Текст книги "Украина и остальная Россия"

5

…Впрочем, даже и единый язык – еще не гарантия единого народа. Единоязычные, но принципиально разные по культуре сербы и хорваты даже в просвещенном XX в. явили миру пример средневековой нетерпимости православия и католичества. А вот в подавляющем большинстве земель Руси именно единая Русская (не Российская!) Православная церковь стала обручем, скреплявшим духовное единение всех ветвей разорванного РУССКОГО народа.

Изначально церковность Руси была нераздельно связана с ее государственностью. И если в эпоху величия Киева владычный престол находился именно там, то уже во второй половине XIII в. митрополит Кирилл перенес его во Владимир, а позже митрополит Петр – из ветшающего Владимира в расцветающую Москву. И вместе с владыками меняла резиденцию икона Божьей Матери, олицетворявшая и единую – от Киева – русскую государственность, и единый – от Бояна – русский народ. В эпоху распада именно Русская Православная церковь оставалась гарантом духовного единства расколотого народа, окормляла всю паству, независимо от подданства.

Разумеется, временные владельцы отдельных русских земель ради закрепления своего политического господства стремились расколоть русскую Церковь, вырвав Малую (тогда еще просто Литовскую) Русь из-под омофора Московской митрополии. Естественным следствием отрыва должно было стать окатоличивание – гарантия духовной изоляции покоренной Руси. Но даже неискушенные в догматах смерды инстинктивно ощущали угрозу. Именно поэтому провалилась первая попытка создания Малороссийской Автокефалии, предпринятая князем Ольгердом и митрополитом Киприаном в XIV в.

А Уния 1596 г. еще откровеннее Автокефалии жертвовала ВЕРОЙ в угоду ПОЛИТИКЕ. Противоестественное соединение несовместимых канонов, пренебрежение догматами приводило православного либо к католицизму – но и к утрате духовной связи с предками, либо к лицемерию – пусть неосознанному – перед Господом. Не зря сами католики относились к униатству с презрением, справедливо видя в нем религию компромисса.

И значит, учреждение Автокефалий или Уний по воле властей земных есть по сути нескрытое глумление над ВЕРОЙ, что хуже ереси, ибо Церковь – вне политики и над нею. А иерархи, потворствующие властям в расколе, есть отступники от Господа, предающие Дух ради суеты. Миряне же, увы, не сильны в богословии. Они верят пастырям своим – и оказываются невинными жертвами бесстыдных политиканов…

6

…Но – нужна оговорка. В Галиции, покоренной поляками еще в XIV в. – при Казимире Великом, католицизм привился – сперва в городах, позже – в форме униатства – и на селе. И Карпатская Русь оказалась культурно отчужденной от РУСИ ЕДИНОЙ. Между ГАЛИЧАНАМИ и РУССКИМИ (малороссами ли, великороссами – не важно!) легла та роковая граница, которая пятью веками ранее рассекла балканских сербохорватов на две непримиримые культурные общности.

Впрочем, ИСКРЕННЯЯ ВЕРА была привилегией простонародья. Для «верхов» Уния всегда была лишь инструментом политики. Даже в XX в. ПОЛЬСКИЙ граф, потомственный КАТОЛИК А.Шептицкий легко сменил конфессию, дабы стать митрополитом Галиции, главным проповедником «украинской особости» и «присоединения ВСЕЙ УКРАИНЫ к Галиции» – но непременно под юрисдикцией Австрии, а в крайнем случае Польши…

А собственно Малороссия отвергла Унию безусловно. И совесть Приднепровья, Тарас Шевченко, ненавидя царизм и крепостничество, едва ли не страшнее ненавидел и презирал ту самую унию, за которую галичане отдавали жизни, защищая Львов от казаков Богдана Хмельницкого.

