творческим бесплодием. Почему?
Дело в том, что все открытия, прорывы (и в науке, особенно гуманитарной, и в искусстве) подготавливаются на душевном уровне, в психологических глубинах, в зоне бессознательного. Интеллект впоследствии может только расшифровать и проанализировать интуитивные прогнозы, заметки, наработки или не расшифровать, если душа не потрудилась, не прошла плодотворный путь драм и разочарований, не накопила впечатлений, «сердца горестных замет» (возьмем в союзники Пушкина) – своеобразной сырьевой базы, материала, пищи для интеллекта. Ум снимает нектар с души, питается ее ядовитыми соками, черпая мощь и глубину не в себе, а именно в начале противоположном.
Личности с выдающимся интеллектом и куцей душонкой – это своего рода вырожденцы. Их «ум сам по себе» работает на холостых оборотах, ибо сцепка, спайка с реальностью чрезвычайно слаба. Отдавая им должное и вместе с тем подчеркивая их ограниченность, их величают интеллектуалами. Широкая и в красоте, и в безобразии, многослойная душа в сочетании с незаурядным интеллектом способна породить творческих гениев.
Таким образом, широта ума напрямую связана с широтой души, оставляя интеллектуальный блеск, игру ума (имитацию проблем и умозрительное их решение) интеллектуалам. Вот почему пустая, бессодержательная, неинтересная личность – это характеристика прежде всего души.
Ум и душа, свысока поглядывая друг на друга, взаимопрезираемы только как себетождественные инстанции (замечающие в другом лишь отсутствие собственных возможностей); однако без душевной подпитки ум мало чего стоит, а «потемки души», в свою очередь, освещаются только блеском ума.
«Блажен, кто смолоду был молод», кто поумнел в свое время, когда «ума холодные наблюдения» (нам опять поможет Пушкин) уже не властны над сформировавшейся богатой душой, не ставят ей рационально-прагматически вычисленных пределов. Великая душа может породить великий ум; соединясь, они могут дать начало великой личности; у великой личности есть шанс прожить великую жизнь.
* * *
Альтернатива, к которой рано или поздно приходит мыслящий человек, способна у кого угодно отбить охоту думать (если только это не фанатик мысли): стоит ли все более и более усовершенствовать методологию, категориально-понятийный аппарат мыслительной деятельности, если это, во-первых, не способствует деидеологизации гуманитарных наук (т. е. вынесению за рамки науки идеологии как таковой), а во вторых, неизвестно, нужна ли там деидеологизация вообще?
В плоскости спекулятивной, чисто умозрительной, боюсь, это неразрешимые вопросы. Они относительно разрешимы практически: следует и усовершенствовать науку, и не настаивать на категорической деидеологизации гуманитарных наук, т. е. с одной стороны, делать все, чтобы превратить науку в науку, а с другой – не допускать такого превращения.
Вы спросите о целесообразности такой культурной игры.
А я вам отвечу: «игра» – это вопрос отношения. При другом отношении указанное положение дел можно назвать компромиссом, позволяющим «дышать» науке и не обязывать общество соответствовать ее уровню. Такой зазор, создавая крайние неудобства для рыцарей чистой науки, спасителен для общества, как озоновый слой; общество все же изначально создавалось не под науку, а под жизнь.
Набор клишированных доктрин, пропитанных идеологией, – это форма адаптации сознания научного к массовому (антинаучному). Что делать: иных форм взаимообщения нет и не предвидится.
* * *
Кому не приходилось сталкиваться о логикой, согласно которой, например, все, что делается в сегодняшней России – исполняется в строгом соответствии со сценарием, разработанным коварным Западом; согласно которой нынешние хозяева жизни – заведомые злодеи; согласно которой евреи планомерно осуществляют свой всемирный заговор; и т. п. и т. д.
Словом, есть Бог и дьявол. Все божественное задумывается и творится по-божественному, и благие намерения неуклонно ведут к благим же целям; добру противостоит дьявольское – козни и черные умыслы, целенаправленно разрабатывающие исключительно стратегию зла.
Словом, мы имеем дело с простонародным типом и уровнем мышления, не способным воспринимать картину, где сплошь и рядом благие намерения выстилают дорогу в ад.
