Текст книги "Сокровища Наполеона"

Ответ был найден, как часто бывает, неожиданно. Большая стая воронья с карканьем устраивалась для отдыха на большом дубе за усадьбой. «Любят эти птицы большие деревья… Большие!.. Вот, вот!.. Большие деревья, а аллея образована совсем не старыми и не такими уж большими деревьями. Это значит, что они были посажены вместо тех, указанных на рисунке лип» – и Жак пошёл в сторону усадьбы, раздвигая ногой прибитую осенним дождём траву.

Он с лёгкостью обнаружил полусгнивший пень и пересчитал шаги от пня до крыльца. Количество шагов почти совпало с цифрой на рисунке. «Значит указанные цифры – это количество шагов от поворота до поворота», – Жак поднялся на крыльцо, пригнувшись над головой льва, мысленно провёл линию от кончика уха льва через место, где он обнаружил пень и обмер, заметив вдали отдельно стоящее дерево. Чертёж не обманывал и подтверждал содержание письма Нестерова, – место нахождения сокровищ определено.

Нетерпение Жака росло с каждым днём, но ему нечего не оставалось, кроме как ждать жаркого и сухого лета. И Жак погрузился с головой в обязанности по воспитанию и обучению Мити. Да, и барыни помогали на время забыть о поиске сокровищ: визиты в соседние имения, приёмы в усадьбе, театральные вечера у поляка Ширковски, поездка в Москву на новогодние и рождественские праздники, коллективная охота на всевозможного зверя – всё это скоротало время ожидания тепла.

Весна была ранняя и дружная. Стояли тёплые солнечные дни. Природа оживала. По свежевспаханным полям чинно вышагивали грачи, отыскивая в земле дождевых червей и свежие нежные корешки молодой поросли. Зазвенели в небе жаворонки. Уже в начале мая склоны оврагов и пригорки покрылись жёлтыми цветами мать-мачехи. Зазеленели заливные луга. Украсились молодой листвой кусты и деревья. В воздухе летал лёгкий аромат цветущей ивы.

Попытки Жака начать поиски заветного места с приходом весны оказывались безрезультатными, болото оставалось непроходимым, но вода заметно убывала, оставляя ему надежду.

Первым просох луг за болотом, и с появлением первой молодой травки крестьяне стали пасти на нём большое стадо исхудавших из-за голодной зимы коров с ввалившимися боками.

Когда стадо, напившись, ложилось жевать свою жвачку, а пастухи, пользуясь моментом, устраивались на траве, чтобы перекусить и отдохнуть, Жак присаживался рядом. Ему нравилось слушать их неторопливые, со своеобразным говором, рассказы о жизни настоящей и прошлой.

Однажды один из пастухов, чистивший варёное яйцо, с хитринкой посмотрев на Жака, осмелился спросить:

– А, по, что, барин, ты усё ишшишь да меришь? Мы приметили, уроде как, ты шо потерял…

Жак смутился такой фамильярности, но не обиделся, он уже давно понял, что у местных крестьян такое обращение в обычае, будь то барин, чиновник, какой ни есть, иль свой брат – мужик.

Жак был совсем не готов к такому вопросу, но быстро нашёлся:

– Да, вот, – произнёс он в тон мужику,

– Хочу у общины прикупить эту землю и построить на ней ферму.

– Больно не гожа ета земля для хвермы, есь и получче и посушей, поговори со старостой, мил человек, ён можить совет дать.

– Нет, для моей фермы земля самая подходящая.

– А, што ш, разводить хош ти коров аль овечек, можить коней?

– Да, нет. Не коней, не коров, не гусей, не свиней, а лягушек, особого вида лягушек.

– Лягух!?.

Пастухи перестали жевать и с изумлением посмотрели на Жака, которое вскоре сменилось нескрываемым на лице подозрением, ни болен ли барин.

– Кака ш с них польза будить, с лягух, какой прибыток?.. Их и не разводивши столь здесь, тольки собирай. Глянь на воду, кишать, тольки лови.

– Какая польза спрашиваешь, дедушка. Скажу. У нас во Франции это одно из самых изысканных кушаний.

