Текст книги "Редкий гость"

Глава вторая
Пепелац

Острова архипелага Королевы Виктории ожерельем диковинных камней протянулись по линии перемены дат Холтвистла. Самым большим островом считался расположенный в Северном полушарии Вхету тропический рай площадью почти двести тридцать тысяч квадратных километров. На участке суши размером чуть меньше Великобритании росли раскидистые леса, невероятной красоты цветы, водились диковинные зверушки, спокойно идущие на контакт с человеком, в кронах деревьев вили гнезда фантастически красивые птицы. Неглубокие лагуны вокруг острова, из-за коралловых рифов недоступные для океанских хищников, стали настоящим раем для серферов и дайверов. Здесь граждане Федерального образования отдыхали от трудов и забот, здесь селились пенсионеры – на Вхету приземлялись самолеты с Аккрингтона и Корк Си, на прочие острова ходили паромы, между клочками суши курсировали прогулочные яхты. Последние, впрочем, могли себе позволить только действительно состоятельные люди: водилась здесь рыбка размером с кашалота и прожорливостью с пиранью, проворная тварь, способная перевернуть средних размеров судно, методично заглатывая затем пассажиров, поэтому паромы и прогулочные суда больше напоминали канонерские лодки.

Острова поменьше числились заповедниками в федеральной собственности или со времен Первой посадки переходили из рук в руки как собственность частная. Заповедники – Ули-мол, второй по величине остров архипелага, и Кримсонсби, одинокая скала посреди моря – охраняли уникальную экосистему, сложившуюся в речном бассейне, и берегли покой колонии мясистых птиц с огромными клювами. Частные владения, словно пародия на человеческую цивилизацию, пестрили разнообразием. На Ошере построили небольшой отель для состоятельных гостей – трехэтажное здание красного кирпича, окруженное хижинами на сваях, утопавшими в зелени, фасадом смотревшее на живописную лагуну острова. Кучу денег вбухали, отсыпая дамбу, дренируя болото в центре острова и облагораживая берега получившегося озера – да вот беда, не нашлось на Холте столько богатеев, и теперь свихнувшийся хозяин всего этого великолепия привидением бродил среди ветшающих зданий. Фуццу находился во власти культа Всемилостивейшего Императора Всего Сущего. Император, импозантный старикан, повелел своим последователям носить шкуры животных, готовить пищу на огне и раз в месяц праздновать день единения со Вселенной, каковой день вычислялся Императором по фазам луны, а по сведениям из надежных источников – по степени готовности браги из плодов вьюнка, задушившего все прочие растения на острове. Жизнь культа сводилась к беспробудному пьянству и свальному греху, сам Император когда-то проворовался в снабженцах, умело спрятав свои художества. На орду бухариков с явным неодобрением смотрели представители основных конфессий, власти устраивали регулярные инспекции на острове, беспокоясь о здоровье народившихся детишек. Инспекции сопровождались медосмотром всех желающих, раздачей одежды (Фуццу лежал в умеренном поясе, и зима здесь нет-нет, случалась весьма суровая) и сухих пайков, завезенных еще с Земли – а в общем, никто не мешал людям жить как вздумается.

На островах Св. Агапита, Бро и Пон-де-Ла-Руз стояли частные усадьбы. Владелец острова Св. Агапита недавно отдал богу душу, и его единственная дочь, не найдя ничего лучше, устраивала в огромном доме шумные вечеринки, на зависть Императору. На Бро, холмистом клочке суши с редкой порослью деревьев и обильными пастбищами, расположилось ранчо, названное Анхелита по имени жены владельца. Здесь скрещивали диких жеребцов и кобылок, пытаясь из лошади Туя вывести вьючное животное для Холта, и, по чести сказать, делалось это больше из любви к разной животинке, чем из реальной потребности, но лаборатория при ранчо давала любопытные результаты, привлекавшие внимание Сената Федерального образования.