7

…В 1503 г., еще и не успев быть причисленной к Малороссии, Чернигово-Северщина вернулась в состав Руси. Именно тогда – видимо, под впечатлением от утраты лакомого куска – польско-литовские власти начали изживать само название «Малая Русь», указывающее на русское единство. В документах начала XVI в. появляется старый топоним «Украина», но уже в качестве имени собственного, политического.

Прием распространенный. Так, запад Болгарии дольше других земель оставался под турками, а затем был отдан Антантой сербскому королевству. Но край, давший Болгарии множество славных борцов за свободу (Васил Левски, Цола Драгойчева, Никола Вапцаров, Владимир Заимов), не мог не бороться за воссоединение с Родиной. Силой эту борьбу подавить не удавалось. И лишь Тито догадался, используя старый топоним, предложить западным болгарам считать себя македонцами. Конечно, числиться потомками Александра Великого лестно многим – и о единстве забыли. Ныне жители Скопье готовы бороться уже не за воссоединение с Болгарией, а за отторжение севера Греции. Не правда ли, чем-то похоже на экскурсии галичан в Крым?

Этноним «украинец», однако, долго не приживался, ибо «провинциал» – слово не очень лестное. А Галиции, прочно вошедшей в Польшу, вообще не предлагалось называться Украиной. К Украине ее приписали уже австрийцы, желая прочнее отгородить свои карпатские владения от России – а заодно и противопоставить сельское население вечно мятежной польской шляхте.

Понятия «Украина» и «Украинец» как этнополитические категории начали приживаться в Малой Руси лишь к концу XIX в., когда космополитичных феодалов начала оттеснять от власти местная буржуазия, нуждающаяся на первых порах в обширном, но изолированном рынке. Выразителем же ее интересов – следовательно, и регионального прогресса – стала либеральная интеллигенция. И если Костомаров, отрицая право феодалов на власть, писал всего лишь о «врожденной демократичности малороссов», то его наследник Грушевский, протестуя против косности имперской буржуазии, пришел уже и к выводу о «двух нациях».

Но! – «украинской» признала себя лишь буржуазия слишком мелкая для конкуренции на рынке не только мировом, но даже на общерусском. Не находили отклика идеи «антирусскости» у промышленников Донецко-Черноморского региона, у капиталистов уровня Рябушинского и Терещенко…

8

Ярче всего процесс «украинизации» проявился в Галиции, вынужденной в рамках Австрийской империи конкурировать с несравненно более развитой Чехией. Эти земли, Малой Русью не считавшиеся, австрийская бюрократия использовала для контроля сепаратизма краковских поляков. И уже упомянутый А.Шептицкий официально запрещал самоназвание РУСИН, вводя термин УКРАИНЕЦ; даже из хорального песнопения «Боже… Русь-Украину спаси!» было вычеркнуто слово РУСЬ. И австрийские формирования «галицийских стрелков» мыслились Веной как зачаток вооруженных сил вассального государства…

9

…Но ведь буржуазия прагматична! Замкнуться в Галиции – даже объединенной в перспективе с Правобережьем Днепра – означало в конкурентной борьбе заведомо проиграть. Поэтому прагматики украинского национализма заранее причислили к «соборной Украине» уголь Донбасса, сталь Екатеринослава, порты Новороссии. Впрочем, мечты эти оставались мечтами, пока в 1918 г. Австрия и Германия не оккупировали по Брестскому миру юг России. Создавая оккупационную администрацию, они сочли за благо учредить государство «Украина», снабдив его гетманом.

И национал-социалистическая Директория, свергнувшая гетманщину, не стала отказываться от доставшихся чудом территорий, а использовала галицийский тезис о «соборности». При этом ощущение единства Малороссии и Галиции оставалось весьма спорным. Симон Петлюра – безусловный патриот Украины – достаточно легко отказался от галицийских земель в пользу Польши, сознавая их чужеродность Приднепровью. Как не вспомнить тут уход Хмельницкого с уже прочно занятой им Львовщины: гетман Богдан рассматривал Галицию как естественную, уже безвозвратно интегрированную часть Польши – и не надеялся закрепить там свою власть…

10

…А воплотили в жизнь заветные идеи украинских националистов большевики-ленинцы. Прекрасно понимая выгоды эксплуатации национальной идеи, они назначили Украиной Харьковщину, изначально входившую в состав Великороссии – и организовали с ее территории контрнаступление. После же победы оставили Украину Украиной, реализуя собственный тезис о праве наций на самоопределение. А этнический и языковой фон оперируемых территорий интересовал кремлевских мечтателей столь же, сколь и германских оккупантов.

