Текст книги "Цицерон. Между Сциллой и Харибдой"

* * *

Убедившись в посрамлении противников, Марк вернулся к тому, что считал своим непосредственным делом, к чему относился с любовью – к адвокатуре. Одним из значительных для него событий в этот период стал процесс Публия Корнелия Суллы, племянника умершего диктатора. Он обвинялся в том, что пять лет тому назад принимал участие в так называемом «первом заговоре Катилины», участники которого стали известны только сейчас. Цицерон неожиданно согласился на защиту, рассказывая всем, что ему как адвокату показалось «забавным» на этот раз представляться не государственным обвинителем. Он блестяще справился с поручением своего клиента, после чего друзья узнали, что Марк «занял» у Публия Суллы… два миллиона сестерциев! А вот отдал ли когда-нибудь долг – до сих пор никто не знает…

Глава пятая. Знакомство с Клодиями

Порочная красавица

Элитный район на Палатинском холме издревле осваивался богатой римской знатью, аристократами. Отсюда – незаурядная архитектура домов, привлекательные фасады, роскошная отделка и обустройство садов и рощ. В последнее время стали появляться собственники с невнятными родословными и подозрительными доходами. Старые домовладельцы с подозрением поглядывали на «новых римлян», игнорируя общение с ними и не теряя бдительности.

Марк Цицерон не был исключением, поселившись рядом с роскошными владениями Метелла Целера. Сосед не увлекался политикой, но прославился в должности народного трибуна, когда привлёк к суду предводителя всадников Эмилия Лепида за злоупотребления в должности пропретора Сицилии. Пути обоих пересеклись в процессе Гая Рабирия, которого защищал Марк Цицерон. Целер распустил Народное собрание – закон позволял, – предотвратив вынесение подкупленными судьями смертного приговора. В заговоре Катилины поддержал консула Марка Цицерона, отправившись с войском добровольцев блокировать горные проходы, чтобы помешать мятежникам перейти через Апеннины в Галлию. Но при встречах Метелл Целер особого дружелюбия к Цицерону не проявлял, пожалуй, из-за своей необщительности. С досады Марк написал Аттику: «…Метелл Целер не человек, а камень, кусок меди, совершеннейшая пустота…»

Марку нечасто, но приходилось видеть рядом с домом Целера молодую красавицу, его жену Клодию. «О ней говорил весь Рим». Супруг отдавал предпочтение тишине, душевному покою и домашнему уюту, а она любила ночную жизнь и шумное общество поклонников, которым виртуозно кружила головы. Появляясь на улице, красавица сразу оказывалась в окружении восторженных молодых людей, готовых отдать жизнь за счастливые мгновения с ней.

Клодия, в девичестве Клавдия Пульхра Терция, принадлежала к древнейшему патрицианскому роду Клавдиев, который со времен республики в каждом поколении давал Риму консулов, диктаторов и цензоров. Римляне с благодарностью поминают легендарного консула Аппия Клавдия, при котором появился первый водопровод, названный его именем, и дорога от Рима до Капуи – знаменитая Аппиева дорога. Оттого родня Клодии являлась частью высшего общества. Старшая сестра вышла замуж за консула Квинта Марция, младшая – за полководца Лукулла, сводная стала женой Гнея Помпея.

Метелл нередко отлучался по делам из Рима, в его отсутствие Клодия устраивала «поэтические вечера», превращавшиеся в шумные пирушки до глубокой ночи. В качестве «главного литературного десерта» хозяйка однажды представила гостям двадцатипятилетнего поэта – Гая Валерия Катулла, недавно прибывшего из Вероны, что в Цизальпинской Галлии. С её «легкой руки» он сразу стал любимцем аристократической молодёжи. Рассказывали, что Клодия любила посещать городской «Сад наслаждений» на высоком берегу Тибра, откуда наслаждалась зрелищем обнажённых молодых купальщиков. Приглянувшегося любовника брала на содержание, но часто продолжала принимать подарки от богатых поклонников.

