Текст книги "Посмертно подсудимый"

Такова была процедура посмертного обыска. Каковы же его итоги? Что компрометирующего нашли жандармы в рукописях поэта? Лучше всего на этот вопрос ответил в письме к Бенкендорфу Жуковский: «Одним словом, нового предосудительного не нашлось ничего и не могло быть найдено. Старое, писанное в первой молодости, то именно, около чего вертелись все предубеждения, на нем лежавшие, все, как видно, было им самим уничтожено (сколько можно судить теперь); в бумагах его не осталось и черновых рукописей».[174]174
  В. А. Жуковский – критик. С. 255.


[Закрыть] При этом Жуковский из благих побуждений по-своему объяснял и причины отсутствия крамольных рукописей в архиве поэта. Он убеждал шефа жандармов в том, что Пушкин в зрелые годы переродился и стал едва ли не апологетом монархизма и христианства. Разумеется, политические взгляды Пушкина, как будет рассмотрено ниже, не оставались неизменными, они менялись. Но тот облик поэта, который пытался воспроизвести Жуковский, в действительности был далек от оригинала. Да, кстати, ни царь, ни Бенкендорф и не поверили этому. Дело с отсутствием в архиве поэта «крамолы» заключалось совсем в ином. Зрелый Пушкин – это уже не тот юноша, который едва ли не на всех углах отпускал шутки в адрес царя и его сановников. Еще в молодости он накрепко усвоил уроки того, как легко в России можно оказаться в ссылке, тюрьме или на каторге. Он всегда помнил о своей судьбе поднадзорного и политически неблагонадежного. Держать поэтому какой-то компрометирующий материал он был вовсе не намерен, так как за это пришлось бы заплатить слишком дорогой ценой не только ему, но и его семье.

На этом можно было бы и поставить точку в повествовании о посмертной форме надзора за поэтом, если бы не одна деталь этого обыска, так ярко характеризующая нравы Бенкендорфа и его «конторы». Еще до похорон поэта жандармское ведомство пыталось уличить Жуковского в том, что он будто бы похитил какие-то материалы, чтобы утаить их от жандармского осмотра. Вот как об этом рассказывает в упоминавшемся уже письме к Бенкендорфу сам Жуковский: «Но я услышал от генерала Дубельта, что ваше сиятельство получили известие о похищении трех пакетов от лица доверенного (de haute volee). Это доверенное лицо могло подсмотреть за мною только в гостиной, а не в передней, в которую вела запечатанная дверь из кабинета Пушкина, где стоял гроб его и где бы мне трудно было действовать без свидетелей. В гостиной же точно в шляпе моей можно было подметить не три пакета, а пять… Эти пять пакетов были просто оригинальные письма Пушкина, писанные им к его жене, которые она лично сама вызвалась дать мне прочитать;…само по себе разумеется, что такие письма, мне вверенные, не могли принадлежать к тем бумагам, кои мне приказано было рассмотреть».[175]175
  В. А. Жуковский – критик. С. 254–255.


[Закрыть] Правда, в отношении последнего Жуковский, с точки зрения Бенкендорфа, был явно неправ. Что значит личные письма, что значит письма мужа к жене? Вот в них-то, может, и будет обнаружено истинное политическое лицо поэта. Шеф жандармов конечно же помнил, как именно в письмах к жене поднадзорный поэт проговаривался о своем истинном отношении к царю, двору и своим придворным обязанностям. Да и сам Жуковский в глазах Бенкендорфа был не настолько благонадежен, чтобы не допустить возможности утаивания им от III Отделения тех или иных документов. Стоит только вспомнить, сколько хлопотал Жуковский о снисходительном отношении к поднадзорному поэту при его жизни. С чего бы это? Но, как бы то ни было, это подозрение сыграло, по нашему мнению, не последнюю роль в перемене взгляда царя на процедуру обыска и в его решении приставить к Жуковскому жандарма действительно «высокого полета» – Дубельта. Во всем этом обер-жандарм России был по-своему прав, и в этом он мог бы убедиться, если бы письмо это дошло до адресата (последнее не установлено, так как остался лишь его черновик). «Дерзость» же Жуковского в этом письме превосходила все меры допустимого в III Отделении. В нем, например, он «смел» утверждать, что и частные письма Пушкина к жене не было никакой нужды просматривать, так как «все они были читаны, в чем убедило меня и то, что между ними нашлось именно то письмо, из которого за год перед тем некоторые места были предъявлены государю императору и навлекли на Пушкина гнев его величества…».[176]176
  В. А. Жуковский – критик. С. 254–255.