Националисты претендовали еще и на Кубань, заселенную некогда, в частности, и запорожцами. Впрочем, по принципу «Украина везде, где ступал козацкий конь» под юрисдикцией Киева могли бы оказаться Синоп, Дюнкерк и Рига… Что же до кубанцев, то они отчего-то не оценили рвения воссоединителей и даже выгоняли Директорию из Киева, сражаясь за «единую и неделимую» под знаменами Деникина…

11

…Но давно уже нет на Украине ни польской шляхты, ни галицийской буржуазии. Чем же ныне жив национализм?

Отвечая, вспомним: в основных европейских языках понятие «гражданин» (политикос, цивис, бюргер, ситуайен) неразрывно связано с понятием «город» (полис, цивитас, бург, ситэ) и городскими вольностями и означает лицо социально полноправное. Слово же «мещанин», пришедшее из Польши на все три земли Руси, так и осталось обозначением по месту жительства и нигде на Руси политического смысла не приобрело.

В Белоруссии, как и в Великороссии, наряду с «мещанином» существует и «гражданин». Украинское же «громадянин» дословно означает «общинник». Член той самой ОБЩИНЫ, которая везде и всегда была оплотом реакции, противостоя рынку и ОБЩЕСТВУ. Не зря советские управленцы и партаппаратчики набирались по возможности из села, как более консервативные и послушные. И в наши дни одна из реакционнейших, откровенно фанатичных националистических группировок Одессы именуется «Пiвденна ГРОМАДА» – «Южная ОБЩИНА».

Почему же язык Малой Руси не породил «гражданина»? Вероятно, потому, что в эпоху его формирования ГОРОЖАНЕ на нем не говорили. Галицийские города пользовались польским (а РУСИНЫ обитали во Львовском гетто, именуемом РУССКОЙ улицей). Приднепровские центры ориентировались на КНИЖНЫЙ русский, неуклонно прогрессировавший. А на южнорусских диалектах, похожих на шолоховский казачий, говорило лишь село. И странно было бы крепостному общиннику именовать себя горожанином, свободным и полноправным. Подчеркнем: БЕСПРАВИЕ стало результатом ЗАВОЕВАНИЯ. Ведь города Белой Руси, присоединившись к Литве по договорам, получили магдебургское право – и белорусский крестьянин, подышав год и день городским воздухом, становился свободным. Разрыва между сельской и городской речью в Белой Руси не произошло. Как, впрочем, и в Великороссии, где посады городов постоянно пополнялись крестьянами-отходниками…

12

…Результатом БЕСПРАВНОСТИ стала КУЛЬТУРНАЯ ОКОСТЕНЕЛОСТЬ. И отчуждение села от города сыграло с Украиной злую шутку. Пока город (от Феофана Прокоповича до Николая Гоголя) участвовал в развитии ОБЩЕРУССКОЙ культуры, село варилось в собственном соку, постепенно насыщаясь полонизмами – и оставаясь, по сути, в плену ПЛЕМЕННОГО самосознания. И фольклор Малой Руси оставался племенным, эпосным, не выходя на уровень ЛИТЕРАТУРЫ. Лишь колоссальный гений Тараса Шевченко смог возвысить эпосную традицию южнорусского диалекта – и стихи его стали фактом общеславянской, общеевропейской культуры. Но уже прозу свою Кобзарь писал на ЛИТЕРАТУРНОМ ОБЩЕРУССКОМ языке, способном выразить всю гамму ЛИЧНОСТНЫХ размышлений и чувств. Галицийская же УКРАИНОЯЗЫЧНАЯ проза так и осталась фактом региональным – хотя стихи галичан выходили и на мировой уровень (И.Франко, В.Стефаник)…

Оторвавшись от города, малороссийское село оказалось противопоставленным ему. В русской культуре есть огромный пласт «городского фольклора» – от романсов до анекдотов. Официальная же культура Украины целиком деревенская, племенная, «почвенническая». И создавал новую украинскую прозу – специально для этого изучив малороссийский говор – великоросс Николай Фитилев (Микола Хвильовий). И радикал-незалежники город вообще не любят, считая его не Украиной. Вождь «Южной общины» Чумаченко, как всегда, откровенен: «…попадая в русские города (понимая: Одесса, Николаев, Харьков. – А.В., Л.В.), человек (украинец из села) теряет духовность и становится люмпеном…». А вернее – выпадает из племени в цивилизацию!

13

…Само село было равнодушно к отличиям диалектов. Но разночинные интеллигенты первого поколения – выходцы из села – в условиях посткрепостнической России крайне остро ощущали недостаточность собственного образования – и бесперспективность из-за этого честолюбивых планов. Естественный комплекс неполноценности слегка грамотного полугорожанина малоросс-разночинец постарался скомпенсировать – и оправдать! – возведением нужды в добродетель. Отрыв крестьян от общерусской культуры – великое несчастье – был объявлен признаком новой нации. А в лидеры ее устремились сельские учителя и фельдшеры, семинаристы и подпрапорщики. Сами же крестьяне национализм игнорировали – и, кстати, Махно воевал против Петлюры и Григорьева куда ожесточеннее, чем против большевиков.

Занимая же место выкошенной эмиграциями и расстрелами космополитичной городской интеллигенции, первовыходцы из села еще острей ощущали собственную неполноценность. И впрямь, как быть, если сказать нечего, а хочется? Легче всего изолировать потенциального читателя и вытеснить остатки горожан с официальных постов. И вот всемирно известного Павла Загребельного сменяет на верхушке Спiлки письменникiв региональный Юрий Мушкетик. Еще лучше подкрепить творчество постом политическим. И вот народное движение (рух) Украины возглавляет ранее почти засекреченный Иван Драч, разворачивая это движение от демократии к национализму.

А еще маргиналы обожают ссылки на авторитеты, записывая в свои святцы тех, кто уже не в силах воспротивиться. И вот в России растратившие дар божий на склоки Юрий Бондарев и Василий Белов вместе с образцово бездарными Петром Проскуриным и Егором Исаевым клянутся именем Пушкина. И на Украине от великого Тараса Шевченко до смешного Анатолия Глущака воистину оказывается один шаг…

14

…Вот ведь какие странности таят словари! Вдруг выясняется, что национализм вполне может быть ПЛЕМЕННЫМ, угрюмо антиинтеллигентским, и носителями его ныне оказываются городские МАРГИНАЛЫ сельского происхождения – неважно, в чинах ли, при дипломах, или нет.

И уж разность говоров вовсе не повод для разрыва РУСИ. Ведь и сохранились диалекты лишь потому, что иноземные власти всеми силами истребляли память о ЕДИНСТВЕ, культивируя мелкие региональные отличия, возводя их в ранг непреодолимых барьеров. Так не логичнее ли теперь – когда нет уже ни Престола, ни Политбюро – вновь объединиться – НА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РАВНОПРАВНОЙ ОСНОВЕ?

15

…А кто же против? Вожди Галиции? Да, там – и только там – полонизированная речь и католицизм породили в итоге новую, НЕРУССКУЮ уже, славянскую нацию. И это подтвердила всенародная поддержка партизанской борьбы Украинской Повстанческой Армии. Что ж, никто не вправе навязывать ГАЛИЧАНАМ пребывание в составе чуждой им РУСИ – хоть ВЕЛИКОЙ, хоть МАЛОЙ…

Есть еще, впрочем, и местные феодалы, возрождающие времена даже не Мономаха, но племенных княжеств IX в. И есть их трубадуры – первые парни на селе, лихие гармонисты, ненавидящие рояль за сложность. Все они именуют себя «патриотами». Но не были мексиканские генералы прошлого века патриотами гасиенд, кои им удавалось захватить.

Эмоциональное значение слова не всегда совпадает со словарным. Ведь и слово «ренегат» означает всего лишь «вновь отрицающий». Однако как же обижаются недавние преподаватели истории КПСС и авторы поэм о партбилете, секретари-идеологи и стукачи-архиереи, творцы гарантированно невыполнимых госпланов и сухопутные адмиралы, если спросить: а что заставило ИМЕННО ИХ стать в одночасье главными поборниками неделимой Молдовы, незалежно-тысячелетней Украины и неукротимого Азербайджана?

Взгляд из сего дня

В особом разъяснении здесь нуждается разве что упоминание Ивана Федоровича Драча. В начале поэтической карьеры он заигрывал с националистической веткой шестидесятничества, но при первых же признаках властного недовольства написал покаянное письмо и с тех пор пламенно воспевал не только жизненную важность единства народов Союза, но и благодетельность премудрой коммунистической власти, за что и стал лауреатом Государственных премий УССР и СССР. Как только власть пошатнулась, он с удовольствием возглавил Народное Движение в Поддержку Перестройки (Народний Рух на Підтримку Перебудови – в дальнейшем просто Рух) и по сей день входит в число самых пламенных противников всего русского и социалистического.

Помянутый в статье Анатолий Степанович Глущак – поэт местного значения и переводчик с польского – в советское время руководил одесским издательством «Маяк» – пост вполне идеологический. В постсоветское время возглавил одесскую областную организацию украинской республиканской партии. Руководить ею несложно: на моей памяти в области никогда не было более десятка членов партии, причем все они входили в небольшую редакцию газеты одесского областного комитета коммунистической партии «Черноморская коммуна», после распада страны переименовавшейся в «Чорноморські новини» (новости) и отказавшейся от русскоязычного тиража.

Само по себе коммунистическое прошлое большинства заметных постсоветских деятелей не удивительно и тем более не преступно. Общественно активному деятелю и/или управленцу куда легче и удобнее продвигаться наверх не в одиночку, а в рамках мощной организационной структуры. Если такая структура одна – в ней довольно быстро накапливаются все сколько-нибудь грамотные профессионалы по части влияния на общество и направления его усилий. Насколько я могу судить, постсоветские страны, преуспевшие по части люстрации (это занятие, вопреки своему названию «просветление», почти никогда не ограничивается обнародованием сведений о сотрудничестве конкретных лиц с былой властью, а неизменно оборачивается их изгнанием с лакомых должностей), заметно отстали от прочих по части экономического развития.

Но все-таки я воспитан в представлении о существовании некоторых норм приличия, требующих по меньшей мере внятного разъяснения причин поворота мозга на 180 °. Пламенный гонитель христиан Савл из Тарса мотивировал свой переход в христианство (и последующее участие в формулировании многих ключевых его концепций) божественным откровением, постигшим его на пути в Дамаск (в знак смирения перед божьим величием он даже сменил еврейское имя на латинское paulus – малый). К сожалению, отечественные Драчи, Ельцины, Кравчуки, Шеварднадзе даже не пытаются придумать хоть видимость объяснения своего перехода на другую сторону баррикад.

В статье затронуто немало вопросов, развитых последующими публикациями. Но главный ее вывод остается неизменным. Украинство создано на основе наиболее отсталых элементов культуры южнорусской деревни, искусственно законсервированных многовековой польской оккупацией и щедро разбавленных польскими (а на Карпатах – еще и венгерскими, и в какой-то мере румынскими) словами, синтаксическими оборотами, обычаями. Ненависть и зависть профессиональных украинцев к России – той же природы, что ненависть и зависть сельчан к горожанам во все времена и у всех народов.

А поскольку крестьянин, как правило, живет натуральным хозяйством – он просто не в состоянии оценить потери от разрыва экономических связей.

1992.09.28.09.56

Цена деления

Еще в школе на лабораторных работах по физике каждый из нас видел на приборах надпись «Цена деления 0,01 А», «Цена деления 0,1 В» и т. д. Да и на магазинных весах можно встретить нечто подобное.

Но разные бывают деления – и разная у них цена. Скажу кое-что о цене, которую мы заплатили – и долго еще будем платить – за деление нашей страны.

Нет, я не об окладе президента, не о пышных делегациях и не о стадах новоявленных дипломатов. Все эти партчиновники и на прежних своих постах объедали нас вполне успешно. А наци в демократических нарядах, прорвавшиеся на высшие посты, всего лишь потеснили от государственной кормушки кое-кого из прежних аппаратчиков – для того, собственно, и добивались они незалежной влады. Так что расходы народа на содержание государства возросли с провозглашением независимости меньше, чем кажется на первый взгляд. Это не слишком дорогая плата за то, чтобы нами продолжали командовать те же герои, которые столь успешно занимаются этим уже 75 лет. И если бы речь шла только об этих расходах, с Катастрофой 1-го декабря 1991-го года можно было бы даже примириться.

К сожалению, деление страны стоит значительно дороже. Попытаюсь перечислить некоторые составляющие цены этого деления, которые не бросаются в глаза сразу.

Начну с красы и гордости нашей – армии.

Чем меньше страна, тем большую долю ее населения составляет армия и тем большую долю национального дохода должна она поглощать – если, конечно, страна в своей защите полагается на армию, а не на дипломатию. Оно и понятно. Армия не может быть заметно меньше, чем у любого из потенциальных противников. Советский Союз потому и содержал такое безразмерное войско, что числил в своих противниках весь мир сразу.

У незалежной неньки главным врагом, естественно, оказывается Россия – убеждает нас дружный хор чорновилов и горыней в Киеве, чумаченок и янчуков в Одессе. И армия Украины должна быть готова сразиться не только с Румынией, чьи войска, судя по декабрю 1989-го, непригодны даже для борьбы с собственной госбезопасностью. Офицеров, присягнувших своим квартирам, на аттестациях спрашивают: «Готов ли воевать с Россией?» А значит, армию нам придется содержать не уступающую российской – то есть на душу населения втрое больше.

Экономика СССР рухнула прежде всего под натиском тех, кто формально обязан был ее защитить – Советской Армии и военной промышленности. Сколько продержится под своей армией Украина?

И даже если Россия с Украиной подпишут договор о вечной дружбе и ненападении – и даже если договор этот не будет затоптан нашими депутатами, – надеяться на заметное сокращение армии не приходится. Ибо еще со времен Киевской Руси княжье, царское, советское войско предназначалось для борьбы прежде всего с собственными подданными. Для их стремления к мятежам правители наши всегда давали множество причин. И нынешняя власть быть исключением не намерена.

Перейдем теперь к делам более мирным.

Я уже писал: в наше время невыгодно разрабатывать новый товар, если на рынке для него живет меньше 300 миллионов человек. Именно столько и живет в СССР. С распадом его делать что-то новое стало возможно лишь в случае продажи за рубеж. А многие ли у нас способны сделать такое, на что в цивилизованном мире согласятся хотя бы взглянуть?