– Птьфу, жрать лягух, птьфу, – пастух хотел откусить от огурца, но передумал, – Потому, я скажу, вы, хранцузы, и проиграли нам войну, шо хотели нас кормить не мясом, а лягухами, а нашему люду это не понраву.

– Может быть, может быть и поэтому, – Жак задумался, переваривая сказанное дедом.

– Ну хранцуз, ну вчитель, удявил ты нас!.. – встрял в разговор пастух по – моложе, – Лягух, падумать тольки… А мы уш подумали, шо ты клад ишшишь. Давно ходють слухи, шо хранцузы, иде-то здеся клад зарыли. Ишшо дед Кадаш сказывал, да грозилси найтить яво, да разбогатеть. Так и сгинул у болоте. Дух здеся гнялой да уредный, разум человек теряить. Вот и сгинул от жадноси своёй. Верней будить, шо утоп. Сказывають правдать, шо завяла яво, болотная кикимора в трясину, да и утопила, а с поначалу кров выпила. Тольки хто сие видал. Сказки ето. А шо утоп верно будить, не сумлевайся.

– Я шо скажу, барин, Приметили мы, шо ты усё глядишь у свою бумагу да меришь, глядишь да меришь. Можить помощь, какая надоть? Так спрашивай. Мы усегда пожалте, помочь гатовы.

– Не откажусь от помощи. Не сходится у меня с картой. Получается, что дорога намного ближе, чем на карте.

– Довно ль ваша карта рисована?

– Давно, очень давно.

– Так, мил человек, этоть по тому, шо дорога-то новая, а старый большак проходить совсем не здеся, а вона, иде кусты виднеютца. Потому и не сходитца у тебя с картой. Да, тольки сдохнуть твои лягухи от нашей непогды, сдохнуть. Промёрзнить болото, и сдохнуть. Не выдяржуть хранцузские лягухи наших морозов.

– Я подумаю, подумаю, может и передумаю. Действительно, зачем лягух, лучше змей, – с поддельно серьёзным видом произнёс Жак, наблюдая реакцию пастухов. Его слова явно надолго испортили им аппетит.

Перейдя большак, Жак сразу заметил среди пашни небольшой заросший сорняками островок, но подойти к нему было сложно. Размокшая пашня создавала непреодолимое препятствие. Ноги тонули в вязкой почве, и Жак с большим трудом выбрался на нужное место. Сняв с десяток верхних булыжников, он обнаружил то, что искал: сначала из-под камней выглянул чугунный шаровидный набалдашник пушки, а затем и ствол. Сорвав пучок сухой травы, Жак потёр проржавевшую поверхность торчащей пушки. Проступили еле читаемые отлитые при изготовлении буквы и цифры. Внимательно обследовав, проступившие из—под ржавчины знаки, он без особого труда прочитал: «1 8 0 9». «Да здесь, именно здесь вкопана пушка во время бегства Наполеона из России. Карета с ценностями наверняка затонула поблизости от этого места. Расстояния необходимо отмерять от пушки», – определил для себя Жак и стал укладывать булыжники на прежнее место, пряча находку поглубже.

Лето удалось на славу. Болото быстро просохло, и Жак продолжил поиск. В свободный от занятий день он, что бы отвлечь внимание любопытных глаз от действительной цели хождения по окрестностям, взял одолженное у поляка ружьё и в сопровождении неизвестно откуда взявшейся собачонки отправился на болото с целью отыскать озеро, в котором затонула карета. Измеряя расстояние шагами, и, сверяя результаты и направление поиска с планом, нарисованным помещиком Некрасовым, он вышел на заболоченный берег небольшого озерка. До чистой воды было менее двадцати шагов, но подойти к ней по вязкому булькающему пузырями месиву не было ни какой возможности.

Жак решил отложить обследование дна озера до поры, когда болото просохнет под лучами жаркого летнего солнца, и направил свои мысли на поиски способов извлечения найденных сокровищ. Вспомнился недавний разговор с пастухами. «Непременно поговорю со старостой о покупке этой земли. Непременно», – определил для себя дальнейший план действий Жак, совсем забыв о том, что у него не хватит сбережений, чтобы оплатить даже крохотный участок.

