Текст книги "Тройка мечей. Сборник"

Я сунул фигурку за пояс и привязал ее, трижды обмотав веревкой. Такие вещи, даже если они использовались со злыми целями, связаны с жертвой, против которой ее использовали. Возможно, эта грубая поделка из глины, тряпки и волос станет моим проводником.

Примерно в середине дня мы поднялись в горы, повторяя путь тех, кто разыскивал Криту раньше. Тсали, как обычно, шел первым – его когтистые руки и ноги подходили для передвижения по скалам куда лучше, чем мои. Но я его нагнал, когда он притормозил у глубокой расщелины, в которую даже нынешнее яркое солнце проникало недалеко.

Я лег на край расщелины, силясь разглядеть, что́ там внизу. Но в полумраке виднелась лишь часть шероховатых стен.

Чем ниже я наклонялся, тем сильней становился запах, отвратительный и трудно переносимый после прохладного чистого воздуха Долины. Он отдавал полусгнившим деревом, которое время и вода превратили в склизкую губку, и еще какой-то гадостью.

Я проверил свой рюкзак и оружие, а потом перевалил через край, выискивая опоры для рук и ног. На стене хватало выступов, на которые можно было опереться. Чем ниже я спускался, тем сильнее становилось зловоние. Тсали следовал за мной, но куда медленнее, чем обычно. На шее у него висела на веревке сеточка с камнями. Когда мы забрались поглубже в эту зловещую темную расщелину, камни засветились, испуская неяркий свет.

Спуск был долгим – намного дольше, чем я думал и рассчитывал. И как бы я ни старался двигаться осторожнее, но, как мне казалось, издавал слишком много шума – мои ботинки скребли о камень, когда я переносил всю тяжесть тела на ноги. Время от времени я застывал, прижавшись к стене, и слушал. Но ничего было не слыхать, кроме моего собственного дыхания, – Тсали не издавал ни звука.

Но все же в воздухе витало смутное ощущение опасности, понимание того, что мы действительно вторглись на вражескую территорию. Потому я изо всех сил напрягал свои чувства, вспоминая все, что успел узнать о ведении разведки.

Наконец я добрался до ровной поверхности и осторожно обследовал пространство вокруг, думая, что нашел всего лишь уступ. Но Тсали легко спрыгнул на ту же площадку слева от меня и поднял повыше свою сеточку со светящимися камнями. В их тусклом свете мы увидели, что действительно находимся на дне гигантской расщелины. Вправо и влево уходили узкие проходы, но Тсали указал влево.

Поскольку он наверняка знал об этих норах куда больше моего, туда мы и двинулись. Однако же это нельзя было назвать легким путем: мы перебирались через шатавшиеся камни и протискивались мимо каменных выступов, почти перекрывающих проход. Потом расщелина превратилась в пещеру. Я запрокинул голову, посмотрел наверх и уже не увидел полоски неба.

Тсали, орудуя когтями, вытащил что-то из шершавого камня и протянул мне щепотку каких-то волокон. От них исходила отвратительная вонь. Я осторожно потрогал его находку. Волокна эти были грубее любых волос, к которым мне доводилось прикасаться, и скорее напоминали тонкие корни. Я сообразил, что это след одного из проходивших здесь фасов – протискиваясь, он оставил на камнях частичку своего волосяного покрова.

Тсали зашипел и отшвырнул свою находку, его жест явно говорил о презрении. Я прежде не знал, как он относится к фасам, но этот жест все прекрасно объяснял. И снова мне отчаянно захотелось уметь говорить с ним.

Своды пещеры внезапно сделались ниже. Вода проступала каплями на стенах, струйками стекала вниз, собиралась в лужи между камнями, мешала идти. К счастью, вскоре это прекратилось, и мы крадучись двинулись дальше; под ногами теперь были ровные камни, хотя и скользкие от сырости.

Свет от камней Тсали был весьма скудным. Мы едва могли видеть дальше, чем на фут или около того, хотя он держал мешочек с камнями на расстоянии вытянутой руки. Затем нам пришлось опуститься на колени и двигаться на карачках, иначе было не протиснуться. Рюкзак я снял и толкал перед собой и все равно время от времени задевал плечами свод туннеля.

