Текст книги "Украина и остальная Россия"

Взгляд из сего дня

Все три заметки остались за пределами газеты. Ее материалы готовились заранее – в Киеве. Понятно, местная специфика осталась почти не учтена. В какой мере это поведение было следствием нежелания подпускать чужих к распилу бюджетного пирога, а в какой проистекало из желания американских наемников подставить своих работодателей – судить не берусь.

Партия регионов формально не проиграла: за нее проголосовало практически столько же людей, что и на предыдущих выборах. Но ее оппоненты придали своей кампании оттенок истерии, тем самым нарастив явку своего электората. Поэтому доля бело-голубых депутатов в новом составе Верховного Совета оказалась меньше, чем в старой.

Это следовало предвидеть. Уже в 2006-м главной проблемой партии оказалась меньшая активность избирателей в поддерживающих ее регионах, чем в меньших по суммарной численности населения регионах, ориентированных на рыжих. Сказалось разочарование: шабаш на киевской площади Независимости показал, как легко пренебречь голосами большинства.

Вдобавок тогда же действующая власть приняла специальные меры для сокращения явки электората оппозиционных партий. Так, округа нарезаны таким образом, что один избирательный участок на западе Украины обслуживает в несколько раз меньшее население, чем на юге и востоке: на некоторых участках очереди столь велики, что за часы голосования физически успевают пройти через всю процедуру далеко не все избиратели. Изменения в законах о порядке голосования существенно затруднили участие пожилых избирателей, традиционно наименее настроенных поддерживать националистов. Наконец, в списках избирателей многие фамилии переведены с литературного русского на украинский диалект, так что человек, предъявляющий паспорт с фамилией «Скворцов», не получает бюллетеня: в списке он значится как «Шпаків».

Меры противодействия всем этим трюкам очевидны любому политтехнологу и почти любому политику, хоть раз прошедшему через выборы. Тем не менее партия регионов за год пребывания в составе парламентской правящей коалиции так и не удосужилась сделать хоть один из этих необходимых шагов. То ли не ожидала досрочных перевыборов, то ли слишком внимательно прислушалась к троянским коням из-за океана…

Между тем назревали экономические потрясения, способные в одночасье обессмыслить все политические игры на Украине и вокруг нее.

2008.03.08.22.16

Последний год спокойствия
Что успеть, чтобы катастрофа не наступила

Вряд ли остался сейчас хоть один серьезный аналитик, не усматривающий признаков приближения всемирного экономического кризиса. Но даже те, кто пока надеется на менее масштабные неприятности, уверены в отсутствии шансов на долгосрочное благополучие России.

Инфляционная дефляция

Вокруг республиканской партии Соединенных Государств Америки традиционно группируются традиционные отрасли промышленности, зарабатывающие продажей товаров собственного производства. Поэтому республиканские президенты уже несколько десятилетий ведут инфляционную политику: чем дешевле доллар, тем охотнее покупают американские товары на внешнем рынке.

Увы, жизнь на искусственных стимуляторах недолговечна. Когда валюта дешевеет, от нее стараются избавиться чем поскорее, вкладывая средства в более твердые ценности. В частности, нынешнее подорожание нефти порождено не только нападением президента Буша на Ирак ради приостановки работы тамошних промыслов (семьи Бушей и Чейни держат основную часть своих капиталов в фирмах, торгующих нефтью, так что им высокая цена выгодна). Главное – в нефть вкладывают все свободные доллары, чтобы предотвратить дальнейшее обесценивание капитала.

В конечном счете курс инфляционной валюты начинает падать заметно быстрее, чем растет ее эмиссия. Общая сумма в обороте – выраженная не в номинальных единицах, а в реальных ценностях – падает. Так инфляция переходит в дефляцию – острый дефицит денег.

Некоторые из неизбежных последствий дефляции – сокращение платежеспособного спроса, переход от денежных сделок к бартерным, разрыв хозяйственных связей и многие другие прелести того же сорта – мы сполна испытали в лихие 1990-е. Но нам тогдашним вполне могли бы позавидовать те, на чью долю выпала Великая Депрессия, начавшаяся биржевым крахом в Черный Вторник 1929.10.24 и полностью исчерпанная лишь Второй мировой войной. Причины тогдашней дефляции несколько иные, нежели в наши дни – но ее размах оказался не в пример выше. Не зря фашизм, дотоле популярный лишь в слаборазвитых странах (вроде Италии, Португалии, прибалтийских республик), на пике депрессии победил в прогрессивной Германии, а во Франции да Соединенных Государствах Америки был остановлен лишь чудом.