Отпетых злодеев, абсолютно аморальных субъектов, по сути, очень немного. Люди же, объективно творящие зло, как правило, искренне хотят добра: вот с чем мы сталкиваемся на каждом шагу. Не стоит упрощать противоречивую реальность, ибо можешь не заметить, как с самыми благими намерениями окажешься вовсе не там, куда стремился. Плюнешь в Запад – попадешь в Россию, потянешься к демократии – увязнешь в олигархии…
Молва приписывает российскому премьеру выдающееся по философской наполненности изречение: хотели как лучше, а получилось как всегда. Получается так, как позволяют обстоятельства, жизнь, фортуна, конкретные исполнители. В результате приличные люди, хотящие как лучше, часто объективно творят такое, что им не приснилось бы и в самом кошмарном сне. Такова логика и сила противоречий. Общественные потребности приходят в противоречие с личными, действия корректируются, средства искажают цели – получается как всегда.
Такова жизнь.
* * *
Проблема «красивая ложь» или «неприглядная правда» – из разряда вечных. А статус вечных получают такие экзистенциальные проблемы, которые, в зависимости от конкретного контекста, могут разрешаться прямо противоположным образом. У таких проблем (а духовные проблемы – все таковы) нет однозначного решения, иначе говоря, нет всепригодной формулы. Их всегда надо решать заново, исходя из нового контекста. И весь предыдущий опыт решения подобных проблем становится малопригодным для изменившейся ситуации.
Объявить проблему вечной – значит уклониться от ее решения. Именно так обстоит дело для людей, не способных за деревьями увидеть лес, за хаосом – закономерность. Ибо познание закономерности они понимают как возможность раз и навсегда рецептурно схематизировать даже то, что схематизации не поддается. Да – или нет? Если сегодня решение проблемы требует «да», а завтра «нет», то тем хуже для проблемы, которую все равно будут решать по принципу «либо – либо».
Вечность проблемы означает всего лишь ее амбивалентность; если для кого-то неоднозначность качества означает неразрешимость проблемы – тем хуже для него. Итак, ложь во благо или правда ради правды?
Большинство людей неспособны выжить в режиме жесткой правды. Спасительная сказка для них – условие существования. Вечная проблема в этом случае имеет вечное решение: дать людям то, что позволяет им жить.
Но есть «духовная порода», почти органически отторгающая «ложь во спасение», самая жесткая правда для них – живительный компонент. Вечная проблема и в этом случае решается просто: позвольте человеку жить.
Проблема, следовательно, в том, чтобы понять, как формируются различные духовные породы. Каждый духовный типаж имеет свои алгоритмы поведения. Было бы явной глупостью, как это случилось с коммунистической идеологией, отождествлять конкретного человека с социальным «типом» или «классом». Но у глупости, как и у всего на свете, есть две крайности; вторая – в игнорировании духовной (как, впрочем, и биологической) породы, типажа.
Людей, опять же, можно разделить на тех, для кого подобная логика имеет силу закономерности, и «иных», кто объявляет подобную закономерность разновидностью хаоса. При желании здесь можно усмотреть еще одну вечную проблему.
* * *
Мы ведь очень темны, невнятны и нечленораздельны. Мы просто утопаем в океане интуиции, и лишь иногда удается вынырнуть, вырваться, поднять голову над всасывающей темной стихией. Мы себя с трудом понимаем – где уж говорить об адекватном восприятии мыслей другого.
Лучше, тоньше, богаче всего удается выразить мысли тогда, когда посчастливится создать многоплановый глубокий контекст.
Контекст – это удача. Очень дорожу смысловым контекстом-океаном, созданным для мыслей-капель. Всегда держу океан в уме. Любая мысль – дитя двух океанов: интуиции и смысла.
* * *
Не случайно в русском языке прижилось тонкое определение: хитромудрый, хитроумный. Мудрохитрых – не бывает, поскольку хитрость, верный признак глупости, помимо всего прочего унизительна для личности. Где вы видели мудрецов-прохвостов?
