Текст книги "Бездна"

Казимир коротко хохотнул и, сделав два широких шага, сел на своё каменное ложе, небрежно сдвинув записки в сторону. Повинуясь приглашающему жесту, Теодор сел рядом с братом. В огромной лапище бородача возник гигантский кубок, размерами больше напоминающий вазу для цветов и вырубленный из цельного куска блестящего камня. На нас Казимир принципиально не обращал внимания, словно в комнате, кроме него, находился один его брат. Теодор принял кубок и сделал осторожный глоток. На его лице мелькнуло удивление пополам с удовольствием, и он ещё раз приник к каменному сосуду, с трудом оторвавшись от этого повторного глотка.

– Неужели тот самый источник? – спросил он, неохотно расставаясь с кубком. – Он очень долго снился мне. Этот вкус и запах…

– А ты ещё предлагал мне свою мерзопакость. – Казимир тоже приложился к кубку. – Странно представить, что в этом богом забытом месте можно найти нечто, столь явно принадлежащее деяниям Его, но это так. Правда, чтобы проложить путь к источнику, мне пришлось пробить гранитную стену. Но, сам понимаешь, время на это у меня было.

– Да уж. – Теодор покрылся багровыми пятнами. – Если бы я не был убеждён в твоей гибели, не ушёл бы никогда в жизни. Не понимаю, как тебе вообще удалось уцелеть.

– Господь – всеблаг! – Казимир потёр ладонью широкий лоб. – Давно это было, помнится уже с трудом. Стена рухнула аккурат за спиной, а один из камней угодил в затылок. Когда пришёл в себя, начал кричать, но безрезультатно.

– Мы пытались рыть завал, – Теодор приложил ладони к груди, – но он оказался слишком велик, а мы торопились. Ты же должен понять…

– Я не держу обиды, – спокойно ответил Казимир, пряча улыбку в недрах своей необъятной бороды. – Когда я сказал, что очистился, то сказал истинную правду. Тело моё освободилось от терзавших его желаний, а разум – от постыдных страстей. Кстати, почему ты скрываешь свой крест? В подобном месте он должен быть на виду!

Теодор печально улыбнулся и провёл ладонью по груди, то ли нащупывая крест, то ли просто машинально.

– Многое изменилось, Казимир, – негромко сказал он. – Прошло столько времени. Возможно, тебе это и неведомо, но с момента нашего путешествия прошло более ста лет. Больше ста лет ты провёл в Бездне.

Этот разговор был интересен сам по себе, и поначалу я просто не врубился в сказанное. И только когда Зверь изумлённо крякнул, до меня наконец дошло. Сто лет один из братьев провёл в этих катакомбах, в то время как другой, оставив его здесь, столько же времени прожил на поверхности. Это шутка? Почему тогда никто не смеётся и даже не улыбается?

Казимир потёр загрубевшей ладонью лоб и покачал головой, словно его поразила сама цифра, но никак не то, что он до сих пор жив и бодр. По самым скромным подсчётам, братьям стукнуло не меньше чем сто двадцать годков, а выглядели они втрое моложе. Вот хрень какая! В голове носилась всякая ерунда, черпавшая силы в просмотренных фильмах и сериалах. На вампиров эти парни походили весьма мало – отсутствовали необходимые атрибуты. Тогда кто? Русские горцы? Чушь. Озадаченный до крайней степени, я попятился и упёрся в каменную столешницу.

– О чём они говорят? – спросила Вобла за моей спиной. – Какие, на хрен, сто лет?!

– Трындит, наверное, – неуверенно пробормотал Круглый.

Зверь молчал, и, повернув голову, я увидел, как пристально он смотрит на братьев. На его лице отражалось прояснение, словно до великана наконец дошла вещь, до этого ставившая его в тупик. Значит, ему было легче, поскольку я, хоть убей, ни фига не мог понять. Оставалось только слушать продолжение разговора и ждать, когда истина выплывет наружу.