Серьезные, наукоемкие новые товары столь сложны, что для их производства нужна кооперация сотен и тысяч изготовителей. Нет ныне страны, способной изготовить что угодно без помощи извне. СССР мог делать вид, что обходится своими силами. Но новое оборудование закупал за границей за любую цену, иногда – если речь шла о чем-то пригодном для выпуска оружия – через десятки посредников. Сейчас нет на Украине ни одного изготовителя наукоемкой продукции, который не имеет партнеров за свежеизготовленной границей. И по мере закручивания таможенных гаек, по мере успехов в деле снижения курса украинского карбованца, по мере расширения списка товаров, не подлежащих вывозу за рубеж – и, следовательно, сужения возможностей оплаты «импортных» комплектующих – «зарубежные» наши партнеры стремительно теряют интерес к сотрудничеству с независимыми нами. Чем их заменять?

Замечу: само по себе падение купона не так уж и страшно для деловых людей. Любой из них может предложить множество вариантов ведения дел с заграницей в условиях инфляции – вариантов и опробованных в цивилизованном мире, и специфически советских. Но у всех этих вариантов есть общий пункт. Любой товар, законно произведенный в стране и не угрожающий непосредственно ее интересам (вроде оружия), должен из этой страны свободно вывозиться. Иначе дела не будет – ни с дальним зарубежьем, ни с ближним, ни внутри новейших рубежей.

Кстати, разрыв хозяйственных связей больно ударил и по промышленности военной. Танки у нас не выпускаются – а нужны. Добрая половина сырья и деталей авиамоторов поступает с российских предприятий, да и три четверти типов моторов для наших самолетов выпускаются вообще без участия Украины. В радиоэлектронике картина еще ярче – а какая нынче армия без электроники?! А если все необходимые военные производства создавать, останутся ли силы на производства мирные?

Тяжелейшим бременем для нашей экономики всегда была ее монополизированность. Еще в начале века Россия была первой в мире по степени концентрации производства – хотя и далеко не первой по величине его. А уж в советское время… Никакая Standard Oil или General Motors и мечтать не может об искоренении в стране всех своих конкурентов. А уж полномочия члена правительства их директорам и в самом радужном сне не привидятся.

О последствиях монополии в любом виде деятельности достаточно сказали еще Теодор Рузвельт и Владимир Ульянов. Но даже если бы никто, ничего, никогда на эту тему не говорил, для оценки этих последствий достаточно оглянуться вокруг. И без ликвидации монополий последствия эти могут лишь усугубляться. Как же на наших монополиях отразился распад Союза?

Еще вчера Запорожский автозавод, сочиняя прейскурант на свои «Таврии», должен был помнить: есть еще «Лада», «Москвич», «Волга»; завысишь цену – уйдут покупатели к конкурентам. А сейчас поток автомобилей с берегов Волги и Оки с каждым днем мелеет, а уж ненавистное щирым незалежникам имя «Москвич» того и гляди будет вообще забыто. И ЗАЗ скоро останется единственным желающим продавать машины за карбованцы. Вот уж будет раздолье! Накручивай сколько угодно – покупателю деваться некуда.

Подобные примеры можно привести, конечно, не только по автомобилям, но неохота утомлять длинным перечнем. И так ясно – чем меньше страна, тем легче стать в ней монополистом и сдирать со своих сограждан дополнительные шкуры.

Конечно, мне скажут: раньше мы были заперты в СССР, а теперь к нашим услугам – весь мировой рынок. И вместо безнадежно устаревшей «Волги» сможем наконец ездить на «Мерседесах» с «Тойотами».

Сможем, конечно… если будет на что смочь. На карбованцы много «Роллс-Ройсов» не купишь – на них и «Таврию» продадут лишь в порядке большого одолжения. Правда, обещана нам вскоре свободно конвертируемая гривна. Что гривна будет – увы, верю: бывало и похуже. А вот конвертируемая ли?

Свободно конвертируемой валюта может стать лишь тогда, когда за границей страны, в которой она выпущена, хватает желающих купить что-нибудь в этой стране – и, естественно, за ее национальные деньги. Есть, конечно, много технических деталей, но главное – простое правило: не продашь – не купишь. А много ли за бугром желающих купить что-нибудь у нас? И многие ли у нас предпочтут получить в уплату за свой товар карбованцы и гривны, а не доллары и йены?

