Текст книги "Продрогшие созвездия"

«Восемнадцатый век студёный…»

Восемнадцатый век студёный,

Неотапливаемый век.

Холодеют дворцы и троны,

В лёд врастая, кутаясь в снег.

Не познавший водопровода,

Он пиита строкой согрет,

И «На взятье Хотина» ода

В зябких пальцах Елисавет.

1999

«Что значит одиночество, и кто…»

Что значит одиночество, и кто

Дал верное ему определенье?

Песок сквозь пальцы, как сквозь решето,

Струится, бесконечно волн движенье,

Едва не заслоняя окоём,

Торчит валун, и чайка сверху села.

Почувствуем ли мы с тобой вдвоём,

Что то не миг – то Вечность пролетела?

Иль в одиночку каждому дано

Такое испытать, а не иначе?

Гроза всё ближе. Боже, как темно,

Тревоги сколько в чаек резком плаче…

1992

«Весенней ночью снился сон…»

Весенней ночью снился сон,

В котором осень шелестела,

И желтизна со всех сторон,

Колеблясь и дрожа, летела.

И мне в осеннем этом сне

Стихи мерещились, и тоже

Об осени, не о весне,

Шуршанья полные и дрожи.

И пробуждаясь, в первый миг,

Не мог понять я, что случилось.

Был звонок птичий переклик,

И утро яркое лучилось.

Но отзвук строк не умолкал,

Исчезнуть словно бы не вправе,

И жёлтый лист ещё мелькал

Как бы на грани сна и яви.

1993

«Скользя из утренней дремоты…»

Скользя из утренней дремоты,

В которой сны вполоборота

Глядят туманно вслед тебе,

Бормочут о твоей судьбе,

И ты улавливаешь что-то,

И вдруг мгновенно рвётся ткань.

Окно. Деревья. Небо. Рань.

Ищи теперь. Со дна морского

Вылавливай. Но с полуслова

И с полувзгляда не поймёшь

Того, что в снах бросало в дрожь.

1999

«Внезапно прошлое прошло…»

Внезапно прошлое прошло,

И след простыл, как говорится,

Его прощальное тепло

Не греет. Изредка приснится,

И сам не знаешь, что нашло,

И хочется остановиться,

Да где там – день твой длится, длится

День нынешний и всё, что в нём,

Стать торопясь последним днём.

1998

«Мне снилась ночь и небосвод в ночи…»

Мне снилась ночь и небосвод в ночи,

Сверкали зорко звёздные лучи,

В существованье синевы и дрожи

Вплетался неумолчно голос Божий,

И чудилось, он словно диктовал,

И в сновиденья падая провал

Всё безысходней и необратимей,

Я слышал – повторялось чьё-то имя,

И я почти угадывал, а Бог

Произносил как бы за слогом слог…

1991

«Залива буйная игра…»

Залива буйная игра…

Обрушивается на сушу

Крутая пенная гора,

Страх древний наводя на душу.

Стою недвижно, в даль гляжу,

Даль тёмную времён, быть может,

Так просто перейти межу,

И вот он – век, что предком прожит.

И что ж там? Небо и вода,

Куст, с корнем вырванный прибоем,

Но вера в Господа тверда,

И всё земное взято с боем.

И смерть, не прячась за углом,

Как старый враг, готова к схватке,

А море всё шумит кругом,

И волны пенисты и шатки,

Вот-вот достигнут, захлестнут…

И страх прерывистый и ломкий,

Страх неизбывный тут как тут,

Страх вечный в предке и в потомке.

1994

«Здесь все скамейки до единой…»

Здесь все скамейки до единой

В широкой спрятались тени,

И в стройной тишине старинной

Деревья замерли и пни.

И утка в пруд зелёнотинный

Уткнула клюв, вздев хвост картинно —

Стоит торчком,

Торчит молчком.

А за оградою машины

Шумят, мелькая лентой длинной,

И город вертится волчком.

1994

«Залив и одиночество, хотя…»

Залив и одиночество, хотя

Под небом никогда не одиноко,

То налетает ветер, шелестя

Сухой травой и ломаной осокой,

То дальний гул, неведомо мне, чей —

Флотилия там чаек, уток стая,

А здесь воронья горкотня пустая

И словно бы утробный зов грачей.

И шум волны.

