Текст книги "Романтическая океанология"

Часть II
После Монина

Было начало ноября. НИС «Академик Мстислав Келдыш» готовилось к выходу в море из финского порта Мантилуото. Аппараты «Мир» уже заняли штатные места на борту судна и были готовы к проведению океанических испытаний. На борту помимо экипажа судна находились сотрудники моей Лаборатории, И.Е. Михальцев и небольшая группа ученых Атлантического отделения ИО РАН.

В это время в Москве проводилась подготовка к выборам нового директора. Временно обязанности директора исполнял Ростислав Всеволодович Озмидов. Он же баллотировался на должность директора. Вторым кандидатом был заместитель директора по технике исследований океана Вячеслав Семенович Ястребов. В выборах участвовали все сотрудники Института и его отделений, включая экипажи судов. На «Келдыше» было проведено собрание по обсуждению кандидатур. Кандидатов представлял И.Е. Михальцев. Представив объективно обоих, он высказал свое мнение о том, что он к кандидатуре Ястребова относится отрицательно и считает, что Озмидов более предпочтителен на посту директора Института. Я поддержал Игоря Евгеньевича. Других выступлений не было. На судне большинство голосов было отдано Озмидову, однако на пост директора был избран Ястребов. Возможно, что здесь сыграла роль главная силовая структура государства, которая активно поддерживала Ястребова.

Мы провели испытания ГОА «Мир-1» и «Мир-2» у берегов Финляндии на глубине 70 м и пошли в Атлантику проводить испытания аппаратов в глубоком океане. Мы с Михальцевым планировали морские испытания в три этапа: на шельфе, на глубине 1000 м и на 6000 м. Второй этап испытаний был проведен у берегов Африки на глубине 1100 м. Испытания прошли успешно. Был выявлен ряд технических недоработок, не оказывающих существенного влияния на безопасность погружений. Уже наступил декабрь месяц, и погода в Атлантике была неблагоприятной для проведения погружений. Судно зашло в Лас-Пальмас. Учитывая прогноз погоды, мы приняли решение уйти южнее, в район 17° с.ш. с глубиной около 6000 м. Погружения аппаратов на глубины 6170 м («Мир-1») и 6120 м («Мир-2») состоялись 11–12 декабря и 12–13 декабря. Каждое из погружений продолжалось около 15 часов и обеспечивалось одним и тем же экипажем: И.Е. Михальцев, Пекка Лааксо и А.М. Сагалевич. Конечно, это было большое событие в мировом масштабе. Ведь в то время существовало всего два только что введенных в строй современных шеститысячника – «Нотиль» (Франция) и «Си Клифф» (США) и батискаф «Триест». И вдруг в СССР вводятся в строй сразу два обитаемых шеститысячника – «Мир-1» и «Мир-2». Мои эмоции я описал в книге «Глубина». Но во время первого погружения на 6170 м в ГОА «Мир-1» родились первые слова песни «Над нами шесть тыщ!»: «Разверзлась пучина». А несколько позже я написал песню:

 
Разверзлась пучина,
И больше не слышится плеска волны.
Нас трое в кабине:
Стремленья и цели в одно сплетены.
Железная сфера
Сегодня важнее, чем сотни жилищ:
Над нами поверхность
Над нами поверхность.
Под нами шесть тыщ.
Над нами поверхность,
Под нами шесть тыщ.
Все глубже уходим,
Все дальше родные поля и сады.
Как версты проходим
Тяжелые метры соленой воды.
Вот дно появилось,
И мы выбираем, куда бы нам сесть.
Так значит, случилось
Так значит, случилось,
Так значит, мы здесь.
Так значит, случилось,
Так значит, мы здесь.
 
 
Большие глубины
Зовут нас к себе, и мы знаем: пора.
Они как вершины,
Но только не виден здесь блеск серебра.
Внизу все спокойно,
Здесь тихо: Нептуна безмолвствует клан.
А над головою
В шесть тыщ толщиною
Шумит океан,
А над головою
В шесть тыщ толщиною
Шумит океан…
 

После завершения погружений был подписан приемо-сдаточный акт, содержащий длинный список дефектовки по различным системам аппаратов. Наиболее важным пунктом в этом списке был насос высокого давления, откачивающий водяной балласт и нормально работавший лишь до 5000 метров глубины. Поэтому приемный акт был подписан с оговоркой, что до проведения гарантийного ремонта, который планировался через год, аппараты «Мир» не должны погружаться глубже 4000 м.