Один из блистательных семантических оттенков, заложенных в каверзном слове, таков: хитроумный – значит настолько хитрый (соответственно, безгранично глупый), что хитрость вытеснила ум, заставив его верно прислуживать, быть у хитрости «на посылках». Чаще всего к определению прибегают тогда, когда хотят подчеркнуть чрезмерную, гибельную хитрость, приводящую к парадоксальным результатам: хитроумец способен ввести в заблуждение всех, даже самого себя.
* * *
Духовный мир каждой личности является одновременно миром «ребенка», «обывателя», «идеолога», «исследователя», «мыслителя». Это уровни – а вместе с тем и ступеньки сознания. Первые три составляют комплекс души, заключительные – ума. Привычные представления об очередности, последовательности, раздельности никуда не годятся, когда мы имеем дело с целостным сознанием. Прорыв в одном из уровней сознания дает импульс, толчок для качественной трансформации всех остальных. Достижения одного типа сознания обогащают все другие, ибо сознание едино, несмотря на очевидную неоднородность всех его составляющих.
Например, с усилением «мыслителя» в человеке не только не уничтожается, но и пропорционально крепнет и утучняется тот же антипод-«идеолог». Человек (буквально!) умнеет, и потому усиливает свою глупость. Мощью интеллекта, как ни странно, укрепляются идеологические бастионы. Именно в этом заключается объяснение весьма распространенного парадокса: образованные люди могут быть поразительно глупы. Весь их «ум» задействован на потребу души, слепо исполняя любые ее капризы. Изощренный интеллект – придаток души – не станет умом до тех пор, пока он подчинен стихии психики. Ум и есть то, что способно в известном смысле управлять душой, видеть свою зависимость от нее и все же быть автономным. Вот тогда вырвавшийся из пеленок ум крепнет, не вооружая при этом в равной мере свою неотъемлемую вторую половину.
Гармония ума и души – ставших самими собой и вследствие этого нуждающихся друг в друге – проблема мудрых. Только зрелое сознание видит свою главную проблему в истинном свете. Оно же и делает единственно возможное: определяет функциональные приоритеты каждого из уровней.
Гармонично сбалансированный духовный мир (менталитет) личности – естественный предел одухотворенной материи, максимальное раскрытие ее потенциала.
* * *
Всякого рода страсти, чрезмерные увлеченности, мании в основе своей схожи с шизофреническим синдромом. Одна ментальная подсистема, обслуживающая «пунктик», функционирует блестяще, однако она вопиюще рассогласована со всеми иными подсистемами, а потому шизофренически просчитанный результат никогда не соответствует действительности. В логике шизофренику не откажешь; а вот в уме следует отказать.
Подобные психологические сбои, совершенно естественные для одержимых, являются, конечно, ненормальными с позиций гармонично сбалансированной личности. Однако ничто так не способствует достижению целей, как неукротимый фанатизм.
Как ни печально, очень многие прорывы и открытия человека совершаются в состоянии, далеком от нормального. Думаю, не слишком ошибусь, если скажу, что мы почти буквально живем в мире, сотворенном сумасшедшими. Именно поэтому нормальный человек настороженно обходит рекомендации гениев и предпочитает обустраивать жизнь, опираясь на здравый смысл, а не на радикальные прозрения энтузиастов. Миром в целом движет стремление к гармонизации систем, а не экстремистские шизофренические выпады. Окончательное слово в этом мире должно быть за умными людьми.
* * *
Круг проблем человека – при всем их необозримом многообразии и разновариантности – близок к исчерпанию.
Производить поверхностные концепции ради концепций и ревниво следить за «концептуальным творчеством» таких же производителей – превращается в одно из самых рутинных занятий, не требующих никакой творческой жилки. Собиратели информационного мусора, обитатели и поэты свалок концепций-однодневок – вот призвание сегодняшних гуманитариев.
Мудрость в том, чтобы увидеть в бесконечном – конечное. Антиподом умному (мыслящему) становятся не глупцы, а многознайки, испытывающие комплекс неполноценности перед бесконечным. Ученость превращается в наиболее распространенную форму глупости. Да, человек неисчерпаем; однако действительная, фактическая неисчерпаемость существует в рамках (в границах) умопостигаемой исчерпанности. Вторая – предмет забот мыслителей; первая (неисчерпаемость) – ученых, имитирующих способность к мыслительной деятельности. Ученым знание лишь увеличивает невежество; мыслителей знание просвещает, ибо констатация бесконечного проявления единой сути убеждает, что суть постигнута верно (хотя, строго говоря, почти каждый факт в чем-то уточняет представление о сути).