Ипотечный кризис в СГА порожден именно нехваткой свободных денег. При инфляционной политике это значит: дефляционный предел достигнут. Сейчас президент Буш со своими экономическими помощниками пытается впрыскивать в страну все новые доллары. Но в такой обстановке они помогут не больше, чем бензин в пожарном брандспойте.

Глобальный паралич

Итак, дефляционный шок, неизбежный при продолжении республиканского инфляционизма, уже не за горами. А когда богатейший в мире однородный рынок рухнет – никто не останется в стороне. Скажем, Китай отправляет за океан добрых 3/4 своей промышленной продукции. Даже западноевропейцы – при всей активности собственных потребителей – вряд ли сведут концы с концами, если их изделия не будут востребованы американцами, а сами американцы вынужденно откажутся от туристических прогулок по Старому Свету.

Российская промышленность пока, увы, далеко не так могущественна, чтобы многие наши изделия привлекали американцев. Разве что карабин Симонова, автомат Калашникова (и охотничья «Сайга» на его основе) да винтовка Драгунова пользуются там неизменным спросом. Так что заокеанская депрессия почти не затронет страну напрямую. Зато глобальный промышленный паралич многократно сократит спрос на сырье – прежде всего на топливо. Основной источник валютных поступлений России заглохнет.

Ближайшие соседи России то и дело жалуются на дороговизну газа и нефти. Но от резкого спада на этом рынке им легче не станет. Дело в том, что их собственный экспорт в значительной степени зависит именно от состояния российской экономики. Изделия сравнительно высоких технологий пока востребованы только в России – для Запада они примитивны. Западу нужно от них только сырье. Например, украинские черные металлы представляют собой по сути своеобразный концентрат собственного украинского коксующегося угля да российского природного газа. Понятно, обвал сырьевого рынка скажется на всех постсоветских республиках, а не на одной России.

В предвидении разрушительных последствий заокеанской инфляции едва ли не весь Старый Свет пытается поддержать доллар. Лучше потерять многие миллиарды на скупке щедро печатаемых зеленых бумажек, чем рисковать несметными триллионами в случае всеобщей катастрофы.

Увы, длительный опыт показывает: решительного самоубийцу не удается спасать бесконечно долго. Пока сохраняется надежда на победу демократа на президентских выборах 2008.11.04, валютный рынок еще сохраняет подобие шаткого равновесия. Если же победит сенатор от Аризоны Джон Сидней МакКейн, уже не раз доказавший готовность двигаться напролом независимо от здравого смысла, крах доллара – а вслед за ним и глобальной экономики – окажется совершенно неизбежен.

Капитал в черной форме

Увы, даже победа демократов избавит Россию (а с нею и все постсоветское пространство) далеко не от всех ожидаемых разрушений.

Конечно, за демократической партией стоят бизнесы, заинтересованные в дорогом долларе. Это не только чистые финансисты, желающие привлечь под свой контроль капиталы со всего мира. Куда важнее роль так называемой постиндустриальной экономики – разработчиков нового, выносящих производство в страны с достаточно дешевой рабочей силой. Им выгоднее заключать контракты в долларах и потом наживаться не только на лицензионных отчислениях от изготовителей, но и на курсовой разнице. Да и других изощренных – и почти не связанных с производством внутри СГА – способов заработка вполне достаточно, чтобы уже несколько десятилетий каждый президент, принадлежащий к демократической партии, заботился о росте доллара.

Но напомню: сырье нынче – не только производственный ресурс, но еще и форма хранения капитала. Как только доллар вновь станет прибылен, на финансовый рынок потекут средства, ныне вложенные в нефть и металлы. По оценкам экспертов, по меньшей мере половина нынешнего уровня сырьевых цен обусловлена не промышленным спросом, а спекулятивными расчетами. Значит, победа демократов на американских выборах обернется по меньшей мере двукратным обвалом цен.

Сырье все еще составляет более половины российского экспорта. Следовательно, в случае победы демократов экспортная составляющая дохода упадет примерно на четверть. Украина продает на Запад в основном металлы и удобрения, в чьей цене сырьевая составляющая превышает половину. Значит, ее валютный доход также упадет по меньшей мере на четверть. Залатать столь обширную брешь будет довольно трудно: рост курса доллара в 2009-м вряд ли вполне возместит разницу ценовой динамики. Особенно если учесть, что изрядная часть экспорта обеих стран направлена в Европейский Союз, и практически все контракты – за исключением топливных – номинированы в евро, чей курс относительно доллара заметно упадет.

