Текст книги "Интендант третьего ранга"

2

Настя углядела их издалека: ворота ближнего к лесу дома отворились, как только телега подъехала. Пока Семен с дочкой распрягали, расседлывали и заводили в сарай лошадей, Крайнев отнес в сени оружие и вещи. Только ящик с взрывчаткой сволок на огород – от греха подальше. Затем подошел к жестяному рукомойнику, подвешенному на заборе. Вместо мыла в аккуратной коробочке рядом с рукомойником желтел мелкий песок.

– Кончилось мыло! – вздохнул Семен, подходя. – А купить негде – война. Ни постирать, ни помыться…

К удивлению Крайнева, песок легко оттер грязь с его ладоней. Сполоснув руки, он умылся. Настя подала льняной рушник. Утираясь, Крайнев разглядывал девчушку. Нашел, что она старше, чем показалось вначале, – лет семнадцати. «Просто невысокая и худенькая, – понял Крайнев, – но симпатичная… Немцы бы такую не минули…» Настя, смущенная его взглядом, закраснелась. На запунцовевшей коже щек проявились мелкие веснушки.

Семен позвал его в дом. Внутри изба была небольшой, но чистой. Дощатый пол, выскобленный добела, лавки у стен, крепкий стол… У порога Семен скинул сапоги, Крайнев последовал его примеру. Ступать босиком по прохладным, гладким доскам пола было приятно. Они сели на широкую лавку, Настя, выхватив из печи, поставила на стол большую чугунную сковороду, где скворчала яичница с салом.

«Это ж сколько канцерогенов!» – подумал Крайнев, разглядывая толстые, зажаренные до коричневой корочки, ломти свинины.

– Богато живем! – хмыкнул Семен, по-своему поняв его интерес. – Власть бежала, люди колхозный свинарник растащили. Порезали поросят на радостях…

На столе появилась бутылка, заткнутая бумажной пробкой, и два граненых стакана. Семен разлил прозрачную жидкость из бутылки.

– Помянем рабов божьих! – сказал, беря свой стакан. – По правилам полагается молитву прочесть… – Семен вопросительно глянул на гостя.

Крайнев понял это по-своему, встал и повернулся к иконе в углу. Перекрестился.

– Отче наш, иже еси на небесех…

Краем глаза он увидел изумленное лицо Семена. Помедлив, хозяин поднялся. Напротив отца застыла Настя.

– Благословен еси, Господи, научи мя оправданием твоим… – читал Крайнев православный канон, заученный со времени смерти бабушки. Ему никто не вторил. Закончив, Крайнев перекрестился и сел. Семен и Настя последовали его примеру. Мужчины, не чокаясь, подняли стаканы. Самогон слегка отдавал сивухой, но был мягок и приятен на вкус. Осушив стакан, Крайнев почувствовал зверский голод и, не думая о канцерогенах, набросился на еду. Тарелок не было, вилками таскали яичницу прямо из сковороды, подставляя под горячий жир толстые ломти черного, как земля, домашнего хлеба. Было вкусно – просто невероятно, как вкусно. Молодая парная свинина таяла во рту, яичница нисколько не напоминала пресные омлеты, которые Крайнев готовил в пароварке. Семен и Настя не отставали от гостя; видно было, что проголодались. Сковорода пустела быстро. Спохватившись, Семен разлил по стаканам остатки самогона. В этот раз они чокнулись («За знакомство!» – сказал Семен) и быстро приговорили остатки яичницы. Настя налила в глиняные кружки прохладного, пахнувшего луговой свежестью молока. Крайнев осушил свою и решил, что никогда в жизни не ел так вкусно.

Пока Настя прибирала со стола, Семен свернул цигарку, сходил к печи за угольком и закурил. Крайнев не выносил табачного дыма, но махорка пахла так приятно, что он даже порадовался.

– В первый раз вижу, как красный командир молится! – хмыкнул Семен, выпустив дым. – Беспартийный?