Впервые Марк рассмотрел Клодию, когда появился в её доме вместе с Катуллом; поэт с восторгом отзывался о восхитительной хозяйке. В то время поэзией увлекались многие государственные деятели, политики, учёные и даже военачальники. Этим объясняется появление «сообщества свободных поэтов» в доме Метелла Целера. Цицерон тоже писал стихи и целые исторические поэмы. Несмотря на занятость, разносторонне образованный и общительный Цицерон посещал городские собрания поэтов, где участники обсуждали едкие эпиграммы на влиятельных в Риме людей, слушали и читали стихи, жарко спорили «о настоящем искусстве». Такое общение привлекало Марка ещё и тем, что в своих произведениях поэты стремились к миру и согласию между людьми, единству интересов граждан, а дружбу превозносили превыше всего.

Несмотря на разницу в возрасте – Катулл младше Марка на двадцать лет, – они сдружились, и ничего удивительного, что однажды Катулл признался, что у него есть возлюбленная, которую он нежно называл «моя Лесбия». Марк, пятнадцать лет как женатый, позавидовал поэту, пока друг не открылся, кого он называл Лесбией. Она не знаменитая поэтесса Сапфо, гречанка с острова Лесбос, и не размытый поэтический образ влюблённости. Она – Клодия, супруга Метелла Целия, соседа Марка по кварталу.

Цицерон понимал, что молодые, как Катулл, поэты постоянно влюбляются в предмет страсти, навеянной собственными стихами. А кто она – девушка или замужняя женщина, знатная дама, пастушка или падшая проститутка – всё равно! Молодые люди влюбляются, не задумываясь, отвергая законы, условности и устои общества; отсюда призыв Катулла: «…Будем жить, будем любить, а ропот угрюмых стариков будем ценить в один медный грош»… Такие, как Катулл, играючи влюбляются и так же расстаются с возлюбленными, их постоянно сменяющиеся чувства позволяют творить переполненные страстями стихи, которые с упоением читает молодёжь. Катулл так и объяснил своё увлечение Клодией – случайно увидел прекрасную незнакомку на улице в окружении поклонников и влюбился…

Для Клодии влюблённость в неё множества мужчин не вредила, хотя и страдала репутация в «порядочном» обществе. Ей понравилась увлечённость модного поэта, волновала его неистовая страсть. Катулл посвящал возлюбленной стихи, которые она воспринимала дороже любых подарков от любовников. В итоге поэт и замужняя женщина стали любовниками и, по примеру пчел, «жили жизнью сладкой, как мёд»…

По складу характера супруг Клодии не был ревнивцем. Образованный законопослушный римлянин примирился с эмансипацией римлянок, оттого полагал безобидным развлечением всё, что совершала избалованная супруга. Но если бы муж заметил за ней измену, чтобы не стать посмешищем, ему пришлось бы развестись, оставив у себя в качестве компенсации её приданое. А Клодия всё равно искала чувственных и разнообразных удовольствий вне брака, наверное, видя в этом какую-то захватывающую игру.

Общение с Катуллом, знакомство с его стихами, наполненными изощрённым поэтическим воображением, неожиданно раскрыло Марку, отцу двоих детей, неведомые ранее преимущества любовных отношений с другими женщинами. Поэт утверждал, что слишком просто обладать теми, кто каждый день с тобой рядом:

– В браке ты исполняешь долг, ведущий в супружескую постель, даже если с женой в ссоре. Когда же ты любовник – имеешь дело только с любовью, что означает только наслаждение обладанием – и больше ничего. В наслаждении самые глубокие чувства, но до тех пор, пока наслаждение не превратится в обязанность.

Сети амура

Цицерон слышал от Катулла немало откровений о своей возлюбленной. Поневоле прежде стойкий семьянин потянулся к ней, хотя бы из любопытства. Помимо двух сестёр – старшей и младшей – Клодия имела трёх братьев. Старший, Аппий, избирался консулом, средний, Гай, имел важную государственную должность. Более всех Клодия привязалась к младшему брату, вспыльчивому Публию Клодию, поскольку он постоянно попадал в неприятные ситуации.

После нескольких посещений «поэтической гостиной» Клодии Марку привиделся странный сон – на пару с Катуллом он играл в сферу – туго набитый шерстью кожаный мяч; перехватывал после подачи поэта. Самостоятельно разобраться с видением не смог, обратился к толкователю.

