Текст книги "Тень всадника"

– Обидно, – сказала Зина, поднимая сухие глаза, – обидно за Сан-Джайста. Ты его бросишь, Дженни. Уж я-то тебя знаю лучше, чем кто-нибудь. Ты его бросишь. И тогда я ему не завидую.

И вышла на улицу, не обернувшись.

Без всяких разговоров профессора отправила наверх, в кабинет. В бессрочную ссылку. «Ужинаешь сам и будь добр помыть за собой посуду». Слава богу, бессонницей не страдала. Засыпая, подумала: «Если поскребется в дверь, набью морду!»

Утром на столе ни крошки, кухня в идеальном порядке. Профессор приветлив. Поехал с ними, сошел, как обычно, на Голливуд-бульваре, поцеловал Элю, потопал в библиотеку.

На третью ночь Дженни ждала. Не скребся. И вообще вел себя так, будто не он, а она в чем-то провинилась.

В пятницу предупредил, что домой его привезут поздно. Кто? Возможность встречи с аристократической Зинаидой Дженни исключала.

Сквозь сон услышала, как хлопнула входная дверь. Полежала полчаса. Облачилась в халат. В общем-то наказание несоразмерно проступку. Небось плачет и рыдает. Если начнет подлизываться… Посмотрим.

«Сидит милый на крыльце с выраженьем на лице». Милый явно много выпил, что не мешало ему и закусывать. А главное, выражение на лице говорило: Тони погрузился в какие-то свои проблемы, он сейчас далеко-далеко, где кочуют туманы, где нет места ни ей, ни тем более другим бабам. Он ответил ей вымученной улыбкой, Дженни махнула ему ручкой. Бай! И тихо закрыла за собой дверь в спальню.

Опыт подсказывал, что нельзя такую ситуацию пускать на самотек. Самолюбие на самолюбие, камень на камень, кирпич на кирпич, умер наш Ленин Владимир Ильич. И не успеют оглянуться, как между ними вырастет Берлинская стена отчуждения, которую потом и отбойным молотком не пробьешь. Пора было выяснять отношения. Ладно, не будем гордыми, возьмем инициативу на себя. В конце концов, или у них любовь, или пусть сматывается к своим проблемам, к Зинке, к ядрене фене. Ее дом – не общежитие.

Обустроила уик-энд. Уломала Джека, чтоб взял Элю на ночь. Нежный папаша пылал к Дженни лютой ненавистью. Мало того что день рождения дочери справляли без него, так во главе стола в ресторане сидел твой ебарь! (Еще одно оскорбленное самолюбие! У всех проблемы, только у Дженни безоблачное существование, порхает в небесах!) Пришлось поунижаться, пропустить мимо ушей матерный речитатив в адрес Тони.

– Эля всем говорила, что лучший подарок, железную дорогу, получила от папы.

Джек хмыкнул и смилостивился.

Короче, вывезла профессора за город. Прогулка по лесу. Сосновый воздух, птички щебечут, солнце прорезается сквозь серую дымку, которую непонятно откуда нанесло на Калифорнию. Тропинка уводит подальше от автомобильных стоянок, от крика и плача детей, запаха шашлыков и жареных сосисок, от музыки транзисторов – в глушь, в первобытную природу. То, что доктор прописал.

Герр профессор начал оттаивать. Свидание с Зиной было чисто по делу. Неужели? Выяснилось, что она знакома с человеком, который его интересует.

– А больше ничего не выяснилось, она за… тебя не хватала?

– Дженни, она достойная женщина, немного романтическая, по-своему несчастная.

– А ты всеобщий утешитель, огнетушитель?

– Дженни, в любом случае не надо было Зине хамить.

– «Я футболистка, в футбол играю, свои ворота я защищаю». Песенка эпохи нэпа. Знает ли профессор историю про советский нэп?

– Знаю. Но ты выступала с позиции силы. Лежачих не бьют.

До чего же зануда ее профессор!

