Текст книги "Орёл в стае не летает"

Посол осознавал, что на него неожиданно взвалилась ответственность за каждое своё слово. Если он хоть что-то скажет не так и этот любознательный мальчик неправильно его поймёт, ему не поздоровится. Донесут Артаксерксу, и ему конец! Перс начал осторожно:

– Персидские цари сами никогда никому войну не объявляют. Только когда какой-то народ попросит защитить от врага. У нашего царя тысяча тысяч пехоты и десять тысяч всадников, причём всадники все из знатных семей, участвуют в сражениях рядом с царём. Есть у нас повозки с большими смертоносными серпами на колёсах; они косят вражеских воинов, словно траву. Есть ещё боевые слоны, их сотни, они обучены убивать тех, на кого им укажут. Вот почему персидская армия непобедима. Вот почему чужеземные цари и полководцы с радостью идут служить царю персов. – Мясистое лицо посла расплылось в улыбке. – Твой предок Александр, гордое имя которого ты носишь, тоже служил персидскому царю Ксерксу. Все греки боялись Ксеркса, а македонского царя Александра уважали.

Царевич побледнел лицом.

– Неправда! – крикнул он с обидой в голосе и вопрошающе посмотрел на Антипатра; тот отвёл глаза.

– Да, так было, – не уступал перс. – Царь Александр, сын царя Аминты, и царь персов Ксеркс были добрыми друзьями. В то время Македония воевала с Грецией, а Ксеркс помогал ему. Сейчас царь Артаксеркс дружен с твоим отцом, уважает его как отважного воина. Царь Филипп хочет заставить Афины уважать Македонию, и в этом вопросе царь Ксеркс поможет ему. В союзе с Персией твоему отцу покорятся Спарта, Афины и все другие враги.

По глазам царевича, предательски повлажневшим, было заметно, что он расстроился. Соскочив с трона и путаясь в длинной не по росту парадной одежде, Александр выбежал из мегарона и только за его пределами разрыдался в голос.

Гости и придворные, задержавшиеся в мегароне, неторопливо вышли вслед, притихшие и озабоченные.

* * *

Осада Олинфа продолжалась около года, и всё это время Филипп отсутствовал в Пелле. Персы давно отбыли домой, так и не получив от македонского царя внятного ответа на предложение военного союза. Это было в его манере испытывать друзей и противников надеждами и обещаниями. Македонии было ни к чему, как предлагал Артаксеркс, предоставлять свою территорию для накопления персидских войск перед броском на Центральную Грецию, к Афинам. Филиппу не нужна была конфронтация с населением греческих городов, с которыми он намеревался договориться купленным миром и несбыточными обещаниями. Он не спешил, выжидал, чем закончатся события вокруг престола персидских царей. Знал, что в Персеполе давно зрели заговоры членов царственных семей, которые могут привести к смене не только личностей на престоле и отсюда настроений в отношении Греции, но и во внешней политике Персии в целом.

Вернувшись в Пеллу, Филипп услышал от Антипатра полный отчёт о действиях сына в его отсутствие. Освободившись от накопившихся срочных дел, царь появился на семейной половине дворца.

– Александр, как ты вырос! – с радостью заметил отец, обнял, поцеловал. – Ну а теперь расскажи, как ты воевал с персами.

Александр, заглядывая ему в глаза, спросил:

– Отец, разве мой предок Александр служил у царя персов? Скажи, что это неправда.

– Мальчик мой, – Филипп сразу посерьёзнел, – ты правильно поступил, что не поверил чужеземцу. Я хорошо знаю персов, они большие интриганы. Поэтому не верь тому, что сказал тот перс. Твой предок Александр не предатель, а герой. Когда на землю Македонии пришла армия Ксеркса, он поступил мудро – сделал вид, что покорился. Если бы он так не сделал, Македония могла бы погибнуть. Царь Александр согласился стать союзником персов, чтобы в нужный момент принести пользу грекам, с которыми македоняне одной крови. Царь Александр был вынужден с македонским войском выступить против греков, но перешёл на их сторону сразу, как представился случай. Узнав секретный план полководца персов Мардония, Александр выдал его грекам. В результате греки победили, а царь Александр стал участником этой победы.