Пора к древнему «я знаю, что я ничего не знаю» добавить: я знаю, что я знаю самое необходимое; то же, чего я не знаю, я тоже знаю, ибо неизвестные факты – всего лишь проявление известных мне концепций.
Умный познает суть вещей – поэтому чтобы знать все, ему надо знать немного. Ученый дурак видит только проявление сути – поэтому чем больше он знает, тем более глупеет, безнадежно запутываясь в собственных знаниях.
* * *
Из представления о целостности человека и культуры следует: человек уже познал себя, хотя, кажется, не придал этому слишком большого значения. Человек уже понял, насколько и в каких отношениях он существо совершенное и несовершенное. Дальнейшая задача заключается лишь в том, чтобы приспособиться к глубине своего постижения себя.
* * *
Если говорить о впечатлении (т. е. об отпечатке, воздействии феномена на чувство, душу), то изящная женщина вполне сопоставима с изящной философией.
Если говорить о наслаждении ума, то философия сравнима разве что с мудрейшим божеством (во всяком случае, если бы оно было, то присутствие его могло бы быть оправдано именно и исключительно мудрым вмешательством или невмешательством в жизнь); а изящная женщина с позиций разума немногим отличается от породистых собак или лошадей.
* * *
Само представление об универсальности мира, о его внутреннем единстве, целостности и взаимозависимости предполагает наличие объективных критериев во всем – в том числе и в области духа; сам принцип полицентризма требует универсального объяснения.
* * *
Не является ли убеждение в эффективности разума как средства познания универсума ничем иным как верой в разум? Наряду с верой в Бога, Душу, Народ, Судьбу – вера в Разум?
Конечно, в разум можно и верить, и тогда вера эта, базирующаяся на иррациональном, антиразумном плацдарме, ничем, по существу, не будет отличаться от иных вер.
Вопрос в следующем: доказательства ли, опирающиеся на факты и методологию, предшествуют вере как результату бесстрастного абстрактно-логического исследования, или вера предшествует доказательствам и самому разуму?
Вера в разум может быть рациональной (и тогда это уже не вера, а результат неверия) и собственно верой, слепой, нерассуждающей и компрометирующей разум.
Верящие в разум – это неверящие во все остальное.
* * *
Следует иметь в виду, что цепная реакция эмоций, приводящая к истерии страстей, и есть тот достаточно элементарный механизм, воздействию которого подвержены все, даже выдающиеся умы. Не будем эффект «ослепления ума» оценивать однозначно – только как идиотическую капитуляцию здравого смысла под напором страстей; признаем, что «помутнение рассудка» может быть и симптомом резвящихся жизненных сил.
Однако зрелый ум даже под воздействием самых слепящих чар никогда не унизится до истерики.
* * *
Самым редким достоинством человека во все времена, был и остается ум. Трудно представить себе умного человека непорядочным. Если такое и случается, то одновременно происходит нечто вроде «помутнения рассудка». Дело в том, что только умным дано понять, что порядочным, приличным человеком быть, в конечном счете, всегда выгодно. Тут есть нюанс: если ты решил стать порядочным, потому что тебе это выгодно, значит ты напрасно стараешься. Порядочность будет всего лишь маской гнусной натуры. Порядочность – всегда бескорыстна, и именно поэтому она приносит те дивиденды, которые не купишь ни за какие деньги.
* * *
Известно, что того, кого бог хочет наказать, – он лишает разума.
Менее известно, что в карательном арсенале всевышнего есть и такая оригинальная «статья», как одарить умом сверх всякой меры. Крайности сходятся, и неизвестно, какая казнь предпочтительнее. В первом случае наказанные в ослеплении совершают поступки, которые даже их доброжелатели вынуждены аттестовать клеймом клинического диагноза (что, впрочем, не мешает «отмеченным небом» становиться заметными патриотами, спортсменами, художниками, да мало ли кем еще); во втором – смысл казни заключается в том, что несчастный обречен видеть, что весь мир населен интеллектуальными кастратами, обиженными богом.