Позабываешь даже

О нём совсем. Но вот возник опять,

Вот набегает, вот уходит вспять.

И на мгновенье тишина на пляже.

Но снова гул всё звонче, всё слышней,

Как будто чтенье нараспев былины,

И выплывает стая лебедей,

И не смолкает голос лебединый,

Плывут, плывут… Иль взмоют в небеса?

О, Господи, да это вправду ль птицы?

Неужто, впрямь, им не оборотиться

В царевен? Где ты, девица-краса?

Но нет. Плывут. И замирает пенье.

Опять слышнее чайки, вороньё,

Опять волна бормочет про своё,

И валуны застыли без движенья.

1992

«Гекзаметр вмещает бег волны…»

Гекзаметр вмещает бег волны,

Её паденье на берег и плески,

В хорее – ветер, промельки луны

И вздрагивающие занавески.

Ямб – города пружинистая сталь —

Мосты, автомобили и трамваи,

Анапест – две берёзы, речка, даль,

И тянется над лесом уток стая…

1992

«Валун, похожий на дельфина…»

Валун, похожий на дельфина,

Как бы плывёт темно и длинно,

С него ныряет детвора,

Смех, крики с самого утра —

Сюжет для вазы эрмитажной,

Краснофигурной, звонкой, влажной,

Где в древнегреческой красе

Мелькают персонажи все,

Где скачут по морской дороге

Дельфины, мальчики и боги,

Знай, скачут в наши времена

Нырять день целый с валуна.

1995

«Здесь, на песке, об Одиссее…»

Здесь, на песке, об Одиссее

Припомнишь вдруг вдвоём с волной,

Богов старинные затеи

Грозят разлукой и войной.

Пружинят паруса тугие,

Смертельно манит зов сирен.

Пускай не мы, пускай другие,

Мы душу отдадим взамен!

Но всё рассчитано до точки,

Судьба навек предрешена,

В гомеровой широкой строчке

Война, разлука и волна.

1999

«Прилив. Прибой. Прибрежье…»

Прилив. Прибой. Прибрежье. В этом «при»

Пристанище, прибежище морское.

Бежит волна. По счёту «раз-два-три»

Взметает пену в небо голубое.

И опадает, уходя в песок,

И нет её. Как призрак, как причуда.

О, это «при». Природы древний рок.

Прибрежье, где покой нашла приблуда.

1993

«Новгородский ветер…»

Новгородский ветер – «шелонник»,

Псковский яростный – «волкоед» —

Кто назвал? Найдёшь ли ответ

В меткой строчке старинных хроник?

Иль охотник, знать, у костра,

Слыша волчий вой полуночный,

Молвил скупо да так уж точно —

«Волкоед… Студёна пора…»

Иль рыбак на Шелонь-реке,

Выбирая медленно сети,

Бормотал названия эти,

А рассвет дрожал вдалеке…

1990

«Легко ль на букву подбирать слова…»

Легко ль на букву подбирать слова?

На «щ» попробуй и найдёшь едва:

Щепотка, щука, щит, щенок, щеколда,

Щелчок и щепка, щётка, щур да щи —

Язык перетряхни весь, поищи

Во днях замшелых Дира и Аскольда.

…Щетина, щель…

Не позабыть щегла…

Но как рождалась речь, бралась откуда?

Когда-то немоту перемогла.

Не умерла…

И вправду, Божье чудо.

1992

«А на палубе тишь да гладь…»

А на палубе тишь да гладь,

Дождик мелкий и беспрестанный.

Так и плыть бы, переплывать

Все моря и все океаны…

Да куда там! Сухонь-река

В даль далёкую не заводит,

Всё извилистей берега,

Там луга и корова бродит.

А вдали купола видны,

Крест маячит на небосклоне.

Никуда от родной страны

Не уплыть по реке Сухоне.

1991

«А Курагино моё всё в снегу…»

А Курагино моё всё в снегу,

А Туба моя недвижна, бела,

Жёсткий холод её взял на бегу

Под уздцы, с тех пор стоит, замерла.

И заснежен вдалеке березняк,

В нём с коровами не бродит пастух,

Вороньё там о каких-то вестях

Знай, раскаркалось, летит во весь дух.

А Курагино моё далеко,

Сам не знаю, доберусь ли когда,

Вспоминать сегодня сладко, легко,

А была ведь это ссылка, беда.