Они вышли на поляну с незатоптанной лесной травой, где должны были расти земляника Бергмана, аленький цветочек, русские незабудки и ландыши, колокольчики и ромашки (если бы они водились в этом климате), в сказочный райский уголок, где речей не произносят и отношений не выясняют, а просто занимаются любовью, ну хотя бы за теми кустами… Хулиганская идея? Как к ней отнесется резонер-профессор? Ведь они неделю постились…

– Поцелуй меня, ты мне нравишься, поцелуй меня, не отравишься, – промурлыкала Дженни и инстинктивно кинула взгляд в сторону – нет ли свидетелей?

Свидетели были. В трех шагах. Пятеро парней в голубых нейлоновых куртках, с белыми майками, выпущенными на брюки, – представители угнетенного меньшинства, замученные вэлфером, фудстепами и наркотиками. Можно было обсудить модную во всем мире проблему расовой дискриминации (у всех проблемы!), но свидетели определенно желали беседовать на другую тему, ибо один держал пистолет и двое угрожающе подняли бейсбольные биты.

Как они появились? Выслеживали? Или это их застава богатырская, ловушка-сачок для беспечных бабочек-парочек? Вопросы, на которые ответит полиция, если доживем!

– Привет, ребята, погода прекрасная! – натренированно улыбнулась Дженни.

Как и все граждане Города Ангелов, она знала, что когда-нибудь попадет в подобный переплет, просчитала заранее ходы. Непременно надо начать разговор. Спокойно. Отдать сумочку, часы, кольцо. Чтобы обошлось без насилия. Джентльменское соглашение. Обычно срабатывает. Вот если ребята решили подразвлечься…

Судя по всему, ласковые крошки (двое с битами, футов по шесть ростом) еще ничего не решили. Коренастый вожак с пистолетом не спускал глаз с Тони.

– Эй ты, старая жопа, убери свои грабли из карманов! Вот так. Будешь дергаться, я продырявлю тебя и твою проститутку!

Он проверил, вооружен ли Тони.

Пистолет профессора лежал на дне чемодана. Легко было догадаться, что Тони ей скажет по этому поводу, если у него еще будет возможность высказаться.

– Что ты на меня так смотришь, мудила? – Коренастый вожак по-прежнему обращался только к Тони. – Ну смотри, смотри. Сейчас твоя баба обслужит всю хевру. Она понятливая, ей не привыкать. Пикнешь – изувечим!

Вот оно как! Походная школа полового воспитания. Наглядная передача опыта подрастающему поколению. Фланговые группы, пацаны-акселераты, демонстративно спускали «молнии» на брюках.

И тем не менее надо было продолжать разговор. Но Дженни испугалась. Испугалась непредсказуемой реакции Тони. Если попробует драться – забьют насмерть.

Вожак нахмурился, вскинул пистолет. И вдруг на его лице появилась глуповатая, торжествующая ухмылка. Дженни услышала сзади топот ног, срывающийся, затравленный голос Тони:

– Не отдам деньги! Не отдам деньги!

Она оглянулась и не поверила своим глазам. Профессор Сан-Джайст улепетывал по тропинке за поворот, к лесной чаще.

За профессором неторопливой рысцой проследовали бейсболисты. Вожак даже не счел нужным тратить патроны. Как бы быстро ни бежал Тони, его догонят и пустят в дело биты.

Конечно, Тони пытался ее спасти. Отвлечь внимание (дескать, у него деньги!), пожертвовав собой.

Дженни заметила, что клоунада Тони произвела впечатление и несколько смягчила обстановку. Подростки хихикали, правда, брюки не застегивали. Во взгляде мрачного вожака проступила… нет, не надежда на отмену решения, а скажем так, тень сочувствия.

– Ну, женщина, – процедил он сквозь зубы, поигрывая пистолетом. – Я много чего видел и в тюряге, и в кино. Но такого…

Солнце, продавив облачную дымку, зажгло верхушки деревьев.