Вот и думают умные люди: если бог творит человеков по своему образу и подобию, то уже копии отбивают всякую охоту познакомиться поближе с «оригиналом». 0 чем с ним можно говорить?
* * *
Быть философом – значит не поддаваться всеобщему массовому ажиотажу, противостоять истерии, не теряя трезвости рассудка.
Казалось бы, простая вещь. Но попробуйте-ка пожить в зазеркалье, где гениями и духовными отцами, апостолами нации объявляются виршаписцы из девятнадцатой шеренги в мировой табели о рангах; они же, «гении» (по принципу – хорошего много не бывает) провозглашаются философами, место которых бегло, через запятую, столбится после Диогена и Гегеля; буйнопомешанные присуждают друг другу ученые степени и звания; интеллектуальные кастраты рвутся в вожди нации; бьющиеся в националистических припадках стремятся воспитывать поколения, культурные герои растут как грибы; толпы их духовных выкормышей шалеют просто от возможности «творить» на родном языке, что само по себе служит для них достаточным основанием считать этот язык равным среди великих; есть великий язык – найдутся и великие поэты, а также те, кто «не уважает», активно принижает «великую» культуру, в упор ее не замечает – проще говоря, не впадает в транс, соприкоснувшись с «нашим» коллективным бессознательным и возможностями языка отражать бессознательные матрицы, а ищет иные культурные ниши для самоутверждения. Попробуйте не свихнуться в национально-виртуальной реальности, где культурные недоросли насаждают своих Шекспиров и Сократов – свою подростково-шизофреническую логику, по правилам которой нормальный человек должен испытывать комплекс лишнего человека.
Весь этот культурный шабаш величественно именуется национальным возрождением, а не желающие принимать в нем участие именем просвещенной Европы клеймятся как враги великой национальной идеи.
Ублюдочный национализм, как и всякая инспирируемая идеология, порождает «пьяное» мышление. Уважающему себя философу не остается ничего другого, как поразмышлять над методологией пьяного сознания, его механизмами, социальными и личностными функциями. Только таким может быть просвещенный ответ дремучему, мифо-«поэтическому» национализму.
При этом надо оставить всякую надежду на то, что тебя услышат, а тем более поймут.
* * *
Окружающий нас мир – противоречив. Следовательно, внутренне противоречивы и все отражающие его сколько-нибудь полные, а тем более претендующие на универсальность, философские концепции (статус «философичности» концепций и означает не что иное, как попытку придать им свойства мировоззренческой универсальности, всеобщности).
Отношение к неизбежной противоречивости любых моментов универсума, в т. ч. – и прежде всего – духовной его составляющей, является индикатором ума. Попросту: его наличием или отсутствием. Ум есть способность видеть и «примирять» гуманитарные противоречия.
Мы располагаем, однако, несколькими версиями сосуществования противоположностей – и предпочтение какой-либо одной свидетельствует уже о глубине ума. Непревзойденным показателем качества мышления является отношение к противоречию, закрепленное в следующей словесной формуле: принцип дополнительности. Принцип этот означает, что любой член противоречия, взятый сам по себе, есть малосодержательная абстракция. В реальности не существует отдельно взятых, «чистых» свойств; любое такое свойство, качество потенциально чревато своей противоположностью. Принцип дополнительности (ПД) предполагает рассмотрение и учет сразу всех крайностей, питающих «единичность». Полярно противоположные свойства не живут одно без другого. «Одно» – это и есть «другое», точнее, это разные аспекты единого. Хорошее есть аспект плохого (и наоборот), малое – большого, добро – зла и т. д. Принципиальная синтетичность, нерасторжимость – целостность: вот что зафиксировал принцип дополнительности.
Однако и у самого ПД в его нынешней – целостной – интерпретации есть своя долгая история становления. Вся история философии, в сущности, сводится к восхождению от принципа противоречивости (истолковывающего жизнь противоречий как борьбу разных свойств) к ПД (принципу целостности), где разные свойства оказываются лишь разными аспектами одного и того же свойства. Эти же стадии проходит в своем развитии каждый индивид.
Нет ничего проще, чем определить, что такое мудрость: это понимание (а не только интуитивное освоение) сути ПД, умение видеть его растворенность, «рабочее присутствие» везде и во всем и способность руководствоваться им, сверять с ним свои мысли и поступки.