России, конечно, будет легче, чем Украине. Профицитный бюджет последних лет позволил накопить изрядные резервы. Причем немалая часть этих резервов вложена в ценные бумаги, номинированные в долларах – значит, в случае победы демократов несколько подорожает. Но рассчитывать только на резервы бессмысленно. Громадную страну могут долго кормить только собственные постоянные усилия. Причем не просто трудовые, а еще и осмысленные, востребованные – и на нашем собственном внутреннем рынке, и за рубежом.

Утраченные возможности

Еще пару десятков лет назад мы могли почти полностью обходиться внутренним рынком. Правда, даже трехсот миллионов граждан Союза не хватало, чтобы обеспечивать прогресс науки и техники на всех мыслимых направлениях. Но в этом мы не одиноки: грандиозная задача развития всех наук, искусств и ремесел под силу только всему миру в целом. Разделение труда – идея разумная и выгодная, лежащая в основе всего современного экономического развития. И во всемирном разделении мы занимали достойное место. Вряд ли тогда существовала хоть одна задача, заведомо непосильная нам.

Сегодня Россия даже звание великой энергетической державы добывает с немалым трудом. А уж былая мощь высоких технологий и вовсе кажется смутной легендой, и многие вовсе не верят в нее, полагая, что все наши достижения – от первых спутника и космонавта до компьютеров БЭСМ-6 с архитектурой, послужившей впоследствии отправной точкой для развития суперкомпьютеров всего мира – украдены ловкими разведчиками.

Наука и техника в остальных республиках и того слабее. Особенно в областях, задевающих западные интересы. Скажем, уникальные радары «Кольчуга» того и гляди вовсе сойдут с производства: американцы так боятся этого всевидящего ока, выпускаемого донецким заводом «Топаз», что даже кременчугские грузовики, на которых «Кольчуга» может монтироваться, объявили продукцией двойного – не только мирного, но и военного – назначения.

Вдобавок целое поколение проницательных ученых, изобретательных инженеров, искусных рабочих просто утрачено. Труд высшей квалификации уже к концу советской эпохи не удавалось толком использовать. Поэтому система передачи знаний и освоения опыта нынче почти разрушена.

Минимальный рынок

Субъективные причины распада отечественной экономики можно перечислять еще долго. Но есть по меньшей мере одна причина вполне объективная. В каждом из осколков былого Союза сейчас так мало людей, что разработка новшеств просто не окупается. Повторяя же созданное ранее, не выжить: рано или поздно задавят конкуренты, не отказавшиеся от творчества.

Чем выше уровень науки и техники, тем больше сил уйдет на разработку новинок, не уступающих этому уровню. Чем дороже разработка, тем больше экземпляров готового изделия надо продать, чтобы доля творческих затрат не составляла несуразно большую долю себестоимости.

Еще в конце 1970-х в Западной Европе экономисты провели расчет. Оказалось: чтобы новшества окупались, их надо продавать на рынке с общей численностью населения не менее трехсот миллионов. Понятно, далеко не все они купят один и тот же товар. Просто на покупку надо предварительно как-то заработать – и только взаимодействие достаточного числа хозяйствующих субъектов создает необходимые возможности заработка.

Из труда теоретиков немедленно сделали выводы практики. Европейское Экономическое Сообщество вскоре превратилось в Европейский Союз. По другую сторону Атлантики три государства создали Северо-Американскую Зону Свободной Торговли. Экономика сокрушила политические барьеры. Возникли единые рынки – каждый из них намного больше порога окупаемости.

Неподвижные осколки

Станислав Ежи Лец сказал: индивидуальность в диктанте можно проявить только в ошибках. Экономика – учитель строгий. Если уж задает не сочинение, а диктант – лучше не играть с правилами хозяйственной грамматики.

В Союзе жило заметно больше народу, чем нужно для окупаемости новых разработок. Да и сам порог был для нас ощутимо ниже западного. Дело в том, что ученые и инженеры у нас оплачивались – относительно рабочих – заметно ниже, чем в капиталистических странах. Соответственно расходы на разработку были ниже, и окупить их проще.