– Игра в сферу – достойное занятие мужчины, – пояснил жрец. – Тебя ожидает связь с гетерой: она, как мяч в игре, переходит из рук в руки, и ни у кого из игроков не задерживается.

Марк не придал значения его словам, сон забылся, но события разворачивались в неожиданном для него направлении. При первом посещении знакомство с красавицей-хозяйкой произвело на него благоприятное впечатление. Он отметил живость ума и остроумную речь, грациозную походку, привлекательный изгиб бедер, белую кожу и призывно влажные губы. Поразили глаза – широко раскрытые, темные, сияющие. По ним Марк сразу дал Клодии прозвище «Волоокая». Хозяйка дома случайно узнала об этом, ей понравилось – Гомер так называл Геру, супругу Зевса. В ответ Клодия поощрительно улыбнулась, показав белые, словно жемчужины, зубки. Клодия знала, кто такой Цицерон. Среди гостей, посещавших «поэтические вечера», он выделялся умением слушать, остроумием, увлекательно рассказывал всякие истории, порой, комичные. Но главное для Клодии в оценке женатых мужчин любого возраста оставалось содержимое их кошелька. Известный адвокат и консуляр Марк Туллий Цицерон имел достаточное влияние в обществе, что особенно ценила Клодия у влюблённых в неё мужчин.

Прошло немного времени с первого их знакомства, и Клодия пригласила Цицерона «на дружескую беседу, попозже к вечеру». Марк увидел хозяйку в откровенном одеянии – укороченной полупрозрачной тунике с оголённой грудью. Он повёл себя как молодой повеса: откровенно восторгался её выразительными женскими прелестями, целовал гибкие руки и нежную кожу плеча.

В новом поклоннике Клодию привлекли старомодность ухаживания и скромность, приверженность к семейной жизни. Она специально не торопила события, а когда видела его спокойным, притягивала к себе на достаточно близкое расстояние, затем прибегала к уловкам, отвлекающим от сближения. Клодия на этот раз задумала попридержать влиятельного и богатого соседа, на всякий случай, чтобы однажды покорить его своим обаянием и женской хитростью…

Случилось то, к чему он так легкомысленно устремился, но благодаря немалому любовному опыту Клодии они продолжали быть близкими друзьями. В счастливые для Марка дни молодая любовница не тяготила его. Она имела хорошее домашнее образование, не оставалась равнодушной к политике, отчего часто проводила время с Марком в беседах на острые темы. На многие вещи, в том числе на политику, имела собственное мнение, и чтобы не убеждать собеседницу в её неправоте, Марк порой с улыбкой отступал. Но в спорах о республике и демократии своих позиций не сдавал.

Они долго прятали от посторонних свои отношения, пока Клодии это не надоело – не в её правилах было скрывать от других женщин своё превосходство над мужчиной, обладающим большим весом в обществе! Она потребовала, чтобы он сопровождал её в Байи, самый известный курорт для богатых римлян. Ей не терпелось похвастаться общением с Цицероном на людях в тех местах, где раньше проводила время с прежними любовниками. Клодия добилась своего – их видели, о ней вновь заговорили: мужчины восхищались, женщины ненавидели и завидовали…

В Байях Марку запомнились тёплые ночи с верещавшими в кипарисах цикадами. Друзья-любовники купались обнажёнными при луне, катались на лодке под нежные звуки греческой кифары. Сопровождавший их молодой кастрат звонкоголосо воспевал проделки Амура. С Волоокой Марк почувствовал себя абсолютно безответственным человеком, молодым и беспечным, не обременённым семейными заботами и политическими интригами. Держа в объятиях жаркое упругое тело Клодии, он старался не задумываться о том, что они расстанутся. Причина появилась – Теренция, хотя и находилась в своём дальнем имении на севере Италии, получала письма от «подруг» с намёками.