Когда отец Юджина Дадли купил остров Пон-де-Ла-Руз (очень может быть, что к сделке приложил руку Император Всего Сущего, тогда обычный клерк в Управлении снабжения), клочок суши площадью чуть меньше семидесяти тысяч квадратных километров намертво зарос тропической растительностью. Переплетенные кроны деревьев не давали садиться вертолетам, а к берегу не давали подойти заросли мангрового леса, кишевшие пресмыкающимися и насекомыми, присматривавшимися к странным двуногим существам на предмет съедобно/несъедобно. Вертолеты на поплавках садились в устье реки, стекавшей с заснеженных вершин потухшего вулкана в центре острова, катера с людьми пробирались вверх по течению до тех пор, пока не уперлись в мелководный исток речки, только там и найдя пригодный для временной стоянки участок.

Потом всю живность на острове уничтожили.

Лес корчевали бульдозерами, пресмыкающихся убили, животных вывезли на другие острова или оставили в зоопарке, названном не без претензии «Ноев ковчег». Подобное варварство не могло остаться незамеченным – память о подобных коллизиях на Земле заставляла руководство Колонии спешно отгораживать заповедники, ставить на учет живность на планете, и ректор главного вуза на Холте, Чарльз Симпсон, обрушился на семейство Дадли, клеймя вандалов в Сенате. Сенат колебался. На Пон-де-Ла-Руз прилетали одна за другой комиссии, привозя с острова противоречивые заключения, и несдобровать бы семейке, но тут Симпсон соблазнился смазливой первокурсницей и не сумел скрыть свои похождения. Разразился скандал на всю планету (всей планеты едва-едва миллион человек набирался), после чего ректор, крепкий семидесятилетний мужик, вполне способный прожить еще лет сорок, умер от переживаний. Дело замяли.

Теперь от первозданных зарослей не осталось и следа – редкие деревья высились над полем вечнозеленой травы, расчерченным сеткой гаревых дорожек. Устье реки раскопали, осушили болото вверх по течению, превратив трясину в большую заводь с пляжем и стоянкой для яхт. Здесь швартовалась «Куин Элизабет» – яхта Дадли, настоящий крейсер, способный выдержать переход через неспокойный океан Холта. У мостков стояли несколько моторных лодок, и на пляже валялись брошенные как попало гребные ялики да пара водных мотоциклов. Отсыпанная песком дорожка вела к длинному строению с жильем для прислуги, мастерской, складом и вольерами «Ноева ковчега». Перед усадьбой, огромным строением белого камня с колоннами и огромной лестницей, разбили поле для игры в мяч, отгородили детскую площадку с качелями и веревочным городком. Под ласковым солнышком легкий ветерок шелестел листьями деревьев, высаженных так, чтобы каждый уголок усадьбы согрелся под лучами солнца, а затем отдохнул в теньке.

Идиллия. Рай. Беда в том, что рай, расчерченный по линеечке, – это ад.

Обед подали в Белом зале. Горничные в закрытых коричневых платьях до пят и накрахмаленных передничках споро передавали тарелки, чашки и прочий столовый прибор на белую скатерть стола. Белые тарелки тончайшего фарфора в полной тишине, будто сами собой, заполнялись кушаньями, в высокие фужеры булькало вино для взрослых и свежевыжатый сок для детей. Подавали суп из чальсы, мясо апаи с гарниром из овощей, круглый год растущих на грядках, разбитых у подножья вулкана, салат с мясом угря, десерт. Розеточки с вареньем из темно-красных плодов кустарника барден, служившего живой изгородью в южных широтах, и лепестков тропического цветка жюви стояли по всему столу – это было любимое лакомство обитателей поместья, но дети не смели протянуть руку к посудинкам со сладостью: два мальчика в черных брюках, белых рубашечках и девочка в кринолиновом платьице с кружевами и бантом чинно наблюдали, как заполняются их тарелки, чтобы вслед за хозяином поместья приступить к трапезе.

Их мать, статная молодая женщина в блузке, соблазнительно вздымавшейся на груди, и белых брюках, внимательно наблюдала, как ведут себя дети. Черные волосы женщины удерживала золотая заколка с большим камнем, на груди вились сразу три золотые цепочки, и золотые же кольца тяготили холеные пальцы, нервно сжимавшиеся при каждом движении мальчиков.