Если не считать вони и той пряди волос, мы не встретили больше никаких свидетельств того, что здесь обитали наши враги. Возможно, этот проход был недавно открыт или прорублен в поисках подземного входа в Долину. Но эти попытки были обречены на неудачу – Зеленый народ давным-давно окружил свою цитадель знаками Силы, преодолеть которые не мог ни один слуга Тени.

Я не знаю, как долго мы ползли, но в конце концов узкий туннель привел нас в пещеру; наш тусклый источник света не позволял оценить ее размеры. Ряды сталагмитов высились вокруг, словно свирепые клыки, а сверху им навстречу тянулись столь же острые сталактиты. Тсали присел на корточки и стал вертеть головой из стороны в сторону.

Даже мой нос, сильно уступающий по чувствительности нюху Ящера, уловил висящий в воздухе тяжелый запах. Тсали накрыл сеточку с камнями ладонями, спрятав даже наш тусклый свет. Я понял: так он дал мне знать, что нужно быть чрезвычайно осторожным.

Я прислушался – так напряженно, что казалось, будто я перенаправил силу всех своих органов чувств в одно. И услышал какие-то звуки. Я распознал размеренное падение капель – возможно, это был какой-то крохотный стекающий с уступа ручеек.

Но откуда-то издалека доносился более приглушенный, становящийся то громче, то тише звук; он не был песней, в нем нельзя было разобрать слов, но я был уверен, что издавала его не пещера, а те, кто ею пользовался.

Слева от меня блеснул еле заметный свет. Это Тсали убрал одну руку со своей плетеной сеточки. Я почувствовал, как его когтистые пальцы сомкнулись на моем запястье. Он легонько, но выразительно дернул меня за руку. Он хотел, чтобы мы двинулись дальше в непроглядную темноту неизведанного.

Я слыхал, будто народ Ящеров способен видеть в спектре, недоступном людям, там, где для нас будет царить полнейшая тьма. Похоже, сейчас мне придется позволить своему спутнику доказать правоту этого утверждения.

Я закинул рюкзак на спину и поднялся, Тсали встал рядом. Осторожно, шаг за шагом мы стали продвигаться вперед. Шли мы не по прямой – Тсали двигался зигзагами; видимо, он обходил скальные образования, которые стали бы гигантским лабиринтом-ловушкой для тех, кто, подобно мне, был слеп в темноте. Чем дальше мы продвигались, тем отчетливее становился этот второй звук – то стихающее, то усиливающееся монотонное скандирование. Но если те, на кого мы охотились, и находились в пределах видимости, они не пользовались светом, который мог бы их выдать.

Тсали снова резко свернул влево. Теперь я разглядел слабое, зеленоватое, но все же светящееся пятно в непроглядной темноте пещеры. На его фоне каменные выросты выглядели словно деформированные прутья решетки, временами стоящие достаточно плотно, чтобы снова скрыть это свечение.

Скандирование продолжалось, становясь все громче, но язык был мне неведом. От этого звука у меня по коже побежали мурашки – предупреждение, которое мои сородичи ощущали при встрече с Тенью. Теперь, когда у нас появился ориентир в виде этого отдаленного света, Тсали крался, отпустив мою руку. А я, в свою очередь, старался идти как можно тише.

Когда мы подобрались ко второй пещере, поменьше, и заглянули в нее, омерзительное свечение сделалось сильнее. В его свете я увидел столпившихся фасов – эти уродины не могли быть никем иным. Я насчитал их не менее дюжины. А над их безобразными фигурами возвышалась Крита.

Фасы стояли вокруг нее полукругом, но их низко посаженные головы были обращены в другую сторону. Они смотрели на высокую колонну; она блестела в свете, исходящем от каких-то бугорчатых стеблей; половина фасов держала их в руках, как верующие в каком-нибудь храме могли бы держать свечи.

Сторона колонны, обращенная к Крите, была гладкой и блестящей. Теперь я разглядел, что глаза девушки закрыты, но лицо безмятежно: она не походила на человека, которого враги что-то заставляют делать, – скорее, на того, кто бродит во сне.