Первая научная экспедиция с ГОА «Мир»

Практически сразу после прихода НИС «Академик Мстислав Келдыш» в Калининград после глубоководных испытаний началась первая научная экспедиция в район гидротермального поля ТАГ на 26° с.ш. Срединно-Атлантического хребта. Экспедицию возглавлял А.П. Лисицын. Ю.А. Богданов и А.М. Сагалевич были его заместителями. Главной проблемой при работе с ГОА «Мир» была работа гидроакустической навигации с донными маяками. Несмотря на то, что на борту присутствовала группа финских инженеров с фирмы «Holming Electronics», создавших систему навигации, она не работала. Поэтому поиск гидротермальных источников на дне был проблемой. Был выполнен большой объем работ, отобрано около 200 геологических образцов, но на действующий гидротермальный холм мы вышли лишь в 16-м, последнем в этой экспедиции, погружении. Для меня это было первое видение черных курильщиков, и оно было совершенно необыкновенным. Привожу здесь описание части этого погружения.

По склону лавовой постройки спускаемся в ложбинку. На фоне осадка оранжевого цвета видим базальты, покрытые густым зеленым налетом. Этот налет говорит о том, что гидротермальный источник, возможно, расположен неподалеку. Встречаем первого вестника гидротермали – небольшой угорь, приветливо вильнув хвостом, поплыл вверх, приглашая нас следовать за ним. Теперь мы медленно поднимаемся вдоль склона, на котором уже нет массивных базальтовых шаров и труб. Их сменил мягкий осадок с желтой, оранжевой, красной, багряной окраской. Появившиеся в поле зрения небольшие сульфидные постройки напоминают маленькие башенки высотой 30–40 см. А вот и теплая вода: просачивается сквозь осадок и устремляется вверх. Оказывается, здесь, на глубине 3700 метров, тоже «журчат ручьи», но только вода струится не вниз по склону, как на суше, а вверх, поскольку она теплее и легче придонной холодной воды. Нас как будто несет вверх, словно мы плывем по волнам этого струящегося ручья, играющего всеми цветами радуги в лучах светильников подводного аппарата. Увеличивается количество маленьких белых актиний, гурьбой снуют проворные угри, величаво ступает оранжевый краб. Датчик температуры за бортом показывает +8,5 °C, тогда как обычная температура на этой глубине около 0 градусов. Появляются отдельные креветки размером 3–4 см, затем их количество постепенно увеличивается до десятка, до нескольких десятков…

И наконец вот оно – то, ради чего мы сюда стремились: первый черный дымок, пробивающийся сквозь осадок на вершинке маленького холма. Вывожу манипулятор и обрушиваю эту вершинку – черный дым «выстреливает» вверх стремительным потоком, заслоняя вид из иллюминаторов. Аппарат погружается во тьму, хотя внешние светильники включены. По-видимому, мы разрушили преграду, удерживавшую черный дым – частицы минеральной взвеси – под плотной коркой осадка. Продвигаемся немного вперед, выходим из кромешной тьмы и упираемся в склон, сплошь покрытый креветками, колышущимися словно ковер, сотканный из живых существ. Черные дымы прорываются сквозь него, создавая картину какого-то буйства. В этом скоплении креветок и дымов все настолько динамично и непривычно для человеческого глаза, что возникает впечатление сплошного движения. Вокруг невозможно найти ни одного статичного участка – все дымит, колышется, ползает, плавает. Даже не верится, что все это происходит на глубине 3700 метров!

Прошел уже час, как мы вышли на это необычное место, но никаких действий пока не предпринимаем: в состоянии эйфории прильнули к иллюминаторам и, не отрываясь, наблюдаем за происходящим вокруг. Лишь Анатолий Благодарев щелкает тумблерами и кнопками, фиксируя все на видеомагнитофон и фотопленку. Да, будет что посмотреть нашим коллегам на борту судна, когда мы поднимемся на поверхность!