Не теряя зря времени, Жак активно начал осуществлять задуманное. Проводил переговоры со старостой и крестьянами владельцами нужных ему пашен, беседовал с уездным землеустроителем, по рекомендации пана Ширковски обсуждал с опытным мелиоратором возможность осушения болота.

К середине лета Сучье болото подсохло, и ничто не мешало Жаку обследовать предполагаемое место нахождения кареты с сокровищами.

В субботу после ужина он попросил горничную оставить ключ в двери заднего входа, объяснив ей, что намеревается ранним утром отправиться на охоту в свой свободный от занятий день и ему не хотелось бы лишний раз её беспокоить. Екатерина обещала выполнить его просьбу.

Лишь забрезжил рассвет, Жак быстро оделся. Накинул на плечи длинный шерстяной шарф, предполагая, что утром будет прохладно. Для отвода глаз повесил на плечо ружьё. Прощупав карман, проверил на месте ли копия плана и поспешил к выходу. Проходя по коридору, Жак заметил, как чья-то тень скользнула в комнатку кухарки. Его это не смутило, потому что для него не было секретом, что к молодице по ночам иногда хаживали в секрете от барынь «женихи». Дверь во двор усадьбы оказалась запертой. Ключ в замке отсутствовал. Ни чего не оставалось, как разбудить Екатерину. Стараясь ступать аккуратно, Жак подошёл к комнате горничной и тихо постучал в дверь. Не дождавшись ответа, Жак приоткрыл дверь и заглянул внутрь комнаты. При слабом свете раннего утра, еле-еле пробивавшемся сквозь занавески на окне, Жак разглядел спящую горничную, закутавшуюся в одеяло. Решив пока не будить горничную, а поискать ключ, который она не могла прятать далеко, он вошёл в комнату. Сделав пару шагов в полумраке комнаты, и, зная, где обычно находятся ключи, провёл рукой по стене и нащупал гвоздь и висящий на нём ключ, который был ему нужен. Удовлетворённый тем, что не придётся беспокоить спящую горничную, он тихо прикрыл за собой дверь и поспешил из усадьбы полный мыслей о предстоящем важном для него деле.

Анна не спала и в который раз, услышав чьи-то шаги перед дверью, накинула плед и осторожно заглянула в коридор. Каково же было её удивление и возмущение, когда она увидела гувернёра, выходящего из комнаты Екатерины. У неё возникло спонтанное желание немедленно высказать Екатерине своё негодование и возмущение: – «Подумать только эта тихоня сначала отбила любимого человека у Лизы, а теперь стоило только мужу отлучиться на несколько дней, как она встала и на моём пути, разрушив так мило складывающиеся отношения с Жаком».

Дождавшись ухода Жака, вся кипя от негодования, Анна направилась в комнату Екатерины. Подходя заметила валявшийся на полу шарф, подняв его, она сразу узнала этот шарф – он был подарен ею Жаку во время поездки в Москву. Анна уже взялась за ручку двери, как услышала рядом с собой тихие всхлипывания. Перед ней стоял в длинной ночной рубахе, дрожащий и в слезах, Митя.

– Митенька, что, что случилось? – Анна присела и, обняв мальчика, прижала к себе.

– Страшный зверь хотел укусить меня за шею, – пробормотал сквозь слёзы мальчик, – Я боюсь быть в спальне один.

– Нет никакого зверя. Это был просто сон. Я уложу тебя в постель, и буду рядом, пока ты уснёшь, – с теплотой произнесла Анна.

Присев на кровать рядом с Митей, она погладила его по головке и, перекрестив, пожелала спокойного сна.

Смотря на светлеющее окно, и машинально накручивая на руку поднятый шарф, Анна переживала случившееся и не могла, как ни старалась определиться в своих дальнейших действиях.

– А, мама говорила, что чужие вещи брать грешно, – Митя показал на шарф, – Это ведь шарф учителя?

– Да, да, я обязательно его верну, – Господин Жак Поль потерял, а я нашла. Спи.

