Текст книги "Женское лицо СМЕРШа"

В центральном аппарате

Лейтенант госбезопасности в отставке Анна Степановна Швагерева – оперуполномоченный отдела кадров ГУКР СМЕРШ НКО СССР.

– Анна Степановна, что для вас война?

– Интересный вопрос. Простой и сложный – одновременно. Прежде всего – бедствие, лихолетье, разруха, каковой она была для каждого советского гражданина. А с другой стороны, невиданное единение народа на фоне каталога грубых ошибок политиков. В войне не бывает выигравших – только проигравшие, даже если они и победители. Сколько народа мы потеряли – ужас. Я не знаю ни одной страны, которая обогатилась бы вследствие победы.

– А Соединенные Штаты Америки?

– Наверное, вы правы…

– А где ваша Малая Родина, которую каждый человек должен писать с заглавных букв?

– Родом я из Калужской области. Родители переехали в Москву, когда мне было восемь лет. В 1929 далеком-далеком году пошла, как говорится, первый раз в первый класс. Соответственно, завершила учебу в школе – в 1939 году, переходя из класса в класс. В это время уходит из жизни отец. Стала искать работу. Однажды на стене одного из домов в центре Москвы прочла объявление: «Наркомат внешней торговли СССР набирает учеников машинописи». Обрадовалась, подала документы. Приняли. Стала учиться машинописи. Быстро усваивала навыки слепого печатанья.

– А как вы оказались в рядах органов НКВД?

– Как-то раз накануне войны, в 1940 году, пригласил меня на собеседование сотрудник госбезопасности. Был он из центрального аппарата – из Лубянки. Как способной ученице мне предложили продолжить учиться в специальной школе НКВД. Проучилась там шесть месяцев. Полгода быстро пролетели за трудоемкой учебой.

– Почему, вы же на курсах в наркомате отучились успешно. Учеба вам всегда давалась легко?

– Дело в том, что кроме машинописи нас обучали быстрому письму – стенографии. Практически пришлось постигать два предмета в относительно короткий срок. Постоянно шли зачеты и экзамены.

– После окончания спецшколы, куда вас распределили?

– Попала я в систему военной контрразведки – особых отделов. И сразу в центральный аппарат – в кадры Управления особых отделов НКВД СССР. А точнее в его 4-й отдел, который отвечал за состояние кадровой работы среди личного состава военной контрразведки в военно-морском флоте, в подразделениях наркомата обороны и в частях наркомата внутренних дел.

В 1940 году вышла замуж.

В июле 1941 года по семейным обстоятельствам и указанию вышестоящего руководства НКВД эвакуировалась с мамой в Ульяновск, где родила сына. Переезд был тяжелый – немец часто бомбил эшелоны. Фашистские стервятники буквально гонялись за поездами. Нас они нагнали под городом Горьким. Бомбили с остервенением. Было очень страшно. Погибло много народа: и военнослужащих, и гражданского населения. Приходилось в интересном положении прятаться и под колесами вагонов, и бросаться в спасительные от осколков кюветы. Рвалась на работу, нет, скорее, на государственную службу.

И вот в марте 1942 года я возвратилась в Москву и была снова зачислена на работу в кадры Управления особых отделов НКВД СССР в тот же четвертый отдел, но теперь он назывался 4-й отдел НКГБ СССР.

В 1943 году, как сейчас помню, 19 апреля, было учреждено Главное управление контрразведки СМЕРШ НКО СССР. Одним из его важных подразделений был отдел кадров. Я работала на учете личного состава военной контрразведки. Потом меня поставили на должность помощника оперуполномоченного по учету. Скоро заметили 80 мое рвение в службе, и я стала оперативным уполномоченным по учету личного состава.

– Работали на Лубянке?

– Да, рабочие кабинеты у нас были на седьмом этаже.

– Вы были аттестованы?

– В 1943 году, после образования ГУКР СМЕРШ НКО СССР, мне было присвоено в госбезопасности звание лейтенанта. И прослужила я на кадровой работе до 1964 года, а потом, после увольнения с воинской службы, поработала еще служащей до 1972 года.