– Мобилизованный, – отозвался Крайнев, не зная, как правильно ответить. – В банке работал…

– Одежа на тебе странная, – заметил Семен. – Как белье… Форму не успел получить?

Крайнев кивнул.

– Воевать умеешь… – продолжал Семен, хитро посматривая на него из-под кустистых бровей. – Стреляешь лучше кадрового.

– Охотник. Приходилось, – Крайнев кивнул на карабин, стоявший в углу.

– Это где из винтаря охотятся? – сощурился Семен.

– В Сибири, – ответил Крайнев и встал. Ему не нравился разговор.

Сходив в сени, он принес офицерскую сумку Брагина, достал карту и разложил ее на столе. Это была военная километровка. Внимательно рассмотрев ее, Крайнев нашел в правом верхнем углу Долгий Мох. Деревню широко окружали хвойные леса. Лес тянулся чуть ли не до райцентра, который на карте назывался Город. «Это ж какая область?» – подумал Крайнев, не вспомнил и решил выяснить позже. Город после войны могли переименовать, и не однажды, как это водилось в советские времена. Заинтересовало его другое. На палец ниже Долгого Мха красным карандашом был помечен маленький прямоугольник – как «шпала» в петлице убитого интенданта. От деревни к прямоугольнику вела помеченная пунктиром то ли тропа, то ли лесная дорога.

– Что это? – спросил Крайнев Семена.

– Балка – старая, заросшая, – ответил тот, сориентировавшись.

– А в балке что?

– Ничего! – пожал плечами Семен. – Наши там не ходят – ни грибов, ни ягод… Сплошной бурелом.

– А военные через деревню не ездили? В ту сторону?

– Неделю назад были какие-то… Приказали по хатам сидеть. Даже в огород было нельзя. Туда они ездили или не туда – кто знает?..

Крайнев сложил карту, сунул ее в сумку.

– Седла далеко?

– Я с тобой? – предложил Семен. – Вдруг опять патруль…

Крайнев помедлил и кивнул.

Скоро Крайнев убедился, что поступил правильно. Деревенский житель Семен знал дорогу лучше, чем составитель попавшейся ему карты. В одиночку Крайнев заблудился бы сразу. Семен уверенно ехал впереди, одной рукой управляя поводом, второй придерживая лежавший поперек седла «маузер». Крайнев видел, как перед поездкой Семен умело приоткрыл затвор, проверяя, есть ли патрон в стволе, а потом перекинул флажок предохранителя вправо. Винтовку Семену явно приходилось держать в руках.

– Долго еще? – внезапно спросил Крайнев по-немецки.

– Скоро! – на том же языке отозвался Семен, улыбнулся и перешел на русский: – Немецкий я знаю. Три года в плену был – в двадцатом вернулся. У бауэра работал… Сволочь! Но кормил…

– Пехота?

– Артиллерист, дивизион трехдюймовок. Разбил нас немец под Сморгонью… Как дал из «берты», очухаться не успели – немецкие гренадеры!.. – Семен горько усмехнулся.

Крайнев не заметил, как с лесной тропы они выехали на широкую лесную дорогу. По всему было видно, что ее недавно приводили в порядок: вырубали кусты, подсыпали ямы… Колеи, продавленные колесами грузовиков, были глубокие – по дороге прошла не одна колонна тяжелогруженых машин. По лицу Семена было видать, что ему это в диковинку: он с удивлением рассматривал дорогу и крутил головой по сторонам. Не сговариваясь, они подогнали коней, перейдя с неспешного шага на рысь. Но за ближайшим поворотом натянули поводья – путь преграждал шлагбаум. Рядом виднелся большой шалаш.

Некоторое время Крайнев и Семен стояли, ожидая окрика, но вокруг было тихо. Крайнев слез с коня и подошел ближе. Шалаш был пуст. Внутри валялись пустые консервные банки, противогазные сумки, обрывки бумаг и другой мусор – по всему было видать: люди покинули это место спешно. Крайнев подошел к шлагбауму, отвязал веревку и поднял еловую жердь, преграждавшую путь. Семен спешился и, держа на поводу обоих коней, подошел.