[Закрыть] Оставим на совести Жуковского его неведение в отношении того, что официально заверенная московским почтмейстером копия с пушкинского письма жене не дошла до царя, а осталась в бумагах Бенкендорфа. В главном же он был прав. Зачем читать интимную переписку мужа с женой, если жандармы ее давно прочитали и изучили?

Думается, что уместно привести и свидетельство Дубельта как одного из руководителей жандармского ведомства, кому царь и Бенкендорф оказали честь руководить и непосредственно участвовать в посмертном обыске. В этом свидетельстве заключалось подлинное отношение этого жандарма к поэту. Уже после смерти Пушкина Дубельт выговаривал Краевскому за опубликование им некоторых неизданных произведений Пушкина: «Что это, голубчик, вы затеяли, к чему у вас потянулся ряд неизданных сочинений Пушкина? Э, эх, голубчик, никому-то не нужен ваш Пушкин… Довольно этой дряни сочинений-то вашего Пушкина при жизни его напечатано, чтобы продолжать и по смерти его отыскивать „неизданные“ его творения, да и печатать их! Нехорошо, любезнейший Андрей Александрович, не-хорошо».[177]177
  Русская старина. 1881. № 1. С. 714.


[Закрыть] Да, трудно что-либо добавить к этому высказыванию «маститого» жандарма. III Отделение ненавидело поэта – гордость России – при его жизни, и ненависть к нему была столь велика, что она не исчезла и с его смертью.

Так закончился прижизненный и посмертный тайный и гласный надзор полиции и жандармерии над поэтическим гением народа. Формально же этот надзор был отменен лишь в 1875 году, т. е. через 38 (!) лет после смерти поэта.[178]178
  См.: Эйдельман Н. Обреченный отряд М., 1987. С. 401.


[Закрыть]

Жандармы и похороны поэта

Жандармы III Отделения рассматривали и смерть, и похороны поэта как значительное событие их профессиональной жизни. Боялись, как бы чего не вышло, как бы не выкинули какую штуку его почитатели. И власти были недалеки от истины. По свидетельству современников, через квартиру Пушкина прошли десятки тысяч людей, чтобы поклониться телу любимого ими поэта. И жандармское ведомство по-своему отреагировало на это проявление всенародной любви. В отчете корпуса жандармов за 1837 год говорится: «Имея в виду отзывы многих благомыслящих людей, что подобное как бы народное проявление скорби о смерти Пушкина представляет некоторым образом неприличную картинку торжества либералов, высшее наблюдение признало своею обязанностью мерами негласными устранить все почести, что и было исполнено».[179]179
  Мейлах Б. Жизнь Александра Пушкина. Л, 1974. С. 321.


[Закрыть] III Отделение готовилось к похоронам поэта, как к военной операции. Жандармы были у подъезда дома, в котором умирал поэт, они же, не дождавшись его смерти, находились и в самой квартире. После его смерти отпевание было назначено в Исаакиевском соборе (в то время так называлась церковь, находившаяся в здании Адмиралтейства), так как дом, который занимали Пушкины, принадлежал к приходу именно этого собора. На отпевание были уже разосланы отпечатанные в типографии приглашения. Однако в последний момент по приказанию высших властей место отпевания было перенесено в Конюшенную церковь (придворную). По этому поводу есть свидетельство литератора и цензора А. В. Никитенко, в описываемое время бывшего цензором Петербургского цензурного комитета. Он сделал об этом такую запись в своем дневнике: «Тут же, по обыкновению, были и нелепейшие распоряжения. Народ обманули: сказали, что Пушкина будут отпевать в Исаакиевском соборе, – так было означено и на билетах, а между тем тело было из квартиры вынесено ночью, тайком, и поставлено в Конюшенной церкви. В университете получено строгое предписание, чтобы профессора не отлучались от своих кафедр и студенты присутствовали бы на лекциях».[180]180
  А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. В двух томах. Т. 2. С. 287.