1990

«Сон про Украину и Литву…»

Сон про Украину и Литву.

Мазанки и мова всюду. Лето.

Я ещё приеду, поживу.

Наяву. Но сбудется ли это?

Я ещё приеду, погляжу.

Нямунас. Скамейка на опушке.

Я не об Империи тужу,

Не об общей лагерной той кружке,

Два глотка и дальше.

До кости

Проберёт. Что вышки, частоколы!

Но сегодня разошлись пути.

Где Балис и где теперь Микола…

А во сне-то мазанка бела!

И костёл звонит без передышки…

Утром встал – как будто жизнь прошла,

Фонари в окне торчат, как вышки.

1993

«В одиночество-одиночку…»

В одиночество-одиночку

Запереть бы себя и строчку,

Лучше нет убежища нам,

Мгла решётки скроет, как храм,

От мытарища городского,

Где в испуге мечется слово,

Где любой – соглядатай, враг,

Каждый дом, как чумной барак,

По дворам бродит смерть с гранатой,

На груди её крест помятый.

И скребёт мелком по стене:

«Сталин! Дай порядок стране».

1996

«Погадать бы, поворожить…»

Погадать бы, поворожить,

Как назавтра России жить.

Либо красное хлынет зло,

И по первое нам число,

По столыпиным, по Крестам,

По мордовским снова местам,

А кого-то сходу в подвал —

Без кассации, наповал…

Ну а если найдёт вдруг стих,

И останемся при своих —

Постоят без нас лагеря,

Поржавеет колючка зря,

Постареют без нас менты,

Остаканясь, скажут: «Кранты,

Ведь почти что наша взяла.

Ну, народ – не хватает зла,

Не хватает зла на Руси.

Ну, народ – Господь упаси».

1996

«Былого нет, а словно кто-то…»

Былого нет, а словно кто-то

С три короба наплёл и вдруг

Исчез.

И вот теперь забота:

Не позабыть – кто враг, кто друг,

Не позабыть.

И ни полслова

Сказать, не успевая вслед,

Теперь уж в одиночку снова

Шептать себе: «Былого нет».

1994

«Что старик? Только голос и тень…»

Голос лишь и тень – старик.

Эврипид

Что старик? Только голос и тень,

И со страхом предчувствуешь день,

Когда стих Эврипида далёкий

Камнем ляжет на сердце тебе,

Прозвучит приговором судьбе,

И конец. И сбылись все зароки.

Только голос и тень сквозь века.

Древнегреческого старика

Отличить от живущего ныне

Трудно будет в последний тот миг,

Когда в гроб поспешает старик

По своей стариковской причине.

Только голос и тень, и тоска.

И считай день за днём, как века.

1998

«В чужой стране и карк вороний…»

В чужой стране и карк вороний

Как бы на чуждом языке,

Как объявленье на перроне,

Как чьи-то крики вдалеке.

Чужие надписи маячат

На остановке на любой,

И только цифры что-то значат,

О чём-то говорят с тобой.

Вот так-то: поклоняйся слову,

Молись ему, как божеству,

И вдруг оно не внемлет зову,

Не подчиняется родству,

Бросает посреди дороги,

Посмеивается назло,

И понимаешь ты в итоге,

Что не подводит лишь число.

1993

«Взлетая с грохотом и звоном…»

Взлетая с грохотом и звоном

Над опрокинутым Гудзоном,

Манхэттен вижу я в упор.

Огромных зданий силуэты —

Они грядущего приметы

Или былому приговор?

Они врастают в поднебесье

И чудятся безумной смесью

Грёз ангельских, бесовских снов.

То сатанинское сверканье,

Слепое с Богом пререканье,

Из преисподней адский зов,

То звуки музыки небесной,

Доселе людям неизвестной,

И уши те спешат зажать,

И нет здесь дьявола и Бога,

А черновик того итога,

Которого не избежать.

1993

«Американский океан…»

Американский океан.

Огромный пляж. Простор бескрайний

Захлёстывает, как аркан,

Тебя, и поддаёшься втайне.

Но как знакомо всё! Кричат

И мечутся, и плачут чайки,

Вновь повествуя без утайки

О том, что тыщу лет назад

Известно на земле. Ну чем

Не Стрельна? Парус одинокий.