– Удрали, защитнички! – сплюнул зло.

«Что, интересно, защищали?..» – подумал Крайнев, но Семен прервал его мысль, указав вперед.

– Вот она, балка. Рулинка, по-местному…

Крайнев зашагал в указанном направлении, с недоумением поглядывая перед собой. Балки не было. Чуть холмистое, сплошное пространство, покрытое высокой травой и редким кустарником. От шлагбаума сюда тянулась глубокая колея, присыпанная скошенной травой; трава уже подсохла и пожелтела. «Зачем понадобилось маскировать колею?» – недоумевал Крайнев, как вдруг ахнул, едва успев остановиться. Он стоял на обрывистом берегу. Но глубокого провала перед ним не было. Балку по самые края заполняло нечто большое, укрытое маскировочной сетью. Неловко оскальзываясь по влажной траве, Крайнев сполз ниже и приподнял сеть. Это были ящики. Деревянные, большие и поменьше, сложенные высокими штабелями. «Калибр 7,62 мм…» – прочел Крайнев, уже понимая, что обнаружил. Он стащил ящик, поддел крышку штыком от немецкой винтовки, оторвал. Внутри оказались две металлические коробки с такими же надписями. Тем же штыком он вскрыл жестянку. В картонных коробках, заполнявших ее, масляно поблескивали винтовочные патроны.

«Будет чем заряжать карабин!» – обрадовался Крайнев и, приподнимая сеть над головой, пошел вдоль штабеля. Ящики с винтовочными патронами сменили другие – длинные, с надписями на незнакомом языке. Крайнев недоуменно остановился.

– Патроны для трехдюймовки, – услыхал он за спиной голос Семена. – Французские. Шрапнель. Порт отправки Марсель… – Семен незаметно появился рядом и читал надпись. – Стреляли мы такими. Гильза у них дрянная – в казеннике застревает. Но рвутся хорошо…

– Почему французские? – удивился Крайнев.

– По заказу русского правительства выделывали во Франции. Своих-то не хватало. Пароходами везли…

– Остались с Первой Мировой? Они же не годные!

– Снаряд хранится 25 лет. Может, и больше, но проверять надо. Эти делали в шестнадцатом. Как раз…

– Здесь одна шрапнель?

– Похоже на то, – сказал Семен, проходя вдоль штабеля. – Навезли много – дивизиону в неделю не расстрелять. А еще винтовочные… Полковой склад…

– Неподалеку шли бои?

– Гремело за лесом два дня, – подтвердил Семен. – Вчера затихло.

– Едем! – решительно сказал Крайнев.

К местам боев вела та самая подновленная дорога, но Семен при первой же возможности свернул в лес. Крайнев спорить не стал – встреча с немецким патрулем была еще свежа в памяти. Продираясь сквозь ельник, они проехали версты три, прежде чем лес отступил.

Они стояли на краю вырубки. Лес здесь свалили давно, вырубку успели раскорчевать и даже вспахать для будущих саженцев. Голое пространство плавно сбегало вниз к проходящей в метрах трехстах дороге. Далее простирался широкий луг. «Идеальное место оседлать дорогу!» – понял Крайнев. Другие тоже поняли. Вдоль опушки тянулась густая цепь окопчиков, кое-где виднелись и блиндажи. «Полк не полк, но батальон оборонялся!» – решил Крайнев, трогая бока лошади каблуками.