Жака ожидал сюрприз. Густой туман, словно молочная река, покрывал болото и прилегающие поля. Он не стал петлять в соответствии с планом, а определив направление к заветному месту, быстро зашагал по мягкому ковру из мха и брусничника, довольный, что благодаря туману его действий у озера никто не сможет наблюдать.

Когда, по предположению Жака, до нужного места оставалось совсем немного, на его пути стали попадаться сырые топкие участки болота. Обходя одно за другим опасные места, он набрёл на заросли кустарника, которых не должно было быть. Взглянув на план, Жак понял, что сбился с пути. Продираясь сквозь кусты ивняка и поросль ольхи, и окончательно выбившись из сил, он присел на мягкий слой прошлогодней листвы в ожидании, когда, наконец, выглянет солнце…

По верхушкам кустов пробежал лёгкий ветерок, туман, словно по волшебству, стал исчезать и пропал совсем, будто его не было вовсе.

Поднявшись и покрутив головой, Жак заметил небольшой просвет среди обступивших его зарослей. Пройдя не больше сотни шагов, он вышел на небольшую поляну, покрытую поваленными бурей елями, присел на одну из завалившихся елей, облокотившись на торчащие вверх корни, и блаженно вытянул ноги, наслаждаясь отдыхом. Каково было его удивление, когда из-за корней ближайшей ели показались две звериные мордочки с любопытством за ним наблюдавшие. Хозяева поляны явно были удивлены такому гостю. Жак пошевелился, и зверушки, заскулив, исчезли. Мгновенье, и огромный зверь, как показалось Жаку, выпрыгнул из укрытия и стал принюхиваться, вытянув шею, и поворачиваясь всем телом из стороны в сторону.

Это была волчица, что не трудно было определить по висящим соскам на брюхе. Жак сорвал с плеча ружьё и прицелился готовый нажать на курок, но вспомнив, что ружьё не заряжено, всем своим нутром почувствовал безнадёжность своего положения. Волчица рванулась с места и, одним прыжком преодолев расстояние до него, злобно зарычала, оскалив зубы. Её шерсть на спине вздыбилась, хвост, распушившись, выпрямился и поднялся.

Жак стоял в оцепенении, видя только зубы, белые с огромными клыками, и злобно поднятую верхнюю губу волчицы. Она медленно приближалась, злобно щёлкая зубами, готовая броситься на врага. Жак, на какое – то мгновение, придя в чувства, одолеваемый страхом, перевалился через поваленную ель, на которой сидел и, выронив ружьё, вскочил и бросился бежать, ни чего не соображая, в полном ощущении нереальности происходящего. Вбежав в заросли, продираясь между кустов, сделал несколько шагов и обернулся. Волчица была рядом. Она остановилась у границы поляны и издавая рычание не отрываясь смотрела на Жака, напрягаясь при малейшем его движении. Жак вспомнил рассказы бывалых охотников, что волки не нападают вблизи своего логова ни на людей, ни на животных и решил закончить встречу миром. Медленно отступая, он еле слышно лепетал:

– Я не собираюсь тебя убивать, у меня и ружья – то нет. Мне не нужны твои волчата. Я просто заблудился, – и он ещё долго, отступая всё дальше и дальше, бормотал всё, что приходило ему на ум, пока волчица стала не различима за зарослями.

Жак развернулся и помчался, то падая, то поднимаясь, царапая лицо о ветви, пока, наконец, ни оказался на свободном пространстве. В последний раз, взглянув на заросли, откуда он только что чудом выбрался живым, различил среди них крупного матёрого волка. Жак с содроганием почувствовал его бесстрашный, без намёка на беспокойство взгляд, не смотря на близость человека. Миг и волк исчез, как будто его и не было. «Неужели всё это время он следовал рядом? Как я беспечен. Жаль ружья. Пан Ширковски обидится, когда узнает, какой я никудышный охотник», – вспомнил Жак слова одного из подпасков о его охотничьих способностях.

Оглядевшись и убедившись в отсутствии волка, уверенно зашагал по ковру из мха, покрывающего эту часть болота, к видневшемуся вдалеке установленному им ранее ориентиру из удилища и тряпицы, на ходу обдумывая слова в своё оправдание перед поляком.