Юджин Дадли сидел во главе стола. Задавая тон обитателям поместья, Дадли надел черные брюки свободного покроя, легкие туфли и белую рубашку, позволив себе закатать рукава. Легкий ветерок из полуоткрытого окна за спиной легонько трепал его седые волосы, ничуть не поредевшие к пятидесяти годам. Время выбелило его шевелюру, высекло морщины на лице и отступилось, оставив тело, словно скрученное из тугих жгутов мышц, полным энергии. Его прадед принимал Первую посадку – и умер от лучевой болезни, его дед строил Корк Си и Аккрингтон – и все силы отдал первым поселениям колонистов, его отцу доверили подписать план строительства Москвы и отдали в единоличное владение остров, закрыв глаза на устроенный человеком катаклизм – отец Дадли упал за борт яхты, загнав себе в кровь три кубика дряни, синтезированной из большого красного цветка, растущего на болотах вокруг Корк Си.

Наркотики Дадли презирал, полагая наркоманов законченными эгоистами, из любви к себе променявшими жизнь на дозу. Сквозь пальцы смотрел на шалости Марселя, самого старого ковбоя, любителя экспериментов с самогонным аппаратом, в День посадки надиравшегося в хламину. Напитки Марселя уважали все – даже мадам хозяйка прикладывалась к маленькой бутылочке с «коньяком»… Дадли пил вино. Бокал за обедом, для здоровья – любимым напитком хозяина была вода с ручья в тридцати километрах к западу. Там, среди нагромождения каменных плит, в окружении красавцев-рапангуанов пробивал дорогу бойкий поток с гор. Чистая ледяная вода – Дадли помнил рассказы деда, как на борту Платформы им приходилось отчитываться за каждый глоток воды, как ловили в тарелке с витаминизированным бульоном («Зеленый сойлент», – кривился дед) кусочки овощей и отправляли петицию Капитану, чтобы в жилых отсеках повысили содержание кислорода, потому что работа завода газовых смесей перегружала реактор. Энергию экономили – а в отсеках от недостатка кислорода синели дети. В поместье всегда питались обильно и вовремя. Везде стояли кулеры с бутилированной водой, и кара ждала нерадивую прислугу, если хозяин находил пустую бутылку или автомат оказывался без стаканов.

– Роберт, не вертись, – сказал Дадли ровно за секунду до того, как старший сын поддел под руку горничную с полным подносом и по залу пронесся грохот бьющихся тарелок, кружек, блюдец…

Девушка замерла под внимательным взглядом хозяина. Дадли мог отчитать провинившегося, методично перебирая все прегрешения, тихим голосом будто забираясь в подкорку. Мог наказать, лишив денежного содержания. А мог повелеть Марселю снарядить большую моторку – из тех, что для моря были слишком маленькие, а для реки слишком большие – и вывести несчастного на середину реки. На острове не осталось хищников, ядовитых насекомых или растений, но в реку откуда-то заплывали здоровенные змеи, и никак не получалось вывести маленького такого жучка, к настоящему моменту решившего, что человеческое тело может быть очень неплохим домом. Моторка выходила на середину реки, пассажиру предлагали доплыть до мостков с яхтой, преодолев течение и увернувшись от пресмыкающихся. На памяти девушки, выживших не было.

– Я жду вас вечером, – кивнул Дадли горничной.

Девушка торопливо закивала. Хозяйка поджала губы – Дадли не считал нужным скрывать интрижки со смазливыми девицами из обслуги. Разделение общества, сложившееся еще на Платформе, позволило одним купаться в роскоши и пользоваться неограниченной властью, другим, молчаливому большинству, как семья этой девушки, ставшей женой Юджина Дадли прямо с подиума конкурса красоты, довольствоваться крохами с барского стола. Как это часто бывает, амбиции молодой женщины привели в золотую клетку. Жить в ней противно. Вылететь страшно.

Взгляд Дадли обратился на сына. Мальчик съежился. Он уже видел.

– Встань, – негромко сказал его отец.

– Юджин… – начала было хозяйка.