Но Клодия вела себя бездумно, беззаботно. Лунной ночью в Байях рассказала, по какой причине лечебные воды горячие:

– Морские нимфы увидели Амура, спящего на берегу. Ради шалости надумали украсть у него факел, которым он разжигал любовную страсть у людей. Им это удалось, они бросили факел в воду, но чудесный огонь не погас. С этих пор местные воды стали горячими и приобрели чудесное свойство – у каждого, кто окунётся в воды Байи, зажигается любовный пыл.

Марк расхохотался.

– Вот почему я вижу здесь столько стариков! Набираются сил для молодых жён и любовниц?

В их отношениях произошёл неожиданный поворот. Совместно проведённое время для безответственной и бездушной женщины не прошло даром. Клодия долго не могла разобраться в чувствах к Цицерону, и вдруг, к своему ужасу, поняла, что… влюбилась! Произошло чудо – она теперь не представляла себе жизнь без Марка, не желала довольствоваться случайными встречами! Она надумала женить «драгоценную» для неё находку на себе. Приняв решение, Клодия прекратила всякое общение с поклонниками. Её посыльные рабы чуть ли не каждый день доставляли письма с чувственными признаниями к Цицерону, передавали ему лично в руки и терпеливо ожидали ответа. И в каждом письме предлагала развестись с Теренцией, обещая то же самое сделать с собственным мужем. Она взялась за Марка с привычной страстью и энергией, а он не воспринял её намерений, отделывался остроумными и ни к чему не обязывающими фразами. Почти обезумившая от своей идеи Клодия умудрялась передавать записочки с общими знакомыми и даже случайными людьми, не задумываясь о том, что содержание посланий станет публичным достоянием.

* * *

Теренция не читала писем соперницы, потому что не имела такой привычки, но её служанки иногда ей докладывали, что узнали, но и тогда она не придавала особого значения слухам. Мужские увлечения «женщинами для утех» она допускала, уверенная в том, что до развода дело не дойдёт. Знала, Марк горячо любил дочь и сына, оттого уживался с прихотями жены. Тем более при безусловном авторитете Цицерона среди римлян бросать тень на собственную репутацию ему не имело смысла. Но пришло время, когда у Теренции широко раскрылись глаза и она многое узнала…

По складу ума и характера Теренция обладала мудростью мужчины-стратега, удвоенной женским коварством. Над головой супруга засверкали молнии и грохотали громы семейного скандала. Марк оправдывался, решительно отрицал обвинения, стараясь умиротворить Теренцию. В те дни ему достались тяжкие испытания, но, что удивительно, он не просил совета у Аттика, как прежде, не жаловался. Написал только: «…Я не буду рассказывать о колючках и острых камушках своей семейной жизни. Я не могу позволить, чтобы мои тайны стали известны неизвестному мне посланцу».

Теренция не остановилась на нескольких скандалах, она хотела убедиться в том, что супруг окончательно порвал с распутной женщиной. Чтобы обострить ситуацию, в очередной ссоре «выдала тайну семьи Клодиев», о которой говорил весь Рим, а Марк не догадывался. Он услышал, что у его возлюбленной «не совсем братские отношения с младшим братом, Публием»… Было похоже на правду, поскольку, по слухам, «Красавчик», как за глаза называли порочного брата Клодии, с юности имел репутацию безобразного извращенца!

Поначалу Марк отказывался верить. Тёмная история с инцестом, о котором в Риме ходили слухи, что стало причиной развода Лукулла с младшей сестрой Публия и Клодии. По этой причине, когда Цицерон встретил в городе Публия, завязался ничего не значащий разговор, но когда Публий упомянул сестру, Марк с неожиданной резкостью спросил:

– С той, с которой ты переспал?

Расстались они врагами, а Марк отписал Аттику в Афины: «…Ты скажешь, консуляру не к лицу такие слова. Согласен. Но я её ненавижу».

С этого дня Цицерон резко порвал с Клодией. Перестал отвечать на письма, не реагировал на приглашения встретиться, забросил «поэтические посиделки». С его стороны такое поведение в отношении повелительницы мужских сердец выглядело слишком грубо. В ответ взыграло женское самолюбие. Властная, мстительная и коварная по натуре Клодия не смогла пережить того, что не она первая рассталась с любовником. Как?! Какой-то плебейский выскочка бросил ей вызов?!