Чем ближе он подходил к озерку, тем более улучшалось его настроение. Душа наполнилась радостным ожиданием.

Поверхность воды в озерке была покрыта плотным слоем плавающих листиков «ряски», по которым в большом количестве проворно сновали водомерки, паучки и всевозможные жучки. Не найдя вблизи подходящего для слеги деревца, Жак выдернул из земли удилище, которое воткнул в прошлое обследование болота, чтобы отметить место, обломил и отбросил в сторону его тонкий конец и стал медленно приближаться к воде. Чем ближе он подходил, тем сильнее ощущал прохладу, исходящую от воды. И только почувствовав озноб, заметил, что его одежда стала влажной от росы и тумана. «Мокнуть – так мокнуть», – подумал Жак и решительно направился к берегу. Сделать это было не просто. Его ноги глубоко погружались в слой мха покрывающего берег и вязли в сырой совсем ещё не просохшей земле. Стоило ему подойти ближе к воде и остановиться, как его ноги почти до колен погрузились в болотную жижу. Потеряв осторожность, склонившись над водой, он начал прощупывать дно, пытаясь обнаружить то, что искал. И когда Жак, тыча удилищем в вязкое дно, почувствовал, что наткнулся на что-то твёрдое, его ноги вдруг съехали по скользкому берегу в воду, и он стал вязнуть в топком дне, погружаясь всё глубже и глубже. Жак попытался развернуться, чтобы выбраться на берег, но все его действия оказались бесполезны, слишком крепко держало его болото в своих смертельных объятьях. Он опёрся на слегу и попытался приподняться над водой, но сухое ореховое удилище сломалось, а обломки оказались слишком коротки, чтобы быть полезными. Когда вода закрыла плечи, Жак попытался кричать, но страх и холод сковал горло, лишь еле слышный хрип смог он выдавить из себя. Жак замер в беспомощности, ожидая своей участи, медленно погружаясь и приближаясь к своей гибели. Неожиданно он ощутил под ногами опору. «Неужели ещё не всё потеряно?.. Да, определённо, я стою на чём– то твёрдом… Да, это же затонувшая карета встала между мной и такой ужасной смертью!..», – только теперь он почувствовал холод, сковывающий его движения, – «Мне конец, сколь ещё я могу продержаться: час, полчаса, а может и меньше?..»

Мелкие пузырьки болотного газа, потревоженные Жаком, поднимались вокруг из воды и с тихим еле слышным звуком лопались. Прошло несколько минут, и он почувствовал головокружение. К холодной воде прибавился болотный газ. Прошли минуты. Жак стал впадать в забытьё и возвращался к реальности только тогда, когда его подбородок непроизвольно погружался в холодную воду. В один из таких моментов просветления сознания, приоткрыв глаза, он увидел, что с противоположного берега за ним наблюдает тот самый волк, которого он видел на опушке леса. В его позе и взгляде не было ничего злобного, скорее безразличие и, как показалось Жаку, даже сочувствие. Сознание вновь покинуло его и, когда он в очередной раз очнулся, волк исчез.

Отдалённый лай собак вывел Жака из забытья. Но лай прекратился, и лишь не нарушаемая ни единым звуком тишина окружала его. И когда Жак решивший, что все эти звуки лишь игра его воображения, он вдруг отчётливо услышал всё приближающийся лай. Жак попытался кричать, но не смог издать ни единого звука, лишь только с трясущихся от озноба губ исходил еле слышимый шёпот: – «Помогите.. Люди.. Помогите… Я здесь, помогите…»

Лай собак раздавался всё ближе и ближе.

Жак в ожидании чудесного спасения из последних сил всматривался в туманную пелену, откуда доносились эти звуки надежды на жизнь.

Сначала он увидел колеблющуюся в тумане тень, а затем и волка, большими прыжками приближавшегося к озерку. Пробегая невдалеке от воды, волк остановился, посмотрев в сторону Жака. В его взгляде, в лёгком оскале, было что-то человеческое, что-то похожее на улыбку. Лай раздался совсем близко. Волк сорвался с места и большими скачками умчался в направлении леса.