– Когда я захочу услышать ваш голос – я так и скажу, – оборвал ее муж и продолжил, обращаясь к замершему по стойке смирно мальчику: – Я не понимаю, молодой сэр, почему ваша непоседливость нашла выход за обеденным столом. У нас есть поле для игры в мяч. Есть тренажерный зал. В чем дело?

Мальчик что-то пробормотал.

– Что? Я не расслышал вас.

– Я сожалею, – сказал Роберт Дадли.

– Ах вот как – вы сожалеете. Ну что же. Я не желаю сажать своего сына на хлеб и воду, не имею права подвергать вас истязаниям, поэтому наказание, кроме того, что позволит вам сбросить лишнюю энергию, послужит вашему физическому развитию.

Мальчик бросил взгляд на мать, но та уставилась в тарелку с салатом.

Мальчик бежал по гаревой дорожке. Красновато-коричневый материал, разделенный белыми линиями на участки равной ширины, четырехсотметровым овалом ограничивал поле для игры в мяч и детский городок. Светило солнце. Дул ветер.

– Достаточно, – Дадли пришлось повторить команду, повысив голос: – Достаточно! Перейдите, пожалуйста, к упражнениям. И не останавливайтесь.

Семейство переместилось на детскую площадку. Здесь у стартовой линии поставили стол, стулья, на белоснежной скатерти расставили розеточки с вареньем, конфеты, прочие сладости и графины с соком и вином. Две горничные стояли возле тележки со снедью и посудой.

Мальчик тяжело дышал. От бега, от солнца он раскраснелся, и если бы не съеденное за обедом, легкая пробежка стала для него удовольствием. Но удовольствие в планы Дадли не входило.

– Не останавливайтесь, – повторил Дадли. – Земля не спрашивала своих детей, хотят ли они вступить в борьбу с целым миром, Земля гнала нас вперед, и мы выдержали. Выдержите и вы.

Детский городок представлял собой надувную полосу препятствий – такие часто ставят на улицах и в торговых центрах, чтобы за небольшую плату ребятня побарахталась среди брезентовых столбов не первой свежести. Мальчик скрылся среди лабиринта дутой ткани. Белая рубашка – Дадли не позволил сыну переодеться – замелькала среди толстых труб, компрессор, надувающий конструкцию, взял ноту, вся конструкция заколыхалась.

– Еще, – скомандовал Дадли, едва только запыхавшийся и покрасневший мальчуган остановился подле стола.

– Еще.

– Еще.

– Сэр… – молодой мужчина в высоких кроссовках, джинсах, футболке, с белой бейсболкой на голове, почтительно наклонился к хозяину.

– Да? Еще.

– Прибыл мистер Сингх.

– Хорошо. Просите в кабинет. В чем дело? – спросил Дадли сына.

– Я не могу больше, – с вызовом ответил мальчик.

– Нет, мой милый, не могу – это когда у вас сил нет сказать «не могу». Бегом!

– Он к вам рвется. Говорит, срочно, – работник уставился на собственные кроссовки.

– Ну, давай сюда. Еще.

– Не могу!.. – Слова с трудом вырывались изо рта мальчонки. Его лицо позеленело – печень не справлялась с нагрузкой.

– Бегом!!! – Дадли навис над сыном. – Ни слова больше – иначе я отправлю вас на реку!..

– Юджин…

– Молчать!

После очередного круга мальчик упал. Маленькое тельце тряслось. Полупереваренные куски съеденного за обедом с утробным бульканьем, с хриплыми вздохами исторгались наружу. Смертельная бледность разлилась по лицу.

– Вот теперь вы не можете, – сказал Дадли и велел работнику: – Возьмите молодого человека, покажите доктору. Думаю, ничего страшного не случилось, достаточно бокала вина с водой… Но пусть посмотрит.

Работник подхватил мальчика на руки и рванулся в сторону дома, чуть не сбив при этом высокого мужчину в белом костюме и белых же туфлях.

– Здравствуй, Рам, – сказал Дадли, и ответная улыбка в тридцать два зуба осветила смуглое лицо гостя.

– Здравствуй, Юджин, – мужчины обнялись. Гостя звали Рамакхандр Сингх. Официально его должность называлась президент Федерального образования Холт, политической единицы с юрисдикцией, распространяющейся на всю планету. Должность Сингх занимал, прямо скажем, непыльную: на Земле президент ФО, генеральный секретарь Организации Объединенных Наций, работал в поте лица – от его решения зависела судьба миллиардов. В Колониях и особенно здесь, на Холте, мало кто понимал, зачем нужен Сенат Федерального образования. Вся населенная территория планеты состояла из городских округов Корк Си, Аккрингтона и Москвы, не считая поселков в Туманных горах и Арьяга, столицы Вхету. Городские власти вели учет родившихся и умерших, распределяли ресурсы, сообща решали, где какой завод открыть или какую территорию отдать фермерам под расчистку, сообщая президенту о своих решениях задним числом. А то и не сообщали вовсе: Сингх раздал всем факсимиле и спокойно получал зарплату, посещая увеселительные мероприятия, открывая школы, больницы, стадионы…

Зиц-председатель, Конституцией Федерального образования, привезенной еще с Земли, наделенный полномочиями решать судьбу миллиардов людей. Не было здесь миллиардов. А Сингх был. И миллиарды – будут. Для людей вроде Дадли это означало большие возможности, ведь миллиарды людей будут платить налоги. Налоги сойдутся в бюджете ФО, образованию понадобится строить и перестраивать, производить и утилизировать, учить, лечить и защищать, и все это оплатят из бюджета. Да и необязательно ждать десятилетия – в обмен на хорошие новости из колонии Земля пришлет миллиарды тонн всякого добра, в одно мгновение, стоит только МТ сбросить пузырь варпа в окрестностях звезды, превращающегося в бухгалтерские записи. В электронные деньги на балансе Центробанка ФО. В облигации федерального займа. В криптовалюту – это не очень законно, но пока Земля узнает… В наличные деньги, наконец.

Общий знаменатель здесь – хорошие новости. До определенного момента (определил его Дадли и пока только для себя) каждый сеанс связи должен рассказывать Земле о новых заводах, хорошем урожае, народившихся детках. Земля должна слать межзвездные транспорты, а Холт – принимать грузы и отправлять пассажиров. И здесь возникли сложности.

– Садись, – Дадли широким жестом указал гостю на свой стул. – Сейчас принесут обед.

– Благодарю. Мадам, – Сингх поцеловал руку хозяйке. Потрепал светлые волосы дочери компаньона. Как взрослому пожал руку младшему мальчику.

Политик.

– Мы можем поговорить? – спросил он Дадли.

– Ты даже не поешь?

– Оставить без внимания твою кухню было бы преступлением – но дело срочное. Буду есть и говорить.

– Хорошо. Сильвия, – Дадли кивнул жене.

Женщина торопливо вытащила детей из-за стола и потянула в сторону городка.

– Как Мани? Все хорошо? – спросил Дадли.

– Да, все нормально, – Сингх благосклонно наблюдал, как прислуга меняет посуду на столе, перестилает скатерть. – Он здесь, на Вхету, хотим прокатиться на Ошер.

Дадли кивнул. Углубляться в дебри семейных отношений не стоило – Сингх был гомосексуалистом. На взгляд Дадли, демонстративные объятия двух мужиков выглядели бурлескно, но это был компаньон, человек, достаточно умный, чтобы вести с ним дела… пусть их.

Сингх отдал должное кухне поместья.

– Великолепно! – выдохнул он, вытирая салфеткой тонкие губы. – А у меня робот на кухне. Мани совершенно не умеет готовить.

Дадли молча кивнул.

– Так вот, зачем я прилетел, – сказал Сингх, подвинув к себе розеточку. – У нас проблемы.

– Земля узнала про деньги? – спросил Дадли.