* * *

– Работая в центральном аппарате, вам, наверное, доводилось встречаться с шефом СМЕРШа генералом Абакумовым В.С.? Опишите, какой был ваш начальник?

– С позиций кадрового работника комиссар 2-го ранга, а затем генерал-лейтенант Виктор Семенович Абакумов был дока в военной контрразведке. Его уважали трудоголики и боялись вруны и лентяи, – одним словом, нерадивые. Честных трудяг он защищал, выдвигал и продвигал по служебной лестнице. Нерадивых жучил, да так, что выскакивали из кабинета, как с парилки, то краснолицыми, то бледнолицыми, как у кого расположены на лице кровеносные сосуды. Начальников при подчиненных не ругал. Снимал с них стружку, персонально приглашая в кабинет на четвертом этаже.

– Какой он был внешне?

– Опрятный, причесанный и наглаженный. От него всегда исходил приятный запах одеколона. Когда он шел по коридору, женщины заглядывались на высокого красавца со славянской лепкой лица. Потом его скомпрометировали перед Сталиным партийные босы и шептуны – Берия, Маленков и Хрущев. Он был не виновен по многим делам, которые лихо закручивали завистники и недоброжелатели молодого министра. Я скажу, что не пойди он в министры госбезопасности в 1946 году, авторитет Абакумова долгие годы светился бы в лучах операций, проведенных легендарным СМЕРШем под его руководством. И он мог стать героем за ту титаническую работу, проведенную им с соратниками во время войны.

– Расскажите о режиме работы в центральном аппарате в период войны. Действительно все работали до полуночи?

– Я думаю, на этот режим оказали влияние два фактора: во-первых, шла война, поэтому поток документов возрос в разы, и при нормальном рабочем дне не успевали бы переработать настоящие стога материалов; во-вторых, это был укоренившийся стиль работы самого Сталина. Он был совой.

Работали до двадцати четырех ночи.

– Приходилось готовить документы, адресованные Сталину?

– Очень часто. Документ буквально «вылизывался». Печатался на качественной бумаге, на машинке со свежим, не сбитым шрифтом и такой же ленте. Перепроверялся текст по несколько раз с целью обнаружения ошибок. Если находили, то тут же перепечатывали, а испорченный документ уничтожался в соответствии с требованиями приказов по соблюдению режима секретности.

Итак, рабочий день начинался с 8.00 и до 17.00. С 17.00 до 20.00 – отдых и с 20.00 до 24.00 – продолжение рабочего дня.

– Выдерживали такой режим все?

– А куда деваться было? Работали так советские люди не только в Москве, но и на всех просторах Великой Страны. Невольно придерживались двух христианских притч: во-первых, о том, что долготерпеливый лучше храброго и владеющий собою лучше завоевателя города, и, во-вторых, если вначале у тебя было мало, то впоследствии будет весьма много. Так и получилось – в постоянном труде надежда, а сам труд освобождал нас от трех великих зол: скуки, порока и нужды. Конкретный труд каждого человека привел народ и армию к Великой Победе.

* * *

– Вы длительное время проработали в кадровом аппарате, наверное, кому, как не вам, известно, сталинское выражение, что кадры решают все? Ведь согласно рассуждениям Наполеона Бонапарта искусство управления состоит в том, чтобы не позволять людям со– 82 стариться в своей должности. В России это было и есть правилом, а не исключением из правил. Гудящая толпа рождает короля. Потом она превращается в безмолвную массу и привыкает «воспитывать» и «выращивать» вождей или лидеров нации, а потом, когда они засидятся на одном высоком месте, то людям трудно спросить с них за их просчеты, ошибки и даже преступления. Они считают себя непогрешимыми. Как вы считаете?

– Кадровые органы и занимались вопросом, где взять нужного человека, чтобы узнать, в самом деле нужный человек находится в нужном месте? Наши руководители и рядовые работники ставили препоны людям, не подходящим работать на должностях в военной контрразведке или засидевшимся на одном месте и обросшими ненужными связями. Профессиональный нюх у таких специалистов пропадает.

