Текст книги "Танки генерала Брусилова"

– Прежний бронеход двумя башнями больше русскому духу соответствовал, ибо походил на двуглавого орла, – глубокомысленно заметил августейший инспектор.

– Да, Ваше Императорское Высочество, – прогнулся Романов, не желая перечить. – Это облегченный на полтонны танк, по китайскому опыту вместо второй башни установлена малая пушка.

Великий князь изволил обойти машину кругом.

– Тэ-эк-с. Однако же он не только убивать, устрашать врага должен.

Брусилов и Романов промолчали, хотя им казалось, что убитого противника можно и не пугать – ему и так хватило. Родственнику императора видней. Брилинг, никогда особо не смущавшийся высоким присутствием, нашелся.

– Данный бронеход шумит громче. Тем самым врага пугает больше чем двумя башнями.

– Ну-ну. Заведите.

До этого сидевший за рычагами тихого парового тягача, великий князь вздрогнул всем телом, услышав победный рык тринклера.

– Да, такой Змей Горыныч вперемешку с топотом конницы. Может быть…

Потом его уговорили прокатиться на танке до стрельбища и лично пальнуть из пушки. В бронированном чреве Петр Николаевич вроде как оробел, подернувшись бледностью. Место стрелка и заряжающего, стоящих в башне, ощутимо ароматизировалось запахами соляра, смазки, выхлопа, несмотря на гудящий вентилятор. Жесткая подвеска честно передавала экипажу неровности дороги, коих и в окрестностях царственной Гатчины немало.

По пути великий князь пробовал вопросы задавать, но тщетно. Нужно на ухо кричать Романову, а потом также пытаться уловить его крик. Не княжье это дело.

На стрельбище сидевший за рычагами Брилинг остановил мотор, а Ипполит Владимирович вставил ленту в пулемет.

– Обратите внимание, Ваше Императорское Высочество, прямо впереди соломенные фигурки, означающие неприятельскую цепь. Прошу вас короткими очередями, здесь воздушное охлаждение ствола.

Великий князь схватился за рукояти, совместил мушку с целиком… И в нем проснулся мальчишка, в детстве не доигравший в солдатиков. Он всадил очередь в молоко, подправил прицел и лихо снес соломенных врагов. Затем обернул к танкостроителю лицо, довольное до кончиков усов, с выражением «как я их!».

– Отлично, Ваше Императорское Высочество, – похвалил его Романов, видевший выполнение этого упражнения на ходу и с куда большего удаления. – Николай, едем к следующей мишени.

При виде новой группы травяных супостатов великий князь снова потянулся к пулемету. Ипполит Владимирович его остановил, открыл казенник пушки и дослал осколочный унитарный выстрел.

– Глядите, Ваше Императорское Высочество. Приклад орудия упираете в плечо. Башня поворачивается рукояткой. Предохранитель нашли? Верно. Цельтесь фигуркам под ноги, чтобы ударный взрыватель сработал. Пробуйте.

В малом пространстве башни даже такой малый калибр бабахнул оглушающее. Великий князь открыл крепко зажмуренные глаза и чуть не заорал от радости, увидев брешь во вражьих рядах. Отбросив сдержанность и величие, Петр Николаевич проникся воодушевлением и с восторгом расстрелял до конца припасенные патроны и снаряды.

По пути к Гатчинской императорской резиденции однофамилец правящей семьи опустился на маленькое сиденье, предложив сделать то же высокородному стрелку. Князь втиснулся на насест, зажатый меж кожухом коленвала, идущего к коробке передач у водителя, бортом и боеукладкой. На пружинах сиденья трясло чуть меньше.

– На коне не так болтает, – крикнул князь, склонив голову к однофамильцу.

– Безусловно, Ваше Императорское Высочество. Зато здесь мы прикрыты броней от пуль, а с передней проекции – и от снарядов. В бою в танке безопаснее, чем верхом, – Романов показал вверх. – Да и оружие куда мощней, чем кавалерийская шашка или пика.

Оба не сказали главного. За цену танка можно поставить в строй, вооружить и обеспечить лошадями не один десяток всадников. Посему дальнейшая судьба машины более чем не ясна.