* * *

Больше никогда ей не снились комната с высокими сводчатыми потолками, длинный коридор, каменное распятие над воротами, дамы в прозрачных платьях, мужчины в мундирах, пролетки, громыхающие по парижской булыжной мостовой, – все исчезло, растворилось без следа. Но порой во сне ее охватывал ужас при первых контурах земляничной поляны со светлыми кронами деревьев, и неотвратимо надвигалась пятерка шоколадных ребят, пятерка, похожая на букву «М» (двое бейсболистов возвышались по обе стороны коренастого вожака), и презрительный взгляд вожака, как ни странно, сулил спасение – парень волевой, с характером, с ним можно было договориться, – и тут взмыленная лошадь, такая страшная и огромная вблизи, вздымалась на дыбы, и голова, с перекошенным лицом и еще живыми глазами, катилась по траве, оставляя красную мокрую полосу.

Часть вторая

I. Профессор Сан-Джайст

Какой-нибудь мелочи да не предусмотришь. Например, неудобно часами просиживать в кафе, когда у тебя под пиджаком за поясом заткнут пистолет. А ведь, казалось, рассчитал все до деталей, вплоть до вынужденной – подчеркиваю, вынужденной – перестрелки, чтоб ненароком не задеть какого-нибудь занудливого типа, который сначала предпочтет доесть свой салат, а уж потом нырнет под столик. Мне возразят: такого не бывает. При первом же хлопке местный народ, воспитанный на гангстерских фильмах, сползает на пол. Однако многолетний опыт, вековой опыт спецслужб, учит: в жизни все бывает. Я обладал этим опытом, но не имел элементарных навыков рядового оперативника. Пистолет мне мешал.

Шахматную партию в мавзолейном кафе на Вилшер-бульваре я разыграл ходов на двадцать вперед. В принципе я желал всего лишь побеседовать с глазу на глаз с мистером Кабаном. Разумеется, мистер Кабан такого желания не испытывал, но у меня был веский аргумент за поясом. Усложнение комбинации: мистер Кабан появляется с двумя «буграми», и у них в карманах джентльменский набор последних моделей стрелковых игрушек и на плече болтается АК. Маловероятно? Лос-Анджелес – не Москва, тут так просто носить оружие не разрешают? В жизни все бывает! Тогда в чем смысл комбинации? В том, что товарищ, он же господин Кабанов займется в свою очередь расчетами. Раз я внезапно возник пред его светлы очи, то, естественно, не один. Искать милого господина в течение года, найти на краю света и так глупо подставиться? Значит, с четырех углов второго этажа на его гоп-компанию наведено как минимум по гаубице. Или публика в самообслужке, включая толстую буфетчицу, – сплошь переодетые полицейские. Человек с травоядной фамилией знал про меня не все, но достаточно, чтоб предположить: я буду действовать, используя официальные каналы. Если дело так далеко зашло, нельзя мне давать повод «при попытке к бегству» или «оказав сопротивление». Тем более что я приглашаю его среди бела дня не в темный лес или пустынный пляж, а в свой номер гостиницы. Поедем на такси (стоянка за углом). Его команда последует за нами и закажет коктейли в баре. Господин Кабанов подумает, что в гостинице в центре города ничего плохого не случится (тут он ошибается: в жизни все случается) и он сможет отмазаться. Он мне будет вешать лапшу на уши или приоткроет серьезный след. Ему же выгодней, чтоб я навсегда исчез с его горизонта. Итак, мы в непринужденной обстановке поговорим по душам. Что он мне скажет, я догадываюсь. Мне важно, как он это скажет. И тогда я кое-что пойму. И сделаю соответствующий вывод. Включая…

Конечно, я предусматривал – вероятность на восемьдесят процентов, – что мистер Кабан никогда в кафе не появится. Предупредили? Не думаю. Я свое пребывание в Калифорнии не афишировал, и он не был связан с университетскими кругами. Причины гораздо прозаичнее: уехал в Мексику, заболел, надоело диетическое меню, познакомился с бабой, которая у себя дома кормит его шашлыками плюс специфическое обслуживание (а здесь – самообслуживание), к тому же у меня могла быть ложная наводка, – ну и, главное, чтоб сразу, с первой попытки, мне поднесли на блюде жареного Кабана? Слишком жирно, такого в природе не бывает! И я сидел в кафе без особой надежды, отрабатывая вариант, ибо, повторяю, в жизни все бывает.