Поначалу оскорблённая женщина пыталась вернуть поклонника в лоно хотя бы дружеских отношений. Ему пришлось выдержать шквал упрёков и обвинений, а когда она поняла тщетность своих усилий, в ней проснулись все качества злобной представительности рода Клавдиев. Месть царицы Медеи, убившей от безумной ревности соперницу, её отца и собственных детей, не шла в сравнение с необузданной решительностью брошенной любовницы. Изгнать бывшего любовника из Рима, нет, лучше из Италии, или ещё лучше – убить, обесчестить семью, разорить дом, оставить без средств жену и детей…

Под грациозной внешностью и ветреной красотой Клодии Пульхра Терции возродилась разъярённая Фурия. Для Цицерона, который пока не представлял всех последствий её гнева, Клодия представляла реальную угрозу. Для осуществления мести она привлекла друзей и поклонников, готовых с удовольствием причинить вред её обидчику.

* * *

Неожиданно умер муж Клодии – отходил тяжело, в бреду. По Риму поползли слухи, что Метелл Целер узнал об изменах супруги, и она отравила его. Но об этом лишь догадывались, к тому же Клодия недолго пребывала в трауре. Стараясь досадить Цицерону, вдова вернула расположение к себе брошенного ею поэта Катулла, который немедленно предложил выйти за него замуж. Прежде она ему обещала, следом увлеклась Цицероном. Клодия мало того что отказала жалкому бывшему возлюбленному, она поступила безжалостно – призналась, что любит Марка Целия, его друга, молодого оратора и политика. У Катулла взыграли оскорблённые чувства, но проявил их как истинный поэт – в стихах, переполненных ненавистью к обольстительнице и плутовке, столь же сильной, как былое любовное чувство! Вскоре поэт заявил друзьям, что его «Лесбия» – легкомысленная и капризная потаскуха, она недостойна преданной любви.

По Риму ходили его острые стихи с обличением «Лесбии», но неутешный поэт продолжал любить её. Осознав, кого теряет, пришел в ужас от проклятий, насланных на её прелестную голову. Раскаявшись, он появился у «развратницы», припал к ногам. Но отступление не привело к примирению – измены красавицы хоронили все его надежды. Над поэтом смеялись уже почти открыто. Однажды он рискнул пойти на «мужской шаг» – записался наёмником в свиту претора, отбывшего в Малую Азию. На прощание передал записку бывшей возлюбленной с проклятиями и грубой бранью:

 
«Я разрешаю тебе дружить со своими кобелями;
По три сотни их обнимать сразу,
Никого душой не любя,
Но печень каждому руша…»
 

Катулл о бывшей возлюбленной больше не вспоминал и стихов не посвящал, а с Марком Цицероном остался «на дружеской ноге», в переписке.

Скандал в доме Цезаря

В Риме случилось ужасное происшествие, перекрывшее все прочие до него, в том числе и предполагаемый развод Марка Цицерона с Теренцией. Новость, что в скандал вовлечён Публий Клодий, отодвинула все другие, обсуждавшиеся на улицах Рима. Оказывается, переодетый в женское платье мужчина, похожий на Клодия, проник в чужой супружеский дом. Не с целью хищения ценностей, а ради святотатства!

Римляне два раза в год – весной и зимой – отмечали праздник «девственной богини», относящийся к женскому плодородию и невинности. В её честь совершались таинства, на которые допускались исключительно замужние женщины и весталки. Весной празднества проводили в храме богини, а в последний месяц года – в доме одного из высших должностных лиц. На время проведения мистерий мужчины удалялись из дома.

Дом, где на этот раз проходило священное таинство, принадлежал великому понтифику Гаю Юлию Цезарю. Нарушитель успел сбежать, но люди предполагали, что ради жены Цезаря Клодий отважился на нарушение священных канонов. Если Клодий виновен, он достоин жуткой смерти.

Обвиняемого знали как яростного противника привилегий сенаторов, оттого дело Клодия рассматривалось в Сенате поспешно. Обратились в Коллегию понтификов, чтобы выяснить, имелся ли случай святотатства. Заседание во главе с Цезарем вынесло вердикт: «Совершено святотатство». Затем Сенат поручил обоим действующим консулам подготовить закон о назначении членов особого чрезвычайного трибунала для участия в процессе Публия Клодия.