Вывожу манипулятор и пытаюсь отобрать образцы сульфидов, которыми был сложен холм. Но здесь полиметаллическая руда совсем свежая и горячая, а потому крошится в стальной клешне манипулятора, но все же часть ее попадает в бункер. Позже из разных мест на вершине этой гидротермальной постройки мы наберем полный бункер разноцветных образцов, которые после нашего всплытия заиграют на солнце, как драгоценные камни… А пока захватываю манипулятором сачок и пытаюсь загрести с поверхности дна как можно больше животных. Креветки поднимаются со дна и образуют вокруг аппарата густую живую массу. «Настоящий креветочный суп вокруг», – замечает Анатолий Благодарев. Позже мой друг биолог Лев Москалев скажет: «Поймали двадцать экземпляров креветок! Не много, но и не мало!» (Значит, для детального изучения в лабораторных условиях достаточно). Затем добавит: «Этих гидротермальных креветок называют «римикарис». Они совсем не такие, каких мы употребляем с пивом, к тому же пахнут сероводородом». Успокаиваться рано, мы подняли представителей только одного вида креветок, а их здесь, как минимум, три. В 1991 и 1994 гг. мы снова будем работать в этих водах и наберем сотни креветок; среди них окажутся и недостающие два вида и еще два принципиально новых для науки, но эти первые двадцать – очень важны.

В своей первой экспедиции на ТАГ мы еще не имели того арсенала научного оборудования, которым снабжены ГОА «Мир» в настоящее время. Отбор животных производился довольно примитивным способом – сачками. Позже будут изготовлены различные средства пробоотбора, в частности всасывающее устройство «slurp gun», которое позволяет в двухлитровые емкости втягивать сотни креветок или других животных.

Немного подвсплываем вверх, продвигаемся вперед и наталкиваемся на сплошную дымовую завесу. Это – вершина холма, на которой расположено несколько труб, из них под большим давлением вырывается черный дым. Беру в манипулятор длинную металлическую трубку с датчиком температуры и подношу к одному из жерл – на табло монитора высвечивается +338 °C. Здесь нужно быть аккуратным: если дымовая струя прямо из трубы попадет на пластиковый иллюминатор, он может расплавиться. Спустя несколько часов, уже на поверхности, мы обнаружим, что ограждение левого бокового двигателя аппарата, сделанное из твердого пластика, сильно обожжено и частично превратилось в настоящий уголь. Значит, где-то боком задели горячую струю дыма.

Смотрю на часы: два ночи. С поверхности мы ушли в 10 утра и до сих пор даже не вспомнили о бутербродах, которые всегда с большой заботой готовит судовой повар Николай Трущенков. Происходящее вокруг настолько захватило нас, что мы забыли обо всем земном. Периодически поступают запросы с «Келдыша»: «Мир-2», как дела?», на что следует краткий ответ Анатолия Благодарева: «Работаем». Осталось отобрать несколько проб воды и взвеси прямо из «курильщика» (так ученые назвали эти дымящиеся сооружения) и произвести измерения на разных расстояниях от него. После этого можно всплывать. Выполнив последние операции на дне, немного поднимаемся, подходим к одной из труб, размещаем над ее жерлом измерительные приборы и очень медленно начинаем всплытие, работая боковыми двигателями, развернутыми вертикально, на малых оборотах. На экране монитора видно, как быстро меняется температура по мере удаления от источника: вот она уже остановилась на отметке 1,4 °C, а вода стала совсем прозрачной. Однажды у нас с Лисицыным состоялся интересный разговор. Он касался инноваций в технике и в науке. Дело в том, что гидротермальное поле ТАГ было открыто американцами, и мы на дне видели некоторые следы пребывания их обитаемого аппарата «Алвин» Я тогда сказал Александру Петровичу, что мы построили лучшие в мире глубоководные аппараты, и первая научная экспедиция должна была бы состояться в неисследованном до сих пор районе, и ученые должны были предварительно исследовать этот район на предмет совершения открытия нового гидротермального поля. Это было бы классной демонстрацией союза высших устремлений научной и технической мысли. Но экспедиция уже заканчивалась, и наша полемика, естественно, ни к чему не привела. Но она дала пищу для новой песни, которую я так и назвал «По следам»:

