Текст книги "Украина и остальная Россия"

Информация – мать интуиции

Осталось лишь понять, откуда берется целевая функция. А заодно – как попадают в планирующий центр коэффициенты уравнений материального баланса.

Собственно, в этом нет никакой проблемы, если центр всеведущ. Тогда он может предугадывать потребности каждого гражданина, определять технологию каждого производства, узнавать перспективы каждого изобретения. А нам остается лишь безропотно выполнять предначертания всеведущего – следовательно, всемогущего.

Увы, всеведущ разве что Господь Бог. Но он планированием нашей экономики занимается редко.

Проблему всеведения как инструмента управления экономикой подробно исследовал еще один лауреат Нобелевской премии по экономике, Фридрих Август фон Хайек. Впрочем, его труды у нас в советское время не публиковались. Хотя критиковались нещадно. Ибо мало было в нашем веке столь же убежденных – и столь же обоснованно убежденных – антикоммунистов. Так что с трудами Хайека я ознакомился лишь в эпоху перестройки.

Великого физика Майкла Фарадея не раз спрашивали: какая польза от его открытий? Некой светской даме он ответил: «Мадам, какая польза от новорожденного?» Министру финансов сказал определеннее: «Когда-нибудь Вы сможете взимать с этого налог».

Фарадей не ошибся. Даже краткий перечень нынешних применений его открытий занял бы солидный том. Упомяну лишь, что электрогенераторы – основа современной техники – работают по найденному Фарадеем принципу электромагнитной индукции.

Но всей фантазии великого физика не хватило бы, чтобы предсказать даже сотую долю этих применений. Ибо ценность информации заранее неизвестна никому.

В частности, неизвестно, какая информация повлияет на состояние экономики. А отсюда Хайек делает естественный вывод: чтобы управлять из единого центра, необходимо в этом центре собрать всю без исключения информацию, способную хоть что-нибудь изменить.

Всю информацию?

В одной из «Сказок роботов» Станислава Лема главных героев – хитроумных конструкторов Трурля и Клапауциуса – ловит разбойник, собирающий исключительно информацию. И конструкторы создают прибор, непрерывно сообщающий всю существующую в мире достоверную информацию. После чего спокойно покидают бандитское логово: хозяин, отныне и навеки поглощенный непрерывным чтением потоков текста из прибора, тщетно стремится извлечь из этих потоков хоть что-нибудь явно ценное.

И это вовсе не сказка. Любой погулявший по Интернету знает, каково искать в этой всемирной сокровищнице информацию, нужную именно ему именно сейчас.

Хотя, возможно, перелопатить нескончаемые потоки информации – задача, посильная достаточно большой компьютерной сети. Недаром тот же академик Глушков был инициатором и главным идеологом создания всесоюзной единой АСУ. Жаль только, что потоки эти – лишь информация к размышлению.

Многие построения теоретиков исходят из того, что знающий исходные положения тем самым постигает и все их следствия. Увы, любой знакомый с математикой прекрасно знает: это очень далеко от истины. Евклид сформулировал свою систему геометрических аксиом больше двух с половиной тысяч лет назад. Новые теоремы евклидовой геометрии доказываются и по сей день.

Хотя математика – простейшая из наук. По крайней мере, она способна обойтись без эксперимента. А в большинстве дисциплин только эксперимент позволяет отсеять нужные варианты из равно логичных.

Идея лампы накаливания бродила среди инженеров много лет. Но чтобы выбрать самый технологичный по тому времени материал для нитей накаливания (обугленный бамбук), Томас Альва Эдисон провел пятьдесят тысяч экспериментов. Не потому, что не имел теории: именно теория указала на обугленную волокнистую древесину. Эксперименты понадобились для выбора среди теоретически равных возможностей. Заодно и теорию дополнили.

А ведь новые идеи надо еще изобрести! Задача пока без участия человека не решаемая. Хотя Генрих Саулович Альтшуллер (по совместительству – писатель-фантаст Генрих Альтов) сумел изобрести теорию и алгоритм решения изобретательских задач. И уже много лет не только сам по ней работает и других учит, но и вместе с многочисленными учениками ее совершенствует. Сейчас даже создана программа «Изобретательская машина», реализующая алгоритм Альтшуллера. Увы, программа эта всего лишь подсказывает человеку, в каком направлении думать. И долго еще не сможет ничего большего: алгоритм Альтшуллера достаточно формализован для человека, но слишком расплывчат для компьютера.

Есть, впрочем, и изобретения, алгоритму непосильные. Прежде всего – те, для создания которых нужны новые научные открытия. Волосок для лампы накаливания – задача тяжелая, но понятная. Но кто мог до открытия электричества вообще подумать об электролампах?

Именно изобретения, новшества и заставляют нас пересчитывать планы. Если единый центр не знает о какой-либо новинке – его план будет заведомо негоден.

А ведь каждый из нас – не только производитель. Мы, между прочим, еще и потребители. И производим прежде всего для того, чтобы потреблять.

О вкусах не спорят. О модах спорят только для того, чтобы решить – покориться моде вчерашней или завтрашней. Лучшие кулинары создают новые вкусы. Лучшие художники – новые моды. И никто из них – даже самый опытный – не знает, примет ли его творение публика. Сможет ли единый центр, составляя сегодня план, угадать наши завтрашние увлечения?

Не зря Хайек назвал надежду на всеобъемлющий план, основанный на всей полноте информации, пагубной самонадеянностью.

… а человек – где лучше

Можно, конечно, решить проблему мод и вкусов радикально. Ходит же вся Северная Корея в униформе. Китай при председателе Мао был одет в одинаковые ватники, ел одинаковые рис и пампушки. И все эти моды не менялись десятилетиями. Так что было время составить план.

И уравнений в плане было не так много, чтобы он составлялся тысячелетиями. Сокращение числа товаров – эффективнейший способ сделать план вычислимым. Не зря плановая экономика проявляла чудеса эффективности во время войны. Тогда различных изделий выпускалось в сотни раз меньше – значит, и планирование шло во многие миллионы раз быстрее.

Увы, в мирное время все эти приемы не срабатывают. Если, конечно, Вам (в отличие от многих социалистов) не кажутся жизненным идеалом казармы.

Тем не менее управлять мирной, разнообразной экономикой можно. Метод такого управления именуется «иерархический гомеостат».

Гомеостат: каждый субъект ищет для себя оптимальное и стабильное поведение. Иерархический: поиски идут в условиях, формируемых действиями не только таких же гомеостатов по соседству, но и гомеостатов более высокого уровня.

Но это и есть рыночная экономика! Каждый в ней добивается своей выгоды. Причем, если удастся, долгосрочной. И, как правило, выгоду получает: товаров (значит, уравнений) в пределах одного субъекта экономики немного, и расчет плана возможен. А общество в целом и отдельные его управляющие структуры (местные и отраслевые) задают условия – законы, правила налогообложения, обычаи…

Из всех авиаций Второй мировой войны самую мощную бортовую радиоаппаратуру имела американская. Вплоть до того, что именно американцы первыми подняли в воздух радары. Чем принципиально изменили тактику воздушного боя.

И дело тут не только в большей грузоподъемности американских самолетов: они строились в расчете на бои над Атлантикой, имели большой радиус действия и соответственно немалые размеры. Главное – сами радиолампы были у американцев меньше, чем у любой другой радиопромышленности.

Потому что еще в начале двадцатых, когда ламповая электроника только начиналась, какой-то остроумный чиновник ввел налог на объем вакуума в лампах. И американским инженерам пришлось больше всех прочих изощряться в поисках путей уменьшения ламп. Это было прогрессивно и в мирное время. А уж в военное оказалось незаменимо.

Наши планирующие органы тоже ставили задания по уменьшению габаритов оборудования. Насколько они эффективны, видно хотя бы по старой фразе: «Советские микрокалькуляторы – самые большие в мире!»

Плановика всегда можно убедить: данное им задание технически невыполнимо, или препятствует выполнению других заданий, или… Каждый, кто успел поработать в 70-е, легко припомнит еще десяток отговорок.

А налог не уговоришь. Будет он аккуратно вычитаться из каждого попавшего к тебе доллара или тугрика. И каждый раз напоминать: «Неужели ты такой тупой, что не можешь меня обойти?»

Эффективность иерархического гомеостата, впрочем, не только в автоматизме действия. Точно доказано, что найденные им решения никогда не отклоняются от оптимума неприемлемо далеко. Плановая экономика может работать хуже, чем теоретически возможно, во многие разы. А рыночная – процентов на пятьдесят.

Причем из этих процентов тридцать технически неизбежны. Именно 30% мощностей каждого звена экономики должно быть свободно, чтобы оперативно реагировать на все изменения – от изобретений до стихийных бедствий. В сочетании с инициативой и активностью всех работающих этого вполне достаточно.

Хотя инициативу и активность рынок обеспечивает, конечно, жестоким способом: плохо работаешь – ответишь карманом. За что его и ругают все, даже те, кто на рынке преуспел.

Впрочем, в плановой экономике пытались за хозяйственные неудачи сажать и даже расстреливать. Так что не нам упрекать рынок за негуманность. А кстати, эффективность плановых наказаний ниже. За битого двух небитых дают: губить кадры, обогащенные самым дорогим опытом на свете – опытом ошибок, – слишком накладно. В США не редкость – предприниматель, испытавший десяток банкротств, прежде чем найти способ преуспеть. У нас в сталинские времена такого расстреляли бы после первой попытки.

И, пожалуй, не зря. Точный сбалансированный план очень неустойчив к любым сбоям при выполнении. «Не было гвоздя – подкова пропала» и так далее. Даже советский Госплан, при всей своей вере в собственное всемогущество, оставлял заводам два процента резервных мощностей. А те, зная точность и надежность государственных планов, скрывали от Госплана не меньше половины своих возможностей. Так что реальная эффективность любого предприятия была заведомо хуже западной.

А 30% – цифра, конечно, средняя. В периоды промышленного бума остается без загрузки процентов десять, а то и пять, всех производственных мощностей. А в дни кризисов иной раз и процентов пятьдесят простаивало.

Впрочем, кризисы ныне почти забыты. Чтобы обеспечить стабильность, верхние уровни гомеостата искусственно подтормаживают бум. Чтобы иметь резервы для смягчения кризисов.

Конечно, такая борьба за стабильность заставляет жертвовать частью эффективности. Крупные страны развиваются сейчас ощутимо медленнее, чем, к примеру, Юго-Восточная Азия, где с проблемой предкризисной стабилизации пока не сталкивались. Но иерархический гомеостат дает чем жертвовать. Рыночная экономика в любом случае развивается настолько быстрее плановой, что при любых расходах на стабилизацию это опережение сохраняется.

Заключение (пока не тюремное)

Печальная получилась картина.

Идеал простоты и эффективности – централизованный всеобъемлющий план – недостижим. Просто потому, что всей вычислительной техники мира не хватит для расчета этого идеала и за миллионы лет. Зато рыночная экономика со всеми ее потерями и перекосами оказывается образцом эффективности.

Нынешняя наша экономика, в которой план уже не работает, а рынок еще не выстроен, сочетает в себе худшие стороны обеих систем и лишь слабые намеки на лучшие. Естественно, выбираться из нее надо поскорее. И кажется – проще выбраться назад, к плану.

Очень прошу Вас, дорогой читатель: если пересказанные мною рассуждения великих математиков Вас убедили, если Вы, как и я, пришли к выводу, что выход из наших проблем только впереди, в рынке, несмотря на все его проблемы, – покажите эту статью другим, попытайтесь и их убедить. 16-е июня не за горами…

Впервые опубликовано в еженедельнике «КомпьюТерра»,

№ 20 / 1996

Взгляд из сего дня

В журнальной спешке, неизбежной в разгар предвыборной кампании (16-е июня, помянутое в конце статьи – дата первого тура выборов президента России, причем фаворитом в тот момент считался лидер коммунистов Зюганов), я допустил грубую ошибку: назвал академика Виктора Михайловича Глушкова Владимиром. Больше ошибок, по счастью, пока не замечено.

После публикации статью несколько раз обсуждали в сообществах Интернета, связанных и с теорией управления, и с политикой. Выводы виднейших исследователей, переведенные мною с математического языка на человеческий, выдержали все проверки. Правда, несколько раз специалисты утверждали: возможно более эффективное решение задачи планирования. Фактически же каждый раз оказывалось: имеется в виду какая-нибудь другая задача – например, распределение уже произведенной продукции.

В этот сборник статья включена, чтобы показать: возможности централизованного управления развитой экономикой давно исчерпаны, и оценивать свои возможности мы отныне должны по рыночным законам. А законы эти указывают, в частности, на жизненную необходимость расширения рынка.

2000.02.24.20.55

Много ли рынку людей надо?

Интеллект и производство

Мало кто сомневается, что за последние годы наука и техника в странах, еще недавно бывших республиками Советского Союза, отстала от мирового уровня даже на тех направлениях, где в советское время нас не догонял никто.

Причина этого отставания, казалось бы, очевидна: переход к рынку. Советская власть могла сосредоточить все ресурсы страны на нескольких ключевых направлениях и вырваться на них вперед, мирясь с отставанием в остальных сферах. Рынок же такой сверхконцентрации не допускает: мало кто согласится оплачивать будущее в ущерб настоящему. Поэтому на Западе наука и техника развиваются только по мере возникновения массовых потребностей. Есть, правда, оборонные отрасли. Но и в них все чаще используются достижения гражданской техники, хотя еще недавно именно военные потребности считались главным источником новшеств.

Все логично. Но есть и другие причины. Одну из них – пожалуй, наиболее серьезную – можно было бы предсказать по историческому опыту.

Невыученный урок

Распад советской империи начался в 1989-м. Череда революций – от «бархатной» в Чехословакии до кровавой в Румынии – потрясла мир, хотя и ожидалась всеми. А вот официальная самоликвидация Совета Экономической Взаимопомощи, пожалуй, не ожидалась.

И уж подавно мало кто ожидал, что в ночь с 18-го на 22-е (1991.08.19–21) восьмерка шестерок убьет то самое государство, которое грозилась спасти от превращения в конфедерацию. Нам бы нынче иметь хотя бы конфедерацию…

Правда, борцы за расчленение – как правило, коммунистические парламенты республик, еще 17-го марта того же 1991-го добившиеся на референдуме поддержки Союза тремя четвертями вверенных их попечению избирателей, – обещали своим осколкам империи скоропостижное экономическое процветание.

Как известно, история учит только тому, что ничему не учит. А жаль. Ведь последствия распада СССР можно было предсказать, обратившись к истории распада империи Австро-Венгерской.

Беды Австро-Венгрии нам почти незаметны на фоне других проигравших в Первой мировой войне – Германии и Турции. Да и причины их неочевидны.

Людские потери меньше, чем у союзников. Территориальные потери – минимальные. Промышленность в основном сохранена. Боевые действия велись только на территориях, отошедших к Польше, да и там предприятия не разрушались. Репарации и контрибуции по сравнению с Германией неощутимые.

Однако при всех этих преимуществах экономическое положение осколков распавшейся империи было тяжелее положения той же Германии.

Легендарный удар

Видимых причин этих экономических проблем тогда не обнаружили. Возможно, потому о них и не задумались. Тем более что в конце концов экономика наладилась. А на фоне Великой депрессии страны распавшейся империи выглядели не хуже прочих. Хотя, к сожалению, и не лучше.

Между тем главная причина уже тогда многими ощущалась. Хотя и не на уровне строгих научных объяснений. Но легенда, на этой причине основанная, родилась уже тогда: интуиция часто опережает рассуждение.

Легенду эту рассказывали о многих знаменитостях того времени.