В период работы СМЕРШа Абакумов часто занимался «чисткой авгиевых конюшен», особенно в период победного 1945 года, когда наши войска находились за пределами Советского Союза. Я имею в виду трофейный ажиотаж. Людей разных должностей закручивал вихрь стяжательства, а иногда и мародерства, и тогда приходилось делать выводы кадровикам. К таким людям подходили с философской меркой, просто не представляю себе, как мы смогли бы без вас обойтись. Но мы попробуем. И пробовали, так как незаменимых людей нет. Только кладбища полны незаменимыми людьми.

А жизнь – она рисунок одного поколения, написанный на песке временем. Наплывает волна моря Времени и смывает его, чтобы другие люди нарисовали свой какой-то рисунок. И так из года в год, из века в век…

В этих ответах вся Анна Степановна – сотрудница и мадонна СМЕРШа.

Часть вторая

Повесть «Не славы ради, а чести для…»

Подарок

Раннее летнее солнце калилось алым шаром у самого горизонта, как раз над кронами яблоневого сада, спускающегося вниз к оврагу. Радостно щебетали птицы. Лида протерла глаза вся в радости, что утром не надо идти учиться. Вчера она окончила первое в жизни учебное заведение – первый класс начальной четырёхлетней школы. И сегодня можно расслабиться, понежиться немного в постели, а потом принести маме ведерко свежей колодезной воды, позавтракать и убежать к подругам играть в куклы или классики.

По случаю успешного окончания учебы, закончила только с одной четверкой, отец Федор Борисович Ванин приготовил дочери подарок. Он заглянул в комнату Лиды и, виновато прищурившись, весело признался, что вчера не смог порадовать её подарком.

– Каким? – проявила живой интерес к слову «подарок» дочь.

– Сделал твоей куколке Машеньке по росту кровать, столик, две табуретки и шкаф.

– Ой, спасибо, папа, – Лида вскочила с кровати теперь уже с вопросом, – покажи!

– Идём, идём на террасу, там твой гарнитур стоит.

Лида мышкой скользнула в помещение, где стоял подарок.

– Ой, папа, как я хотела такую мебель для Маши. Она порадуется!

– Угодил?

– Да, да, папа, – и Лидия бросилась на шею отцу.

Федор Борисович работал лесничим в поселке Крюково, в то время густо окруженном могучими лесами и перелесками. Он знал и любил лес. Обожал работать с деревяшками. В небольшой его мастерской, пристроенной к сараю, нашлось место для всякого инструмента: ножовок, стамесок, тисков и прочих вспомогательных орудий для операций с досками. В противоположной от двери стены, у окна стоял столярный верстак собственной конструкции. Дом свой, сараи, забор – всё поставил сам.

Когда его спрашивали, кто ему помогает и когда он успевает в работах во дворе, он обычно отвечал:

– Бог помогает, а что касается человеческого умения, то оно не что иное, как смесь терпения и времени. Трудись – и получишь. Ведь удаётся и червяку на веку.

Он хорошо владел знаниями по истории станции Крюкова и часто делился ими с женой Марией Александровной и своей дочуркой Лидой, которые знали, что их красивый деревянный вокзал появился в 1851 году с прокладкой железной дороги на 641-й версте от Санкт– Петербурга. Только после этого стал расстраиваться поселок. Для снабжения паровозов водой недалеко от станции власти отрыли пруд, поставили водонапорную башню, соорудили две деревянные платформы и перекинули через железнодорожные пути арочный металлический мост.

А ещё была радость для детей – это поворотный круг для локомотивов, водивших пригородные поезда Москва – Крюково и обратно. На этом чудо-круге через рычажные бревна железнодорожники легко вручную разворачивали паровозы. Детвора, особенно мальчишки, как её не отгоняли взрослые, любила кататься на нём.