 
Академик Келдыш большим ученым был:
Он вершин в науке много покорил.
В честь его был назван наш белый пароход.
И сегодня мы на нем отправились в поход.
Науку мы должны поднять,
Американцев обогнать.
Французов по глубинам перекрыть,
А также дырки в мантии открыть.
Нету мочи – соберись,
Расправь мозги и напрягись.
Ученых по науке переспорь,
Но, Ванька, ты имя судна не позорь.
В журнале написали: «Найден след на дне
Какого-то чудовища, пришедшего извне».
Сборную команду успели мы собрать,
Бросить старые идеи и идти искать.
Норку, где тот зверь живет,
И ту воду, что он пьет,
Дым куримых им сигар,
Мультирудный портсигар.
 
 
Зверя спрячем мы в мешок,
Дым в бутыль и на замок,
А если будет драться, ты не спорь:
Ты, Ванька, наше судно не позорь.
И вот на дно спустились и видим, он лежит.
Наш монстр бездыханный давно уж не дымит.
Кругом бутылки, банки, чинариков гора,
И по-американски написано: «Ура-а-а!»
Глаз уперли без следа.
Вместо плюма лишь вода,
А портсигар давно опустошен
И благородной химии лишен.
Ну что ж! Опоздали – не беда.
Впереди, гляди, гряда.
Залезем, камень хапнем, и не спорь.
Ты, Ванька, наше судно не позорь!
Ты, Ванька, имя судна не позорь…
 

На обратном пути из Атлантики мы зашли в Амстердам, куда по моему приглашению посмотреть новые аппараты прилетели мои друзья Фрэнк Басби из США и Жак Пикар из Швейцарии. Басби посмотрел наши видеозаписи с курильщиков, попросил 5-минутную запись, чтобы показать коллегам в Вашингтоне. Эта запись произвела фурор в Национальном Географическом Обществе США (НГО США), NOAA и т. д. По приезде в Москву я получил приглашение от моего друга Эмори Кристофа из НГО США. Колесо закрутилось, новые аппараты вызвали большой интерес в Америке. И это было очень важно. Начался 1988 год. Советский Союз еще существовал, но уже было ясно, что скоро в нашем государстве будут большие перемены, и непонятно, какие перспективы нас ждут в финансовом плане. Поэтому было очень важно установить контакты с научными организациями за рубежом и заинтересовать их новыми техническими средствами и возможностями проведения совместных работ с их помощью. В октябре 1988 г. я прилетел в Балтимор на конференцию «Ocean – 88» по приглашению НГО США.

Международные контакты. Первые экспедиции

Приехав туда в начале октября и ознакомившись с программой, я узнал, что мой доклад поставлен последним в заключительный, третий, день конференции – в 17 часов. Обычно к этому времени уже заканчивает работу сопровождающая конференцию выставка и большинство участников разъезжается. По-видимому, организаторы «Океан-88» полагали, что представление новых аппаратов из России не должно вызвать большого интереса, и поэтому выделили для моего доклада аудиторию, вмещающую около 50 человек. Однако послушать доклад пришло около 500 человек, и его пришлось перенести в большой актовый зал. Я увидел практически всех известных подводников и специалистов по подводной технике: здесь были и Эл Вайн, и Лоуренс Шумейкер, и Андреас Рекнитцер, и Фрэнк Басби, и Сильвия Эрл, и Анри Галерн, и Мартин Кляйн, и Эмори Кристоф, и многие другие. После доклада Эмори Кристоф познакомил меня с вице-президентом канадской фирмы «IMAX» Андрэ Пикаром, с которым состоялся разговор о возможном сотрудничестве и проведении глубоководных съемок «IMAX» с аппаратов «Мир». Андрэ Пикару понравилось, что наши аппараты имеют центральный иллюминатор большого размера (200 мм в диаметре) – это очень важно для широкоугольного объектива камеры «IMAX». Кроме того, применение одновременно двух аппаратов может дать бо́льшие возможности при киносъемках. На конференции в Балтиморе французы показывали видеофильм, сделанный по материалам работ глубоководного аппарата «Нотиль» на «Титанике» в 1987 году. Поэтому и обсуждение наших перспектив с Андрэ Пикаром сосредоточилось на «Титанике». Фильм об этом известном объекте, о величайшей морской катастрофе должен быть очень популярен, а следовательно, принесет большую прибыль его фирме, рассуждал Андрэ Пикар. Нам тоже была необходима мировая реклама, что позволило бы в дальнейшем найти организации, заинтересованные в использовании наших аппаратов. И «Титаник» был подходящим для этого объектом.