Филипп увидел, как у сына глаза занялись гневом, рука сжала рукоятку деревянного меча, который носил на поясе.

– Я убью персов, которые говорили плохо о царе Александре! – заявил он.

– Я верю, сын мой, придёт твоё время, и ты накажешь Персию за поругание Эллады. Ты уже доказал, что достоин царского престола. Но я думаю, когда ты вырастишь, в Македонии будет тебе тесно, как статуе Зевса в храме Олимпии.

В этот вечер юный царевич долго ворочался в постели, вспоминая слова отца, ставшие вещими…

Глава 4. ИЗгой

Стагиры

Аристотель Стагирит, как его называли греки, родился в 384 году до н. э. в Стагирах, провинциальном городе в живописных горах Халкидики. Укрытые развесистыми шапками вековых дубов и платанов, жилые дома здесь проглядывали сквозь зелень красными черепичными крышами, подступая вплотную к крепостным стенам. Аристотель с детства знал, что его родной город появился на месте древнего поселения греков-колонистов, прибывших когда-то с острова Андрос; аборигены отнеслись к пришельцам враждебно, случались вооружённые стычки, из-за чего поселение вскоре обезлюдело, разрушилось и заросло мелколесьем.

Прошло несколько сотен лет, пока в этих местах снова появились греческие переселенцы с Андроса. На этот раз для жилья они выбрали более удачное место – у подножия двух холмов, которые с одной стороны прикрывали город от вражеских набегов. Другой стороной городские кварталы полого спускались к берегу морского залива, воды которого изумляли всякого, кто впервые видел это, необыкновенной прозрачностью и густым изумрудным цветом. Через залив просматривается крохотный островок Капрос (Кабан), действительно напоминающий очертаниями это животное, а за Капросом, но уже только в ясную погоду, просматриваются горные хребты Македонии и Фракии.

Аристотель вспоминал Стагиры, когда на Лесбосе начал изучать строение и повадки морских животных, рыб и губок. Как подростком прибегал на берег, когда приставали баркасы, потяжелевшие от даров Посейдона. Усталые бронзотелые рыбаки с хмурыми лицами торговались с перекупщиками, перекрывая хриплыми голосами перекличку голодных чаек. Ударив по рукам и перегрузив улов в большие ивовые корзины, они не спешили домой, оставались у костров, счастливые от сознания, что живы и кое-что заработали на жизнь. Самый проворный из их команды ловко жарил на угольях рыбу, креветок и кальмаров, потом рыбаки с аппетитом ели и угощали каждого, кто навещал их ненароком. Они в очередной раз рассказывали друг другу старые истории и всегда смеялись, где нужно было, или печалились. Пили некрепкое сельское вино, закусывая головками лука и кефалотири – козьим сыром, слегка расплавленным над огнём. Сыр пузырился, жир капал на раскалённые головешки, шипел и дымно прогорал, вызывая у сотрапезников чувство неукротимого голода. А с насыщением возникало ощущение полной свободы, жизнелюбия…

Аристотель жил в Афинах, когда узнал о захвате и разорении Стагир македонянами. Город находился в приграничной с Македонией территории, вследствие чего он не мог не попасть в зону внимания царя Филиппа. Не спас жителей ни военный союз с греческими городами на Халкидике, ни собственная отвага. Город не защитили высокие крепостные стены – они не устояли перед чудовищной разрушительной силой стенобитных механизмов. Часть жителей Стагир погибли, оставшиеся в живых были пленены, или им удалось бежать. Не прошло и полугода, как на пепелищах появились переселенцы из Горной Македонии.

* * *

Отец Аристотеля рассказывал ему в детстве, что предком их древнейшего рода был бог врачевания Асклепий, сын Аполлона. У Гомера в «Илиаде» есть упоминание о сыне Асклепия, враче Махаоне, который у стен Трои извлекает стрелу из раны спартанского царя Менелая, выжимает кровь и прикладывает лекарства, чудодейственную силу которого Махаон узнал от отца. Асклепию открыл секрет мудрейший кентавр Хирон. Мужчины рода Асклепия во всех поколениях овладевали искусством врачевания, становились профессиональными врачами. Сыну Никомаха быть врачом сам Асклепий велел!