– Сто лет – это много… – протянул Казимир, продолжая потирать лоб. – Время утекло, словно вода. Мне казалось, будто прошло лет двадцать – тридцать. Выходит, все мои знакомые и друзья ушли в мир иной. И даже…

– Она умерла задолго до того, как могла состариться, – очень мягко перебил его Теодор. – Очень жаль, но я не смог быть с ней в её смертный час. В стране была жуткая кутерьма, и я просто не успел.

– Кутерьма? – Лохматая бровь поползла вверх. – Война?

– И не одна. – Теодор замялся, не решаясь сказать. – Знаешь, Казимир, той Российской империи, которая была прежде, уже не существует. После девятьсот семнадцатого Россия перестала быть монархией, а потом произошло ещё столько всего, и я просто не знаю, с чего начать рассказ.

Они замолчали, а я попробовал представить, каково оно – больше ста лет провести в этих казематах, блуждая по бесконечным тоннелям, заполненным смертоносными ловушками. И при этом оставаться в абсолютном одиночестве. Тут же вспомнилось, как я в отрыве от группы оказался в тёмном коридоре, ведущем в неизвестность. Да моей крыше хватило бы и недели.

Ну, кроме того, оставалась ещё и загадка прожитых ста лет. Что это за хреновы долгожители, которые в своём послепенсионном возрасте способны расправиться с группой наёмников?

– Постой, – внезапно сказал Теодор, изумлённо взглянув на брата. – Я как-то сразу не подумал. Ты же так и не добрался до пятого уровня, если тебя завалило где-то здесь. То есть ты не увидел огненного потока. Как же ты смог прожить так долго?

О! Это был тот самый вопрос, который, несомненно, интересовал всю компанию. Не знаю, как остальные, а я затаил дыхание.

Казимир, усмехаясь, глянул на Теодора и погладил бороду.

– Я уже говорил, времени у меня было очень много, – сказал он, расправляя широченные плечи, – но угодил в то место я совершенно случайно. Я попытался, по памяти, отыскать путь к Бесконечной лестнице и заблудился. В одном из переходов пол подо мной обрушился, и я провалился. Теперь я понимаю, это был перст Божий. Наказание грешника за его алчность. Я рухнул прямиком в этот самый огненный поток. Как было в нём, рассказать невозможно, это непередаваемо. Помню лишь жуткую боль, словно вены мои наполнились жидким огнём. – Он покачал головой.

– Как это было? – жадно поинтересовался Теодор, наклоняясь к собеседнику. – Что ты ощущал ещё и как тебе вообще удалось выжить?

– Почему ты спрашиваешь? – изумлённо взглянул на брата бородач. – Разве с тобой было как-то по-другому? Ты же добрался с остатками отряда к потоку?

– Почти, – недовольно поморщился Теодор, точно воспоминания столетней давности по-прежнему не давали ему покоя. – Я остался один: страж сжёг всех остальных на дальнем рубеже, а я каким-то чудом уцелел, но, как и ты, заблудился и свернул не в том месте.

– Так как же… – начал Казимир, но Теодор поднял руку, и тот умолк.

– Там было окно… Пролом, подобный окну, – пояснил предводитель, – провал в полу тоннеля, через который я мог видеть поток. Я ощущал жар, исходящий от него, видел его свет, и он проник в мою голову, когда я смотрел вниз. Должно быть, этого оказалось достаточно.

– То есть скверна сатаны проникла в тебя, – печально констатировал Казимир и угрюмо дёрнул щекой, – и ты поспешил принести её наверх. Грех это. Когда я ощутил, как диавол вошёл в меня, то попытался убить себя, но враг оказался хитрее, обратив моё тело в неразрушимый камень. Тогда я в отчаянии упал, и сознание оставило меня. И во мраке ко мне пришёл ангел Господень и открыл мне Божий план. Я должен был оставаться здесь и в логове врага человеческого очиститься от скверны. Я нашёл эту пещеру и выстроил в ней скит, где ежедневно предаюсь молитвам.