Они медленно ехали вдоль линии обороны, разглядывая окопы. Первого убитого красноармейца они увидели разом: он сидел, скорчившись на дне окопчика, откинув голову на стенку. Нижняя челюсть отвисла, виднелись белые зубы. Затем убитые стали попадаться чаще и чаще. В окопах и просто на земле – застреленные, посеченные осколками, раздавленные гусеницами танков. Некоторые лежали у самого леса – встретили смерть, убегая. Никогда ранее Крайнев не видел столько покойников и во всем безобразии смерти: почерневшие на солнце лица, торчащие из разорванных тел белые кости, сизые внутренности, облепленные клубками жирных мух… Его замутило, и он перевел взгляд на дорогу. Вдоль нее чернело не менее десятка разбитых машин, некоторые сгорели до остовов. Убитых не было видно: ни у дороги, ни на вырубке. Немцы или увезли своих мертвых, или похоронили. Внезапно Крайнев услыхал бормотание. Он скосил взгляд – Семен крестился.

«Как они держались два дня? – подумал Крайнев. – Против танков?»

Он проехал до конца позиции. Левый фланг линии обороны упирался в топкий берег тихой реки. Через реку был переброшен мост. Оборонявшиеся либо не успели его взорвать, либо же не сумели. Деревянный мост вряд ли выдержал бы танк. Присмотревшись, Крайнев увидел черные следы гусениц, выползавшие из реки чуть пониже моста. Брод… Мост взрывать было бесполезно. Командир, организовавший эту оборону, знал дело. Колонну грузовиков пропустил через реку, а затем накрыл огнем. Укрыться на ровном лугу негде, немцев ждал полный разгром… Но потом подошли танки…

Крайнев повернул коня. Он увидел, как Семен неподалеку спешивается, и поскакал к нему. Это была позиция артиллеристов – вернее, то, что осталось от нее. Батарею вначале разбили из танковых пушек, а потом проутюжили гусеницами. Семен пнул ногой пустой ящик из-под снарядов.

– Шрапнель! Та самая, французская! Трубку снаряда на «гранату» поставишь, а танк не возьмет…

«Зато грузовики на дороге горели!» – хотел сказать Крайнев, но промолчал. На Семена тяжко было смотреть. Он бродил меж раздавленных пушек и погибших артиллеристов, трогал орудия руками и что-то бормотал себе под нос. Крайнев не решился заговорить и спустился в блиндаж.

Это была скорее землянка: наспех отрытая яма, перекрытая жиденьким накатом из одного ряда бревен. На лучшее укрытие артиллеристам, видать, не хватило времени. Вход в землянку-блиндаж прикрывала плащ-палатка. Внутри стоял сумрак; приглядевшись, Крайнев понял, что блиндаж пуст. Валялись брошенные противогазы, пустые консервные банки, примитивный стол из жердей был перевернут. Скорее всего, это сделали немцы, разыскивая живых. Крайнев повернулся, чтоб уйти, и внезапно увидел на стене деревянную кобуру. Немцы ее не заметили. Он снял ремешок с сучка, открыл кобуру и извлек «маузер». Магазин пистолета был пуст. Крайнев понюхал ствольную коробку – из оружия не стреляли. «Не было патронов! – догадался он. – Поэтому и бросили…»

Снаружи светило солнце, и ему стало спокойнее на душе. Семен все еще топтался у пушек, Крайнев подошел и сунул ему кобуру:

– Подарок!

– Хорошая вещь! – оценил Семен, доставая пистолет. – На германской войне был у меня…

– Патронов нету! – предупредил Крайнев.

– В Рулинке поищем! Там много всего…

«Были бы, так привезли!» – хотел сказать Крайнев, но промолчал.

– Трехдюймовки Путиловского завода, образца 1902-го! – сказал Семен, указывая на покалеченные пушки. – С такими мы на германской воевали. Вот когда пригодились.

– Уже не пригодятся!

– Одна целая, – сощурился Семен. – На боку лежит – только и всего. Даже панораму не повредило!

Крайнев смотрел на него вопросительно.

– На опушке есть передки, а у нас – два коня! – продолжил Семен. – Упряжь по штату…

– Ехать по дороге… – нерешительно произнес Крайнев. – Вдруг опять патруль?