Никомах служил придворным лекарем у царя Аминты. В Пелле с ним находилась жена и двое детей: несовершеннолетняя дочь Аримнестра и маленький Аристотель. Отец не сомневался в том, что сын тоже займётся врачеванием, поэтому с детства передавал ему свои познания в медицине, нанимал хороших преподавателей для обучения общеобразовательным наукам.

В пятнадцать лет Аристотель остался без отца. Семья вернулась в Стагиры, где старшая сестра Аримнестра удачно вышла замуж за фармакопола Проксена, торговца лекарственными снадобьями. По существующему закону, после смерти главы семьи его вдова и несовершеннолетние дети переходят под опекунство мужчины, старшего по возрасту. Проксен становится агнатом Аристотеля и его младшего брата*, который успел родиться после него, заботится о них как добропорядочный родственник. Взамен Аристотель помогал ему в торговой лавке, прислушиваясь к советам Проксена, которые фармакопол давал своим покупателям. В этот период жизни у молодого Аристотеля проявился интерес к познанию природы, особенно, когда Проксен выводил членов семьи за город, где под его наблюдением они заготавливали лекарственное сырьё. Именно тогда у него проявился интерес к сбору редких трав и растений, наблюдению за поведением животных.

От Никомаха Аристотелю остались записи, из которых было ясно, что отец занимался изучением проявлений органической и неорганической природы. Чтение научных трудов приучило юношу к анализу, послужило обретению навыка к исследовательской работе, проведению опытов и построению научно прогнозируемых догадок относительно законов природы. Подспорьем в домашнем образовании Аристотеля стали медицинские книги отца и редкие рукописи, на приобретение которых Проксен не скупился. Всё складывалось в пользу того, что после получения определённых фармакологических знаний и лечебной практики Аристотель станет профессиональным врачом древнего клана Асклепиадов.

На самом деле знакомство с научными трактами по различным научно-познавательным направлениям пробудило в нём неутолимое желание познать ещё больше. Например, всеобщие законы развития природы. Естественным образом появилась тяга к «любомудрию», как греки определяли философию, – «учению о бытии и познании», взаимоотношении человека с окружающим живым миром. Аристотель всё меньше интересовался медициной, тратя время на чтение книг и исследование природных явлений. Проксен как агнат проявлял недовольство по этому поводу, а сестра Аримнестра сказала мужу:

– У брата есть родинка на темени.

– Почему ты об этом говоришь мне?

– Когда он родился, акестрис (повитуха) показала нашей матери родинку и сказала, что такие знаки боги дают своим любимцам. Сказала ещё, что он будет очень умным, но характером – несговорчивым. Всё оттого, что прикоснётся к великому, божественному.

Аримнестра убедила Проксена, чтобы он не препятствовал желанию Аристотеля учиться наукам, которые сам изберёт.

По достижении восемнадцати лет – возраста эфеба – Аристотель получил свою долю отцовского наследства, имуществом и деньгами, чем до сих пор распоряжался опекун. Как убеждают одни античные авторы, что значительные средства он растратил «в гульбищах», поэтому подался в Афины, где нанялся пехотинцем в городское ополчение. По другим сведениям, он мирно расстался с семьёй и добропорядочным Проксеном, оставив ему на попечение свою имущественную долю с его обещанием, помогать Аристотелю на время учёбы.