Забава с княжьим катанием, от которой у Брилинга сводило зубы, принесла плоды. Великий князь добился танкового показа в высочайшем присутствии.

Накануне торжественного смотра революционер долго не мог уснуть. В Гатчину приедет Николай Второй со свитой. Мерзкие, ничтожные люди, виноватые в Кровавом воскресенье и продолжении вековечного гнета. Конечно, они – только часть механизма, проклятой самодержавной системы. Но он, Николай Тринклер, будет сидеть в танке, а в башне ждет пулемет с полной лентой. Одна прицельная очередь, и история России изменится. Его самого, конечно, схватят и не пощадят, он войдет в анналы как мученик… Тяжкие думы прервал настойчивый стук в дверь.

Накинув халат, инженер двинулся открывать дверь маленькой квартирки, в которой он всегда останавливался, наезжая в Гатчину. Кого могло принести в такую рань?

Жандармский офицер козырнул, представился и предложил проехать с ними.

– Никак невозможно, господа. Я сегодня участвую в августейшем смотре техники.

– Именно поэтому-с. Эсеру не место рядом с Его Императорским Величеством.

– Я давно вышел из ПСР!

– Эсеры бывшими не бывают. После отъезда Государя вы свободны. Не заставляйте нас применять силу. Одевайтесь.

Зло глянув на подушку, которая не подарила сна, но донесла охранке о бунтарских мыслях постояльца, Николай оделся и спустился к экипажу.

Его царственный тезка, избавленный от террористической угрозы, через четыре часа после описанного изволил самолично залезть на броню и заглянуть в люк.

– Вы утверждаете, что сей аппарат лучше, нежели проданные англичанам в Китай?

Повисла пауза. По уму здесь бы и выбежать Брусилову со словами: «Надежа Государь, решительно лучше, танк строили по велению Берга, отцу и деду вашему служившего». Но не положено, есть в государстве и армии субординация, стало быть – говорить старшему.

На свою беду, о новой железной игрушке Военный министр Редигер едва знал и не более чем понаслышке. Списывать на самодеятельность инженерного управления не мог – сам же командует сим управлением в составе министерства. Он откашлялся и осторожно сказал:

– Испытания не закончены, Ваше Императорское Величество.

Царь недоуменно воззрился. Если устройство не готово, какого лешего его показывать в высочайшем присутствии?

К монарху проскользнул Петр Николаевич, инициатор сего действа, потому крайне не заинтересованный в конфузе.

– Все возможное на Гатчинской базе сделано, Государь. Хотя бы два десятка машин требуется отправить в войска. Пока англичане скопируют старые танки, у нас новый, передовой.

– Да, брат, не ждал от тебя радения в военном снаряжении. Оно и к лучшему. Заводи, показывай.

Перед Императором и свитой постарались на славу. Сначала мимо промчался кавалерийский эскадрон на полном скаку, танк грохотал в первом ряду. Великий князь наклонился к низкому монаршему уху.

– Кони скоро устанут, танк способен ехать десятки верст без остановки.

Потом Государю продемонстрировали стрельбу с места и с хода, заранее убрав лошадей, чтоб не шарахались от пушечного грома и не портили картину. Танк тоже обстреляли из пулемета и картечью, разбив фару. Наконец Б-2 смел проволочное заграждение, перемахнул через саженный ров и замер перед Императором, как верный пес: только скажи, хозяин, кого порвать.

Царь повернулся к министру.

– Отчего скрывали, Александр Федорович, что ваши орлы такие чудеса творят? Я, признаться, не слишком верил реляциям из Китая.

– Так точно, Ваше Императорское Величество. В кои-то веки наши доморощенные механики смогли создать нечто, перед Европой Русь не позорящее.

Николай Второй не обладал ни особым интеллектом, ни выдающейся волей, однако блеянье Редигера раскусил сразу – тот явно упустил из виду танковые дела.

– Петр Николаевич, – самодержец обернулся к родственнику. – Лично спрошу, чтобы нужное число бронеходов отправилось в войска до осени. И непременно десяток на Дальний Восток, где неспокойно. Средства изыщем.

– Слушаюсь, Государь, – поклонился тот, а многочисленный генералитет из императорской и министерской свиты тотчас пополнил ряды сторонников танков. Утвердительно склонил голову великий князь Николай Николаевич. В рядах высшей власти с дисциплиной хорошо. И только министр, вовремя не угадавший грядущую перемену ветра, достаточно скоро приобрел перед названием должности приставку «бывший».

Потому-то буквально на следующий день тракторный отдел инженерного главка превратился в отдельное Главное управление, ведающее тракторами, танками и автомобилями, возглавляемое целым инженер-генералом Цезарем Антоновичем Кюи, куда более известным музыкальными, а не военными достижениями. Над автотракторным управлением немедленно повисли планы срочно снабдить армию двумя десятками Б-2, хотя какую-то неделю назад до них никому не было дела, кроме кучки энтузиастов.

Глава четвертая

Штабс-ротмистр в кавалерии соответствует капитанскому званию в инфантерии. Попавший в опалу барон Врангель ошивался в N-ском кавалерийском полку в Маньчжурии к юго-востоку от Мукдена, в сотне верст от корейской границы, командуя эскадроном. В этой должности, на которой обычно несут службу офицеры не выше штаб-ротмистра, для барона наступил карьерный тупик. Перевода и тем паче назначения повыше после ругани с англичанами не видать. Дело может поправить лишь война, о приближении которой говорят все кому не лень.

Россия разорвала с Японией дипломатические отношения, так как последняя отказалась вывести войска из Кореи. Полуостров наводнился соединениями микадо после позорного и насильственно навязанного Корее договора 1907 года. Убийство императора Коджона, робко пытавшегося просить у европейских стран защиты от самурайской оккупации, переход номинального руководства страной к его сыну Сунджону запустили практическое присоединение Страны утренней свежести к Японии на правах колонии. К концу 1908 года премьер-министр Ли Ванен правил Кореей, согласуя каждый вздох с японским генерал-резидентом и подготавливая окончательную аннексию полуострова.

Япония была готова к войне против России за первенство на Желтом море к началу 1904 года. Однако вызывающий демарш подводных отрядов адмирала Макарова, наглядно показавший, что японские корабли ждет то же, что турецкие в 1877-м или британские в 1879 году, остудил горячие головы. Атаке несколько позже подвергся Китай, и только совместные силы британского экспедиционного корпуса, китайской пехоты и русских танкистов смогли заставить интервентов убраться домой.

Ныне ситуация поменялась в корне. Корея, или Тэхан Чегук, как называли ее сами корейцы, совершенно не интересует джентльменов с Даунинг-стрит, они не возражают скормить ее, как кость, незаслуженно обиженной собаке. Более того, укрепление России в Маньчжурии и особенно на Ляодунском полуострове требует какого-то противодействия, но не руками самих англичан. Поэтому из Форин Офис китайским дипломатам поступил недвусмысленный сигнал, тут же переправленный в Токио: Британская империя не имеет ничего против аннексии Кореи и сосредоточения там японской армии, развернутой против русских. А если в Санкт-Петербурге намек на то, что пора умерить дальневосточные аппетиты, поймут неправильно, Японии будет оказана всесторонняя военная помощь. Кроме объявления войны России.

В русских газетах началась оголтелая кампания против японцев, превосходящая таковую во время боев в Восточном Китае. А в Маньчжурии появились признаки кипучих военных приготовлений. Транссиб и КВЖД на полную пропускную способность, не очень, увы, большую, начали перебрасывать войска на восток. Порт-Артурский отряд получил новые субмарины, срочно собиравшиеся из перевезенных по железной дороге частей. Прошел слух, что из Балтики отправились надводные корабли.

Военная разведка донесла о действиях в стане возможного врага. До офицеров уровня ротмистра просачивалось немного. Ясно главное – японские генералы спят и видят, как рассчитаться с Россией за унижение в результате Тройственной интервенции и танковую поддержку китайцев. На островах даже лозунг появился: «гасин-сетан», что в переводе означает «лежа на хворосте лизать желчь». Этот девиз, способствующий рвотным позывам, зародился из какой-то древней притчи о замечательном японском богатыре, который спал на хворосте и лизал повешенный у двери желчный пузырь, дабы никогда не забывать о мести врагам. Сиречь терпеть лишения и копить силы на русский мордобой.

А однажды утром, выстроив эскадрон для полкового смотра, фон Врангель услышал звук, с прошлого года почти забытый. Почудилось? Нет, подымая клубы пыли и задорно оглашая сопки ревом тринклеров, в сторону корейской границы двигался отряд бронетехники. Когда вереница машин поравнялась с расположением полка и остановилась, от нее отделился грузовой автомобиль, затормозивший близ холма, на котором гарцевало командование части. Никогда не жаловавшийся на зрение барон увидел в вышедшем из авто очень знакомого человека и едва сдержал порыв дать коню шенкелей, нарушая строй.

Впрочем, вскорости офицеров полка собрали в глинобитном китайском домике, откуда хозяева давно выселены из-за милитаризации района. Там Врангель сумел пробиться к Брусилову и обнять его, вызвав немое изумление командиров полка и бригады.

– Стыдно, господа. Герой битвы у Чанчжоу простым сотником прозябает, – заявил им генерал-майор. – Тот час напишу приказ его начальником инженерной службы корпуса перевести.

В преддверии японской войны Главный штаб решился на невиданный опыт – собрать в корпус две кавалерийские бригады, по два полка в каждой, пехотную бригаду, три артдивизиона, танковый батальон, автомобильный батальон, инженерно-саперные и иные вспомогательные подразделения. Полагая, что в Корее враг перейдет к эшелонированной обороне, в штабе вспомнили единственного генерала, имеющего опыт прорыва пулеметных полевых укреплений.

Обещанный Брусиловым перевод отложился на неопределенное время из-за одного неожиданного дела.

– Петр, ты конем так же хорошо владеешь, как танком? – спросил генерал, уединившись с бароном в заднем помещении штабной халупы.

– Как-то неловко слышать от вас такой вопрос, Алексей Алексеич. Говорите прямо, что нужно?

– Задание сложное и смертельно опасное. Я уж и не знал кому поручить, а тут бог вас послал. Поручение от разведки Дальневосточного округа.

– Тогда – точно мое. Надо себя проявить. Засиживаясь в ротмистрах, фамилию Врангелей позорю.

– Учтите, не только своей головой рискуете. Надо скрытно переправиться через реку Ялуцзян и совершить глубокий рейд внутрь корейской территории. Разведчики подготовили отряд казачьих пластунов. Только командира не было, вкус войны в Азии ощутившего.

– Раз такое дело, разрешите, Алексей Алексеевич, свой эскадрон взять. За них ручаюсь, за каждого, всех знаю и вижу насквозь.

Генерал покачал головой.

– То не мне решать. Поедешь с нами в Мукден, поговоришь с разведкой.

– Тогда разрешите собираться.

– Действуйте, барон.

Врангель бегом отправился сообщить командиру об откомандировании и передать на время командование сотней. Затем в тесной кабине грузовика спросил у Брусилова:

– Танки никак не похожи на старушки Б-1. Стало быть, лучше?

– Надеюсь. Броня такая же, но машины меньше, легче на тонну и тем самым резвее. Увидите, по гладкой степи до четырнадцати верст разгоняются.

– Башня одна.

– Зато с пушкой. Экипаж всего два человека, механик-водитель и стрелок-командир.

– И стрелять, и танком командовать? Сложно. – Барон представил фонтаны взрывов, облака пыли и дыма на поле боя, когда невозможно разобраться, что творится вокруг, где враг, где свои.

– Обзор много лучше. У водителя три перископа. У стрелка видите грибок на башне? Там узкие щели для наблюдения. Думали двух человек в башню, как в опытном образце намечено, не позволили. Экономия-с.

– Сколько танков в корпусе?

– Пока – батальон, три роты по десять машин. Три взвода и одна машина командира роты. Не все прибыли.

– Не густо, Алексей Алексеевич.

– И за это спасибо. Корпус замыслили как орудие прорыва рубежа обороны и последующего окружения. После артподготовки идут танки, за ними пехота, пробивают две бреши. Дальше пехота держит фланги, в прорыв устремляются две кавалерийские бригады и уцелевшие танки, выходят в тыл, соединяются и отрезают врага, которого окончательно подавляют пехотные дивизии, наступающие вслед корпусу. На случай неожиданностей есть подвижная артиллерия на тягачах, инженерная часть – форсировать переправы и делать проходы в минных полях.

Врангель проводил взглядом проплывающую за окном редкую растительность, особенно унылую в преддверии зимы.

– На словах и на бумаге гладко. А как на деле пойдет – неизвестно. Не приучены у нас столь разные войска воевать совместно.

– Время, время не позволяет, дорогой барон. Не привыкать русскому человеку постигать военную науку прямо в бою, а не на каких-то учениях.

Петр Николаевич усмехнулся.

– Мои предки – немцы.

– А мои из Речи Посполитой. Все одно – теперь мы русские, раз служим в Русской императорской армии.

И общероссийский бардак на нас тоже распространяется. Этого ни генерал, ни офицер не стали произносить при водителе. Оно и так очевидно.

Начальник разведки Дальневосточного военного округа Колесниченко оценивающе оглядел ротмистра и по каким-то внутренним признакам определил: годится. В комендатуре, где происходила встреча, присутствовал также партикулярный господин лет пятидесяти, до поры молчавший. Затем разведчик представил его:

– Статский советник Александр Иванович Павлов, бывший посланник в Сеуле. Ныне, как вам известно, Корея под нажимом Японии всяческие дипломатические сношения с нами порвала. Александр Иванович также включен в отряд.

– Обузой не буду, господин ротмистр. В седле держусь и оружием владею, – дипломат пожал руку кавалеристу. – Вас не ввели в курс относительно нашей задачи в стране?

– Никак нет, – напрягся Врангель, понимая, что сейчас услышит самое важное.

– Нам предстоит вывезти в Маньчжурию императора Сунджона, обманув армию и полицию, которые подчиняются премьер-министру предателю Ли Ванену, и японскую оккупационную администрацию.

Барон посмотрел на полковника разведки и Брусилова, прочитав в их глазах – сам напросился. Да и не собирался он включать коробку передач на реверс.

– Когда выступаем?

– По получении дополнительного приказа. Начиная со следующих суток – в любое время, – ответил Павлов. Готовность ротмистра сунуть голову в петлю произвела впечатление на присутствующих.

По возвращении в часть он построил эскадрон, заслушал доклад «за время вашего отсутствия…» и спросил добровольцев на опасное дело. Почему-то не удивился, что вызвались все, не спрашивая куда и зачем. В армии подобные вопросы не в чести. Раз барон идет – значит надо.

Долго ожидать приказа не пришлось. Глубокой ночью 1 декабря на зависть форменным контрабандистам студеные воды реки Ялуцзян или кратко – Ялу приняли плоты, на которых сто двадцать восемь кавалеристов эскадрона, дипломат Павлов и два проводника-переводчика из живших в Маньчжурии корейцев, а также полтораста лошадей, считая запасных и вьючных, проникли на корейский берег. Командир пожал на прощанье руку штабс-капитану из саперной роты.

– Не волнуйтесь, ваше благородие. Следы переправы уберем в лучшем виде. Ждать будем месяц, два – сколько нужно. Только возвращайтесь. С богом!

На иностранном берегу дул холодный ветер. Страна утренней свежести? Скорее утреннего холода, подумал барон. Он оглядел растянутую цепочку всадников и поскакал в голову.

Всадники одеты в сапоги, шаровары и куртки без знаков различия, напоминая скорее сезонных рабочих, получивших зарплату и прикупивших недорогие цивильные наряды. Только хорошие кони выбились из картины. Для полной загадочности нижняя часть лица замотана по арабскому подобию.

У каждого за спиной английская магазинная винтовка «ли-энфилд», на лошадях отдельно пулеметы и лафеты. Если со стороны глянуть – бандитский отряд или частная армия некого северокорейского вельможи.

Провожавший на русской стороне полковник выдал Врангелю толстую пачку китайских юаней и кучу монет.

– Местные деньги там не в цене. Японские и китайские куда охотней берут.

Барон взвесил пачку в руке. Он видел эту валюту в Китае, но дела с ней не имел. По правде говоря, Петр Николаевич вообще Поднебесной не видел – с парохода на поезд, а с него на марш и в бой. Смутно отпечатались странные кровли с загнутыми концами и бесконечные убогие хижины бедняков, обитатели которых, призванные в армию, плохо изображали пехоту.

– Александру Ивановичу отдам. Он лучше разбирается.

– Ни в коем случае, ротмистр. Павлов… слишком хорошо разбирается. Азартен на предмет карт, уличен был в растрате. Однако дела корейские знает как никто.

Нагнав картежника, Врангель начал выпытывать подробности, кои на северной стороне ему не сообщили из-за секретности, хоть это ему и казалось странным – как готовиться, толком не зная маршрута похода.

– За четверо суток нам надобно добраться до Пхеньяна и оттуда вывезти императора.

– А сам он не может?

– Никак. Его нынешнее положение – нечто среднее между домашним арестом и присмотром околоточного надзирателя. Он если и выберется из дворца, его тут же окружают полицейские, верные премьеру, и японские агенты. Так что до Пхеньяна он едет открыто, там торжественная церемония. Потом ему помогут бежать. А уж чтобы благополучно добраться до русской, точнее маньчжурской границы – ваша работа, господин ротмистр.

Врангель смахнул снежинки, запутавшиеся в лошадиной гриве.

– Кому нужен скоморох, не имеющий власти?

– Не скажите, господин барон. Суджон – символ корейской государственности, причем последний. Если он, находясь в безопасности, напишет манифест о разрыве договоров с Японией, смещении премьера и объявлении страны в состоянии оккупации, Россия имеет полное международное право оказать помощь. И окажет.

То есть если я провалю дело, тем сберегу тысячи российских душ, вздохнул Врангель. Нет, вряд ли. С Японией, как ни крути, воевать придется. Лучше не позволять ей иметь Корею плацдармом на нашем южном рубеже.

Такова натура российского дворянства и офицерства. План похищения корейского царька высочайше утвержден, затем исполняющий его ротмистр думает – а надо ли? С другой стороны, осознание важности задачи есть благо.

– Хорошо. Ыйджу остается справа от нас, – Врангель вытащил карту. – К ночи, не загоняя лошадей, доберемся до уездного города Кусон.

– Правильно. Там есть верный человек. Встретит, разместит. Не сомневайтесь, сейчас поддержку найти легко. Японцев тут все не любят.

Так уж и все. Что-то Павлов слишком легковесен для дипломата. Раз есть прояпонский премьер и поддерживающие его силы, стало быть, и донести о нас найдется кому.

– Только, ротмистр, в присутствии корейцев говорим по-английски. Здесь народ темный, но русскую речь отличат. А эскадрону прикажите молчать.

Вот же картежник! Выдать сотню рязанских да тамбовских парней за англичан – это мог выдумать лишь человек, привыкший к риску, готовый поставить на карту последнее. Чем думали в Санкт-Петербурге, планируя такую акцию? Скорее всего – ничем. Напасть на японцев и так поводов вдосталь найдется. Живой Суджон лучше, но и мертвый мученик за свободу – тоже хорошо, как его отец. Любопытно, корейцы понимают, что, попав из китайской зависимости в японскую, они и от русских не получат свободы, только новое ярмо? Вместо саке и катаны водка и матрешка.

– Зря улыбаетесь, Петр Николаевич. Я далеко не первый раз в Корее… приватно.

– Но не с таким эскортом.

– Конечно. Поверьте, я знаю эту страну. Опасно станет, лишь когда за нами пустят погоню. Оттого здесь целый эскадрон с пулеметами.

– А морем через Чемульпо не пробовали? На подводной лодке, наконец.

– Увы, эта затея провалилась еще с прежним императором. За портом японцы следят тщательно.

– Не знаю, Александр Иванович. Здесь практически одна дорога меж горами и берегом. Ее перекрыть – большого ума не надо.

Дипломат кинул взгляд вправо, где каменистые россыпи понижались к невидимому отсюда морю.

– Верно. Только кому перекрывать? Телеграфного сообщения с севером нет. Железные дороги – между Сеулом и Чемульпо да на юге, остальные только строятся. Японских войск на север не отправляли, они пока дальше Пхеньяна нос не кажут. Корейская армия ныне – посмешище. А десяток-другой полицейских вы, надеюсь, вразумите.