– Отобьемся! – махнул рукой Семен. – Оружия здесь – вагон! Можно даже пулемет сыскать…

Отговаривать его было бесполезно, и Крайнев сдался. Вдвоем они поставили пушку на колеса (пришлось поддеть оглоблями), прицепили к передку и запрягли коней. Затем бросили седла на передок и примостились сами. Пулемет они и в самом деле нашли, даже два, но оба оказались разбитыми. Крайнев подобрал несколько винтовок, зарядил (патроны он прихватил в Рулинке) и сложил в ногах. Семен управлял парой, а Крайнев сидел рядом, напряженно поглядывая по сторонам.

– Похоронить бы солдат! – сказал Крайнев, когда они отправились в обратный путь. – По-человечески…

– Завтра приведем деревню! – пообещал Семен. – Вдвоем за неделю не справиться…

⁂

В Долгий Мох они вернулись затемно. Никто не встретился им на пути, но Семен побоялся тащить пушку к дому. Поэтому вначале долго искали место в лесу: чтоб недалеко, но укромно, потом маскировали орудие. Топора не было, идти за ним в деревню Семен поленился; рубили ветки саперной лопаткой, найденной в передке. Веток понадобилось много. Потом повели коней на лужок у деревни, где Семен расседлал их, спутал и оставил пастись. В дом ввалились уже совсем без сил. Оба отказались от ужина. Составили винтовки в углу, выпили по кружке молока и повались спать. Семен – на печке, а Крайневу постелили на той самой лавке, где он сидел за обедом. Матрас был набит сеном, мягким и душистым. Крайнев как упал на него, так сразу и уснул.

…Проснулся он от тишины. В его городскую квартиру, несмотря на двойные стеклопакеты, всегда доносился уличный шум. Как всякий городской житель, Крайнев привык к нему. Сейчас в доме стояла полная тишина. Свет полной луны, вливаясь в окошко, наполнял избу холодным мерцанием, делая все нереальным: стол, лавку, печь в дальнем углу, висящие на шестке у печи рушники… Крайнев не сразу понял, где это он, а вспомнив, резко сел на постели. Это был не сон. Он явственно ощущал под умявшимся матрасом твердую лавку, пахло сеном и – от стоявших в углу винтовок – оружейным маслом и сгоревшим порохом. Он спустил ноги вниз. Половицы были твердыми и холодными. Крайнев сунул ноги в сапоги, взял со стола офицерскую сумку Брагина. Помедлив, прихватил давешний карабин обозника – в этот раз магазин его был полон. Тихо скинув крюк с двери, он вышел во двор и сел на лавочку у крыльца. Карабин примостил между ног. Хотелось курить – до звона в ушах. К табаку Крайнев приобщился поздно, уже в воинской части – до этого бабушка запрещала, а ослушаться было стыдно. Сняв погоны, он решительно отказался и от курева, даже дыма табачного не переносил, но сейчас тянуло так, что сил не было! Крайнев заерзал на лавочке и вдруг услышал тихие шаги в сенях. Скрипнула дверь, и во двор вышел Семен. Он был в одной рубахе и бос.

– Что вспоролся? – спросил, присаживаясь рядом.

– Не спится.

– Мне тоже, – вздохнул Семен. – Всем вчера хватило… Человека убить – не кабанчика зарезать, да и кабанчика по первости муторно. Дочка трусится… Говорил ей: «Не ходи!» Нет… «Именины у тетки, как не поздравить?!» Вот и поздравила… С другой стороны, родни у нее – только я да тетка…

– Почему? – спросил Крайнев. Спрашивать было не деликатно, но он чувствовал – можно.