Давно написанных поэм

Готовые ложатся строки.

А пятьдесят пройти шагов,

И Брайтон загудит жаргоном —

Так вот он – дальних странствий зов,

Заканчивающийся стоном:

«Зачем?»

Грохочут поезда

Над головой, пестрят витрины,

И океанская вода

Дрожит вдали в обрывках тины.

1993

«Век подбирает своих сыновей…»

Век подбирает своих сыновей —

Старый могильщик из пьесы Шекспира:

О, бедный Йорик, ты светоч был мира!

Страшно зиянье улыбки твоей…

Где эти строки и музыка эта,

Ярость актёрская, зала озноб?

Снова кончается смертью поэта

Век, гвозди в рифму вбиваются в гроб.

Кто-то в Нью-Йорке, а кто-то в Париже,

Кто петербургской застигнутый мглой.

Тот, кто остался – возьми же, возьми же

Этот теперь уже голос былой.

Этой строки, этой музыки пенье —

Чудится – не было в мире живей…

Грозных часов замирает биенье…

Век подбирает своих сыновей.

1997

Нулевые

«Ещё двадцатый на табло…»

Ещё двадцатый на табло,

И значит, время не пришло

За «Альфой» вслед воскликнуть «Бэта!»,

От дантовских спастись причуд,

От достоевских тёмных пут,

От Фауста и от Макбета.

Ещё средневековья мгла,

И Гутенбергова игла

Пронзает мозг, и Смерть костями

Стучит и шествует с косой,

И брейгелевский вновь слепой

Ведёт других всё к той же яме,

И до галактик нет пути,

И сколько разуму ни льсти,

Он по привычке лжёт, как прежде,

И, грустно глядя на табло,

Ты шепчешь: «Время не пришло»

И вновь вверяешься надежде.

2000

«Год промежуточный, прощальный…»

Год промежуточный, прощальный,

Чья цифра манит, как мираж,

Упорно чудясь изначальной,

Хоть отвергаешь эту блажь.

Уходит век – последний, наш,

Ему обязаны рожденьем,

Судьбы тяжёлым наважденьем,

И чем ещё ему воздашь,

В тысячелетия вираж

Входя с безмерным напряженьем.

2000

«Стоит большая тишина…»

Стоит большая тишина,

И в ней сентябрьские вздохи

Слышней, и чудится – слышна

Речь уходящей прочь эпохи.

Прощальная, сухая речь

При расставании со всеми,

Тысячелетье – гору с плеч

Угрюмо сбрасывает время.

И смотрит: брать нас иль не брать

С собой в век новый – умирать.

2000

«Пока бежит тысячелетье…»

Пока бежит тысячелетье,

Года отщёлкивая чётко,

Как будто бы погонщик плетью,

Как будто бы танцор чечётку,

А мы, отставшие внезапно,

Замедленное поколенье —

Бредём, как зэки в путь этапный,

Не дни считая, а мгновенья…

2008

«Бери, былое, за живое…»

Бери, былое, за живое,

И память правду-матку режь,

Но небо, небо голубое,

Голубизной меня утешь.

Быть может, пропадут безвестно

Судьба и жизнь, как стих вчерне,

Но там, в голубизне небесной,

В небесной той голубизне…

2007

«Бросил дом. Навсегда ушёл…»

Бросил дом. Навсегда ушёл

В никуда, но только бы прочь.

Бесконечный тянется мол,

Бесконечно тянется ночь.

Катит смертные волны Стикс,

Перевозчик времён старей,

Наступает мгновенье Икс,

Так пускай же пройдёт скорей.

2000

«Мне младенческий облик мой…»

Мне младенческий облик мой

В полутьме мелькнул в сновиденьи,

Сновиденьем и полутьмой

Нарисованный на мгновенье.

На меня он, жмурясь, взглянул

И растаял, и не вернулся.

Я забыл о нём, я уснул,

И тоскуя о нём, проснулся…

2007

«О, память, память! Не оставь…»

О, память, память! Не оставь

На произвол судьбы бесследной —

Поступки пусть восстанут въявь,

Событья, строчек отзвук медный.

Всё то, что было, пело, жгло,

Всё то, что чудилось и снилось —

Пока есть память, не прошло,

Погибло, если позабылось.