В 1989 году были проведены две международные экспедиции с аппаратами «Мир» в Атлантический океан, а также первая экспедиция на атомную подводную лодку «Комсомолец». Благодаря участию в них иностранцев и нашим публикациям «Миры» получали все большую известность, причем отзывы об аппаратах были самыми высокими. В 1989 году была написана песня «Профессионалы». Я давно задумал написать такую песню о профессионализме в широком смысле этого понятия. В первом варианте у меня было 18 куплетов, из которых в окончательный вариант вошло пять:

 
У обрыва стоишь, иль вершина видна,
Или жизнь начинаешь сначала,
Если движет по жизни тобой глубина,
Значит, будешь профессионалом.
Пусть задача сложна, мы решать все должны
До конца и с открытым забралом.
Мы для этого трудную школу прошли.
Мы – профессионалы.
Можно жить просто так, по течению плыть.
Удовольствий в жизни навалом.
Если хочешь ты делу себя посвятить,
Должен стать ты профессионалом.
Пусть задача сложна, мы решать все должны
До конца и с открытым забралом.
Мы для этого трудную школу прошли.
Мы – профессионалы.
Чтобы дело постичь, ты не спишь по ночам
Или мышцы терзаешь до боли,
Не растрачиваешь главное по мелочам,
Не жалеешь ни крови, ни соли.
Пусть задача сложна, мы решать все должны
До конца и с открытым забралом.
Мы для этого трудную школу прошли.
Мы – профессионалы.
Вот у края уже, рядом нет никого,
И ты чувствуешь: больше нет мочи.
Но ты должен рвануть из себя сверх того,
Чтоб потом не терзаться средь ночи.
 
 
Пусть задача сложна, мы решать все должны
До конца и с открытым забралом.
Мы для этого трудную школу прошли.
Мы – профессионалы.
Вдруг идея пришла, но ее воплотить
Нужно так, чтоб она заблистала.
Выше-вверх, а не просто на уровне быть —
Это кредо профессионала.
Пусть задача сложна, мы решать все должны
До конца и с открытым забралом.
Мы для этого трудную школу прошли.
Мы – профессионалы.
 

Весной 1990 года Андрэ Пикар пригласил меня в Торонто для продолжения переговоров о совместных работах. Там он познакомил меня с выдающимся режиссером Стивеном Лоу. Мы вместе посмотрели фильм «На пределе». Эта великолепная лента посвящена людям, которые работают на пределе человеческих возможностей: альпинистам, спортсменам, солистам балета. В итоге была достигнута договоренность о том, что Стивен Лоу прилетит, чтобы в нашей следующей экспедиции самому погрузиться в аппарате «Мир». Эта экспедиция планировалась практически как кругосветная: судно должно было выйти из Владивостока, пересечь Тихий и Атлантический океаны и прийти в Калининград. Предстояло осуществить несколько длительных остановок для проведения научных исследований, в том числе в заливе Монтерей, недалеко от Сан-Франциско, куда и планировал прилететь Стивен Лоу.

В Сан-Франциско на судно «Академик Мстислав Келдыш» прибыл бывший премьер-министр Канады Пьер Трюдо – специально для того, чтобы ознакомиться с аппаратом «Мир». Сделав погружение на 3000 метров в заливе Монтерей, Трюдо высоко оценил наши глубоководные технологии. На мой вопрос, каково его самое сильное впечатление от погружения, Трюдо ответил: – «Высокий уровень технологий аппарата «Мир».

Одновременно с Пьером Трюдо, но в другом аппарате («Мир-2») опускался Стивен Лоу; в задачи этого погружения входила доставка на дно автономной видеоустановки, которая в течение трех дней должна была фиксировать поведение двустворчатых моллюсков, после чего «Миру-2» предстояло найти ее и доставить на борт судна. Стивен Лоу увидел аппарат в действии и остался доволен. После погружения я его спросил о впечатлениях. Ответ был краток: «Let’s go!» – «Поехали!». Так было положено начало нашим работам в мировом кинематографе, которое имело довольно интересное продолжение.