Лида вскоре, после того как умылась, выбежала во двор с захваченным небольшим ведерком и принесла матери воды. Не прошло и десяти минут, как последовала команда Марии Александровной:

– Прошу к столу. Сегодня густая пшенная каша с молоком и чай на травах. После завтрака мать заплела дочери косички с розовыми лентами, заканчивающимися пышными бантами. Лида сразу же побежала к своей подружке Зине, жившей по соседству через дорогу. Нет, не играть в классики, а пригласить подругу к себе в гости и похвастаться подарком, преподнесенным отцом.

– Зина, пойдем ко мне. Я покажу тебе один подарок, не подарок, а чудо. Папа сделал и подарил, – залепетала Лида.

– Какое еще чудо?

– Секрет.

– Ну, скажи.

– Не скажу, – пойдем и увидишь.

– А в классики, когда поиграем?

– Потом, потом, пойдем скорей…

Вскоре девочки отправились на смотрины подарка-чуда. В тот день о классиках пришлось забыть. Целый день проиграли в куклы…

Лида и её подруги часто летом ходили купаться. Искусственный водоём привлекал детей чистой и теплой водой. С него мощными насосами закачивали воду в огромную ёмкость водонапорной башни, которая самотёком подавалась в распределительные колонки, стоящие рядом со станцией вблизи железнодорожного полотна. Подходил паровоз к колонке, по форме напоминающей огромную букву «Г», кочегар разворачивал мощный, широко-трубный горизонтальный кран к люку тендера паровоза. Помощник открывал вентиль, и вода широким потоком летела в утробу задней части локомотива. С купания Лида часто приносила маме ее и свои любимые цветы – ромашки. Летом их много росло на солнечных взлобках. Принося цветы домой, она эту упоительную прелесть с чарующим совершенством соцветий, ставила в высокую вазочку с водой. Мария Александровна всегда хвалила дочку за эти подарки, подаренные природой.

Когда подружки бежали на смотрины подарка Лиды, они услышали приглашение рыжего соседа Сережки:

– Вы, что в классики побежали играть, лучше пойдемте на круг.

– Мы заняты другим.

– Ну, и занимайтесь…

Ребята любили наблюдать за паровозами, которых разворачивали ручным способом на поворотном круге. По обе стороны поворотного мостка крепились по длинному почти трехметровому бревну. Паровоз заезжал на мостик и рабочие, часто с участием самой бригады, наваливались грудью на бревна и приводили многотонный агрегат с локомотивом в движение. Таким образом разворачивали паровоз или верно подводили его к нужному рельсовому полотну, что веером расходились от круга.

Железнодорожная стихия повлияла на формирование намерения, где учиться дальше после окончания школы. Не надо забывать вызовы того времени – шла индустриализация страны. Требовались инженеры и техники, токаря и слесаря, а не юристы и экономисты, как ещё недавно в реформаторской России уповали на эти специальности, доведя до абсурда систему высшего образования массовым открытием частных платных вузов этой направленности. О качестве подготовки юристов и экономистов не думали. Дошло до того, что выпускников школ стало меньше, чем студентов наплодившихся институтов, университетов, академий и вузов с другими названиями. Какой-то нонсенс подарило правление Б. Ельцина России. Слава Богу, сегодня решили осмотреться и стали бороться с дилетантизмом и низким качеством знаний у выпускников таких учебных заведений.

Но вернемся к времени юности наших героинь.

Плакаты и лозунги призывали молодежь на самолеты, корабли, машины. Это было время двух масштабных явлений – индустриализации и коллективизации.

В руководящих кругах партии к этому времени утвердилась не только идея об индустриализации страны, но и мысль о необходимости высокого «темпа» её проведения. Многие верили тому, что такая стратегия в народном хозяйстве СССР позволит «догнать и перегнать» наиболее развитые капиталистические страны. Этому, конечно, содействовали старое большевистское понимание отсталости России, быстрота восстановления хозяйства в предыдущие годы и критика с напоминаниями вреда оппозиции, что мы видим и сегодня. Зачастую чиновничество признает конструктивную критику, когда оно критикует вас, называя деструктивной критикой, когда вы или кто-то еще критикует ее. Но лучший способ раскритиковать чужую работу – сделать ее лучше. Не дают чиновники при власти. Так было, так есть и так будет во все времена и во всем мире.