– И только? – поинтересовался Теодор с лёгкой усмешкой. – Я же читал твои записи. Бездна, по крайней мере её верхние уровни, знакома тебе в совершенстве. Даже аль-Хазред не даёт такого точного описания, ограничиваясь расплывчатыми намёками, лишёнными подробностей. Казимир, твои записи, если их отредактировать и издать, затмят писанину Блаватской и Кастанеды.

– Не понимаю, о чём ты говоришь, – пожал плечами Казимир, отразив на бородатом лице лёгкое презрение, – но я далёк от этого. Как ты не можешь понять, непрерывными молитвами я очистил сознание от мирской скверны, засорявшей его. А записки… Ангел ещё раз явился ко мне, когда я сбился со счёта лет, и возвестил мне, что я должен бороться с исчадиями ада в средоточии зла. Поскольку тело моё было готово к любым испытаниям, ниспосланным мне Господом, а рассудок был открыт к Его слову, я стал истреблять богопротивных тварей, попадавшихся мне во время моего крестового похода.

Во время этой высокопарной тирады я обратил внимание на лицо Теодора, которое исказилось в болезненной гримасе, будто он ощущал себя не в своей тарелке. Да, откровенно говоря, я подумал, что он всё же слегка (а может, и не слегка) свернул свою башню. Все эти бредни насчёт ангелов…

Кто-то взял меня за плечо и властно увлёк назад. Оказывается, все остальные уже отвалили, оставив братьев решать свои теологические проблемы. Уходя, Зверь решил прихватить и меня.

Мы вышли из каменного «скита», как его называл Казимир, и первым, на что упал мой взгляд, оказался скрюченный Швед, сидящий на камне и обхвативший руками голову. Судя по всему, падение гиганта-бородача не пошло ему впрок. Однако никто из группы не торопился подойти к пострадавшему и предложить ему помощь. Круглый достал сигареты, и на пару с Воблой они уселись на мешке, пуская струи дыма, неторопливо ускользавшие к потолку пещеры. Зверь ранее уже высказал своё отношение к лысому, а я и вовсе не ощущал в себе задатков скорой помощи.

В общем, картина была до одури идиллической, и даже не верилось в недавнюю жуткую смерть трёх спутников. Круглый докурил сигарету и выбросил окурок, после чего приложился к неизменной фляге. Интересно, он где-то пополняет запасы или она у него такая же бездонная, как и эта чёртова пещера, по которой мы блуждаем уже четвёртые сутки.

Зверь отпустил моё плечо и сел около каменной стены, оперевшись о неё своей широченной спиной. Лицо его было абсолютно бесстрастно. Некоторое время великан сидел безмолвно, потом начал насвистывать какой-то марш. Я бы сказал – похоронный.

– Какой-то дурдом, – сказал он наконец. – Один психопат базарит с другим. Твою мать! Шизоид завёл нас в долбаную психушку и маринует по полной программе.

– Не похоже на голимый трёп, – не поддержал своего начальника Круглый. – Хрена ради они будут ломать эту комедию? Мы же не лохи на разводе, которым трут лабуду. Значит, им, в натуре, по стольнику.

Швед покачнулся и, продолжая сжимать голову ладонями, растянулся на земле. Глаза у него были закрыты, а на губах пузырилась пена. Мелькнула злорадная мысль – так тебе и надо, урод! Никаких добрых чувств у меня этот лысый гад не вызывал. Если бы он сейчас подох, никто о нём не пожалел бы.

– А если им, в натуре, за сто… – задумчиво протянула Вобла, вытаскивая изо рта сигарету и разглядывая её так, словно та могла дать нужный ответ. – Что это может означать? Откуда в наших рядах эти траханые долгожители? Да ещё так хорошо сохранившиеся.