«Это мой спаситель», – подумал Жак глядя в след волку.

К озерку с лаем выскочила небольшая стая собак. Они готовы были продолжать свой бег, но одна из дворняжек, заметив торчащую из воды голову Жака, замерла и стала неистово лаять в его сторону. К ней тут же присоединились остальные.

Подростки с кольями в руках готовы были сразиться с волком, но, увидев лицо Жака, испачканное кровью, сочившейся из царапин, с криком «кикимора» исчезли в тумане.

– Ну, шо ишшо, за, кикимора? – произнёс пожилой крестьянин, приблизившийся к месту событий, один из пастухов пасших крестьянское стадо. Увидев Жака в таком бедственном положении воскликнул:

– Эко ж вгараздило тябя барин, – и тут же скомандовал подпаскам, – А, ну, пострелята! Быстра! Сбирайтя ветки, ламайтя кусты и стялитя на бярягу у вады!..

Определив, что место подготовлено, он подполз по настилу к воде и дотянувшись ухватил Жака за ворот плаща пытаясь вытащить его на берег, но лишь сам сползал в воду. Тогда пастух снял смотанный и накинутый через плечо длиннющий кнут с коротким кнутовищем, с помощью которого местные пастухи громкими, как выстрел щелчками призывают к порядку своих подопечных из стада. Видя, что Жака покидают последние силы, и тот готов вот-вот уйти под воду, пастух поспешил просунуть конец кнута ему под плечи и, обвязав Жака, крепко затянул узел. Быстро возвратившись на твёрдое место, он стал вытягивать уже совсем бесчувственное тело на берег. К нему сразу же присоединились подпаски. Действия спасителей имели успех. Жака оттащили на сухое место. Подростки сбросили с себя грубые холщёвые зипуны и накрыли его, чтобы согреть.

– Петька! – скомандовал пастух одному из подростков, – Беги к большаку и остановь перву же подводу, скажи: срочна барина надоть везь у лызарет. Пущщай ждуть, а мы яво доставим к самой дороги.

Все эти действия сопровождались лаем собак, кидавшихся к Жаку и готовых ухватить его зубами, не смотря на окрики пастуха. Показался второй из пастухов, оставивший стадо, что бы удовлетворить своё любопытство и взглянуть из-за чего так всполошились собаки. Подойдя, поняв причину происходящего, он свернул в сторону зарослей кустарника и березняка. Выбрал и срубил пару подходящих берёзок и, не обрубая веток, соорудил из них что-то вроде волокуш, с помощью которых крестьяне перевозят копны сена при стоговании.

Приказав подпаскам вернуться к стаду, пастухи положили на это подобие саней Жака и, по возможности торопясь, потащили его к дороге.

Г л а в а 3

Р О К О В Ы Е

О Б С Т О Я Т Е Л Ь С Т В А

Судебный следователь Смоленского окружного суда по Дорогобужскому уезду Малышев скучал, сидя в своём кабинете, расстегнув мундир, и наблюдал, как муха ползала по зелёному сукну его письменного стола. Скрутив из газеты рулон, он стал с азартом охотника следить за насекомым и, улучив момент, ловко прихлопнул нарушительницу его спокойствия, показывая солидный приобретённый опыт в этом деле. Брезгливо смахнув муху со стола, встал и подошёл к окну.

Погожий летний день за окном не располагал к работе. Взглянув на стопку скучных дел на столе, следователь вздохнул и с грустным видом стал созерцать пейзаж за окном, наигрывая марш, барабаня пальцами по подоконнику.

В дверь кабинета постучали, она приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова судебного секретаря:

– Иван Борисович! Я по поручению председателя суда. Разрешите?..

Следователю Малышеву, который ещё совсем недавно был студентом, нравилось, когда служащие низших чинов обращались к нему с почтением и готовностью беспрекословно исполнять его распоряжения и поручения, это льстило его самолюбию. Напустив на себя важный вид, на все пуговицы, застегнув мундир, он уселся на кресло у стола.

– Почему ко мне? Что, вместо одной коровы украли трёх, а может банк ограбили, иль чью усадьбу спалили?..