Страна созидала.

Было завершено строительство ГЭС на реке Волхов, предусмотренной планом ГОЭРЛО. Заложены гигантские стройки: Днепрострой близ Запорожья, Турксиб, Сталинградский тракторный завод и другие…

Мама Лиды была домохозяйка. Всегда уйма работы – в доме, огороде и во дворе. Слыла набожной. Часто молилась утром и по вечерам при отходе ко сну. Она верила в существование Всевышнего, в Создателя, в Иисуса Христа. И нередко, говоря с дочерью, кивала на иконы: «Бог должен быть в душе у каждого».

Часто рассказывала притчи христианские, нередко завершая их призывами типа:

«Свет праведных, дочка, весело горит; светильник же нечестивых угасает», «нерадивый в работе своей – брат расточителю», «если ты в день бедствия оказалась слабой, то бедна сила твоя» и т. д. и т. п. Лида эти нравоучительные фразы запомнила на всю жизнь.

* * *

Незаметно пробежали годы учебы в школе. Лида уже давно определилась со своей будущей профессией. Она решила стать инженером железнодорожного транспорта. Часто мотаясь с подругами в Москву по разным делам: на выставки, в театры и магазины, – она нашла однажды рекламную брошюру со сведениями о Московском институте инженеров железнодорожного транспорта. Возвращаясь домой на прокуренном и оттого отдающем внутри каждого вагона горечью пригородном поезде, она, примостившись у окна, стала с интересом читать раздел истории вуза:

«В сентябре 1896 года по высочайшему повелению Императора Николая II в Москве было основано Императорское Московское инженерное училище ведомства путей сообщения (МИУ), второе в России после Санкт-Петербургского высшего транспортного учебного заведения, которое готовило инженеров путей сообщения для строительства и эксплуатации железных дорог и водного транспорта.

Инициаторами его создания были крупнейшие русские ученые, педагоги, инженеры конца XIX века – П.Н. Лебедев, Ф.Е. Максименко, Л.Д. Проскуряков, С.М. Соловьев, К.Ю. Цеглинский, С.А.Чаплыгин и другие. В 1901 году состоялся первый выпуск инженеров-путейцев МИУ.

В 1913 году Московское инженерное училище было преобразовано в Московский институт инженеров путей сообщения имени Императора Николая II.

В 1924 году – в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта, или МИИТ…»

Дома дала почитать брошюру подруге Зине.

А на следующий день соседка рано утром зашла к Лиде и с порога крикнула:

– Это тоже мое. Созрела. Вдвоём легче будет коротать учебные дни. На первых порах остановимся у моих родственников.

– Согласна.

Надо сказать, что Зина увлекалась историей вечевых республик Пскова и Новгорода и даже собирала материалы по этой теме. По истории у нее всегда были пятерки. Она возглавляла исторический школьный кружок. В картонной бежевой папке с белыми тесемками хранился ее небольшой архив на эту тему: вырезки из газет, журналов и несколько исписанных ученических тетрадей. Но вдруг, что-то перевернулось в душе, и она решила поступать в технический вуз вместе с Лидой.

Итак, вступительные экзамены поехали сдавать вместе подруги, – Лида Ванина и Зина Шепитько. Сдали испытания успешно. Их зачислили на первый основной факультет.

Теперь Лида сделала свой подарок отцу и матери, которые волновались, понимая, что экзамены – лотерея, особенно когда человек слаб в знаниях, хотя такой её родители не считали и верили в успех.

Федор Борисович наделся, что Лида сдаст, потому что занималась много и настойчиво. Знал по себе – ему за жизнь тоже приходилось сдавать много разных испытаний – надо накачать голову свежей порцией информации по предмету, чтобы к вечеру все перемешалось и забылось, а утром она встанет на нужные полки в памяти. Тогда и сдавать нужно.