Включая Петра Леонидовича Капицу. Он первым соорудил для своих экспериментов оборудование, сопоставимое по сложности, размеру и мощности с промышленными электрогенераторами. Потому и фантазировали о нем скорее как об инженере, чем как об ученом.

Но вероятнее всего, первым героем этой легенды был Элихью Штейнметц. Ученый, в совершенстве знавший электротехнику, изобрел основные опоры экономической мощи General Electric.

Итак, к персонажу легенды обратились с просьбой починить новейшую и мощнейшую электроустановку. Он посмотрел, подумал, разок ударил молотком по корпусу – и установка заработала. Герой потребовал гонорар $1000. Изумленные бухгалтеры потребовали постатейной росписи расходов. И ученый написал: «$1 – за удар молотком; $999 – за то, что знал, куда ударить».

Эпоха массового творчества

Впрочем, эта легенда – не самое раннее упоминание причины стольких экономических проблем. Задолго до того, как ее рассказали впервые, классик марксизма учил: «Идея, овладевшая массами, становится материальной силой».

Увы, наши коммунисты своих классиков почитают, но не читают. Лишь к концу 60-х КПСС вынужденно признала: наука – то есть идея, подкрепленная технологией проверки, – становится непосредственной производительной силой. А уж считаться с требованиями этой силы партия, несмотря на все попытки обжиться в научно-технической революции, так и не выучилась.

Не удивительно. Ведь задолго до этой революции – в эпоху создания всесильного, ибо верного, учения – разработка нового товара стоила ничтожно мало по сравнению с его производством. Были, конечно, и исключения. Но очень немногочисленные. Модельеры, художники да писатели…

Зато в 60-е годы новинки пришлось разрабатывать коллективам. В любой отрасли стали нормой конструкторские бюро – раньше такое бывало разве что в авиации. Авиационные же КБ разрослись до тысяч специалистов.

Конечно, такую армию разработчиков не каждый карман выдержит. Большинство фирм (даже в таких странах традиционно крупного бизнеса, как США и Германия) маленькие: 5–10 человек. И большинство новинок сейчас разрабатывают именно столь компактные группы.

Но малые фирмы непрерывно разоряются. И так же непрерывно появляются новые, так что общее их число даже растет. В целом оказывается, что общее число разработчиков на одну новинку почти не зависит от того, где именно они трудятся – в одной большой фирме или во многих малых.

Откопать удачную новинку с каждым днем тяжелее – все лежавшее на поверхности уже найдено. Каждая новая разработка дороже предыдущей.

Тираж и прибыль

Оказывается, у экономических несчастий, постигших осколки великих империй, причина та же, что и у легендарного сверхгонорара.

Первыми эту причину ощутили книгоиздатели: гонорар хорошего писателя еще в XIX веке дорос до высот, заслуживающих всяческого почтения.

Если яд обнаруживается – противоядие придумывают немедленно. Начали расти тиражи.

Идея всеобщей грамотности очень гуманна. Но даже гуманизм нуждается в финансовом подкреплении. Книги, отстаивающие массовое образование, печатались особо охотно – зачастую даже на льготных условиях. Ведь они обеспечивали главное, что нужно любой отрасли с изобилием новинок – широкий рынок.

Авторский гонорар значительно превосходит средний доход читателей. Да и жалованье наборщиков – рабочих высококвалифицированных и потому дефицитных – никогда не было скудным. Если все расходы, связанные с созданием книги, вложить в цену считанных экземпляров, эта цена окажется непомерной.

Собственно, убедиться в этом несложно. Для рекламы и коллекций время от времени выпускаются специальные издания тиражом в сотни и даже десятки экземпляров. Их цена даже не всякому коллекционеру по карману.

Но чаще всего тираж поднимают до предела емкости рынка. Даже с запасом. Разложите постоянные расходы по сотням тысяч экземпляров, и доля гонорара в цене каждого из них удержится в пределах разумного.

Если емкость рынка неясна, первый тираж может быть и скромен. Но все подготовленные печатные формы сохраняют. И допечатывают книги по мере надобности. Расходы на допечатку ничтожны по сравнению с первоначальной подготовкой издания.