– Была у меня семья, – заговорил Семен, доставая кисет и сворачивая цигарку. – Жена, детей четверо… Жена на десять лет моложе. Я пока воевал, а потом в плену горбатился, сверстники поженились, детей завели. Вернулся старый уже, под тридцать – девки только смеются, хоть вдову какую ищи. А тут Дуня… Шестнадцать лет, одна дочка у родителей, не хотели за меня отдавать – только крик стоял! Потому в Долгий Мох переехали, не дали бы там жить…

Крайнев так жадно глядел на цигарку в руках Семена, что тот почувствовал его взгляд и молча отдал. Себе свернул другую. Чиркнул спичкой. Крайнев блаженно затянулся ароматной махрой и с наслаждением выдохнул дым.

– Вот… – продолжил Семен, в свою очередь выпуская дым. – Все было ладно, а тут менингит… Настя в Городе жила, школу заканчивала, поэтому не заразилась, а Дуня за детьми ходила… Она и трое детей, один за другим… В деревне тогда много народу умерло, но ни у кого столько, как у меня…

Крайнев скосил глаз и увидел на небритой щеке Семена мокрую дорожку. «Антибиотиков у них еще нет, – вспомнил он, – а без них менингит – смерть… Как и туберкулез, воспаление легких, дизентерия… Каменный век!»

– Что теперь будет, Ефимович? – спросил Семен, бросая потухшую цигарку. – В ту войну мы германца дальше Сморгони не пустили, но Ленин ему в восемнадцатом полстраны отдал. Сейчас немец под Смоленском…

– Наполеон и в Москве был…

– Думаешь, будет, как с Наполеоном?

– Будет!

– Но пока обратно погонят, горя хлебнем, – заключил Семен. – Мыла нет, соль, спички и керосин кончаются… Хоть бы немец не трогал. В германскую он не особо…

– Так то в германскую! – сказал Крайнев, вставая.

– Ты куда?

– Пройдусь!

– Иди! – согласился Семен. – Все равно никого вокруг. Немец по ночам не воюет…

Крайнев вышел за ворота и зашагал по пыльной дороге. Сапоги вязли в мягком песке, босые ноги болтались внутри, идти было неудобно. Но он упрямо шагал вперед. Подойдя к кладбищу, где вчера хоронили убитых, он бросил взгляд – свежий могильный холмик явственно темнел посреди залитой лунным светом поляны. Крайнев пошел дальше, больше всего опасаясь заплутать в ночном лесу. Не заплутал. Это был тот же поворот, тот куст лещины, за которым он стоял менее суток назад. Крайнев нашел место, где очутился в самом начале, поправил поудобнее ремень карабина на плече. Вздохнул. И запахло прелью…

Он лежал на любимом диване в своей квартире. Горела люстра, работал включенный телевизор. На больших стенных часах было 22.13. Примерно столько же, как когда он провалился. Крайнев поморщился – ложе карабина жестко упиралось в спину – и встал. Сапоги громыхнули о ламинат. Он стащил их и швырнул в угол. Затем отнес туда же карабин и сумку. И только после этого, внутренне сжимаясь, взял в руки электронные часы со столика. День был тот же. Он поочередно проверил числа на карманном компьютере, затем на большом, дождался упоминания даты в сводке телевизионных новостей. Они совпали. В августе 1941-го он провел часов двадцать, но в квартире отсутствовал несколько минут. Или один миг…

Крайнев вернулся к сложенным в углу вещам, взял карабин. Оружие было тяжелым, металл рукоятки затвора – холодным. Крайнев повернул и потянул ее, ловко поймал выскочивший из ствольной коробки патрон. На кухне он пассатижами вывернул пулю из гильзы, высыпал порох на полированный металл мойки, поднес кухонную зажигалку. Порох взорвался ослепительной вспышкой. «Из карабина можно стрелять! – подумал Крайнев. – Почему бы и нет? Взрывчатка не портится. Если не держать ее в агрессивной среде…»

Внезапно ему захотелось спать. Выбросив гильзу и пулю в мусорное ведро, он пошел в ванную, принял душ (время в квартире не изменилось, но прошедшие двадцать часов он на себе ощущал). Затем быстро разобрал постель и провалился…