Это потом ниппель памяти со знаниями станет пропускать. По его разумению, экзамен – единственная возможность знать хоть что-то хотя бы несколько дней. Камера памяти всё равно спустит, и знания без повторения станут улетучиваться. Абитуриент всегда понимает, огромное преимущество экзаменатора состоит в том, что он сидит по лучшую сторону стола. А удел сдающего, сидящего по другую сторону стола, – трепать нервы и собираться с мыслями для положительного ответа.

После зачисления в институт Лида с Зиной ликовали, считая, что они совсем не везунчики, а достигшие этой вершины своим трудом и потом в школе. Для них это был уже fait accompli – совершившийся факт. Впереди была terra incognita – неизвестная, неизведанная земля в прямом и переносном смысле…

Мама, мама, – война!

Сразу после поступления в МИИТ всем курсом поехали студенты помогать подшефному колхозу убирать картофель и морковь. Немного позже резали капусту. Бригадир овощеводов выделил студентам ножики и велел пониже резать один из главных овощей Подмосковья – капусту. По приезду с уборки урожая начинались занятия. Учеба у Лиды и Зины ладилась. Зимой посещали театры, кино, концерты и выставки. Столица давала такие возможности духовного самообогащения. Вообще гуманитарная планка у них была достаточно высокая, так как обе девушка с детства много читали. Постоянно обитали в местной библиотеке. Изучали немецкий язык.

Однажды Зина пришла возбужденная.

– Лидка, ты читала объявление у входа в институт?

– Какое?

– О наборе на ускоренные курсы машинисток. Какой-то новый метод усвоения навыков печатанья предлагает некая гражданка Милиция Николаевна Гейфер. Адрес – рядом с МИИТом. Пойдем? Что нам потерять пару часов в неделю.

– Вообще деловое предложение. Это вторая специальность, – обрадовалась Лида.

Обе девушки вскоре получили место в общежитии и жили в одной комнате. Ездить же каждый день на пригородном поезде домой было накладно в материальном отношении, да и фактор времени заставил их обустраиваться в Москве.

Зина ещё раньше пробовала клавиатуру машинки. И даже напечатала «избранное» своих стихов. Дело в том, что она прихватила из дому старую пишущую машинку итальянского производства «Оливетти», принадлежащую когда-то её бабушке, пописывавшей статьи в газеты и журналы, когда жила с супругом в Киеве. Но после смерти мужа перебралась в Крюково к сыну, а спустя два года и сама отправилась в гости к безвременно ушедшему благоверному.

Зина, как она говорила, «баловалась» стихами. Но Лида считала, что подруга пишет на профессиональном уровне.

– Дурочка, что ты печатаешь в стол да в стол. Отнеси в редакцию какой-нибудь газетенки, а может и журнала, обязательно напечатают. Я больше, чем уверена. Деньги получишь – гонорары за стихи говорят выше, чем за прозу.

– Нет, Лидуха, они ещё не доведены до кондиции. Их надо строгать и строгать. Пусть полежат, отлежатся, а потом легче править. Шероховатости слова и особенно рифмы время приподнимает.

– Корректоры и редакторы пусть правят, они за это деньги получают, – возразила не унимающаяся Лида.

– Ой, стыдно, я к поэзии отношусь трепетно.

– Ну и ходи в романтиках, сидя с ворохом рукописей. Ни себе, ни другим. Что мне нравится у поэтов – поэзия, цель поэзии – поэзия, ведь поэт – средство существования языка. А ты его гробишь.

– Ладно, вот отутюжу их к зиме, а потом замахнусь на какую– нибудь газету и пошлю свои вирши, – заверила Шепитько. – Может, осмелюсь послать в наш «Гудок».

– Это уже другой разговор. Ещё раз говорю, у тебя своя поэзия. Она ни на какую другую не похожа. Помнишь у Гейне, первый, кто сравнил женщину с цветком, был великим поэтом, но уже второй был олухом. Ты ведь никого не копируешь, никому не подыгрываешь. Ты в поэзии сама по себе…

После такого «перепала» девушки пошли на кухню готовить ужин – чай с бутербродом.