– На словах гладко выходит. Посмотрим.

Врангель придержал лошадь и поравнялся с проводниками. Впереди на неказистой кобыле, явно из ремонтных, гарцевал очень мелкий кореец, менее пяти футов. Немолодое четвероногое несло его с легкостью – вес с поклажей не больше трех пудов.

– Кто таков?

– Ли Пху, господин! – Малыш умудрился изобразить поясной поклон, не покидая седла.

– Откуда?

– Из Маньчжурии, господин! Из-под Гириня. Крестьянин я.

– Отчего с нами вызывался?

– Так лошадь обещали! – Он погладил ее по шее.

Если не падет в дороге, сказал про себя ротмистр и спросил второго переводчика.

У того история оказалась намного запутаннее. Уехал из Кореи еще до китайско-японской войны, не доучился из-за нее в Шанхае. Заявил, что из-за японцев погибла семья.

Павлов, до которого доносился диалог, повернул голову, показывая – я же говорил. Действительно, среди корейцев должно быть много патриотов. А сколько изменников?

Трудно об этом судить, не общаясь с людьми и не слезая с коня. Зато подтверждение другой истине – в восточных людях иерархия впитана с молоком матери – Врангель увидел воочию. По дороге к Кусону попадались отдельные путники, крестьяне, даже один экипаж с неким чиновным господином. Но два европейца в сопровождении двух корейских слуг и небольшой армии в качестве свиты вызывали неподдельный трепет.

Встречные кланялись в пояс. Никто, даже пара людей с винтовками – то ли войсковой дозор, то ли полиция – не осмелились заговорить. В Корее есть поговорка: «Не умничай перед сонбэ!» Ехавшие с надменным видом Врангель и Павлов представлялись начальниками изрядного калибра, перед такими умничать себе дороже.

– Тот же Китай, – заключил ротмистр, завидев убогие бедняцкие хижины. – Подозреваю, везде на Дальнем Востоке народ живет так, что наш самый худой тамбовский крестьянин здесь был бы почитаем за богача.

– Не скажите, Петр Николаевич. Так может думать лишь человек, совсем Корею не знающий. Особая страна, древняя культура. Конечно, китайцы на них сильно влияли, как, впрочем, и на Японию. Две трети слов местного языка имеют китайские корни. Иероглифы – тоже китайские. Каких-то лет десять назад здесь обратились к национальной письменности – хангыль. Пишут вперемешку местными и китайскими значками.

– Мне едино. Китайских слов заучил сотню какую, – Врангель двинул мышцей спины, на котором остался след от китайского штыка и языкового непонимания.

– Увы, не поможет. Фонетика разная. А за китайца вы, простите, никак не сойдете.

Ротмистр объявил привал, заметив колодец. Дипломат продолжал рассказ о стране.

– Они крайне обидчивы, если путать корейца с китайцем. А самураем обозвать – страшное оскорбление. Хотя в целом дружелюбны, вежливы. По-азиатски хитры. Работать умеют круглый год от темна до темна, а не так, как русские мужики – рывок на посевную да уборочную, потом на печи и в кабаке.

– Что ж бедны, как церковные крысы?

Переводчики слушали безучастно. Да и кто дал бы им право вмешиваться в речь высокородных господ? По сравнению с Востоком отношения русского барина и холопа – сплошное панибратство.

– Во-первых, их грабили все кому не лень. Не Европа, где малые государства выживают. Тут каждый, кто сильней, тотчас идет или плывет разорять соседа. Во-вторых, крестьян прижимает местная знать – янбаны. У них крепостное право до конца отменили лишь в девяностых, представляете? Вот и батрачили на помещика.

– Ли, у тебя земля собственная?

– Да, господин-сси.

– А если тебе столько же земли в Корее дадут – вернешься?

Мелкий земледелец съежился еще больше. Его что, выгоняют?

– Нет, господин-сси. Под русскими порядок. Дома плохо. Кто хочет прийти, все у Ли отобрать.

– Слышите, ваше высокородие? – засмеялся Врангель. – У нас порядок!

В декабре темнеет рано. В уездный город отряд втянулся при свете звезд.