И нет ничего сложнее, чем стать и быть мудрым.
* * *
Принцип дополнительности диктует и следующий философский императив: изложение материала, в идеале, требует совмещения крайностей. Ни изысканный логико-диалектический дискурс Гегеля, ни оригинальная метафорика Ницше, в принципе, не соответствуют задаче охвата «всего». Думаю, на многое можно рассчитывать, если удастся синтезировать их манеры. Тогда искомый гибрид и будет представлять собой значительное приближение к образцовому философскому языку – образцовому с точки зрения принципа дополнительности: отражать целостность сознания и универсума.
* * *
Однозначность – форма глупости.
Знание – сила… Если придать этому положению диалектическую противоречивость (что может позволить банальной формуле приобрести смысловую глубину), то следует уточнить: сила – по отношению к безответной природе, да и то в известных пределах. По отношению к духовно зрелой личности знания могут выступать как слабость, психологическая слабость. Бойкая имитация интеллекта здесь часто выполняет функции ширмы. Капитуляция перед неразгаданной душой преподносится в форме «знаний», слабость – в форме силы.
* * *
Отрицание отрицанию рознь. В каждом отрицании есть момент «дурного», неконструктивного отрицания. Если озвучить житейски незатейливый жест протеста, то получится следующее: «А пусть все провалится в тартарары!» Или: «Да пошли вы все!» Абсолютизация такого отрицания и ведет в никуда, в хаос, в смерть. Такое отрицание – протест идиотов, потенциальных самоубийц или убийц.
* * *
Заметили ли вы, что большая часть блестящих афоризмов, великих заповедей, глубоких тезисов – словом, формул ума и мудрости – справедливы только в определенном отношении?
Иначе говоря, это относительные формулы, поскольку в них нет нацеленности на целостность, универсальность. Они задумывались как типизация или кристаллизация отдельных, изолированных качеств, свойств, отношений – но не как кристаллизация момента, содержащего в себе бесконечные наложения, в принципе возможные наложения множества иных отношений. В относительном чаще всего было представлено вечного меньше, чем позволяли возможности «жанра».
Это не случайно. В добровольном отграничении от «всеединства» ярко отразилось качество мышления – мало пронизанного тотальной диалектикой.
Отнесемся критически к великим изречениям, как они того и заслуживают, ибо подлинное почтение рождается в результате придирчивого, критического отношения.
«Во многой мудрости – многая печаль, и умножая мудрость, умножаешь скорбь». Объективность же требует признать, что умножая мудрость – умножаешь не только печаль, но одновременно и антипечаль: радость. С другой стороны, печаль рождается не обязательно как следствие мудрости. Так рождается мудрая, высокая, светлая печаль. А есть еще печаль беспросветная, глупая, мелкая, недостойная. Велик Соломон, но и достаточно примитивен в своем величии.
«Тот, кто знает, не говорит; тот, кто говорит, не знает». Добрейший Лао-Цзы одним махом зачисляет в когорту мудрецов полчища молчащих шарлатанов, которые молчат только потому, что им нечего сказать. Обе части формулы справедливы и несправедливы в одинаковой степени.
Золотое правило морали гласит: поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступили с тобой. Если я начну руководствоваться в своем отношении к другим соображениями высшей нравственности, я наживу себе только врагов. Если же дурак из лучших побуждений, ориентируясь на свои неразумные потребности (а на что еще прикажете ему ориентироваться?), отсылает меня в ад (который является, по его понятиям, раем), ему также не стоит рассчитывать на мою благодарность. И мне, и ему трудно считать такое правило золотым. Это правило только тогда обнаруживает свою золотую суть, когда регулирует отношения двух равных в личностно-духовном плане субъектов, когда ты такой, как все.
Если ты представляешь собой личность незаурядную, распространять требования и претензии своего масштаба на других будет варварством, искреннее отношение других к тебе обернется насилием над тобой. Следовательно, поступай с подобными себе так, как ты хотел бы, чтобы поступили с тобой; с другими же поступай так, чтобы компромиссно соответствовать их и своему представлению о должном, и не жди в награду такого же отношения к себе.