Брак двадцатидвухлетней вдовы Помпеи с немолодым Цезарем выглядел странным с самого начала. Прежде всего она была внучкой Суллы, гонителя Цезаря. До происшествия супруги прожили шесть лет; детей в этом браке у них не было. Хотя неопровержимых доказательств её вины в данном случае не было, Цезарь поспешил с разводом, передав жене через своего раба уведомление.

Клодий тоже зря времени не терял: на сходках обрушивался с критикой на сенаторов, обвинял их во всех бедах римлян. Народ успел полюбить «пламенного борца за справедливость», Клодий получил сочувствие и поддержку плебса. Народный трибун Квинт Фуфий, желая прославиться, предложил отменить закон о рассмотрении дела Клодия в коллегии понтификов. Созвал Народное собрание, на котором предложение поддержали, обязав рассматривать дело о святотатстве обычными судьями, по жребию. Вместо рядового судебного разбирательства произошла схватка политиков, когда каждый преследовал личную цель – выгоду или месть. Цицерон оказался среди тех и других.

Расследование обстоятельств по делу растянулось на три месяца, так и не прояснив истину. В ту ночь в доме Цезаря оставались одни женщины – молодая хозяйка Помпея, мать Цезаря Аврелия и женщины рода, подруги, служанки, рабыни. Глубокой ночью, когда обряд почти завершился, служанка заметила в тёмном коридоре человека с капюшоном на голове. Лица не было видно. Служанка, уверенная, что это женщина, окликнула, но «незнакомка» не отзывалась. Заподозрив неладное, служанка крикнула, призвала на помощь, а «незнакомка» бросилась бежать к двери, оказавшейся почему-то незапертой. В последний момент у незваного гостя с головы слетел капюшон, открыв лицо. Мать Цезаря узнала… Публия Клодия! Он раньше посещал их дом…

Рим гудел от слухов. Всем было ясно, почему молодой человек оказался в «гостях» в столь неподходящее время и месте. Помпея была с ним знакома, оказывала знаки внимания. Клодий захотел острых ощущений, и молодая жена Цезаря предложила женское облачение. Её служанка открыла запертую на ночь дверь, провела любовника в дом…

Пока длилось расследование, понтифики провели слушания по дела и постановили, что все женщины, участвовавшие в обряде той ночью, «прокляты богиней», а искупление великого греха может наступить только в результате повторного таинства. Проклятие распространялось и на беременную супругу Публия Клодия, которая, оказывается, посетила дом Цезаря в ту ночь: её заставили вытравить плод особым снадобьем.

* * *

Просенатские свидетели обрушились на Публия Клодия с обвинениями в кровосмесительстве и развратных действиях. Даже уравновешенный в высказываниях Лукулл напомнил о порочной связи с сестрой, бывшей женой полководца.

Клодий отрицал все обвинения, поясняя, что в тот момент находился далеко от Рима и есть свидетели, что ещё до праздника отбыл в своё загородное имение. Указал на Марка Цицерона, тогда ещё своего друга, который якобы был тем самым свидетелем. Но в суде, куда вызвали Цицерона, Клодий услышал от него совсем не то, что ожидал:

– В тот вечер Клодий приходил ко мне, и мы с ним немного поговорили, а потом он ушёл. Куда – не сказал.

Слова Цицерона прозвучали как гром среди ясного неба – это означало, что Клодий к тому же клятвопреступник! Если бы Цицерон подтвердил показания Клодия, ещё неизвестно, какое бы решение вынесли судьи – ведь никто не знал, был ли Клодий в доме Цезаря. Но Цицерон поступил так не из-за плохого отношения к брату своей бывшей любовницы или, ещё хуже, по причине глупой мести. Он давал показания против Клодия из побуждения убедить жену Теренцию, что он полностью разрывает связи не только с Клодией, но и с её семьёй. Под впечатлением процесса Марк написал Аттику в Афины: «…Я думаю, ты уже знаешь, что Публия Клодия застали в женском платье в доме Гая Цезаря, когда совершались моленья за народ… Это так непристойно. Уверен, что ты тоже огорчен…»

Несмотря на то, что толпы римлян громко выражали у стен суда сочувствие Публию Клодию, улики оказались слишком очевидными и весомыми, а свидетели – уважаемыми. К концу мало кто сомневался в исходе судебного процесса: смерть преступника или изгнание с конфискацией имущества. Однако произошло иначе.