В январе 1991 года большая группа из канадской фирмы «IMAX» во главе с Андрэ Пикаром прилетела в Москву, а с ними вместе и мои старые знакомые Эмори Кристоф и Эл Гиддингс, известный подводник, владеющий фирмой по производству подводных фильмов. На модели обитаемой сферы «Мира», находящейся в Институте океанологии, инженеры фирмы «IMAX» сделали проект конструкции для установки кинокамеры внутри сферы. Состоялись переговоры об организации экспедиции, ее финансировании и т. д.

Здесь я немного забежал вперед, но это необходимо для того, чтобы читатель понял, как важно было в то время установить контакты с зарубежными коллегами и создать перспективы для работы с аппаратами «Мир».

После проведения исследований на ТАГе состоялась экспедиция в Средиземное море, а затем НИС «Академик Мстислав Келдыш» снова отправилось в Финляндию с целью доставки ГОА «Мир» для проведения гарантийного ремонта. Во время этого ремонта устранили все дефекты, которые были зафиксированы во время глубоководных испытаний аппаратов, а также в течение первых экспедиций с ними. Насос откачки балласта был доработан и откачивал воду из балластных сфер при внешнем давлении 700 бар (7000 м глубины). Полностью была переделана система гидроакустической навигации с донными маяками, и в дальнейшем она работала безотказно. Нами было найдено решение по эхолоту: был переделан излучатель эхолота для яхты, который показывал дно с расстояния 1000 м. Кроме того, разворот антенны в горизонталь позволял использовать эхолот как локатор дальнего действия. Небольшая переделка блока управления давала возможность обнаруживать крупные предметы с расстояния 2000 м. На НИС «АМК» были переделаны платформы для постановки аппаратов «Мир» и ангары с гидравлическим приводом их положения (закрыто-открыто). Был сделан и еще ряд усовершенствований, подсказанных условиями эксплуатации аппаратов во время первых экспедиций.

После гарантийного ремонта вновь была запланирована экспедиция на ТАГ. НИС «АМК» вышло из Калининграда в начале апреля. 19 апреля, когда судно находилось на полпути к району работ, пришла шифровка из Москвы с подписью президента АН СССР Г.И. Марчука. 7 апреля 1989 г. в Норвежском море затонула подводная лодка «Комсомолец», и нам пришло распоряжение идти в район гибели лодки. По приходе в район гибели лодки мы опустили на воду венок из красных гвоздик, на траурном митинге были произнесены слова глубокого соболезнования. Несколько позже я написал песню «Памяти «Комсомольца»:

 
Волны морские свинцового цвета
Одни только помнят то время, когда
Здесь разыгралась трагедия эта,
И люди из жизни ушли навсегда.
И люди из жизни ушли навсегда.
Пусть матери плачут и вдовы рыдают,
И флаг корабля пусть навеки поник.
Матросы со слипа венок опускают,
Как память погибшим, из красных гвоздик.
А было здесь жарко, не наша ведь воля,
Что не разрешают им SOS посылать.
Пять долгих часов полыхал «Комсомолец»,
Но берег не смог никого им на помощь послать.
Но берег не смог никого им на помощь послать.
Пусть матери плачут и вдовы рыдают,
И флаг корабля пусть навеки поник.
Матросы со слипа венок опускают,
Как память погибшим, из красных гвоздик.
Все дальше и дальше та память людская.
Вот красный кружок уже скрылся из глаз.
Лишь серые волны, любя и лаская,
Над братской могилой его пронесут только раз.
Над братской могилой его пронесут только раз.
Пусть матери плачут и вдовы рыдают,
И флаг корабля пусть навеки поник.
Матросы со слипа венок опускают,
Как память погибшим, из красных гвоздик.
 