Так или иначе, восемнадцатилетним юношей Аристотель оставил Стагиры ради того, чтобы оказаться в Афинах, в самой знаменитой академии Платона, ставшей для Греции «рассадником новой философской мысли»…

Детище Платона

Академия получила название по имени легендарного Ахедема, участника событий Троянской войны (XIII в. до н. э.) и хозяина земельного участка, на котором появилось самое престижное учебное заведение Греции. Здесь находилась его могила, а высаженная им роща оливовых деревьев стала священной для афинян. В 385 году до н. э. Платон, «старший друг» Сократа, «справедливейшего человека своего времени», на средства друзей и учеников приобрёл заброшенный участок земли. Вскоре на северо-западной окраине города появилась школа, действующая под девизом «Союз мудрецов, служивших Аполлону и музам» – Мусейон.

В процессе строительства Мусейона Платон дал указание, чтобы восстановили древние руины усадьбы, возвели новые помещения для учебных занятий, храм и гимнасий, где слушатели в перерывах между лекциями могли укреплять тела физическими упражнениями. Вдоль дороги, ведущей из Афин, со временем появились мраморные стелы в память о мифологических героях и гробницы афинян, прах которых заслуженно покоился в этом престижном месте. На территории Академии разместилось святилище Афины-Покровительницы, куда приходили горожане со своими заботами. Между деревьями рощи для досуга учеников проложены аллеи, устроены мраморные беседки и скамьи. По границам Академии возвели каменные стены с нишами, где стояли жертвенники, посвящённые девяти Музам, герою Прометею и богу Эроту. По территории протянули оросительные канавы с родниковой водой, в результате ожил запущенный сад, клумбы обзавелись яркими всепогодными цветами.

В завершение строительства комплекса Академии Платон распорядился выбить на верхних камнях главного портала слова: «Негеометр сюда не войдёт», что означало его приверженность к учению Пифагора о числах, математике и геометрии. По внутреннему распорядку платоновская Академия в самом начале была подобием легендарной пифагорейской школе с её общинным образом жизни: учителя и ученики совместно жили и устраивали трапезы, образ жизни тех и других был близок к аскетизму. Лекции читались не только для учеников Академии, послушать приходили и обычные афиняне, для кого важен был поиск истины, кто желал проникнуть в тайны философской науки. Финансовое содержание Академии осуществлялось за счёт добровольных взносов слушателей – кто, сколько в состоянии был платить.

Занятия в Академии проводились с утра до позднего вечера ежедневно по однажды заведённому распорядку: лекции по этике и поэтике, теологии (мифология) и натурфилософии (природоведение), математике Пифагора. Слушателям предлагали делать тематические доклады, с которыми они выступали на диспутах, каждый работал над каким-либо научным или философским сочинением. Выпускники афинской Академии становились известными государственными деятелями и политиками Греции. Всё это создавало высокую репутацию учебному философскому заведению, куда устремлялись за знаниями молодые люди из всех греческих городов. Среди них были выходцы из семей разного имущественного достатка, но всех объединяло огромное желание постичь тайны природы через философию.

Новичок

В 360 году до н. э. Платон, уже руководитель Академии, схоларх, находился на Сицилии, где при дворе сиракузского правителя Дионисия Младшего пытался воплотить в жизнь свою мечту о философе на троне и о государстве, управляемом мудрым и справедливым царём. Дионисий сначала гостеприимно принял философа и заинтересовался его учением, но как и его отец, Дионисий Старший, вынудил Платона покинуть Сиракузы и Сицилию.

Аристотель появился в Афинах во время отсутствия Платона, поэтому его принимал исполняющий обязанности схоларха Евдокс, друг Платона. В Греции его знали как учёного и философа, он получил ещё известность политическими и экономическими реформами, которые успешно провёл в родном городе Книде по просьбе земляков. Путешествуя по Египту, он познакомился со жрецами, с помощью которых он прикоснулся к тайным знаниям Космоса, освоил врачебное искусство, проявил себя в математике, астрономии и географии.

В тот день перед Евдоксом предстал худощавый юноша, почти подросток, с лицом болезненного вида. Аристотель с детства страдал коликами в области желудка, из-за чего во время приступов прибегал к надёжному в таких случаях способу: прикладывал к животу пузырь с тёплым маслом.

Евдокс с сомнением посмотрел на Аристотеля и после небольшой паузы произнёс:

– Слишком молод ты для наук, что здесь изучаются; они столь сложные, что под силу разве что взрослым мужам.