Наличные деньги. Когда в твоем распоряжении целый мир, вовсе не обязательно проводить махинации с финансами. Билеты Центробанка ФО, яркие бумажки с метками дополненной реальности, магнитной полосой, когда одну купюру могут принять несколько раз в общественном транспорте, например. Дети обожают играть с папиным кошельком, раскладывая «денежку» веером и наблюдая через планшет за пляшущими зверушками. С голубых экранов лучшие люди планеты гордо заявляют, как они любят расплачиваться наличными, как им дорога благодарность в глазах официантов, загорающаяся при виде чаевых. Потом все это безобразие заметит Земля. Земные экономисты забьются в истерике, всуе поминая скорость денежного обращения, примутся призывать демонов инфляции, дефляции и стагфляции, и лавочку придется прикрыть, изымая деньги у населения с выгодой для совершенно определенных людей, втридорога продавая залежавшийся на складах товар. Виноватой будет Метрополия, власти Федерального образования белые и пушистые, Юджин Дадли ни при чем.

– Непонятно, – Сингх перестал есть, взглянул на компаньона. – К нам летит аспирант Института гражданской космонавтики – из России.

Дадли кивнул – продолжай.

– Цель визита – археологические изыскания.

– Ну и что?

– Я разговаривал с Вазирани. Думал, он заказал какое-нибудь оборудование – знаешь, у нас до сих пор не производятся какие-нибудь глубоководные аппараты или специальная техника для работы в космосе. Вазирани ничего не заказывал. Он удивлен и обижен на Землю, говорит, не доверяют. Приказывают принять этого парня.

– А кто это?

– Некий Иван Прошин. Фотография и полный профиль будет, только когда транспорт выйдет в зону устойчивого приема. Аспирант, летит к нам один. Что он там будет раскапывать, – Сингх развел руками. Блеснул перстень на левой руке.

– К нам едет ревизор, – задумчиво промолвил Дадли.

– Что?

– Нет, ничего, не обращай внимания.

– Что думаешь?

– Вряд ли они узнали что-то конкретное, – Дадли окинул взглядом колышущиеся верхушки деревьев.

За высаженными против реки исполинами блестела водная гладь. Чуть покачивалась яхта у причала. С городка доносились крики расшалившихся детей и голос матери, звавшей няню.

– Вряд ли, – повторил Дадли. – Надо присмотреться к этому человеку. Выяснить его контакты.

– Может быть, маленькая неприятность при посадке? – спросил Сингх.

– На твое усмотрение, – пожал плечами компаньон.

* * *

Марс совершает полный оборот вокруг Солнца за два земных года. Орбита Красной планеты сильно вытянута, поэтому раз в два года Земля обгоняет соседа, планеты сближаются, и это называется противостояние. Зимой Марс приближается до ста миллионов километров, летом, в конце августа, подходит «всего-то» на пятьдесят пять миллионов, но так бывает раз в пятнадцать – семнадцать лет и для сколь-нибудь связного коммерческого сообщения неприемлемо. На момент прибытия космического корабля «Восток» Марс вышел из противостояния, составившего на 2153 год шестьдесят шесть миллионов километров, и «отставал» от Земли на месяц, поэтому «Восток» шел не к планете, а к объекту на орбите Бога войны.

Транспортно-энергетический модуль «Восток» состоял из двух секций, расположенных одна над другой. Верхнюю часть в форме плосковыпуклой линзы полностью занимал пассажирский отсек с рубкой управления и астрокуполом наверху, тридцатиметровая балка сложной конструкции связывала «линзу» с энергетической секцией, состоящей из ионного двигателя, топливных баков и реактора. «Восток» двигался с постоянным ускорением в один «же» до точки перемены тяги, в расчетной точке совершал разворот на сто восемьдесят градусов вокруг вертикальной оси и дюзы двигателя начинали «светить на торможение», поддерживая комфортное для человеческого организма тяготение.

В момент разворота, занимавшего восемь часов, тяготение на корабле отсутствовало.

Они встретились в астрокуполе. Светлана разглядывала экран телескопа.

– Привет, – Прошин завис подле девушки и от души зевнул.

Светили звезды. Сияло Солнце, прикрытое поляризованным щитом.

– Привет. Поможешь? – Светлана улыбнулась.

– Что у тебя?

– Марспорт хочу посмотреть. А телескоп – вот… – девушка кивнула на экран, показывавший болото на Юпитере.