[Закрыть]

31 января тело Пушкина было тайно доставлено в Конюшенную церковь. Руководил этим сам начальник штаба корпуса жандармов Дубельт. При этом ближайшие кварталы были оцеплены жандармами. Вот как об этом писал Жуковский (который считал, что во всем этом «полиция перешла границы своей бдительности»): «Вместо того назначенную для отпевания церковь переменили, тело перенесли в нее ночью, с какой-то тайною, всех поразившею, без факелов, почти без проводников; и в минуту выноса, на который собрались не более десяти ближайших друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу, где молились об умершем, нас оцепили, и мы, так сказать, под стражею проводили тело до церкви».[181]181
  В. А. Жуковский – критик С. 262, 265


[Закрыть] На непосредственное влияние тайной полиции на характер исполнения церковных обрядов, посвященных похоронам поэта, указывал в своих дневниках литератор и историк М. П. Погодин (1800–1875): «Архимандрит отклоняется от обедни за упокой и панихиды, ибо не желает тайная полиция».[182]182
  А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. В двух томах. Т. 2. С. 35.


[Закрыть]

Однако царь и жандармы не только «защищались» (от возможных, по их мнению, волнений по случаю похорон поэта), но вели при этом и «наступательные» операции. На следующий день после отпевания, т. е. 2 февраля, Николай I под видом военного парада приказал ввести в район Зимнего дворца, Адмиралтейской и Сенатской площадей и непосредственно Конюшенной улицы войска (в том числе и кавалерию) в количестве шестидесяти тысяч. Это было сделано для предупреждения массовых беспорядков в связи со смертью и похоронами А. С. Пушкина. Кроме того, Бенкендорф лично тщательно следил за тем, чтобы и печать ни словом не обмолвилась о величайших заслугах покойного поэта перед отечественной литературой. Так, H. Н. Греч получил от шефа жандармов строгий выговор за напечатание в «Северной пчеле» (№ 24) следующего текста: «Россия обязана Пушкину благодарностью за 22-летние заслуги его на поприще словесности».[183]183
  Там же. С. 287.


[Закрыть]

В соответствии с волей поэта погребение его тела решено было совершить на псковской земле в Святогорском монастыре. По поводу этого III Отделением и Министерством внутренних дел была затеяна секретная переписка с официальными и духовными лицами Псковской губернии. 1 февраля министр внутренних дел Д. Н. Блудов направил свои предложения псковскому гражданскому губернатору Пещурову:

«Скончавшийся здесь 29 минувшего генваря в звании Камер-юнкера Двора Его Императорского Величества Александр Сергеевич Пушкин при жизни своей изъявил желание, чтобы тело его предано было земле Псковской губернии Опочецкого уезда в монастыре Святой Горы (Святогорском), на что вдова его просит разрешения.

Разрешая перевоз помянутого тела, буде еще оно не предано земле и закупорено в засмоленном гробе, имею честь уведомить о том Ваше Превосходительство, покорнейше прося Вас, Милостивый Государь, учинить зависящие от Вас в сем случае по части гражданской распоряжения в Псковской губернии.

К сему нелишне считаю присовокупить, что об учинении подлежащих в сем случае по части духовных распоряжений я сообщил Г. Обер-прокурору Святейшего Синода».[184]184
  Следы пребывания Александра Сергеевича Пушкина в Псковской губернии. Составил по найденным документам И. И. Васильев. СПб., 1899. С. 47.


[Закрыть]

В этот же день Блудов направил соответствующие предписания и отношения псковскому военному генерал-губернатору и обер-прокурору Синода.

