Книга: Бритый человек - Анатолий Мариенгоф

20й век - эпоха настоящих гениев. Одним из таких удивительных (и, на мой взгляд, самых недооцененных) творцов был имажинист Анатолий Мариенгоф, которому удалось сотворить шедевр под названием "Циники". Он смог изобразить романтическую историю на фоне разрушения всей страны так пронзительно, как будто в тот момент не было ничего важнее этой любви. При этом стиль его письма - квинтэссенция всех лучших и ярких черт смелого русского модернизма. Герои во многом выглядят гротескно, но при этом за всей завесой цинизма видно насколько они растеряны и беззащитны перед всепоглощающим хаосом. Поэтому тот путь, который они для себя выбрали, возможно, хоть и был на грани сумасшествия, но оказался меньшим из зол.

"Циники" - одно из лучших произведений, что я читала за всю жизнь. А Владимир и Ольга - несмотря на всю их комичность - моя любимая книжная пара. Ведь среди всего ада, что творился вокруг, они были друг для друга единственным светлым пятном в жизни.

Очень давно люблю этот роман и с наслаждением периодически его перечитываю. Но сразу предупреждаю: чтение не для чувствительных натур. Такая извращенная романтика – на любителя. А впрочем, читайте и судите сами.

Высокоинтеллектуальный человек, в большинстве своём скептик. Чтобы вытянуть из него более-менее нежное чувство, нужно: 1. Оттащить его от (бесконечной и важной) информации 2. Заинтересовать, загадочностью 3. Увлечь, не менее веским фактом, загнав в ступор 4. Стукнуть по голове томиком философских исследований Людвига Витгенштейна. И возможно тогда, он настроится на искристую волну любви...

- Ольга, я прошу вашей руки. - Это очень кстати, Владимир. Нынче утром я узнала, что в нашем доме не будет всю зиму действовать центральное отопление. Если бы не ваше предложение, я бы непременно в декабре месяце превратилась в ледяную сосульку. Вы представляете себе, спать одной в кроватище, на которой можно играть в хоккей? -Итак.. -Я согласна.

И тогда мы оказываемся в мире эстетства, образованности и остроумия под названием "Циники". Перемещение уносит нас в конец царской эпохи, когда важно было красиво мыслить. ....а аристократия, как образованный слой общества..вымирает, власть беспощадно добивает активные остатки общества.

Охарактеризую: остро, горько, нежно, изыскано, и ЦИНИЧНО!

При Петре Великом, Ольга, тут была Кузнецкая слобода. Коптили небо. Как суп, варили железо. Дубасили молотом по наковальням. Интересно знать, что собираются сделать большевики из Кузнецкого моста?" Рабочий в шапчёнке, похожей на плевок, весело осклабился: - А вот, граждане, к примеру сказать, в Альшванговом магазине буржуйских роскошей будем махру выдавать по карточкам.

Книга свёрстана с вырезками из газет, ярко подчёркивающих время.. Москва переодевающаяся в военное время, заводы меняющие профиль, грязные люди готовящиеся выживать... и случившаяся любовь.

"Тут видишь ли не романтика, а фарс. Впрочем, в политике это одно и тоже"

В данном случае в "Бритом человеке" мы очень скоро узнаем к чему все приведет, но интересно узнать, как это произошло...

Главный герой Титичкин - серая и неприметная мышь выбирает себе в друзья не того человека - тварь похлеще Лео Шпреегарта ещё поискать. Лео - душа компании, яркая и привлекательная личность без каких-либо моральных принципов и духовных ценностей. А Титичкин для него - игрушка, которую можно держать около себя, забавляться, играть его жизнью, например, женить на какой-нибудь клушке, бросать на съедение шакалам-дружкам и вдребезги разбивать его чувства. Повествование ведётся от лица Титичкина, который в первых же главах нам сообщает, что своими руками повесил своего божественного друга. Что к этому привело и как это произошло, мы узнаем к концу романа.

Мариенгофа читать тяжело из-за его заковыристого слога. Буквы русские, слова тоже, но складываются эти слова так причудливо, что смысл, порой ускользает, а порой пронзает читателя каким-нибудь метким замечанием. Приведу небольшой фрагмент, от которого температура в мозге повышается:

"И вечер насквозь трагически ворковал о султанах — белых, из петушиных перьев, лапушных, черных косичетых или из конского волоса, что трессируется на нитку; о помпоне, обвитом ссученым снуром из серебряной канители; о кокардах из опряденного серебра; о галунах из опряденного золота с шелковыми закранами; о кирасирских орлах; о гербах, нумерах, накладных литерах, знаках с просеченными подписями; о гранатах «в три огня» на шапках; об уланской чешуе, набранной из звеньев, вырезанных фестонами; о кистях из рассыпных, в три ряда ссученных жгутиков «мат с гранью»; о двойных языках из алого сукна к шишаку в серебряных плетенках; о кирасирских колетах, гвардейских доломанах, ментиках, перадных чачкирах, венгерках, супервестах, выкроенных наподобие лат". . Но ради необычных метафор, можно и потерпеть: . "Гнев и отчаяние растягивают мои орбиты. Глазные яблоки делаются арбузами, аптечными шарами. Они открывают для ревности необъятные просторы". . Как я уже сказала, читать другие произведения автора я не буду (рецензия на "Циники" здесь ), мне вполне хватило этих двух романов, но я не жалею, что познакомилась с творчеством автора.