– Фокус гуляет, – Иван покачал головой. – Сейчас… А зачем тебе Марспорт? Прилетим скоро.

– Скучно. Это так просто?

– Да, он же цифровой. – Прошин настроил фокус, поиграл зумом.

Телескопы «Востока» транслировали изображение на шесть сенсорных экранов, собранных в круг посередине астрокупола. Полиметилметакрилатовое полушарие астрокупола не несло никакой начинки, через него просто любовались звездами – и звезды того стоили.

– Это он?

– Да. Это Марспорт. Марс где-то там, – Иван махнул рукой и тут же схватился за поручень. – Ах ты… Отвык от невесомости, представляешь.

– Ты где был вообще? – Светлана посмотрела на Прошина. – Весь заспанный… Сколько можно? И не зевай, а то я начну.

– О-ой… – Иван не сдержался и снова растянул рот, старательно прикрываясь ладонью. – Спал я. Что тут еще делать? Спал.

– Понятно. Это что, северное сияние?! – Светлана недоверчиво уставилась на Ивана.

Маленькая станция на экране озарилась призрачным светом. Всполохи всех цветов радуги почти скрыли из виду диковинную конструкцию, свет вспыхнул еще раз и еще…

– Ну… как бы сказать… – Иван замялся: сложно объяснить человеку несведущему то, что тебе привычно, набило оскомину и сомнений не вызывает. – Северное сияние – это взаимодействие магнитосферы планеты с заряженными частицами солнечного ветра. Поняла?

– Ну да. Солнечный ветер – у меня братишка солнечные парусники собирал, знаешь, такие конструкторы есть?..

– Да-да. «Марс-1» генерирует собственное магнитное поле, чтобы защититься от солнечного ветра, галактического излучения, вот мы и видим, как солнечный ветер «дует», – Иван показал кавычки, – в магнитосферу станции.

– Красиво, слушай… – Светлана смотрела во все глаза. – А это что?

– А это и есть «Поллукс Виктори». Вот он и висит под защитой магнитного поля станции. Иначе его дней десять пришлось бы дезактивировать – космическое излучение накапливается в обшивке корабля, никакой броней не спасешься, только полем.

– Ни фига себе… – удивленный возглас Светланы привлек внимание прочих пассажиров, находившихся в астрокуполе, и вскоре все экраны заняло изображение межзвездного транспорта, елочной игрушкой висевшего в пустоте. В лучах Солнца блестела броня жилого модуля, во все стороны брызгали зайчики пирамиды командной рубки, скупо поблескивали плавники аварийных теплорадиаторов и штанги струйных охладителей. Дополненные надстройками энергоблока и частоколом солнечных батарей, очертания МТ ничуть не напоминали прилизанные формы самолетов или гоночных автомобилей и в то же время наполняли сердце ожиданием скорости.

– Красавец, – сказал кто-то.

– До сих пор не верю, что мне лететь на нем, – вздохнула Светлана. – Как во сне…

– Во сне, – проворчал Прошин.

При виде МТ ему вспомнились все прежние тревоги, тоска по оставленному на Земле требовала выхода, и Прошин, с силой оттолкнувшись от ближайшей консоли, взмыл к самому куполу.

Ровно горели далекие солнца. Снизу громко восхищались небесной колесницей.

– Ваня, все в порядке? – Светлана последовала за ним и не справилась с микрогравитацией: – Ой, лови меня!..

– Держу… – Прошин сделал кульбит, поймав девушку, и тут же мягко уперся ногами в материал купола.

Теперь звезды оказались под ногами. Солнце сияло, освещая их объятия. Глаза. Губы. Прошин смотрел, не пряча взгляда.

Светлана улыбнулась:

– Спасибо.

– Э-э… – опомнился Иван, – да, пожалуйста… Ну… Да пожалуйста.

Он отпустил девушку, и Светлана остановилась рядом, лицом к звездам.

– Как красиво… – девушка осторожно потрогала купол. – А он не расколется?

– Нет, крепкая штука, – Иван ткнул кулаком в звездное небо. – Не бойся.

– Хорошо, не буду. Видишь свою систему? – спросила Светлана.