Первого же февраля управляющий III Отделением А. Н. Мордвинов обратился к А. Н. Пещурову с предписанием принять меры, чтобы «по воле государя при погребении Пушкина не было… никакой встречи, никаких церемоний»:

«Милостивый государь Алексей Никитич! Г. Действительный статский советник Яхонтов, который доставит сие письмо Вашему превосходительству, сообщит Вам наши новости. Тело Пушкина везут в Псковскую губернию для предания земле в имении его отца. Я просил г. Яхонтова передать вам по сему случаю поручение графа Александра Христофоровича, но вместе с тем имею честь сообщить Вашему превосходительству волю государя императора, чтобы Вы воспретили всякое особенное изъявление, всякую встречу – одним словом, всякую церемонию, кроме того, что обыкновенно по нашему церковному обряду исполняется при погребении тела дворянина. К сему неизлишним считаю, что отпевание тела уже здесь совершено…»[185]185
  Русская старина. 1907. T. CXXIX. С. 455.


[Закрыть]

Стоит обратить внимание на то, что «церемониал» похорон был составлен непосредственно царем и Бенкендорфом.

Именно они воспретили любое отдание почестей умершему поэту. Кроме того, поражает неосведомленность одного из приближенных Бенкендорфа, не знающего, что похороны поэта должны были быть совершены не в Михайловском, а в Святогорском монастыре.

Все упомянутые лица соответствующим образом отреагировали на распоряжения правительственных чиновников. Так, обер-прокурор Синода и псковский гражданский губернатор сделали (со ссылкой на «высочайшую» волю) соответствующие распоряжения архиепископу Псковскому Нафаниилу, а последний, в свою очередь, 4 февраля довел их до архимандрита Святогорского монастыря Геннадия: «…гражданский губернатор извещает меня о сем предмете, присовокупляя Высочайшую Государя Императора волю, чтоб при сем случае не было никакого особенного заявления, никакой встречи – словом никакой церемонии, кроме того, что обыкновенно по нашему церковному обряду исполняется при погребении тела дворян…Предание тела покойного Пушкина в Святогорском монастыре предписываю Вам исполнить согласно воле Его Величества Государя Императора»[186]186
  Следы пребывания Александра Сергеевича Пушкина в Псковской губернии… С. 49.


[Закрыть] (нетрудно заметить, что здесь едва ли не дословно приводится распоряжение А. Н. Мордвинова Пещурову).

В ночь (опять-таки ночью) на 4 февраля гроб с телом Пушкина отправили для похорон из Петербурга. Он был обернут рогожами и соломой и помещен на простых деревянных санях. Сопровождали его по распоряжению самого царя А. И. Тургенев и жандармский офицер. Непосредственно рядом с гробом на санях сидел преданный слуга поэта Никита Козлов (тот самый, который не пошел на сделку с полицией по поводу обыска у его молодого барина). Вот как об этом записал в своем дневнике сам Тургенев:

«2 февраля… Жуковский приехал ко мне с известием, что Государь назначает меня провожать тело Пушкина до последнего жилища его… Государю угодно, чтобы завтра в ночь. Я сказал, что поеду на свой счет и с особой подорожной…

4 февраля, в 1-м часу утра или ночи отправился за гробом Пушкина в Псков; перед гробом и мною скакал жандармский капитан… На станции перед Псковом встреча с камергером Яхонтовым (псковским предводителем дворянства. – А. Н.), который вез письмо Мордвинова к Пещурову, но не сказал мне о нем. Я поил его чаем и обогнал его, приехал к 9-ти часам в Псков, прямо к губернатору – на вечеринку. Яхонтов скор и прислал письмо Мордвинова, которое губернатор начал читать вслух, но дошел до высочайшего повеления – о невстрече – тихо, и показал только мне, именно тому, кому казать не должно было…

5 февраля отправились… к Осиповой – в Тригорское… За нами прискакал и гроб в 7-м часу вечера… Осипова послала, по моей просьбе, мужиков рыть могилу; вскоре и мы туда поехали с жандармом… возвратились в Тригорское. Повстречали тело на дороге, которое скакало в монастырь…

6 февраля, в 6 часов утра, отправились мы – я и жандарм!! – опять в монастырь, – все еще рыли могилу; мы отслужили панихиду в церкви и вынесли на плечах крестьян и дядьки гроб в могилу – немногие плакали… Я бросил горсть земли в могилу и возвратился в Тригорское. Там предложили мне ехать в Михайловское, и я поехал, несмотря на желание и убеждение жандарма не ездить, а скакать в обратный путь…»[187]187
  А. С. Пушкин. Воспоминания современников. В двух томах. Т. 2. С. 216–218.