– Не могу-с знать, но председатель сказал дело-с особое. Со мной управляющий из имения помещиц Везенских. Он расскажет, в чём там надобность.

– Входите!

Вслед за секретарём вошёл коренастый мужчина, одетый по-крестьянски, с ухоженной бородкой и, как сразу определил следователь по взгляду, не глупый.

– Слушаю. – строго произнёс Малышев, не предложив посетителю присесть на стоящий у стола стул.

– Господин следователь, дело такое, не приведи господи случиться такому ещё. Есть предположение, что у нас в имении произошло смертоубийство.

– Если предположение, то почему пришли ко мне, а не в полицейский участок.

– Были, господин следователь, но после выяснения обстоятельств дела, нас направили к Вам.

– И кто же предполагаемый убиенный?

– Горничная, господин следователь, горничная у барынь. Молодуха, замужняя, имеет малолетнего сына, на здоровье не жаловалась, как говориться, полная сил.

– И почему предполагаете, что она убита?

– Так, нонче утром обнаружена она мёртвой в своей постели, глаза раскрыты, лицо искажено, одежда порвана.

– Не натоптали там, на месте предполагаемого преступления, труп не трогали? – и не дожидаясь ответа Малышев обратился к секретарю, – Подготовьте коляску, да предупредите лекаря, что б собирался.

– Судебный криминалист, доктор Георгий Францевич, уже ждут-с вас. А карету предоставили нестеровские барыни и обещали пропитание и ночлег в случае необходимости.

– Тогда пошлите рассыльного в жандармерию, пусть направят в Нестерово человека для порядка. Натоптали, верно, там?

– Ни как нет, господин следователь, я сразу распорядился: ни кому не входить, даже барыням, просвещён в этом вопросе мало-мальски, – отрапортовал управляющий.

Не прошло и пяти часов, как тройка ухоженных лошадей после тридцати пяти вёрст пути остановилась перед воротами помещичьей усадьбы. При окрике кучера: «Эй, открывайте!», следователь, убаюканный долгой дорогой, безмятежно дремавший в углу кареты, вздрогнул и, поняв, что поездка подошла к своему завершению, вслед за попутчиками выбрался из кареты.

Елизавета с крыльца поприветствовала людей, приехавших для проведения следственных действий, и пригласила в дом.

– Распорядитесь накормить лошадей и надолго не отлучайтесь! – строго приказала она управляющему, – Можете понадобиться.

– Разрешите представиться? Следователь по особо важным делам Малышев Иван Борисович, – произнёс Малышев после того как приложился к руке помещицы.

– Доктор Штерман Георгий Францевич, – поспешил, в свою очередь, произнести доктор, проделав то же самое, что и следователь, сопровождая свои действия низким поклоном.

– Графиня Елизавета Александровна Везенская, совладелица этой, увы, очень скромной усадьбы.

– Прошу к столу, господа, – обратилась к ним Елизавета, кода они прошли за ней в гостиную, – Откушайте с дороги. У нас прекрасный чай на травах. К тому же наша кухарка прекрасно готовит пироги и блины.

За столом уже восседал жандарм крупного телосложения, с первого момента привлекающий внимание большими торчащими в стороны рыжими усами. Увидев среди вошедших господ, человека в мундире он вскочил и вытянувшись по струнке громко отчеканил:

– Унтер офицер Охрипенко, направлен Вам в помощь, господин следователь!

– Хотелось бы, чтобы Ваша помощь не понадобилась, – угрюмо произнёс Малышев.

Изрядно откушав всех блюд и закончив трапезу поеданием пышных на сметане блинов, обильно смазанных мёдом, запивая их ароматным чаем из двухведёрного, сверкающего начищенными боками самовара, Иван Борисович вздохнул, промокнул салфеткой губы и приподнялся со стула.

– Благодарствую, Елизавета Александровна, за угощение, но обстоятельства требуют. Не будем терять время. Необходимо закончить осмотр предполагаемого места преступления до темноты. Показывайте, где это произошло.

Елизавета провела гостей к комнате горничной и достав из кармана ключ передала его следователю.