Кстати, теория и практика рекомендовали сидеть в кафе с женским полом. Одинокая фигура подозрительна. На пятый день я стал подбирать кандидатуры среди постоянных клиенток. Стайки конторских служащих отпадали. Кто оставался? Два крокодила, дама без возраста и нервная эксцентричная особа, которая явно выжидала, когда у нее кто-нибудь попросит соль или перец, чтоб закричать о сексуальной агрессии. В Америке есть такой тип женщин: жаждут, чтоб к ним пристали, жаждут поднять скандал, да к ним почему-то не пристают…

И вдруг. За соседним столиком…

В разных странах, на континентах и даже в родном Париже я привык встречать людей, которых, казалось, знал давным-давно. Точнее, двойников этих людей. Вот парень из моего класса. Он чуть повзрослел, но такие же густые рыжие кудри, веснушки на розоватых щеках, то же выражение глаз. Невольно хочется хлопнуть его по плечу и спросить: «Са va? Сколько лет не виделись?» Действительно – сколько? Что-то много. И того парня, с которым мы сидели на одной лавке, давно уже нет в живых… Однако природа не ленится, штампует копии.

Она сняла с подноса болик с бульоном, квадратную чашку с рубленой морковкой, отодвинула поднос, окинула зал быстрым пристрелочным взглядом (на секунду задержав его на мне) и углубилась в процесс еды.

Какое знакомое лицо, какие знакомые повадки! Когда она еще раз на миг подняла глаза, мне почудилось, что это молодое создание прямиком сошло с картины Давида. Жозефина Богарне – ну покрупнее, несколько потяжелевшая, но подлинная Жозефина – уплетала за соседним столом рубленую морковку! Жозефина Богарне любила носить шляпки. На американской Жозефине был темно-синий берет, что довольно редко в Калифорнии. Виконтесса Богарне не была красавицей в строгом смысле этого слова, ее преображали глаза. Видимо, я нарушал приличия, уставившись на обладательницу берета как на живописное полотно. Меня опять удостоили взглядом, мелькнули искры – эффект Жозефины, сразу другое лицо!

М-да, такое совпадение! Гражданин Давид, член Комитета безопасности (впоследствии – придворный художник Императора), ворочался и чертыхался в гробу.

На следующий день я заметил темно-синий берет еще в очереди у кассы. Калифорнийская Жозефина чуть замешкалась в середине зала, но, поймав мою улыбку, решительно направилась к моему столику, села напротив.

Тут я только сообразил, что все это значит. Привет от Системы! Я не верю, что люди, регулярно получающие зарплату, настолько проницательны и любопытны, чтоб заинтересоваться убийством в Париже и связать его с моим визитом в Америку. Однако в Лос-Анджелесе я прикоснулся к Системе. Доул мне купил пистолет и оформил лицензию на ношение оружия. Доул поклялся держать все в секрете. Он был мне многим обязан, и я поверил. Старый осел! Дальше вопрос техники. Техника на грани фантастики. Нынче не шпионы – компьютеры не дремлют. Вот откуда ложная наводка на кафе Вилшер-бульвара. За мной наблюдали и разгадали мои намерения.

– Вам понравилось здесь? – спросила Жозефина из Системы. – Вкусные салаты с малым количеством калорий. Полезно для здоровья.

Перевод с английского на язык Системы: «Мы о вас заботимся. Мы не хотим, чтоб вы натворили глупостей».

Какого хрена они суют повсюду свой нос? Это мое личное дело. И я за него в ответе! Ненавижу…

– Ненавижу, – сказал я, – диетическую кухню. Как все американки, вы озабочены калориями. Национальное помешательство.

Моя реплика явно не укладывалась в их схему. Но Жозефину это не смутило.

– Тогда, извините за грубость, зачем вы сюда приперлись?

Честная постановка вопроса. Потрудитесь выложить карты на стол. Держи карман шире!

– Догадайтесь.

– У вас странная манера заводить знакомства. Начинаете с оскорблений.

Перевод с английского на язык Системы: «Как хотите. Мы не торопимся. Продолжим наши игры».