«Знание – сила», как мы помним; легко доказать, что оно равным образом может быть формой сокрытия слабости.
«Не плакать, не смеяться, не ненавидеть, а понимать». Если иметь в виду разведение психо-эмоционального, иррационального и научно-рационального отношений, то классическая формула Спинозы в этом отношении – безупречна и навсегда совершенна. Но если учесть, что в целостном человеке умозрительно разведенные отношения в действительности постоянно взаимодействуют друг с другом, взаимообогащаются, то формула становится – в отношении так понятого человека – просто неверной. Каковы отношения – такова и формула. Новая реальность диктует обновленную формулу: и плакать, и смеяться, и ненавидеть, и понимать; более того, чем больше плакать и смеяться – тем совершеннее понимать.
Примеры можно множить бесконечно.
Учитывая сказанное, можно вывести и такую формулу мудрости: мудрым может считаться тот, у кого достает ума обнаруживать изъяны в мыслительном творчестве великих, что заставляет с еще большим рвением учиться у них, образовывая свой ум.
Или: мудрым следует признать того, кто способен даже перед изъянами в мыслях мудрецов благоговеть как перед свидетельством их величия.
* * *
Принцип целостности предполагает, что научно-гуманитарная мысль, рожденная целостным контекстом, может быть выражена:
– в форме афоризма;
– в форме развернутого афоризма – тезиса, совмещенного с антитезисом;
– в форме системно сопряженных развернутых связок «тезис – антитезис» – концепции;
– форме концепции концепций – философской теории, в идеале – теории теорий.
Одна форма не только не исключает, а напротив – именно дополняет, проясняет другую, наполняет ее содержанием. Формы тяготеют одна к другой и реализуются одна через другую, ибо отражаемые противоречия по критерию «тезисности – развернутости» могут воспроизводиться в разных ипостасях. Если «капля» из того «океана», то изменения в любом звене транслируются по всей целостно спаянной цепочке.
В идеале, опять же, проработанная целостная мысль-концепция обретает бытие во всех версиях, не исключая и бесконечное разнообразие художественных моделей, небанально представляющих банальные относительные истины.
Осталось добавить, что вечный океан-универсум подвержен вечным изменениям в рамках своей самотождественности; значит, он будет источать вечную капель.
* * *
Стоит ли во имя дураков отказаться от самой идеи универсальных методологий, идеологий, принципов?
Ведь дураки универсальное тут же оборотят в тоталитарное, в агрессивно истребляющее неуниверсальное как неполноценное, второстепенное. Не лучше ли в угоду дуракам второстепенное уравнять в правах с золотыми, вечными классическими образцами?
Для умного и универсальное станет способом сохранять и культивировать «неглавное»; дурак же и при отсутствии категории универсального найдет способ абсолютизировать понравившееся ему: ведь ему то золото, что блестит.
Истина не равнодушна к отсутствию «универсального»; она равнодушна к наличию дураков.
* * *
Наиболее кратким и в то же время адекватным выражением целостности является парадокс. Глубина мысли создается в момент соприкосновения, и даже совмещения противоположных относительных истин. Парадокс парадокса состоит в том, что далеко не всякий парадокс отражает свойства целостности или отражает их глубоко. Парадоксальная форма не всегда глубоко содержательна, хотя наиболее глубокая семантика – всегда парадоксальна по способу выражения.
Существует трудноформализуемая диалектическая защита смысловой глубины от придурков-парадоксалистов. Никакая формальная натасканность не заменит ум.
Вот почему склонность к парадоксу может быть всего лишь демонстрацией дешевого остроумия. Философский же парадоксализм, замешанный на диалектике, синтезирует глубину, остроумие и литературное изящество.
* * *
Абсолютизация как основная матрица идеологического миросозерцания, как доминирующий тип отношения к жизни есть первородный грех человека. И от него невозможно избавиться. Даже последовательная «деабсолютизация» приводит к абсолютизации относительности.
И все же есть один способ: сделать абсолютизацию относительной. Это значит: абсолютизируя одно – абсолютизируй всё. Абсолюты в рамках абсолюта перестают быть таковыми, хотя и не утрачивают в известном отношении своих свойств. Но и «абсолют абсолютов» возможен при условии, что составляющие его абсолюты – все же абсолютны.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?