* * *

За два дня до вынесения приговора римляне замечали, как в дома судей, ведущих процесс по громкому делу Клодия, заходили подозрительные люди с мешками, а к дому главного судьи вечером прибыла в крытом паланкине молодая особа, похожая на сестру Публия Клодия…

Публия оправдали на том основании, что он поклялся богами, будто «в доме Цезаря его в ту ночь не было». Зрители на суде онемели от неожиданности, услышав решение заседателей. Сенаторы в отчаянии опустили головы, стараясь не смотреть в сторону торжествующего Клодия. Цицерон вскочил с места и бросил в лицо Клодию:

– Мы сегодня испытываем позор, но не собственный, а судебной системы, когда на неё смогли повлиять кошельки Красса, покровителя Клодия, и даже ночи некоторых женщин, служившие приплатой кое-кому из судей. Благие боги, какой позор!

Он повернулся к сенаторам:

– Отцы-сенаторы, не надо так падать духом. Дважды был оправдан Лентул, дважды Катилина, это уже третий, кого судьи выпускают безнаказанным. Но кара всё равно настигнет врагов государства. Вот почему, отцы-сенаторы, будьте добрее.

Клодий вскочил и с ненавистью выкрикнул:

– Ты оболгал меня, Цицерон! Твои наветы не убедили судей!

Цицерон отбил наскок:

– Двадцать судей пришли к согласию со мной по главному вопросу – ты преступник. А тридцать один судья, считай, тоже не оправдал тебя, поскольку деньги взяли с тебя ещё до заседания.

Цицерон расстроился, отчего некоторое время приводил в порядок свои чувства, старался понять, в чём ошибка. Конечно же, оправдание Публия Клодия повергло в прах авторитет консула и поколебало веру в единодушие благонамеренных граждан, желавших укрепление республиканских основ, ибо в поддержку явного преступника из недр римского общества выступили значительные силы. А после суда все эти силы станут злейшими врагами и обязательно выступят против него. Кто они поимённо – станет ясно позже…

Имя одного из них уже известно – богач Марк Красс. Мешки с его золотом оправдали негодяя! Но вторым человеком, поддержавшим Клодия, оказался… Гай Юлий Цезарь, заявивший на суде:

– Знаю точно, что в ту ночь этого человека не было у меня в доме.

Кто-то из судей спросил:

– Почему же ты в таком случае развёлся со своей ни в чём не повинной женой?

– Даже тень подозрения не должна коснуться супруги Цезаря, – был ответ.

После суда Цицерон объяснялся на Форуме:

– Не спрашивайте, почему оправдали Клодия! Причину знаете лучше меня – бедность и подлость судей. Их замечательный состав удалось подобрать путем ловких махинаций и подкупа. Даже для игры в кости не собиралось ещё такой сволочи, как нынешние присяжные! И всё же среди них были честные люди – они остались верны присяге, честно и бескорыстно голосовали против его оправдания.

Цицерона долго ещё одолевали мысли – зачем Крассу и Цезарю понадобился такой проходимец и лжец, как Публий Клодий? Догадка пришла к нему позже…

* * *

С этого момента в лице Публия Клодия Цицерон обрёл смертельно опасного врага. После суда он вместе с сестрой Клодией и остальной роднёй стали выискивать слабые места в его адвокатской деятельности и результатах работы во время консульского срока, готовя смертельный удар. С этой целью Клодия приглашала к себе своих обожателей из влиятельных аристократических кругов, чтобы придумывать козни против Цицерона, который реально винил только себя, вспоминая Еврипида:

 
От змеиного укуса лекарства имеются,
И пламени яда загладятся следы, —
Лишь женщина неисцелимо жалит…