– Они болтали о каком-то огненном потоке, – заикнулся я и тотчас заработал тяжёлый взгляд Зверя. – И нехрен на меня так смотреть! Что слышал, о том и говорю. Все слышали…

– Не, в натуре, Зверюга, – заступилась Вобла, – нефиг на пацана наезжать без причины. Он дело говорит. Давай колись, какую тему Утюг выдал, когда фаловал в эту жопу. Недаром же нам по двадцать тонн забашляли. То, что ерунду тёрли, это ясно: пройтись по пещерам, охранять долбеней от бандюков – явная лажа. Двадцатку за такое не подбрасывают.

– Точно, – поддержал её Круглый, взбалтывая флягу и прикладываясь к ней. – А теперь эта хрень зашла слишком далеко – того и гляди, задницу оторвут. На фига тогда мне эти двадцать тонн? Покойничкам нашим тоже кусок бросили, лажу наплели и привели сюда подыхать. Где гарантия, что мы не будем следующими?

– Не будете, – угрюмо отрезал Зверь, – если щёлкать не станете, как этот педик лысый. Правда, и тут ему счастье! Пристрелил бы бородатого дебила – уже валялся бы с пробитой черепушкой. Емеля хоть и чокнутый, а слов на ветер не бросает.

Мне показалось, или Зверь реально норовил уйти от темы, которая нас интересовала. Не знаю, заметил Круглый это или нет, но я собирался вмешаться. Происходящее достало меня до самой крайней степени. Ну кому понравится, если его будут регулярно опускать ниже плинтуса, ничего при этом не объясняя. Я – не Юрик, мои нервы на пределе, и если ещё одно дерьмо в этом духе произойдёт, то попросту всех перестреляю. По крайней мере тех, кого успею. Я собирался высказать всё это Зверю, но не успел.

– Зверюга, – проникновенно сказал Круглый, – ну на хрен ты нам грузишь всякую лажу? Мы чё тебя спрашиваем-то? Скажи, куда мы идём, зачем и где мы вообще, мать его так, находимся?

Зверь поднялся, башней возвышаясь над всеми нами, и от его исполинской фигуры повеяло угрозой. В прежние времена, встретив эдакое чудовище в безлюдном переулке, я бросился бы бежать со всех ног. А сейчас, очевидно, какой-то переключатель в голове от перегрузки стал в другое положение. В общем, мне было пофиг.

Это молчаливое противостояние продолжалось несколько секунд, после чего Зверь словно сник и опёрся спиной о стену каменной хижины. Его холодные глаза потускнели, точно лёд, наполнявший их, запорошило пылью.

– А если я вам скажу, что не знаю? – глухо сказал Зверь. – Не знаю, куда мы идём, зачем и где находятся эти долбаные катакомбы, в которых не действуют ни труба, ни коротковолновик, ни спутниковая связь. Не знаю – и всё. Хрена вы узнали бы то, что я вам сейчас скажу, если бы я, как и вы, не был так растерян и даже… напуган. Мне пообещали сто тонн зелени – да и двести – после, если я доставлю Емелю к нужному месту и верну его обратно. Утюг не просто так сказал вам слушаться его приказов, ведь он один знает, за каким хреном мы блуждаем по этой дыре. – Он помолчал, а потом криво ухмыльнулся и буркнул: – Но кое-какие выводы можно сделать уже сейчас. Если этим братьям-акробатьям действительно за стольник, то этот самый огненный поток, о котором они базарили, – это дерьмо, дающее долгую жизнь и здоровье. Этого добра у них – пруд пруди.

– Здорово Емеля тебя тогда… – без всякой издёвки, просто констатируя факт, сказала Вобла, но гигант всё равно поморщился, будто укусил особо злобный лимон. – Никогда не подумала бы, что сто десять килограммов можно с такой лёгкостью зашвырнуть на такое расстояние.

– Сто двадцать, – поправил её Зверь. – Когда он меня ухватил, у меня было такое ощущение, словно я попал под пресс.