– Нет, это надо телескоп… Не хочу.

– Понятно, – девушка повернулась к Ивану. – Я все спросить хотела: почему Вася и при чем тут водка?

– Что?.. А-а, Вася… – Прошин заулыбался.

– Ну, он же… афроамериканец, да?

– Нет, он негр. Из Африки. Откуда-то… Берег Слоновой Кости, что ли… В общем, учился с нами, только в аспирантуру не пошел.

– Его не Вася зовут.

– Нет. Зовут его Коджо Адетокамбо Ифе. Мы все путали, запомнить не могли, пока его Васей на третьем курсе не окрестили, – Иван усмехнулся. – А водка… Собираем как-то застолье. Весь курс собрался – девчонки, пацаны… Ну и Васе передают пузырь – разливай.

– Водку пил? – подняла брови Светлана.

– Водку пил, сало ел, все как положено, – заверил ее Иван. – Вася берет пузырь, уж не знаю, что там у него приключилось, но бутылка выскальзывает и хлоп о пол!..

– Пол-литра… – будто не веря своим ушам, сказала Светлана.

Прошин сделал страшные глаза:

– Ноль семь. – Девушка тихонько засмеялась, Иван продолжил: – Гробовая тишина, и тут Парфентий, Славик Парфенов, такой говорит: «Эх ты, Вася».

– Так и прилипло, – кивнула Светлана.

– Ага…

Светлана тихонько засмеялась.

– Света, – Иван смешался под взглядом девушки, но все-таки нашел в себе силы продолжить: – Света, я хотел спросить…

– Да спрашивай, – улыбнулась Светлана.

– На МТ есть возможность выбрать себе каюту.

– Да?

– Ну, – Прошин почувствовал, что краснеет. – Я хотел спросить… не хочешь ли ты… то есть мы могли бы…

– Поселиться вдвоем, – закончила за него Светлана.

– Ну.

– А подумать можно?

– Да, конечно, – зачастил Иван. – Времени полно, дней десять еще – пока прибудем, пока что…

Больше ни о чем таком они не разговаривали, хотя до прибытия к Марспорту встречались в астрокуполе каждый день. Прошину все-таки пришлось посмотреть на систему Девы 61, где вокруг желтого карлика вращалась планета Холт, и освежить знания, полученные в Институте.

Первые колонисты назвали планету Холтвистл. Открыли изобиловавший флорой и фауной кислородный мир в системе звезды Девы 61 ровно пятьдесят лет назад, по какому поводу совсем недавно колонисты и их потомки пышно отпраздновали юбилей. Из суши на Холтвистле наличествовал один суперконтинент, протянувшийся с юго-запада на северо-восток по относительной диагонали между 24° ю. ш. и 63° с. ш. Площадью примерно равный Евразии, суперконтинент со всех сторон был окружен океаном с множеством островов, так что получалось нечто среднее между Землей с ее гигантскими массивами суши и Океаном – планетой земного типа в системе Дельты Павлина, где пресловутая суша была представлена островными архипелагами.

Погодные условия определялись теплым течением вдоль восточной оконечности и вулканической активностью на юго-западе; горные цепи на севере и крайнем юге содержали залежи полезных ископаемых. Громадная река, берущая начало из множества ручейков в северных горах, протянувшая свой бассейн с северо-запада на юго-запад почти через весь материк, обеспечивала жизненную среду множеству живых существ. В бассейне этой реки, названной, кстати, Булл-Ран, колонисты построили первые города.

Как и Земля, Холтвистл имел сложную форму, напоминающую геоид, как и на Земле гравитационное поле вкупе с геологическими и гелиологическими процессами должно было изрядно осушить океаны и разорвать в далеком будущем единственный материк планеты на несколько частей, хотя выражение «разорвать» здесь будет неуместным и послужит лишь приблизительному описанию неспешного перемещения базальтовых, гранитных и осадочных пород, движения вверх и вниз континентальных плит, etc. Колосс, спутник Холта-Холтвистла, предположительно принесло из межзвездного пространства и изрядно поколотило о небесные тела, пока потрепанную планетку не затянуло гравитационное поле кислородного мира.