И все же почему они обращаются со мной, как с мальчишкой? Меня взять фронтальным наскоком? Ведь я же ветеран Системы и сам, бывало, плел такие сети…

– Видимо, элементарная зависть. Девочка, я вам в отцы гожусь. Это мне надо соблюдать диету. А в вашем возрасте…

В любом возрасте, когда кушать подано, надо есть. Иначе ни в какие ворота не лезет. И теперь я мог рассматривать копию с картины Давида без стеснения. Девочка хорошенькая, что лишь подчеркивало: американцы как были, так и остались дилетантами. Я не киногерой, не знаменитость и на миллионера не похож. К такому, как я, красотки не подсаживаются. Раз подсела, значит, подослана – вот нормальная реакция профессионала. Но у детей Голливуда своя схема. Они ее блюдут, вопреки здравому смыслу.

– Ваш салат с креветками вы слопали без отвращения.

Перевод: со мной все же веселее, чем с пожилой каракатицей.

Возможно, они в чем-то правы. У них тоже опыт.

– Faisable.

– Французское словечко? Что оно означает?

Означает: в чужой монастырь со своим уставом не суйся.

Принимаю ваши правила.

– В данном случае – «вполне сносно».

Улыбка Жозефины. Мистика!

– Догадалась. Я вам кого-то напоминаю. Кого-то из вашей молодости. Судя по мировой тоске, которую прочла в ваших глазах, вы любили эту бабу.

Система напрашивается на комплимент. А ведь действительно, они классно сработали. Найти в короткий срок двойника Жозефины – невероятно! Мне дают тонкий намек, и я его пока не очень понимаю.

– Браво! Какая умная девочка! Сейчас ваш обеденный перерыв кончается и вы спешите на службу. Но я приглашаю вас вечером в настоящий французский ресторан. Еда – это не только калории…

– Папаша… извините, сами сказали, что в отцы мне годитесь… Ну и темпы у вас! С места в карьер. Так вот, несмотря на мой юный возраст, я все-таки знаю, что бесплатных ужинов не бывает.

Калифорнийская Жозефина за словом в карман не полезла. Готовый ответ. Значит, их схема такой поворот предусматривала. Пошел охотиться на Кабана, а меня самого гонят, как зайца. Последняя попытка запутать след:

– Бывает. Для меня это воспоминания молодости. И вообще, я не по этой части.

– Жаль…

Тут она неплохо сымпровизировала. Способная девочка!

В старые добрые времена, если к человеку из Системы обращался его коллега с конфиденциальной просьбой, человек шел на риск, просьбу выполнял и язык держал за зубами. Особенно если они с коллегой находились на разных полюсах Системы. Это не считалось должностным проступком, наоборот, негласно поощрялось. Ведь сотрудник таким образом приобретал средство давления на другой лагерь, в нужный момент мог потребовать вернуть должок и получал какую-нибудь информацию, которую, кроме него, никто бы не добыл. Звенья Системы, все крупные разведки и контрразведки мира, функционируют по принципу «услуга за услугу». Довольно часто в процессе обмена продавец обвешивает покупателя, что ж – ловкость рук входит в правила игры. Но если пытаются всучить тухлятину, Система этого не прощает и в конечном счете наказывает. Сохранять баланс – в интересах Системы. Когда пишут о славных победах того или иного звена Системы (разведки), обычно умалчивают, что было дано взамен. А взамен давали (не сомневайтесь!) архиважные сведения, да только противоположная сторона не сумела или не успела ими воспользоваться: военное поражение, крутой поворот в политике…

Увы, азартных людей с размахом, с воображением в Системе остается все меньше и меньше. Почему? Служба стала цивильнее, безопаснее. Раньше человек, попав в Систему, мечтал дожить до сорока. Нынче с молодых лет думают о пенсии. Поэтому Доул и повел себя как сукин сын, вернее, как мелкий дисциплинированный чиновник – тут же доложил начальству. Однако идея, кому бы она ни принадлежала, приставить ко мне Жозефину была оригинальна, и я это оценил. Прервать контакт, улететь к чертовой матери? Не очень красиво, и рикошетом ударило бы по Жозефине: дескать, не справилась. Нет, пусть девочка работает, набирает очки. И в Жозефине – Дженни ее звали – чувствовалось что-то неординарное, врожденный талант, с ней было приятно общаться. Мы дважды ходили в ресторан, и, казалось, я кое-что ей подбросил для рапортов. А кому она их адресовала – ей-богу, меня не заботило.