Я описал наши работы довольно подробно в книгах «Глубина» и «Океанологические исследования и подводно-технические работы в районе гибели атомной подводной лодки “Комсомолец”». Здесь отмечу, что результатом экспедиции 1989 г. была подробная видеосъемка разрушений на корпусе лодки, отобраны пробы осадков и воды, а также сделаны измерения гидрофизических и гидрохимических параметров, а также радиационного фона. После этой экспедиции мы еще в течение 6 лет ходили на «Комсомолец» и проводили исследования. Это было связано с тем, что лодка утонула в экономической зоне Норвегии и в зоне промышленного рыболовства этой страны. Норвежское правительство настаивало сначала на подъеме лодки, а затем, когда выяснилось, что это невозможно по причине полученных при аварии повреждений корпуса, выставило требования организации регулярного мониторинга в районе гибели лодки с целью наблюдения за радиационной обстановкой. Во всех наших экспедициях 1991–1995 гг. участвовала группа экологов Норвегии, отбиравших пробы воды и грунта и производивших измерения радиационного фона. Убедившись, что обстановка в районе гибели лодки спокойная, требование о проведении мониторинга было снято в 1995 году. Следует отметить, что в течение двух экспедиций 1994–1995 гг. была сделана частичная герметизация носового отсека лодки, в котором находились две торпеды с ядерными боеголовками. В 1998-м и 2007 гг. НИС «АМК» приходил в этот район и обеспечивал погружения ГОА «Мир», которые осуществляли контроль за сохранностью установленных защитных конструкций на лодке и проводили экспресс-мониторинг радиационной обстановки.

Но вернемся в 1989 год. После выполнения работ на «Комсомольце» судно вернулось в Калининград. В начале июля в Вашингтоне должен был начаться геологический конгресс, и НИС «АМК», взяв на борт большую группу геологов и реквизиты для выставки на конгрессе, вышел в Атлантику. Аппараты «Мир» и сотрудники моей Лаборатории были на борту. Планировались погружения в районе желоба Кингс Троф с глубиной около 5000 м. В Киле мы взяли на борт группу подводников Национального Географического Общества США во главе с моим другом Эмори Кристофом. С ним был Рольф Вайт и Джозеф МакГиннис из Канады. В Кингс Троф первое погружение двух аппаратов было совершено с иностранцами: в «Мир-1» – Эмори Кристоф, Джозеф МакГиннис и я, в «Мир-2» – Евгений Черняев, Дмитрий Васильев и Ральф Вайт. Погружение на 5000 м и встреча двух аппаратов на этой глубине вызвали восторг у иностранцев. Погрузились в Кингс Троф и несколько наших ученых, включая Л.П. Зоненшайна, Н.Л. Добрецова и др. Пребывание в Вашингтоне для команды «Миров» было занятным, так как довольно много американцев изъявили желание посмотреть новые аппараты. Здесь были и представители Белого дома, и NOAA, и Вудсхолла, и Национального Географического общества США, и, конечно, Пентагона и ВМФ США. Все выражали свое восхищение увиденным. Для меня было важно мнение конструктора «Алвина» Аллена Вайна, который просидев целый час внутри аппарата вместе со мной и двумя пилотами «Алвина», поднял большой палец вверх и сказал: «The best!» (наилучший).

Казалось бы, впереди большие перспективы, занятость нашего судна с двумя «Мирами» на борту обеспечена на многие годы. Ведь такого глубоководного исследовательского комплекса в мире больше нет. Однако Эмори Кристоф развеял мои надежды, сказав: «Анатолий, не обольщайся: проработаешь максимум два или три года, а потом судно встанет. Не такие большие потребности в глубоководных погружениях, да и дорого использование такого оборудования. Кладов, которые лежат на глубине, нет, а может, и есть, но их надо искать, а наука нищая, средств на дорогостоящие исследования нет». Конечно, Эмори был прав, тем более что в нашей стране намечались перемены и нас ожидали непонятные финансовые перспективы. Однако либо в силу стечения обстоятельств, либо в силу моей предприимчивости вместе с моими иностранными друзьями нам удалось продержаться около 20 лет практически без бюджетного финансирования, создав настоящую эпоху в глубоководных операциях в океане.