Ответ абитуриента поверг схоларха в изумление:

– Уважаемый учитель! Не стану возражать, что в вашем курятнике, который называется «академией», я кажусь цыплёнком. Если это недостаток, время исправит его. Но прошу принять к сведению, что в курятнике не только куры, но встречаются и бойцовые петухи. Кур пускают на бульон, а петухи в схватках проявляют себя героями.

Аристотель высказался с вызовом, не опуская глаз, и схоларху его поведение вдруг понравилось.

– Похвальны твои сравнения, эфеб, – заинтересованно произнёс Евдокс. – Но если ты завёл разговор о курах, тогда скажи, что родилось в начале: курица или яйцо?

Вопрос философа не застал юношу врасплох:

– Чтобы ответить на вопрос, нужно предположить, что начало есть нечто первое – в моём представлении, некое подобие семени. Если принимаем яйцо за начало, то курицу – за результат. В таком случае яйцо появилось раньше самой курицы.

Евдокс одобрительно закивал головой, потом, всматриваясь в юное лицо Аристотеля, подозрительно спросил:

– Ты сам додумался или от кого-то услышал?

– Учитель, я осмелюсь признаться, что поначалу увлекался орфиками*, а они провозгласили яйцо всеобщим первородством во всей природе. По мнению этих неистовых последователей Орфея, именно яйцо порождает всех пернатых и земных существ, рыб и морских животных, и земноводных, имея в виду змей, ящериц, крокодилов и даже саранчу. Всё будто рождается из яйца и всё в себе содержит яйцо.

В глазах Евдокса мелькнули искорки, какие бывали у него при встрече с достойным оппонентом.

– Я чуть было не согласился с тобой, эфеб, да вспомнил другое. Ни один здравомыслящий человек не скажет «курица яйца», а только «яйцо курицы», как и «семя человека» вместо «человек семени». Ведь разумнее полагать, что «совершенное» предшествует «несовершенному». Оттого твой вывод равносилен утверждению, будто женское чрево появилась раньше женщины. Как и яйцо по отношению к детёнышу, который в нём вынашивается и откуда нарождается. В соответствии с этим яйцо нарождается из курицы, отдавая долг природе.

Заметив, что Аристотель смущён, философ миролюбиво махнул рукой.

– Не будем продолжать спор, поскольку философия не позволяет завершить его победой одной стороны и поражением другой. Тебе всего-то нужно признать, что если птицы вьют гнезда до кладки яиц, а женщины заготовляют пеленки до рождения детей, не следует утверждать, что птичьи гнёзда возникли ранее яиц, а пелёнки ранее детей.

После такого разговора Евдокс без колебаний определил Аристотеля в группу своих учеников, не сомневаясь, что Платон по приезде не станет возражать. Евдокс был первым его наставником в философии единства эмпирических и теоретических познаний. От него впервые услышал он идею бесконечности в пределах общих сферических представлений о космосе. Несмотря на большую разницу в возрасте между ними завязались тесные приятельские отношения.

Погружение в философию

После двухлетнего пребывания на Сицилии Платон вернулся в Афины, к руководству Академией, получив от Евдокса лестную характеристику Аристотеля. С этих пор юноша начинает посещать лекции Платона, где, несмотря на сложность восприятия материала, удивляет учителя не столько знаниями, сколько усердием. Молодой Стагирит, как его сразу назвал Платон, выделялся среди остальных учеников ещё и беспредельной верностью учителю. Однажды был случай, когда Платон читал лекцию, настолько сложную для понимания, что слушатели начали покидать аудиторию один за другим. В тот день философ излагал свою теорию о существовании человеческой души:

– Подлинная сущность души – Разум, в силу чего занебесное бытие является ее естественной отчизной. Вот почему Сократ, готовящийся принять смерть, не только не сожалел об этом, но и радовался предстоящему уходу из жизни. Он знал, что тело мешает душе быть собой, а смерть освобождает душу от бремени тела.