– А Утюгу уже шестьдесят семь, – задумчиво сказал Круглый и потёр нос, словно ощущал предстоящую попойку, – и тубик свой он так и не залечил. Ещё года три, от силы пять, и поставят ему шикарнейший памятник из чёрного мрамора с ангелочками и плачущими бабами. Он как-то сказал, типа ему у Отара такой очень понравился.

– У мудаков вкусы сходятся, – пробормотала Вобла со странной ухмылкой и медленно согнула указательный палец, точно нажимала на спусковой крючок. – Надо будет их рядом закопать.

– Если придётся этого вашего Утюга зарывать вообще, – решил и я поучаствовать в разговоре, поскольку положение безмолвного статиста надоело мне до полусмерти.

Все одновременно уставились на меня. Три пары пронзительных глаз пытались пробурить во мне шесть отверстий, будто их обладатели позабыли, насколько больше для этой цели подходит инструмент имени товарища Калашникова, величайшего гения всех времён и народов. Понятно, моё тело оказалось более чем устойчиво к такому воздействию. Придя к сходной мысли о бесполезности этих усилий, Вобла шмыгнула носом и задумчиво сказала:

– Малыш опять дело говорит. Нет, правда, надо ему почаще слово давать, может, он не только членом, но и головой работать умеет. Не даром же и не из любви к науке тебе, Зверь, триста тонн отстегнули. Ты извини, но мы-то знаем, сколько ты отхватил, когда мы гнали караван из Владивостока, – не пятёрочку, как всем, а четвертной. Так нас тогда чуть всех не положили за эти двести килограммов, а тут ставка повыше будет. Значит, Утюг верит, что может на… бать смерть.

За нами послышались шаги, и на пороге каменной хижины появились два брата. Оба уставились на нас так, словно видели всех первый раз в жизни. Казимир повернул голову к Теодору и, погладив бороду, пророкотал:

– Стало быть, не отказался ты от мысли принести эту скверну в человеческий мир? Грех это большой. До сих пор корю себя за ту слабость.

– Казимир, – голос нашего предводителя стал умоляющим, – неужели тебе не надоело блуждать по этим казематам, не видя солнечного света и человеческого лица? Если мы сумеем принести силу огненного потока наверх, весь мир будет в наших руках! Ты даже не представляешь, что сейчас стало доступно тому, у кого есть деньги и власть.

– Ты говоришь об удовольствиях плоти? – презрительно спросил бородач и покачал головой, осуждая брата. – Когда же ты поймёшь: я стал бесконечно далёк от презренных желаний.

– Ну если уж ты так помешан на вере, – в голосе Теодора появилось ожесточение, видимо, от того, что вся сила его убеждения пропадала втуне, – то построишь себе монастырь! Можешь кучу монастырей. Станешь верховным патриархом – чего ещё желать?!

– Лишь одного, – твёрдо сказал Казимир и стукнул кулаком о ладонь, – это остаться в Бездне и продолжить сражение с исчадиями ада. Если ты не можешь этого понять, мне жаль тебя. Видимо, Божий свет угас в тебе, коль ты пытаешься заменить его багровым пламенем преисподней. Но помни: только истинный маяк ведёт к верной пристани, а блуждающие огни способны завести лишь в глубокую трясину, где ты погрязнешь навечно. И долгая жизнь на божьих весах станет дополнительным камнем, который утащит тебя в ад.

Весь этот разговор казался бредом сумасшедшего. Я, конечно, сталкивался с полубезумными иеговистами, распространяющими свои журнальчики, и слушал их россказни, но, по-моему, Казимир с лёгкостью заткнул их всех за пояс. Подобную ересь мог нести только персонаж скверного фильма о средневековом монастыре. На лицах остальных было написано полное одобрение моих мыслей, плюс своё, личное. К этому, сугубо индивидуальному, я отнёс бы палец Круглого, как бы невзначай подобравшийся к гашетке, в то время как дуло недвусмысленно нацелилось в грудь крейзанутого праведника. Должно быть, Круглый полагал, будто подобные речи вполне способны завершиться религиозным экстазом со всеми полагающимися атрибутами, как-то: отрывание голов, вспарывание животов и прочие малоприятные штуки, вроде распятия иноверцев на нагрудных крестах.