Так что монополии наши охранены слабостью нашей экономики не менее надежно, чем таможнями. И пока монополии неуязвимы – экономика останется слабой.

И последнее – по порядку, но не по значению.

Вырастить пшеницу в Израиле или Саудовской Аравии в десятки раз сложнее и дороже, чем в США. Отношения у этих стран с Америкой традиционно прекрасные. Но почему-то они не закупают пшеницу в США, а выращивают сами – и столько, что хватает даже на экспорт. И денег на это не жалеют. Потому что в какой-нибудь не слишком прекрасный момент отношения могут испортиться. А вдруг в Вашингтоне скажут: «Или делайте по нашему, или не продадим зерно. Мы без ваших денег с трудом, но продержимся. А вы без нашего хлеба?»

Вполне независима лишь страна, которая не поддается никакому нажиму извне – если, конечно, ведет себя так, что нарывается на такой нажим. И чтобы обеспечить право вести себя подобно слону в посудной лавке, никаких денег не жаль. Украина располагает великолепной сетью газопроводов из России, газ по ним получает и из России, и из Туркмении. Но решила истратить семь миллиардов долларов (!) на постройку газопроводов из Ирана через Азербайджан – то есть связать судьбу свою с самыми непредсказуемыми и политически опасными странами региона, зато получить наконец возможность давить своих русских, не опасаясь обиды соседей.

Автаркия – самодостаточность – за которую борется Киев, вполне в традициях СССР. Помните, как в 30-е годы газеты каждый день гордо кричали: «Еще одно изделие производим сами! Еще с одной зависимостью от Запада покончено!» А пришла война, и оказалось – все равно без заграницы не прожить. Оружия, правда, получали мало: это мы всегда делали хорошо. А вот станки, каучук, олово… Как ни старайся, в одиночку не проживешь. И не дай бог понять это лишь в войну!

Вот какова может быть цена деления. Правители ее не замечают – платят не они, а им. Платим мы. И куда дороже, чем думаем сами.

Выслушав от меня все это год назад, один из моих сослуживцев гордо заявил: «Ну и пусть голодные, зато не будет над нами москалей!» А на вопрос, чем ему досадили москали, пояснил: «Они нами командуют». И никак я его не мог убедить, что командует нами – что при Москве, что без нее – все тот же Киев. И если раньше на явно неприемлемые его шаги можно было надеяться найти в Москве управу, хотя и редко эта надежда сбывалась, то при незалежности куда жаловаться пойдем?

Нет, конечно, цену деления можно и заплатить – было бы за что. Нидерланды от Испании отделились под угрозой истребления инквизицией, США от Англии – из-за грабительских налогов… И какие-нибудь львовяне или ровенцы могут порадоваться. Их предки сотни лет возмущались, почему Варшава не признает их поляками. И сейчас они счастливы, что Украина превращается в филиал Жечи Посполитэй, где человека оценивают по одному критерию – насколько он сумел вытравить из себя русского. А мы за что платим?

За вытеснение в институтах хороших преподавателей украиноговорящими? За плевки с высокого дерева на решение одесситов создать свободную экономическую зону? За назначение главного архитектора Одессы Киевом? За отключение российского радио и телевидения? За «соборность державы», исключающую любые попытки самоуправления? За призывы – правда, пока не в парламенте, а лишь в газетах – изгнать с Украины всех русскоязычных, то есть две трети народа? За то, что нами по-прежнему правят идеологический отдел ЦК КПУ и военно-промышленный комплекс? За то, что мы празднуем не поражение московского ГКЧП 21-го августа, а победу киевского ГКЧП 24-го?

Цена деления ничтожна для правителей, но разорительна для народа. Неужели мы согласимся ее заплатить?

Печатается впервые: доселе публиковалось только в Интернете