Аристотель досидел до конца лекции, вникая в каждое слово учителя, а когда Платон засобирался уходить, остановил его возгласом:

– Учитель, я не могу согласиться с утверждением, будто тело для человека, только чуждая оболочка.

– Почему такое недоверие моим словам? – озабоченно спросил Платон, с интересом поглядывая на смелого ученика.

– Если следовать вашему утверждению, учитель, человеческая душа познаёт лишь себя. Тело при этом сообщает душе свои ощущения: огонь горячий, а лёд холодный, камень твёрдый, ртуть жидкая. Душа вынуждена считаться с подсказками тела, задумываться над ними, как поступать. Но ведь душа должна задумываться лишь над Вечным, Неизменным, а не получать от тела представления о постоянно меняющемся мире через ощущения?

Платон не удивился такому вопросу, он привык к тому, что слушатели не всегда воспринимали материал или возражали, выдвигая свои аргументы. Такое поведение в Академии позволялось, но случаев долгого противостояния идеям самого схоларха со стороны учеников до сих пор не наблюдалось. Платон подошёл в Аристотелю и стал снисходительно пояснять:

– Юноша, представь себе душу крылатой двуконной колесницей, которой управляет возничий. В образе возницы – Ум, сам по себе являющийся душой. Душа всегда настроена в покое созерцать Небо, а кони не дают ей такого случая; они есть страсти души, то, что приходит в душу от беспокойного физического тела. Душа с трудом созерцает бытие и она же, увлечённая неразумными развлечениями и похотью в бренном теле, способна забыть о своём первоначальном предназначении. Разум помогает душе обрести покой.

– С этим трудно не согласиться, учитель. Но что понимать под страстями?

– О, это всё, что вмещается тяжкого земного в светлой душе, что тянет её вниз. Всё, что не возвышает её к истинному бытию. Когда человек спит, ест, удовлетворяет свои нужды, он не стремится к Истине, стало быть, он оказывается в плену своих страстей.

– Получается, учитель, тогда человеку не следует ни есть, ни спать?

– Здесь ты прав: если хочешь продолжать жить, придётся тебе есть и спать. Но в тот момент душа человека не является настоящей душой.

– Получается, никто среди людей не обладает настоящей душой? – настаивал Аристотель.

– Никто, кроме философа, не претендует на обладание настоящей душой. Но стать настоящим философом может тот, кто способен ограничить свою связь с телом. Освободит себя от мирских желаний, окажется наедине с собой, в безмятежности. Душа должна жить лишь Истиной, ничем иным, кроме Истины. Чем более душа предаётся своим истинным занятиям, тем менее её обременяет земное существование.

Платон умолк. Выступившие на полном лице капельки пота давали знать об усталости; он не предполагал спора с учеником, поэтому немного разнервничался. Хотя раздражения не показывал – не в его характере было уходить из диспута с поражением.

Это спор с Платоном ещё больше укрепил Аристотеля в необходимости продолжать заниматься философией. Сомнений не стало – философия есть высший род досуга свободнорождённого эллина и вместе с тем его высшая деятельность, ибо деятельность ума есть жизнь. Большинство товарищей Аристотеля по учёбе именно так представляют себе занятия в Академии. Однажды он спросил Ксенократа:

– Что тебе дают занятия философией?

– Я счастлив, когда погружаюсь в философию, – ответил он.

– Не скажешь ли, друг мой, – приставал к нему с вопросом Аристотель, – разве поиск истины не лишает тебя покоя?

Ксенократ задумался и ответил, сохраняя обычное спокойствие на сонливом лице:

– Только когда занимаюсь философией, я чувствую себя надёжно. В этот момент я словно пребываю внутри крепости с высокими прочными стенами, хотя прекрасно понимаю, что от философии нет толку для меня, если ставить целью заиметь богатство. Но я всё равно философствую и пребываю в блаженном состоянии, будто достигаю вершин добродетельного наслаждения. Но чтобы достичь такого состояния, мне необходимо оставлять за стенами своей мыслями воздвигнутой крепости все заботы, стремясь внутри неё изучать жизнь и всё, что вокруг неё.