[Закрыть]

Таким образом, жандарм выполнил свой долг «честно» и своего поднадзорного проводил в могилу. Хотя канцелярия «надзорных сфер» (жандармской, губернской, духовной) продолжала функционировать сама по себе, сообщая об исполнении «высочайшей» воли в отношении погребения великого поэта. Так, островский земский исправник (а Остров – его резиденция в Опочецком уезде) в секретном рапорте от 9 февраля 1837 г. доносил псковскому губернатору: «Во исполнение предписания Вашего превосходительства от 4 сего февраля за № 557 донести честь имею, что тело умершего в С.-Петербурге Камер-Юнкера Александра Пушкина через сей уезд 5-го числа и 6-го поутру весьма рано командированным мною состоящим при занятии делами в земском суде поручиком Филиповичем препровождено в Опочецкий уезд, в находящийся близ имения отца покойного Пушкина Святогорский монастырь, и предано по обряду христианскому земле».[188]188
  Следы пребывания Александра Сергеевича Пушкина в Псковской губернии. С. 48.


[Закрыть] Разумеется, что и другие исполнители донесли по инстанции о выполнении ими обязанностей по неуклонному соблюдению ритуала похорон поэта, начертанных самим царем и шефом жандармов.

Отношение министерства внутренних дел к памяти поэта

Прошли годы. Ушли из жизни и друзья поэта, и его враги. Не стало ни Бенкендорфа, ни Дубельта, ни Мордвинова, ни их «высочайшего» шефа – самого царя. 6 июня 1880 г. в Москве был торжественно открыт созданный на средства всенародной подписки знаменитый ныне памятник А. С. Пушкину. Вряд ли руководители III Отделения думали, что всего лишь через сорок с небольшим лет их опасному поднадзорному будет оказана такая честь. Видимо, если бы они до этого дожили, в их головах неизбежно возникла мысль о черствой неблагодарности потомков: мы так трудились на благо отечества, а нам никаких памятников. Но, как известно, история объективно и бесхитростно расставляет все на свои места. И к столетию со дня рождения великого поэта передовая интеллигенция обратилась к властям с предложением о переименовании Тверской площади, на которой был поставлен памятник, в Пушкинскую. Несколько позже, 26 августа 1903 г., вопрос этот обсуждался на собрании Московской городской думы и был решен отрицательно под влиянием министра внутренних дел, шефа корпуса жандармов В. К. Плеве. Об этом свидетельствует стенограмма собрания: «Предложение от 30 июля, за № 2534, и. д. Московского губернатора извещает, что по рассмотрении в Министерстве внутренних дел представленного мною ходатайства Московской городской думы о наименовании площади у Тверских ворот – Пушкинской было принято во внимание, что Тверская площадь в среде местного населения носит также весьма распространенное и вошедшее во всеобщее употребление название „Страстной площади“ и „площади Страстного монастыря“ по расположению в этом месте монастыря во имя иконы Божией Матери, именуемой „Страстной“, ввиду чего присвоение этой площади предположенного названия „Пушкинской“ было бы неудобным. Поэтому г. министр внутренних дел признал означенное ходатайство городской думы не подлежащим удовлетворению».[189]189
  Пикуль В. Площадь поэта // Неделя. 1987. № 22.


[Закрыть]

Вот тот случай, когда все вернулось «на круги своя». Опять судьбу поэта (и опять посмертную) решил шеф жандармов, так сказать, бенкендорф восьмидесятых годов. Однако это была, пожалуй, последняя «победа» III Отделения в его напряженном поединке с поэтом. Пройдет еще полвека, и площадь получит название Пушкинской.

II. Юридическое окружение

Определенный интерес А. С. Пушкина к проблемам государства и права, его достаточную осведомленность в этой области можно объяснить, в известной мере, окружением поэта.

А. П. Куницын

В числе первых из круга лиц, оказавших большое влияние на формирование мировоззрения поэта, по праву может быть поставлен Куницын – лицейский учитель, преподававший науки политико-юридического цикла. А. П. Куницын (1783–1840) родился в семье священника, окончил уездное духовное училище, затем продолжал обучение в Твери в духовной семинарии. В 1803 году переведен в Петербург в Педагогический институт, откуда в 1808 году по окончании курса отправлен за границу для дальнейшего обучения. Слушал лекции (преимущественно профессоров юридическо-политических наук и дипломатии) в Гёттингенском и Парижском университетах. В Гёттингене сблизился с Н. И. Тургеневым, одним из будущих вождей декабристского движения. По возвращении в Россию в 1811–1817 гг. он – адъюнкт-профессор в Царскосельском лицее, затем профессор «общих прав» в Главном педагогическом институте (в 1819 году преобразован в Петербургский университет). Куницын – автор многих трудов по проблемам государства и права, и его с полным основанием можно назвать одним из крупнейших ученых-юристов своего времени. В связи с выходом в свет его книги «Право естественное» (1818), в которой он высказывался против самодержавия и крепостничества, его уволили из университета с запрещением преподавать во всех учебных заведениях России. В дальнейшем Куницын преодолел свои либеральные политические взгляды и сделал успешную служебную карьеру. В 1826 году он – чиновник II Отделения Собственной его величества канцелярии. Под его непосредственным наблюдением находились подготовка и издание Полного собрания законов Российской империи и составление большей части Свода законов гражданских и Свода законов уголовных. Он же оставил отдельное Собрание законов по духовной части. В 1840 году Куницын был назначен директором Департамента духовных дел иностранных исповеданий и в этой должности умер.

Для нас более всего важно то, что именно Куницын в течение нескольких лет преподавал Пушкину правовые дисциплины. И хотя, как известно, Пушкин не заканчивал ни юридического факультета, ни училища правоведения, тем не менее вполне допустимо говорить и об определенной юридической стороне лицейского образования Пушкина. Сохранившиеся документы, в первую очередь программы преподавания в лицее, позволяют утверждать, что при всем разнообразии изучавшихся там наук основу программы составляли гуманитарно-юридические дисциплины. Царскосельский лицей был открыт 19 октября 1811 г. Императорское высочайше утвержденное постановление о лицее от 12 августа 1811 г. уравнивало лицей как учебное заведение в правах с университетами и определяло цели его организации: «Учреждение Лицея должно иметь образование юношества, особенно предназначенного к важным частям службы Государственной». Соответственно, в этом документе очерчивался и круг предметов, предназначенных для образования лицеистов: «В Лицее преподаются предметы, учения, важным частям государственной службы приличные…»[190]190
  Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. T. XXXI. 1810–1811. СПб., 1830. С. 311.


[Закрыть]

О доле политико-юридических дисциплин в системе обучения в лицее можно судить из содержания программы преподавания в лицее на весь срок обучения. В соответствии с ней собственно юридические науки преподавались на 4, 5 и 6-м курсах лицея. При этом на 4-м курсе лицеистам излагалась система наук нравственных, философские понятия о правах и обязанностях и разделение права на естественное, публичное, гражданское, уголовное и т. д. На 5-м курсе продолжалось изучение тех же предметов, а также преподавалось право публичное и политическая экономия. На 6-м курсе предусматривалось завершение изучения указанных предметов. В упоминавшемся императорском указе об учреждении лицея содержание преподавания наук нравственных (к ним, кроме собственно наук правоведения и политэкономии, относились еще закон божий, психология и логика) определялось следующим образом: «Под именем наук нравственных здесь заключаются все познания, кои относятся к нравственному положению человека в обществе, и следовательно, понятия об устройстве Гражданских обществ, о правах и обязанностях, отсюда возникающих. В сем классе, начиная от самых простых понятий права, должно вести воспитанников до коренного и твердого познания различных прав и разъяснить им систему права публичного, права частного и особенно права Российского, и проч.»[191]191
  Там же. С. 315.


[Закрыть]

В действительности же курс юридических наук, изучаемых лицеистами, был еще обширнее, что в первую очередь можно объяснить личностью преподавателя, читавшего эти предметы, – А. П. Куницына. Курс Куницына (кроме логики, психологии, политической экономии) охватывал следующие юридические дисциплины: 1) право естественное частное; 2) право естественное публичное; 3) государственное право; 4) право гражданское русское; 5) право публичное русское; 6) право уголовное (включая и уголовное судопроизводство); 7) право римское и 8) финансовое право. Право естественное (как частное, так и публичное) состояло из «чистого» права и права «прикладного» и содержало исследование прав человека «первоначальных», «производных», а также способов их приобретения и защиты. Русское гражданское право преподавалось лицеистам в соответствии с его системой, принятой в Комиссии составления законов. Уголовное право включало разъяснение его понятия как такового, понятий преступления, уголовного закона, наказания. Римское право читалось в сопоставлении с русским. В финансовом праве лицеисты получали сведения о понятии и содержании государственных расходов и доходов.[192]192
  См.: Исторический очерк Императорского бывшего Царскосельского ныне Александровского лицея за первое его пятидесятилетие, с 1811 по 1861 год. Составлен И. Селезневым. (СПб., 1861. С. 122–125).


[Закрыть] Содержание курса государственного права, преподаваемого лицеистам, дошло до нас через конспекты, сделанные одним из первых по успехам в учении воспитанников лицея – А. Горчаковым[193]193
  Они частично опубликованы Б. Мейлахом. См.: Красный архив. Т. 1. (18). М., 1937. Изложение содержания лекций Куницына по государственному праву приводится по этому изданию.


[Закрыть] (впоследствии министр иностранных дел, государственный канцлер). Наибольшее значение имеют записи Горчаковым двух курсов – «Энциклопедии прав» и «Изображения системы политических наук». В первом курсе, например, содержание государственного права выглядело следующим образом:

Введение (I – понятие о государственном праве, II – о естественном состоянии, III – о различных политических обществах). Часть I. Чистое государственное право: Глава I. О договоре соединения. Глава И. О договоре включения жителей. Глава III. О правах величества. Глава IV. О власти законодательной. Глава V. О власти исполнительной. Глава VI. О власти блюстительной. Глава VII. О внешних правах величества. Условное государственное право: 1. Об образах правления. 2. О способах приобретения верховной власти и монархии. 3. О перемене образа правления.

Думается, что даже с позиции сегодняшнего дня структура этого курса выглядит довольно внушительно. Б. Мейлах на основе анализа записей Горчакова пришел к выводу, что его конспекты лекций Куницына – это не живая запись этих лекций, а копия записок, составленных и данных лицеистам самим лектором. В подтверждение своего вывода Б. Мейлах приводит также свидетельство М. Корфа (однокурсник Пушкина, впоследствии сановник, приближенный Николая I, оставил недружелюбные мемуары о лицее и Пушкине), писавшего в своих воспоминаниях: «При неимении в то время никаких печатных курсов, он сам (т. е. Куницын. – А. Н.) писал свои записки, а мы должны были их списывать и изучать».[194]194
  В кн.: Грот Я. Пушкин, его лицейские товарищи и наставники. СПб., 1899. С. 228.


[Закрыть]

Говоря о юридическом аспекте содержания лицейского образования, необходимо остановиться на том, какие политико-юридические идеи развивал Куницын перед своими учениками. Основное их содержание было развито в его книге «Право естественное», в которой он на основе идей общественного договора, естественного права и народного суверенитета высказывался, как отмечалось, против самодержавия и крепостничества. В 1821 году по специальному распоряжению министра духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицына, реакционера, было приказано изъять все находящиеся в лицее экземпляры «Права естественного» Куницына, так как «по рассмотрении в Главном управлении училищ этой книги найдено нужным по принятым в ней за основание ложным началам и выводимому из них весьма вредному учению, противоречащему истинам христианства и клонящимся к ниспровержению всех связей семейственных и государственных, книгу сию, как вредную, запретить повсюду к преподаванию по ней, и притом принять меры к прекращению во всех учебных заведениях преподавания естественного права по началам столь разрушительным, каковые оказались в книге Куницына».[195]195
  Кобеко Д. Императорский Царскосельский лицей. Наставники и питомцы. 1811–1813. СПб., 1911. С. 26.


[Закрыть]

Следует отметить, что вначале книга Куницына предназначалась для подношения Александру I. На руководителей лицея, по всей видимости, подействовало милостивое отношение императора к молодому адъюнкт-профессору в связи с его публичным выступлением при открытии лицея (Александр I наградил тогда Куницына орденом). Однако к 20-м годам либеральные настроения царя уже исчезли, и, соответственно этому, книга Куницына была признана недостойной для подношения государю, руководству лицея сделано замечание по этому поводу, а сам Куницын, как отмечалось, уволен.

Пушкин, зная о гонениях, которым подвергся его учитель, в «Послании к цензору» (1822) с издевкой говорит:

 
Не понимая нас, мараешь и дерешь;
Ты черным белое по прихоти зовешь:
Сатиру пасквилем, поэзию развратом,
Глас правды мятежом, Куницына Маратом. (2, 122)
 

Печатный курс «Естественного права» был конфискован у автора, книготорговцев и частных лиц, а также изъят из учебных заведений и уничтожен. Однако отдельные экземпляры этого курса уцелели,[196]196
  Право естественное, сочиненное профессором Императорского лицея Александром Куницыным. СПб., 1818; Право естественное, часть II. Право прикладное. Сочинение проф. А. Куницына. СПб., 1820.


[Закрыть] и можно сравнить его содержание с записями Горчакова. Хотя в основе печатного курса и лежали система и содержание конспективного курса, однако при издании автор внес существенные изменения и поправки. Многие выводы и формулировки в печатном издании смягчены, что, несомненно, объясняется цензурными соображениями. В конспекте, например, содержится глава «О республиканских органах правления». В книге же говорится о «демократическом» образе правления в противопоставлении «аристократическому», а о понятии первого не упоминается.

Страстное изложение Куницыным идей «естественного права» не могло оставить равнодушными к ним слушателей-лицеистов. Сохранились данные о том, что лицеисты были увлечены этими идеями. Например, в одной из статей третьего номера «Лицейского мудреца» (рукописного журнала лицеистов) говорилось: «Теперь в классах говорят о правах естественных». Не составлял в этом отношении исключения и юный Пушкин. По утверждению одного из своих наиболее близких друзей-лицеистов Пущина, «Пушкин охотнее всех других классов занимался в классе Куницына», хотя, как обычно, и «мало что записывал».[197]197
  Пущин И. И. Записки о Пушкине. Письма. М., 1988. С. 48.


[Закрыть]

Тот факт, что уроки учителя не пропали даром для поэта, свидетельствует и следующее обстоятельство. Характеризуя в «Онегине» предметы спора Онегина и Ленского, Пушкин среди них назвал и темы, являвшиеся стержневыми в лекционном курсе Куницына о естественном праве:

 
Меж ними все рождало споры
И к размышлению влекло:
Племен минувших договоры,
Плоды наук, добро и зло… (5, 43)
 

Куницын был сторонником договорной теории происхождения государства. Он считал, что государственная власть установлена народом и должна находиться под его контролем, что люди, вступая в государство, не теряют свою естественную свободу. Так, в лицейском курсе «Изображение системы политических наук» (по конспектам Горчакова) Куницын сформулировал следующее положение: «…Граждане независимые делаются подданными и состоят под законами верховной власти, но сие государство не есть состояние кабалы. Люди, вступая в общество, желают свободы и благосостояния, а не рабства и нищеты; они подвергаются верховной власти на том только условии, чтобы она избирала и употребляла средства для их безопасности и благосостояния: они предлагают свои силы в распоряжение общества, но с тем только, чтобы они обращены были на общую и, следовательно, также и на их собственную пользу».[198]198
  Красный архив. С. 81.


[Закрыть] Несмотря на определенную долю идеализма, эта теория служила идейным обоснованием отмены крепостного права в России и, соответственно, близко была воспринята многими декабристами.