Шоу мы так и не дождались. Казимир совершенно спокойно похлопал сникшего Теодора по плечу и сказал, цветя дружелюбной улыбкой:

– Но это не значит, что я стану чинить препятствия вашему поиску. – Он глубоко вздохнул и добавил чуть тише: – Пути Господни неисповедимы, и может, Его десница направляет ваш путь в этом тёмном походе. Равно с тем вашим проводником может оказаться сам Диавол. Поэтому самым верным будет хранить обет невмешательства, позволив тебе и твоим людям до дна испить из уготованной чаши. Надеюсь, напиток окажется не слишком горек.

– То есть помощи от тебя не ждать, – не спрашивая, а скорее отвечая сам себе, пробормотал Теодор. – Честно говоря, не думал, что наша встреча, случись она, произойдёт именно так. Ты очень изменился, и теперь мне кажется, место моего брата Казимира занял совершенно иной человек.

– Это действительно так, – с ноткой самодовольства проворчал бородач, но тотчас его голос потускнел. – Да и ты изменился, причём не в лучшую сторону. От этих людей, которые окружают тебя, исходит зло. Раньше ты ощутил бы это сам.

– Другие не сумели бы преодолеть и половину пройденного пути, – вяло отмахнулся Теодор, напряжённо размышляя над какой-то мыслью, засевшей в его голове, – да и люди за прошедшее время сильно изменились. Чистых, в твоём понимании, почти не осталось. А те, кто уцелел, вымирают, как мамонты.

Казимир пожал плечами. Судя по всему, он имел собственное мнение на этот счёт и не собирался его менять. Возможно, мне казалось, что бородатый смотрел на нас, словно мы были стаей шакалов, может, злобных, может, хитрых, но обязательно склонных к нападению со спины. Ко всему прочему я ощущал изменение его отношения к брату (правда, это было взаимно): если поначалу Казимир откровенно радовался встрече, то сейчас он взирал на Теодора снисходительно, как на маленького мальчика, не ведающего, что тот творит. И это чувство превосходства подавляло меня, вынуждало ощущать себя именно тем, кем он видел всех нас. Понятное дело, мне это не нравилось. А кому понравится?

Швед пошевелился и, приоткрыв глаза, начал вставать, цепляясь скрюченными пальцами за мохообразное покрывало. Когда его налитые кровью глаза остановились на Казимире, он замер, словно его ещё раз приложили по голове, и потряс ею. Судя по всему, он не успел рассмотреть того, кто отправил его в этот долгий нокаут. Рука Шведа хлопнула по автомату, лежащему на земле, но Зверь оказался тут как тут, наступив ногой на оружие и покачав указательным пальцем:

– Никто ничего не делает. – И многозначительно добавил: – Пока. А там поглядим…

Слова его ни для кого не остались не замеченными. Теодор лишь тускло взглянул на великана и оставил реплику без комментария, а Казимир усмехнулся в бороду. Видимо, бородач имел все основания игнорировать угрозы как непосредственные, так и скрытые. Для остальных сказанное послужило сигналом к возможной атаке. Хотя, откровенно говоря, мне этого очень сильно не хотелось. По нескольким причинам. Во-первых, я не забыл, с какой сверхъестественной скоростью способен передвигаться этот громила, а во-вторых, меня настораживали его слова о невозможности совершить самоубийство. Ну и, плюс ко всему, Казимир, по какой-то неведомой причине, вызывал у меня чувство симпатии. В общем, будь моя воля, я оставил бы этого полусумасшедшего схимника в покое, позволив ему и дальше бродить по лабиринтам, занимаясь своими непонятными делами.