Беззаботный, бескорыстный рыцарь печального образа, каким я себя усиленно изображал!

Ну… не совсем.

Во-первых, я уже не испытывал неудобства от игрушки, заткнутой за поясом. Ведь мне дали понять, что зря я занимался самодеятельностью на Вилшер-бульваре. Игрушку спрятал в чемодан.

Во-вторых, информация о кафе на Вилшер-бульваре не исключала, что Кабан водится где-нибудь в окрестностях Лос-Анджелеса. И может, по их схеме, Дженни – Жозефина должна мне будет шепнуть пару слов на этот сюжет.

В-третьих (и главное), зачем они все это затеяли? Оградить меня от моих же импульсивных поступков, непродуманных действий, обеспечить комфортабельный отдых на калифорнийском побережье? (Сакраментальная фраза: «За счет американских налогоплательщиков».) Во что я точно никогда не верил, так это в альтруистичность Системы. Значит, у них есть какие-то свои соображения, о которых они мне найдут элегантный способ сообщить.

И я с восторгом принял предложение прогуляться в воскресенье по пляжу Окснарда.

Океан был тихим. (Гомерический хохот на галерке!) Я в том смысле, что мощные водяные валы, днем и ночью накатывающие на берег Лос-Анджелеса, в Окснарде куда-то исчезли. Серая, с голубыми проталинами гладь уходила к горизонту. Для полноты пейзажа маячило несколько рыбацких лодок и чайки (как же без чаек, Система, когда хочет, все раздобудет), крупные, как курицы, скандально вопили и прыгали по камням.

Нормальные прохожие (или переодетые агенты ЦРУ, КГБ, ФБР, ГРУ, БНД, ДСЖ, ВЧКа и Святой инквизиции) семьями, взявшись за руки, фланировали вдоль океанской кромки по мокрому песку. Дженни, демонстрируя отменную спортивную подготовку, скакала по каменному молу (для прогулок, между прочим, не приспособленному). Я резвым козликом следовал за ней, рискуя сорваться с наклоненных под разными углами гранитных плит. (Не гранит? Откуда я знаю, что там под скользким мхом!) Стоп, сказал я себе, перестань чертыхаться и материться. С таким же успехом ты мог оказаться в больнице у постели умирающего старика, вдыхать весь букет мазей, набухших бинтов… Радоваться надо, что по их схеме тебе подфартила прогулка с красивой девочкой, вон как хорошо она смотрится на фоне неба, океана и чаек! И влюбленные по традиции всегда карабкаются (скачут, прыгают – любовь окрыляет!) по острым камням. Взялся за гуж – не говори, что не дюж! Все так, но ведь ей поручили охмурить меня, а я делаю вид, что слопал наживку, то есть мы играем роли, а играть или быть влюбленным – есть некоторая разница для тех, кто понимает. Тем не менее опыт Системы учил: в роль надо войти с головой, увлечься, иначе допустишь фальшь или самому станет противно.

И я говорил себе: гляди, какие у нее стройные, полные ноги, тебе всегда нравились такие, а не двухметровые костыли нынешних топ-моделей; как здорово, что девочка не употребляет ни тонов, ни краски, ни замазки – не штукатурит свое лицо, как большинство дам перед облавой на мужчин, – у нее тонкая, нежная кожа и почти детский румянец на щеках; случай небывалый, она не тараторит, как сорока, пользуясь тем, что собеседнику некуда деваться, – она произносит самые необходимые слова («осторожно», «обогни этот камень слева», «дай руку») и улыбается!

Короче, когда мы наконец сели в кафе в закрытой бухте у причала яхт, я был настолько ей благодарен: во-первых, что не угробила меня на камнях мола; во-вторых, что прогуляла потом вдоволь по ровной местности; в-третьих, что не поленилась, привезла и показала действительно живописный городок, – короче, я почувствовал, что добился желанного состояния: я влюблен!