Первый курс их челны прошли без порогов, а вернее, миновав их. Второй тоже пролетел быстро и удачно. Зина, сдав досрочно экзамены, на каникулы поехала в Ленинград к больной тете – родной сестре матери. Так попросили родители. Она работала прокурором одного из районов северной столицы. Это было в середине июня 1941 года.

Лида ещё некоторое время сдавала экзамены, периодически наезжая в Крюково к родителям.

О том, что немцы готовятся к войне, в Союзе знали многие. В МИИТе тоже об этом были осведомлены и педагоги, и студенты. Правда, старый большевик, преподаватель «Краткого курса истории ВКП(б)», учебник которого был опубликован в 1938 году, на лекциях успокаивал студентов:

– Ничего у Гитлера не получится. На два фронта он воевать не будет. Наша армия выдвинута на новые рубежи и стоит там эскарпом. Конечно, немцы ждут провокаций, чтобы найти повод объявить нам войну. Но мы его германцу не дадим. А полезут, наша рабочекрестьянская Красная Армия даст им по зубам. А если начнут войну, – дойдем до Берлина!

Двадцатого июня Лида приехала домой, чтобы помочь родителям, которые заканчивали внутренний ремонт дома. Самой нудной работой, по её разумению, была, конечно, покраска больших двойных оконных рам. В течение дня справились только с двумя окнами в одной комнатой. С утра следующего дня начали красить окна на террасе с таким расчетом, чтобы успеть к полудню. Работа спорилась – малевали с матерью. Отец срочно ушел в лесничество: поступило сообщение о возгорании молодой посадки сосен. А потом мать с дочерью помыли внутри дома бревенчатые стены и отскоблили березовыми метлами некрашеные полы до бела. Когда полы подсохли, постелили коврики и дорожки.

– Мама, как же у нас уютно в доме, – отметила Лида.

– Трудом, сама видишь, каким он достается…

В воскресенье Лида договорилась с подругами после обеда пойти искупаться на пруд. Погода выдалась на радость теплая, даже жаркая.

«Вот и хорошо, – подумала Лида, – краска быстрее высохнет при такой погоде».

Купленный недавно отцом небольшой портативный радиоприемник, работающий на сухих батареях, вещал с подоконника различные новости. Почему-то в воскресной программе не было песенных программ. Когда работа практически подходила к концу и Мария Александровна отправилась помыть руки, ровно в 12.00 Лида услышала по радио объявление о начале войны СССР с Германией, с которым выступил В.М. Молотов. Приемник работал капризно, то в нем что-то трещало, то волна уходила в сторону, и голос диктора заглушался.

«Граждане и гражданки Советского Союза! – услышали она слова заместителя председателя Совета народных комиссаров и народного комиссара иностранных дел СССР, – Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление:

«Надо включить скорей тарелку, она надежнее», – подумала Лида и подошла к черной бумажной тарелке, называемой «радиоточкой». Довернула вправо колесико регулятора звука и четко услышала продолжение речи партийного чиновника.

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек.

– Мама, мама, – война! – закричала Лида.

– Что-о-о? С кем? Где? Когда? – прибежала с кухни мать, спешно вытирая передником руки, засыпала короткими вопросами дочку Мария Александровна.

Молотов продолжал:

Налеты вражеских самолетов и артиллерийские обстрелы были совершены также с румынской и финляндской территорий.

Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством.

Нападение на нашу страну произведено несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора.

Нападение на нашу страну совершено несмотря на то, что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора.

Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.

Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шеленбург в пять часов тридцать минут утра сделал мне, как народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы.

В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству, что Германия совершила нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.

По поручению правительства Советского Союза я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы, и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско– германского пакта.

Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, Советским правительством дан нашим войскам приказ – отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины.

Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов. и другие народы…

Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят свой долг перед Родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар агрессору.

Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за Родину, за честь, за свободу.

Правительство Советского Союза выражает твердую уверенность в том, что все население нашей страны, все рабочие, крестьяне и интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, к своему труду. Весь наш народ теперь должен быть сплочен и един как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом.