Книга: Неизвестный солдат - Анатолий Рыбаков

Это повесть о том, что в жизни всегда есть место подвигу, а вчерашний аутсайдер завтра может стать настоящим героем, причем время не имеет значения. Именно поэтому Рыбаков рисует нам как бы две реальности: сегодняшний день и далекий 1942 год. В 1942 году пятеро солдат отстали от собственной части и героически, но безвестно погибли, при этом один из них перед смертью взорвал немецкий штаб. А в сегодняшнем дне могилу героя находит Сергей Крашенинников, тот самый Крош, который завалил экзамены в институт и никак не может найти свое место в жизни. И вот волей случая Крош оказывается втянут в события многолетней давности и уже сегодня, в мирное время, совершает собственный нравственный подвиг.

В моем старом сборнике с трилогией о Кроше две первые истории были с иллюстрациями Р.Вольского, а вот «Неизвестного солдата» иллюстрировал другой художник, и картинки несколько не соответствовали моему представлению о книге. Очень порадовало, что в ИДМ не стали просто копировать старое издание, что, конечно, было бы легче всего, а сделали абсолютно новые иллюстрации, поручив оформление книги художнику Алексею Шевченко. На мой взгляд, свою работу он выполнил прекрасно: издание не выбивается из общей серии, много иллюстраций, при этом интересен прием, выбранный Шевченко, когда картинки также одновременно показывают, что происходило тогда и происходит сейчас, сталкивая прошлое и настоящее. При этом иллюстрации выполнены в стиле фотоснимков, и если в «настоящем» времени они черно-белые, то в военном — в охристой гамме, как и полагается.

Оформление книги серийное: формат БИСС, бумага плотный офсет. Учитывая нынешние цены на книги и их постоянный рост, цена книги тоже вполне приемлемая.

В заключении напишу, что самым большим плюсом книги для меня является то, что, прочитав ее, моя скептически настроенная дочь прятала в глазах слезы и сказала, что это самая лучшая повесть Рыбакова. А значит автор выполнил свою задачу: ниточка потянулась, дальше, в день завтрашний.

Сюжет у книги тоже удивляет. Он, знаете ли, какой-то очень уж правоверный, слишком правильный. Особенно если держать в голове то, что до этого были Каникулы Кроша (1966) с их явным антисталинским подтекстом. И тут, нате вам, вполне себе повесть в рамках одобряемого властью дискурса. С небольшим уклоном в морализацию – плохо, мол, храним мы память о войне.

Прелесть, пожалуй, в повествовании в двух пластах. Не то чтобы прием оригинален или хотя бы нов, но он удачно применен, и главы в 1942, и эпизоды конца 1960-х идут хорошо и органично сплетаются.

Как обычно, верно и тонко поданы человеческие отношения, первые знакомства, симпатии и антипатии.

Но задора не хватает, меня не покидало ощущение, что автор писал эту повесть без особой любви, рутинно.

- Нет, Рыбакова не читал. У меня на серьёзных писателей времени не хватает. Директора перебил Блинов: - Сегодня вечером мы соберёмся в главной редакции и решим. Его лицо от волнения побагровело. Он потвердевшим голосом заключил:

- А вообще-то, Юрий Львович, договоримся сразу: отбор рукописей и подготовка их к печати - дело редакций и главной редакции. Что же касается первого издания, я буду предлагать книгу Михаила Александровича Шолохова. Может быть, нам следует включить в неё его военные рассказы.

Это была первая акция Блинова против Прокушева, Михалкова, Качемасова и Яковлева - иудейских божков, стремившихся начать деятельность издательства, созданного для русских писателей, изданием книги автора-еврея, кстати гнусной и клеветнической по своему содержанию. Этим своим мужественным поступком Андрей Дмитриевич в отношениях с директором резко обозначил трещину, которая вскоре превратится для него и да и для нас, его заместителей, в глубокий непреодолимый ров.

- Да, да - конечно, всё так и будет, но вы смелее выходите из-за моей спины, бейтесь с этим чёртом,- я уже устаю от него, он мне начинает надоедать.

Минуту шли молча. В столовой Андрей Дмитриевич продолжал:

- Вот и первая книга. Уже решили, и в Комитете согласны,- издаём рассказы Шолохова, а он ныне снова: «Давайте заводить "Записки Кроша"». Я вспылил: «Да сколько можно! Уже решили, и все согласны, и уже редактор работает, с Шолоховым договорились. Наваждение какое-то!»

И ко мне:

- Теперь проза - твоя забота, подключайся быстрее. Я с ним один не совладаю.

В тот день мне звонили из Союза российских писателей - от Михалкова. Звонил институтский знакомый, человек в Союзе небольшой, но, видимо, по чьей-то подсказке.

- Поздравляю с назначением. Через твои руки теперь пойдёт вся новая проза российских писателей. С кого начать-то решил? Чья будет первая книга? - Судьбу первой книги мы тут решали сообща: будем издавать Шолохова. И уже готовится оформление, определена типография… - Всё так, но ты, старик, заместитель главного и за всё там отвечаешь. - Да за что отвечать? За Шолохова? Он наш первый писатель, кого же издавать, как не его?

- Первый-то первый, да только издательство ваше «Современник» - это ведь тоже о чём-то говорит. Современную ли тературу должны издавать. А Шолохов - хорошо, конечно, но это ведь гражданская война.

- Да ты куда клонишь? За Натана Рыбакова что ли адвокатствуешь? Говорю тебе, что вопрос решён. Карелин добро дал.

- Ну, ладно, старик… Плохо ты слышишь конъюнктуру. Повыше смотреть надо - не на Карелина. Ты теперь на открытое место вышел. Тут тебя сквознячок со всех сторон доставать будет. Смотри, не продуло бы. Я тебе по-дружески говорю. И если хочешь, чтобы и впредь тебя информировал о том, что здесь на Олимпе думают, какие ветры дуют,- молчок о нашем разговоре. Держи в тайне, пригожусь.

Особенно тяжело читается первая повесть - убогий сюжет (кража амортизаторов) и такой же стиль. "Каникулы" интереснее, но слишком всё стремительно развивается, не будучи перед этим закручено как следует; нехороший Веэн разоблачен, Крош не дает втянуть себя в его сомнительные делишки (поразительная сила воли у 16-летнего пацана - деньги сами плывут в руки, но нет, он же комсомолец, низзззяяя!) А сам сюжет мне понравился, построен на коллекционировании нэцке. Но вся эта советско-комсомольская мораль... Убивает. Особо извращенным способом - тоской и досадой на порчу хорошей задумки. И очень неубедительная мотивация поступков героев.

В "Неизвестном солдате" дела со стилем обстоят получше. Всё-таки между этой повестью и двумя предыдущими - 18 лет. По крайней мере, автор перестал распинаться о том, что и так понятно. Сюжет - поиски неизвестного солдата.

Кстати, у этих ребят больше общего, чем может показаться на первый взгляд, хотя и кажется, что они антиподы. Крош, как и положено советскому подростку, весь из себя коллективист; Холден же, как и положено литературному герою, весьма далек от коллектива. Но я не зря вспомнил о Холдене – у Кроша часто проскакивают холденовские интонации, он очень чуток на всякую «липу» (да и на девушек они смотрят одинаково наивно-пуритански-эротомански). А как он препарирует поведения Игоря! – это почти чистый Холден Колфилд:

— Что такое Краснухин? Краснухин одаренный художник. Я не все принимаю в его творчестве, но он художник прогрессивный — это бесспорно. Мне стало смешно: Игорь чего-то там не принимает в творчестве Краснухина. Потеха!

Да, но ясно, что появись Холден в поле зрения Кроша, и он бы его тоже припечатал – с общественных позиций. А вот что Холден сказал бы о Кроше – мне кажется, он мог бы отозваться о нем и вполне нейтрально и даже положительно, как это ни странно. Как это доказать? - да никак, естественно:)