В приливе вдохновения я рассказывал ей забавные истории из древних веков – специально абсолютно не то, что могло бы заинтересовать ее начальство, – она слушала молча, не спуская с меня глаз, она уплывала со мной в глубь времен, а я тонул в ее огромных зеленых глазах, которые постепенно заслоняли мне интерьер кафе в стиле боцман-шотландец, эклектические постройки на набережной для приманки туристов, яхты, моторные лодки, шхуны, бригантины, дредноуты, линкоры, авианосцы – весь мир. Спасибо, девочка!

Опытный лектор знает, что перебор имен притупляет внимание. Повторяю, я увлекся и ввел в повествование даже графа Акселя Ферзена, растерзанного толпой у ворот королевского дворца в Стокгольме…

Дженни встрепенулась и, наверно, вспомнила, что нужно продолжать игру.

– Тони, по большому секрету сообщаю: в следующий раз, когда пожелаете развлечь подобной историей молодую девушку, вы можете заодно ее изнасиловать. Она не заметит.

Что называется: открытым текстом! Посланный вдогонку комплимент не смягчил топорности заранее отрепетированной по схеме реплики. «Ну и нравы в теперешней Системе! – подумал я. – Впрочем, а когда они были другими?»

Далее нам насвистели из суфлерской будки диалог. Я ей сообщил про себя то, что она прекрасно знала, и она изображала удивление. Скучно, граждане. На стенке, за ее спиной, прорезались деревянное рулевое колесо, шкиперская фуражка, боцманская борода, макет парусника, набор пивных кружек, яркий плакат, где мужчина в красной клетчатой юбке держал бутылку виски, размеры которой превышали башни замка на заднем плане (замок, естественно, на скалах и неправдоподобно синее море)…

– Я развелась с мужем, – сказала Дженни. – Мой муж…

Она опять ломала их сценарий! Система категорически не рекомендует рассказывать подробности из своей интимной жизни. Ну, одну деталь для прикрытия можно взять, чтоб лучше соответствовать легенде. Дженни говорила как на исповеди. Человек сам хочет vider son sac, выложить все или почти… Классическая исповедь не требует реакции собеседника. Поэтому в церкви при исповеди лицо священника скрыто плотной решеткой. Я видел, что для Дженни очень важно знать, как я реагирую, ибо ее исповедь была обращена не к Богу, не в небеса, а непосредственно ко мне. Чем я заслужил такое доверие?

…Рулевая борода, красно-клетчатый парус, шотландский замок на пивных кружках потеряли очертания, размылись в сиянии ее глаз. Я балдел от того, что слышал, я чувствовал, что сам теряю голову. Господи, что она творила, что она делала – со мной-то ладно… с незыблемыми правилами Системы! А потом, воспользовавшись моим отсутствием (извините, отлучился в туалет), заплатила по счету и заявила, что в дальнейшем в кафе и ресторанах платит только она! Вы поняли или нет? Если нет – объясню: более вопиющего нарушения всех инструкций не бывает! Это равносильно признанию, что ею получены представительские на проведение подобных мероприятий.

В английском «ты» и «вы» различается по интонации. Если бы мы с ней говорили по-французски, то давно бы перешли на «ты». «Ты самая смелая девочка на свете», – вставил я пару раз в ее исповедь о неудачном замужестве. Поняла ли она, что я имел в виду? На моей памяти еще никто так вольно не обращался со священным табу нашей профессии…

Все же называть вещи в лоб не следовало, поэтому, когда мы прощались у гостиницы, мне захотелось ее поцеловать – а как иначе выразить свое восхищение? Я не в восторге от французского обычая целоваться по любому поводу, да у нас так навострились, что прикладываются друг к другу щеками, а на самом деле целуют воздух. Дженни не обладала французскими навыками и… в общем… мы поцеловались вроде бы по-настоящему. Я жутко смутился. Ведь как теперь целуются, я не знал.

– Пардон, – сказал я.