2007

«Всё это долгое кино…»

Всё это долгое кино,

Что досмотреть мне суждено,

С полузабывшимся началом,

С мельканьем кадров на ходу,

С отметкой «В надцатом году»,

Да с титром смутным и усталым…

Никто не блещет здесь игрой,

Но главный, роковой герой

Порой пронзает вдруг до дрожи,

И я слежу за ним одним,

Поскольку знаю – вместе с ним

Навек сойду с экрана тоже.

2000

«Звонок из давних, давних лет…»

Звонок из давних, давних лет,

Когда казалось всё манящим,

Рассветом жизни был рассвет

В окне, былое – настоящим.

И жив отец, и мать жива.

И ни казармы, ни решётки.

И первые стихов слова

Так неуверенны, нечётки.

И век, как Вечность – так велик.

И медленно земли вращенье.

И только иногда на миг —

Сон, дней грядущих предвещенье.

2002

«Всё то, что юностью звалось…»

Всё то, что юностью звалось,

Когда-то с места сорвалось,

Как с полустанка поезд,

И безвозвратно унеслось,

Гудком прощальным ввысь взвилось,

И помнится как повесть

О ком-то, может, о тебе,

А, может, о чужой судьбе,

С твоею странно схожей,

В чём перст приметен Божий.

2002

«Я всё внимательней и строже…»

Я всё внимательней и строже

Тот разговор, что начал сам,

Веду, пронзающий до дрожи,

С душой своею по душам.

К чему придём? Судьбой какою

Всё обернётся? Правда в чём?

Мой разговор с моей душою

На тайном языке своём…

2007

«Всё прошло, и не будет возврата…»

Всё прошло, и не будет возврата,

Словно вспыхнул ночной фейерверк

И пропал, и не слышно раската,

В темноте рассыпаясь, померк.

А какие мерещились дали,

И надежд набегали валы!

Но откатывались, пропадали,

Становились добычею мглы.

И стою на ветру холодящем,

Белый снег, белый день, белый свет…

В прошлом, будущем иль настоящем?

Не поймёшь, не расслышишь ответ…

2008

«В образовавшейся лакуне…»

В образовавшейся лакуне

Меж октябрём и ноябрём

Душа расходуется втуне,

Стих скуден, смутен окоём.

Но набирает обороты

Пришедший век на всех парах,

Во все лакуны и пустоты

Вгоняя панику и страх.

И нету места во Вселенной

Среди пространств, среди времён,

Где с мыслью тленной, плотью бренной

Ты был бы спрятан и спасён.

2002

«Ещё так долго до утра…»

Ещё так долго до утра,

И ночь неслышна и сера

Сквозь замершие занавески,

И только всплески, всплески, всплески —

Часов размеренный тик-так,

Времён журчащий зыбкий шаг,

Бесперебойный, беспрестанный —

Взаймы живущим Богом данный.

2000

«Воронку в небе просверлив…»

Воронку в небе просверлив,

Выглядывает шар лохматый

И видит медленный залив,

Прибоя слушает раскаты.

Коснулись облаков края

Черты далёкой окоёма…

Но это то, что вижу я,

Но это то, что мне знакомо,

А взгляд небесный, вековой,

Беспамятный, вселенский, грозный

Сквозь облаков нависших слой —

Что видит он из дали звёздной?

2004

«Сны цветные! Найдёт ли строка…»

Сны цветные! Найдёт ли строка,

В ночь проникнув, разгадку их блеска?

До чего же их поступь легка

Перед тем, как исчезнуть им резко.

Я в сверкающем мире блуждал

Полон силы земной и небесной,

Пробужденья не чуял, не ждал,

Пребывал в тишине бессловесной.

Всё пропало, проснулся едва,

Явь вернулась в свою оболочку,

И печально ищу я слова,

Составляя прощальную строчку.

2009

«Сам с собой поиграй в молчанку…»

Сам с собой поиграй в молчанку,

Посторонним прикинься вдруг…

Снежный лес дрожит спозаранку,

Как приметен его испуг!

Отчего? Ни души повсюду,

Небосвода бледен овал…

Я уйду, я спрячусь, не буду,

Будто вовсе и не бывал,

Только дрожь унять бы лесную,

Этой снежной тревоги блажь…

Я уйду, пропаду, миную,

Я почудился, я не ваш…

2009

«В однообразьи дней моих…»

В однообразьи дней моих

Ловлю внезапные просветы —

Тогда подсказывает стих,

Мелькая, рифма ставит меты.