Большой однородный – требующий однократной разработки – рынок был нашим стратегическим преимуществом. Опираясь на него, можно было создавать новое, не особо оглядываясь на зарубежных потребителей. Зато в тех отраслях, где конкуренция неизбежна (скажем, в оборонной промышленности), мы могли щедро расходовать сэкономленное в прочих сферах. Тем самым общая конкурентоспособность страны была куда выше, чем можно было ожидать на основе прочих – легче поддающихся учету – факторов. Уже хотя бы ради этого следовало крепить, развивать, совершенствовать то, что политики назвали «новая историческая общность – советский народ».

Увы, другие политики потратили немало усилий на преодоление столь мощного стимула к единству.

Сказался, конечно, и кризис управления. Дело в том, что с ростом числа названий производимой продукции сложность централизованного решения управленческих задач растет так быстро, что в масштабе современного государства коммунистический идеал единого хозяйства неосуществим. Советские математики академики Глушков и Канторович доказали это еще в середине 1970-х. Но к тому времени экономические реформы, призванные децентрализовать управление нашей экономикой, уже были удушены коммунистическими теоретиками. Так что неизбежные диспропорции нарастали, пока не привели к параличу значительной части хозяйства страны.

Управленцы, не прислушавшиеся к экономистам и математикам, так и не поняли причину катастрофического обвала. Напротив, они пытались командовать до последней секунды. В конце концов совместные усилия властей разных уровней разрушили изрядную долю технологических цепочек, сшивающих хозяйство страны воедино. Более того, заблокированы оказались товарные потоки – не только межреспубликанские, но зачастую и внутрирегиональные.

На фоне такой разрухи стали заметны голоса агитаторов за всяческие виды сепаратизма. Правда, националистическая идеология сформировалась еще пару веков назад – когда техника была несравненно примитивнее нынешней, так что порог окупаемости измерялся сотнями тысяч – а не миллионов! – человек. Но уровень экономического образования у нас был столь низок, что практически никто – не только среди рядовых граждан, но и на высших политических уровнях – не мог себе представить, какие качественные изменения проистекают из этой количественной разницы. Древние рецепты показались подходящими для решения принципиально новых задач.

Результат очевиден. Великая страна распалась на осколки столь мелкие, что новая разработка не окупится ни в одном из них. С учетом дальнейшего снижения цены отечественного творческого труда порог окупаемости у нас сейчас около двухсот миллионов человек. В России же немногим более ста сорока миллионов граждан. Даже вместе с иммигрантами (а их платежеспособность куда ниже, так что в формулу окупаемости они входят с изрядным понижающим коэффициентом) порога не достичь. А уж малые государства – вроде Украины или Молдавии – вовсе способны существовать только благодаря внешнему рынку. Оттого и вынуждены подчиняться диктату ключевых его игроков. Отсюда и скоропостижный отказ Воронина от плана урегулирования конфликтов внутри его собственной страны, и украинские перевыборы до достижения результата, заранее заданного иностранными надзирателями…

Внутреннее притяжение

Внешний рынок практически всегда привлекательнее внутреннего, ибо позволяет распределить затраты разработчиков по большему объему потребленного. Для нас сегодня он и подавно важен, ибо потенциальные потребители на нем ощутимо богаче нашего среднего гражданина.

Но, как видно из изложенного, в ближайший год внешний рынок может не просто потерять привлекательность, а вовсе схлопнуться. Если же за океаном возобладает здравомыслие и тамошняя экономика уцелеет, то наш главный источник дохода – рынок сырья – в любом случае обвалится. Тяжких последствий этих катаклизмов не избежит ни одна бывшесоюзная республика. Ведь продукция, высокотехнологичная по нашим меркам, вряд ли в обозримом будущем будет всерьез востребована где-либо, кроме России.

Более того, на тех направлениях, где мы и впрямь превзошли все дальнее зарубежье, нас от него отрезают принудительно. Хрестоматийный пример – тяжелый транспортный самолет Ан-70. Эта совместная разработка десятков КБ Украины (Олег Константинович Антонов перебрался из Новосибирска в Киев в конце 1940-х) и России – предмет жестких внутренних распрей именно потому, что внешние потребители от нее отказались. Машину создали по спецификации, выработанной специалистами армий Европейского Союза. Тамошние авиастроители – даже франко-германский Airbus – объявили, что армейские требования слишком строги для них. Наши же авиастроители доселе не утратили традицию, накопленную еще в советские времена. Ан-70 соответствует всем армейским мечтам. И что же? Европейские армии согласились снизить требования до любого уровня, куда смогут дотянуться местные конструкторы. И это в какой-то мере логично: нас до сих пор полагают потенциальным противником, а кто же будет покупать оружие через линию фронта?

Выходит, единственная наша надежная опора – мы сами. До первых кризисных ударов из-за океана – то есть до конца этого года – необходимо создать единый (без каких бы то ни было таможенных и нормативных барьеров) рынок, чье население превзойдет порог окупаемости. Только такой рынок может развиваться собственными силами. Значит, не подвержен внешним бурям.

Проект Единого Экономического Пространства – в составе Белоруссии, Казахстана, России, Украины – как раз и обеспечивает минимально необходимую численность. Более того, он открыт для присоединения других земель, готовых взаимодействовать с партнерами по единым правилам. Значит, будет чем встретить неизбежный дальнейший рост порога окупаемости по мере повышения средней сложности разработок.

Увы, нынешнее руководство Украины прислушивается не к здравому смыслу и экономической необходимости, а в лучшем случае к начальникам бывшей жены президента (как известно, Екатерина Михайловна Чумаченко – по первому браку Кэтрин Клэр – до второго брака успела поработать в нескольких отделах государственного департамента – министерства иностранных дел – Соединенных Государств Америки, включая отдел разведки). Да и во внутриполитические планы Виктора Андреевича с Юлией Михайловной явно не входит рыночное единство: надевать друг другу на шею петли в преддверии неизбежных внеочередных выборов куда удобнее, когда есть возможность каждый день переписывать правила игры собственноручно, ни с кем не считаясь.

По счастью, обстановка в республике усилиями самих же вождей доведена до нестабильности куда большей, чем в декабре 2004-го. Тогда плясок с оранжевыми шарфами под шаманский грохот железных бочек хватило, чтобы изгнать несомненно вменяемую власть и вытащить наверх нынешний террариум единомышленников. Конечно, вылечиться всегда труднее, чем заболеть. Но все же народ Украины пока достаточно разумен, чтобы сейчас – когда до экономической катастрофы остается меньше года – успеть подобрать и привести к власти новых руководителей, способных думать об интересах своей страны.

Правда, такой сценарий вряд ли по вкусу Галичине. Ее, как известно, объявили образцом украинской идеи еще в XIX веке тогдашние хозяева – Австро-Венгерская империя. Главный тогда конкурент империи Российской по совету поляков – предыдущих конкурентов – надеялся таким способом вбить клин между древним югом Руси и северной частью великого Янтарного пути «из варяг в греки», ставшего когда-то становым хребтом новой великой державы.

Окончательно сформировали украинство Таллергоф и Терезин: в этих концлагерях австрийцы сгноили всех галичан, не пожелавших отречься от русского имени. Ныне галицкий народ по большей части полонизирован или мадьяризирован, да и веры придерживается в основном униатской (греко-католической), а не привычной на Руси православной.

Ну что же, русское (во всем мире национальность определяется если не по официальному гражданству, то по родному языку) большинство граждан Украины и без Галичины достаточно, чтобы вместе с братьями по Единому Экономическому Пространству перешагнуть порог окупаемости. Галицкая же нефть, хотя и слишком высокопарафиниста для энергетики, весьма интересна химикам. Так что Галичина как нефтяной эмират вполне жизнеспособна. А когда мы совместными усилиями вернем экономику на былую высоту и пойдем дальше – галичане, того и гляди, вновь вспомнят обычаи, сгинувшие в Таллергофе.

Россия – в том числе Белоруссия и Украина, исторически (да и этнически) неотъемлемые от прочих русских земель – не раз попадала в самые тяжкие обстоятельства. И неизменно выходила из них окрепшей. Любая из республик, ныне вновь приглашаемых к единству, теоретически даже в одиночку может уцелеть в грядущем экономическом тайфуне. Но все же куда разумнее заранее выстроить позицию, куда потрясения просто не смогут добраться. Не зря мой давний друг и постоянный партнер по политическим консультациям Нурали Латыпов любит повторять древнее изречение: умный выберется даже из положения столь тяжкого, что мудрый в него ни за что не попадет.

Одесса–Москва, 15-е февраля – 8-е марта 2008-го

Публикуется впервые