Отчаянная голова, самая смелая девочка на свете, укатила к своему ребенку и мужу, мужу бывшему. Хотя бывает, что уложат ребенка, посидят, поговорят и опрокидываются на постель. В жизни все бывает. Старая любовь не ржавеет. Пожалуй, не тот случай. (Кажется, ты себя успокаиваешь? Ну, ну!) У Дженни накопился заряд ненависти. Ладно, я им не судья, и в том, что они расстались, моей вины нет. Конечно, я должен бы ей активно сочувствовать: беспроигрышная позиции, когда женщина расправляется с бывшим (а ты разве не поддакивал?), – но в отношениях с Элей я решительно принял сторону Джека: «Счастье, что у Эли есть отец!» Я заметил, как Дженни это не понравилось. Если бы я рассчитывал с ней спать, мог бы потерять все шансы. Но… Во-первых, во-вторых, в-третьих… Не будем повторять пройденного. И главное, у меня были основания полагать: отец для дочери – это счастье. Живой отец.

Сегодняшний вечер я бы с удовольствием провел с Дженни. (Кстати, удовольствие исключалось. Почему? Да потому.) Какое приятное состояние влюбленности – давно забытое, пусть искусственное, все равно хорошо. Детский румянец на щеках, сияние ее глаз… Сидел бы и смотрел. А может, развязался бы язык – неодолимое желание, не то, о чем вы подумали, – vider son sac. Пожалуй, самой смелой девочке на свете ты бы кое-что рассказал. Не про древние века, про себя, естественно. Ой-ой-ой, она явно произвела на тебя впечатление. Или, скажем осторожно, больше чем впечатление.

Где-то за пять миль на том же Голливуд-бульваре бурлит вечерняя жизнь. Около моей гостиницы – темнота, дичь, волки воют. В классных отелях Америки приятно проводить время, на улицу выходить не хочется. В отеле, как мой, не хочется жить. Нормальные люди здесь и не живут – ночуют. Отель облюбовали наркоманы, алкоголики, убийцы, самоубийцы – публика, целиком сосредоточенная на своих проблемах. Такие соседи меня очень устраивают. И я научился организовывать свои вечера. В трех кварталах отсюда призывно сияет вывеска «Макдоналдса». Там я и поужинаю. А пока, самая смелая девочка на свете, я не собираюсь умирать со скуки или тоски. Дела надо планировать заранее, и тогда их всегда будет по горло. Чем развлечемся сегодня? На полу у кровати две высокие стопки: «Лос-Анджелес таймс» и «Панорама», местная газета, издающаяся по-русски. Японскими и испанскими газетами калифорнийского разлива я нагло пренебрег. Отказал себе в удовольствии штудировать даже китайскую. Ярые защитники нацменьшинств обвинят меня. Пробормочу в оправдание, что ни звезд американской журналистики, ни русских гениев я все равно читать не буду, просмотрю лишь страницы с частными объявлениями. Господин-товарищ Кабанов может сунуться или в английскую, или в русскую прессу, на другой фене он не ботает. Скорее всего, мистер Кабан предпочтет «Л. А. таймс». Ни одному американскому сыщику не хватит терпения проглядеть километровую рекламу от корки до корки. Но если подскажут – он отыщет. По сравнению с «Л. А. таймс» в «Панораме» с рекламой негусто. Выросла капуста. Однако прочесть ее калифорнийским полицейским сложнее. Отсюда и соблазн для тов. Кабанова запустить на тарабарских (для американцев) страницах свою мигалку.

Опыт учил не жадничать, не давиться кусками. Американскую кухню, как более аппетитную, отложим на понедельник, а сегодня ограничимся русским меню.

«Укладка всех видов паркетных полов», «Требуется няня», «Самая выгодная покупка машины в Америке», «Ищу партнера в механический бизнес»… Спасибо, господа, обойдемся. Меня интересовали объявления типа: «Мистер Хейг разыскивает Николая и Петра. Просьба срочно позвонить по…» Еще интереснее: «Петр срочно разыскивает мистера Раска».

Пока все не то. Ладно, вечер длинный. А чем сейчас занята самая смелая и – как мне почудилось днем – самая красивая девочка на свете?

«…Помогаю в исцелении от многих болезней, снимаю сглаз, а также делаю необычный терапевтический массаж».

М-да, опыт – великая вещь. Недаром в Париже ни с одной своей студенткой даже в зоопарк не ходил.