И возникает на листке

Как будто контур чуть заметный,

Звон раздаётся вдалеке,

И ближе звон ему ответный.

Иная жизнь… Судьбы иной

Изгиб – не встретишь безрассудней…

Неужто сотворённый мной

В глухом однообразьи будней?

2007

«Покуда под дождём…»

Покуда под дождём

Плывёт мой город шаткий,

И смутен каждый дом,

Играя с небом в прятки,

Покуда под дождём

Почти потусторонним

Мы с городом бредём,

Плывём, темнеем, тонем…

2000

«Уже растаял лёд Фонтанки…»

Уже растаял лёд Фонтанки,

Вода бежит во всю длину,

Но зябко, как в японской танке,

Луч солнца трогает волну.

Как будто знает – на мгновенье

Ему дотронуться дано,

Как бы войти в стихотворенье

Летучее, как кимоно.

2002

«Где Николе Исаакий…»

Где Николе Исаакий

Золотой послал сигнал,

Водяные чертит знаки

Убегающий канал.

В городском тяжёлом гуле,

В дымно-медленном дожде

Лики дивные мелькнули,

Замерещились везде,

В окнах, в небе, на воде…

2000

«Сидят вокруг Екатерины…»

Сидят вокруг Екатерины,

И царедворский разговор

Ведут державные мужчины —

Русь берегут, несут ли вздор?

Как ни суди, а каждый славен,

Но уваженья к даме нет.

И лишь Суворов и Державин

Стоят – воитель и поэт.

2009

«Струй крутящихся частокол…»

Струй крутящихся частокол

Посреди тяжёлых громад,

Он почти до неба дошёл,

Видно, нет для него преград.

Хороша ты, дорога ввысь,

В синевы раздолье и даль…

Как бы мы с тобой унеслись!

Да не пустит земли печаль.

2007

Диптих Лене

1

А если бы не встретились с тобой,

И неизвестной ныне нам судьбой

Кружила колея и завивалась,

И не было бы наших дней, ночей,

И наших нескончаемых речей,

Всей жизни, что когда-то нам досталась…

А было б то, что, к счастью, не сбылось,

Чего изведать нам не привелось,

Но чудится, подсказывает кто-то,

Что ты во снах мелькала бы моих,

Метафорой бы в мой врывалась стих,

Звала звездой небесной в даль полёта.

2

Так оказалось, так сошлось —

Любовью первой и последней

Ты стала мне. Нельзя нам врозь,

Всё было бы темней, бесследней,

Звезду не знала бы звезда,

В ночи прополыхав безвестно,

И опустел бы свод небесный

Необратимо, навсегда…

2001, 2003

«Внимая небу, под сосной…»

Внимая небу, под сосной,

Чьи солнцем зажжены иголки…

О, только б ты была со мной —

Взгляд лёгкий, чёткий росчерк чёлки.

Быть может, там, где синева,

Где галактическая вьюга —

Уйдя с земли, найдём друг друга,

Я буду жив, и ты жива.

«Разбросаны судьбою…»

Разбросаны судьбою

В далёкие края…

И только мы с тобою,

И только ты да я.

В стране благословенной,

Где древних предков прах,

Где море длинной пеной

Твердит строку Танах.

Но где грозит могилой,

Но где крадётся вслед

Потомок Измаила —

Двуногий взрывпакет.

А в гул германской речи

И в сказку братьев Гримм

Освенцимские печи

Свой выдохнули дым.

И некуда податься,

И некуда бежать…

Придётся нам остаться

И здесь ответ держать.

Пусть горше и бесследней,

Но правы мы в одном,

Что тот ответ последний

На языке родном…

2006

«Никому не отдам ни за что…»

Никому не отдам ни за что

Тишины моей неповреждённость.

Прохудилось времён решето,

Сон и явь убегают в бездонность.

И нельзя ни на миг задержать

Бесконечную эту лавину.

Это вам не на кнопку нажать,

На экране меняя картину.

Здесь иного закона скрижаль,

Здесь иной правоты верховенство,

Но строки моей, строчки мне жаль,

Тишины вдохновенной блаженства.

2009