В Вашингтоне с Фрэнком Басби договорились о проведении конференции по подводным аппаратам в Суздале. Конференция была намечена на январь 1990 г. Фрэнк брал на себя оповещение всех иностранцев, которых посчитает нужным. Кроме того, участие иностранцев организовывали Эмори Кристоф и Рольф Вайт. Председателем я предложил быть В.С. Ястребову – в то время директору ИО РАН. Конференция получилась очень насыщенной и интересной. Было более 300 участников из Советского Союза, США, Англии, Франции, Японии, Канады, Италии и других стран. Конференцию сопровождала приборная выставка, на которой экспонировалась целая серия современных приборов для океанологических исследований, видео– и фотокамеры, навигационные системы и др. Эмори Кристоф был одним из пионеров трехмерной видеосъемки на больших глубинах. В Суздаль он привез громоздкий блок для воспроизведения видеозаписей и демонстрировал записи, полученные в районе Бермудских островов. В 1991 г. Эмори был первым, кто снял «Титаник» в трехмерном формате с аппаратов «Мир» во время съемок фильма «Titanica» с фирмой IMAX. Проведение конференции в Суздале было очень важно для популяризации наших подводных аппаратов, для установления международных контактов.

В феврале 1990 г. в Вудсхольском океанографическом институте состоялся симпозиум «Безопасность глубоководных погружений», в котором принимали участие пилоты всех глубоководных аппаратов мира: «Алвина» (США), «Шинкая 6,5» (Япония), «Наутила» (Франция), «Пайсиса V» (США, Гавайские о-ва), «Джонсон Си Линк» (США), «Мир-1» и «Мир-2» (Россия). Проведение этого Симпозиума положило начало регулярным встречам глубоководников мира, на которых происходил обмен опытом проведения глубоководных работ и обсуждались меры обеспечения безопасности погружений. После первого симпозиума в Вудсхоле состоялись встречи в Иокосуке (Япония, «JAMSTEC», 1992 г.), в Тулоне (Франция, IFREMER, 1994 г.), в Гонолулу (США, Гавайский Университет, 1996 г.), в Калининграде (Россия, ИО РАН, 2000 г.). Последний симпозиум в Калининграде организовывал я. Он проходил на борту НИС «Академик Мстислав Келдыш», стоявшего в порту. Эти симпозиумы имели большое значение для развития отношений между людьми, занимающимися глубоководными погружениями, для совершенствования их методики. Однако после 2000 г. эти встречи уже не проводились.

Между тем научные экспедиции на судах Института океанологии продолжались в порядке, установленном многие годы назад. Но 1990 г. был, пожалуй, последним, во время которого работы на судах Института проводились по старой схеме. Уже намечались перемены в государстве, которые неизбежно должны были привести к коренным изменениям в организации экспедиций и их финансировании.

А пока в первой половине 1990 г. состоялся рейс НИС «АМК» с «Мирами» на борту в западную часть Тихого океана с целью изучения гидротермальных полей Лау, Манус и других. Этим рейсом руководил академик А.П. Лисицын. Летом 1990 г. началась экспедиция с аппаратами «Пайсис» на озеро Байкал, а в июле НИС «АМК» должно было идти в длительную экспедицию в Тихий океан с выходом из Владивостока и с приходом в Калининград. Чтобы обеспечить все эти работы, нашей небольшой подводной команде пришлось разделиться на три коллектива и привлечь к выполнению программы группу обеспечения погружений аппарата «Аргус» из Южного отделения ИО РАН. Начальником экспедиции на озеро Байкал я назначил нового сотрудника Лаборатории Андрея Львова. В его группу входили опытные пилоты во главе с А.М. Подражанским. На Байкале проводилась международная экспедиция с участием большой группы американских ученых. Для обеспечения погружений «Пайсисов» производилось переоборудование судна «Балхаш». На заводе в Северобайкальске на него поставили кормовую П-раму и делали другие приспособления. В июне по пути во Владивосток, откуда должна была начаться экспедиция на НИС «АМК» в Тихий океан, я остановился на неделю на Байкале. Здесь я встретил много знакомых американцев: и Эмори Кристофа с его группой из Национального Географического общества США, и Андреаса Рекницера, который руководил погружением батискафа «Триест» в Марианскую впадину в 1960 г., и Кэтрин Крэйн – ученую-геолога из Ламонтской геологической обсерватории и других. Переоборудование судна «Балхаш» шло к концу, предстояла очень интересная экспедиция, которая принесла много новых научных результатов. С Байкала я вылетел во Владивосток, куда уже вернулось НИС «АМК» из экспедиции в западную часть Тихого океана.