Теодор успел оправиться от полученного разочарования и водрузил на физиономию привычную маску невозмутимости. Встряхнувшись, как после холодного душа, он оставил брата и направился к нам. Зверь следил за его приближением, затаив жёсткую ухмылку в уголках плотно сжатых губ. Да, не скоро гигант забудет преподанный урок, и я на месте предводителя хорошо следил бы за своей задницей после того, как мы выберемся наверх. Во избежание всяких случайных случайностей.

– Собираемся, – тускло сказал Теодор, обведя нас погасшим взором. – Той помощи, на которую я надеялся, мы не получим. – Он взглянул на Шведа, почёсывающего роскошную шишку, выделяющуюся на его черепе, как какая-нибудь лысая гора посреди пустыни. Цвет нароста постоянно менялся, словно он вырос на башке у хамелеона. – Ты способен идти или нуждаешься в помощи?

– Способен, – тотчас ответил Зверь, не дожидаясь, пока водитель откроет рот. – Ты же способен идти, Швед?

– Да, – угрюмо буркнул тот, сверкая покрасневшими глазами.

– И чего нам собираться? – пожала плечами Вобла, поглядывая на рюкзаки. – Багажа-то почти не осталось, как, впрочем, и людей. Если так пойдёт дальше, останется кто-то один.

Фраза вызвала у меня двоякую ассоциацию: я вспомнил, во-первых, сериал о горцах, а во-вторых, распространённые передачи о выбывающих соперниках. Короче, не сдержавшись, я по-идиотски хихикнул. Смешок получился достаточно громким, так что все обернулись и вопросительно посмотрели на меня. Оставалось только развести руками – не объяснять же им глубинную подоплёку моего веселья.

– Идиот, – только и сказала Вобла с тяжёлым вздохом.

Если бы количество сказанных ею комплиментов перешло в качество, меня уже оставили бы где-то далеко позади, хохочущего во всё горло и пускающего слюни.

– Идите к выходу, – указал Теодор направление, – а я попрощаюсь с братом.

В последних словах прозвучала неприкрытая горечь. Очевидно, наш предводитель действительно любил своего родственника и надеялся, что тот пойдёт с нами.

Братья отошли в сторону и, отвернувшись, начали горячо обсуждать какую-то тему.

Пока длилось прощание, Зверь наклонился к уху Круглого и что-то прошептал. Тот поджал губы, на мгновение задумался, потом кивнул и крадучись направился в сторону хижины. Стоило братьям в пылу разговора окончательно отвлечься, и Круглый мгновенно растворился во мраке входа. Что он там делал, не знаю, но буквально через полминуты его коренастая фигура вынырнула обратно. Взглянув на Зверя, он молча кивнул, и тот ответил ему подобным кивком. Судя по задумчивой физиономии Воблы, для неё этот вояж был такой же загадкой, как и для меня.

Пока происходили эти несколько непонятные действия, прощание подошло к концу, и Казимир крепко прижал к себе Теодора. В отличие от недавних объятий эти были намного холоднее. Наш предводитель развернулся и, сгорбившись, будто кто-то возложил на его плечи невидимую, но очень тяжёлую ношу, побрёл прочь.

– Желаю вам удачи, – зычно пророкотал за нашей спиной голос Казимира. Эхо раскатилось по самым дальним углам пещеры. – Храните Бога в своём сердце, и пусть Его свет согревает вас и озаряет ваш путь в кромешной тьме. Теодор, помни: моё предложении остаётся в силе. Я стану следить за тобой и всегда буду рад принять тебя.

– Херня, – пробормотал Швед, мотая головой.

– Заткнись, – тихо рыкнул в ответ Зверь, поведя широкими плечами.

Выход из пещеры оказался закрыт плёнкой, переливающейся всеми цветами радуги. Остановившись перед ней, Вобла оглянулась, вопросительно взирая на Теодора. Но тот без всяких объяснений прошёл через дрогнувшую мембрану, фантастически исказившую очертания его тела. Я получился последним в нашей изрядно поредевшей шеренге и перед тем, как покинуть пещеру, обернулся. Казимир продолжал стоять около своего дома, глядя нам вслед.