– Можете приступать. Окажу всевозможное содействие. Предоставим всё что необходимо, что в наших силах, – тихо произнесла Елизавета, с заметным для следователя волнением, глядя на дверь комнаты.

Прежде чем открыть дверь Малышев стал внимательно осматривать запор, достав из небольшого саквояжа лупу.

– Следы взлома отсутствуют, – произнёс он, ни к кому не обращаясь, словно убеждая самого себя.

Затем вставил ключ в замок и повернул его до упора.

– Прошу никому не входить в помещение кроме доктора.

Придержав вытянутой рукой доктора при входе, следователь стал изучающе осматривать комнату, записывая что-то в блокнот. С первого взгляда он определил, здесь произошло преступление: на полу у кровати валялось одеяло; сундук, стоящий у стены был раскрыт; небольшой половичок был явно не на своём месте; и запах, характерный запах наполнял комнату. Заглянув в сундук, не трудно было понять, что в нём рылись что-то ища. Убитая лежала в неестественной позе, одежда была порвана. Её глаза были широко раскрыты, лицо искажено, но явных признаков удушения заметно не было.

– Приступайте доктор.

Обратив внимание на утюг, стоящий на столе, Малышев стал внимательно его осматривать. Следов крови, кожи или волос на нем не обнаружилось. После осмотра окна, который так же не дал ни каких улик, он заметил и поднял, видневшийся из-под одеяла, шарф.

– Скажите, доктор, а мог бы этот шарф быть орудием убийства.

Доктор с усилием его растянул и приложил к еле заметному следу на шее убитой.

– Вероятнее всего, Иван Борисович, но таким орудием трудно удушить человека, тем более полного сил.

Доктор одел перчатки и приподнял голову Катерины. На подушке отпечатался след от вытекшей из раны крови.

– Поэтому, – продолжил доктор, – Можно предположить, что перед удушением она была без сознания.

– Вероятно, Вы правы, Георгий Францевич, – и следователь стал более внимательно осматривать пол.

У самой двери были заметны следы похожие на капли крови. Малышев вышел из комнаты. Хозяйка дома, полицейский и вернувшийся управляющий стояли в коридоре и тихо разговаривали. Попросив их не двигаться, Малышев продолжил тщательный осмотр пола, внимательно разглядывая каждое пятнышко.

– Что это за комната? – остановился он у одной из дверей.

– Это кабинет и в тоже время класс, где учитель занимается с сыном убитой.

– Оплата услуг горничной так высока, что она может себе позволить нанять гувернёра для сына?.. – Малышев смотрел на Елизавету Александровну, ожидая ответа. От него не ускользнуло еле заметное смятение, отразившееся на лице помещицы.

– У нас с сестрой, сводной сестрой, – поспешила уточнить Елизавета, – Нет своих детей, и мы с радостью решили помочь этому смышлёному не по годам мальчику получить хорошее образование.

«Причина бытового преступления, в том числе и убийства, зачастую кроется в непростых отношениях между родственниками, их друзьями и знакомыми, между хозяевами и слугами.» – вспомнил Малышев слова следователя, у которого он будучи стажёром проходил практику по окончании юридического факультета университета.

Дверь в кабинет оказалась незапертой. В кабинете всё было «вверх дном»: поваленный стул, разбросанные по полу книги, учебные пособия, листы бумаги, которые шевелил ветерок из окна, одна из фрамуг которого была раскрыта. Ящики стола и секретера были выдвинуты. Предположительно стол был завален их содержимым.

Предмет за предметом Малышев внимательно осматривал через лупу, пытаясь найти хоть какую улику. Ничего не обнаружив, подошёл к окну. На подоконнике чётко вырисовывалась часть следа от обуви большого размера. Видимо влезавший в окно человек, испачкал обувь в цветнике у окна, прежде чем влезть. Пошарив в своём саквояже, который следователь всё это время осмотра не выпускал из рук, и, не найдя нужной вещи, он порылся на столе, взяв линейку хотел было вернуться к окну, как заметил на углу стола бурые пятна, похожие на следы крови. « Необходимо попросить доктора проверить ни кровь ли это», – отметил для себя Малышев, возвращаясь к окну.