Я увидел нечто расплывчатое внутри колонны, как будто в ней был заключен пленник или сокровище. У фасов вроде бы не было при себе оружия. Я медленно и осторожно извлек меч из ножен, потом снял и положил рюкзак. Шансы были весьма высоки, но там стояла Крита, которую они каким-то образом вынудили выполнять их приказы. В том, что она сейчас вовлечена в некое чародейство для нужд Тени, я не сомневался. Я прикинул расстояние, отделяющее меня от этой зловонной компании. Может, внезапное нападение решит проблему? Фасы, похоже, в этой своей дыре чувствовали себя в полнейшей безопасности – мы не обнаружили ни одного часового. Но достаточно ли долго продлится замешательство, когда выяснится, что это чувство безопасности их обмануло?

Вот это было уже сомнительно. Но в данный момент я не мог придумать ничего другого.

Крита подняла руки. Она не прикоснулась к поверхности колонны, перед которой стояла, но принялась делать размашистые движения – сперва вверх-вниз, потом вправо-влево. Сидящие вокруг нее на корточках фасы продолжали свое скандирование на неведомом языке. Я приготовился к рывку, который, как я надеялся, позволит оказаться рядом с девушкой. Если я сумею разрушить заклинание, которое на нее наложили…

Тсали зашипел. Что-то скользнуло по моему плечу. Я стремительно развернулся. Сзади, из темноты, к нам ползли длинные веревки, напоминающие уродливые корни. Прежде чем я сумел осознать грозящую нам опасность, одна из них обвила мои лодыжки, дернула – и я рухнул наземь. Я вскинул меч, намереваясь разрубить путы.

Удар был точен, но клинок отскочил от веревки, не оставив на ней и следа. Пока я пытался ударить еще раз, другая веревка-корень схватила меня за запястья, как я ни сопротивлялся.

Вот так за время нескольких вдохов я оказался обезоружен и беспомощен. Но Тсали все еще оставался на ногах. Похоже было, что веревкам не нравятся сияющие камни, которые давали нам свет. Они делали обманные выпады, стремясь нанести удар, но Тсали стремительно размахивал сеточкой с камнями, удерживая врагов на расстоянии. Наконец он прыгнул далеко влево и исчез, оставив меня в плену.

Скандирование позади меня не прервалось ни на миг. К моему изумлению, ни один фас не выступил из темноты, чтобы разобраться со мной. Лишь веревки все туже стягивали мое тело, пока я не стал совершенно неподвижен. Теперь я видел оба их конца, как будто это было не чье-то оружие, а некие живые существа, действующие сами по себе. Однако же то, что я видел и ощущал, походило на длинные нерушимо прочные корни.

От них тоже исходило зловоние, и оно теперь окружало меня удушающим облаком. Я задыхался и кашлял, мои глаза слезились, словно от едкого дыма. Так, значит, у фасов все-таки были часовые – такие, о каких я никогда не слыхал. Я надеялся, что Тсали удалось сбежать. Теперь я мог ждать помощи лишь от него. Или мне предстоит умереть, задохнувшись от этого зловония? У меня закружилась голова, и я провалился в беспамятство.

Это не было настоящим сном. Но откуда-то – очень издалека – кого-то звали по имени. Это было не то имя, что я знал, и все же оно принадлежало мне. И зов становился все настойчивее.

Я пошевелился. Зов не стихал. Я открыл глаза. Вокруг воняло гнилью, но уже не настолько сильно, чтобы я терял сознание. Справа от меня возник неяркий свет. Я попытался повернуться к нему. Что-то во мне сопротивлялось, потом сдалось. Очередная волна зловония ударила мне в лицо не хуже кулака, я ахнул и едва снова не отключился.

Свет был надо мной. Я повернул голову еще чуть дальше. Оказалось, что я лежу у подножия колонны изо… льда! От нее исходил жгучий холод. Но передняя часть колонны была гладкой, словно стекло. А внутри – внутри стояло чье-то тело!

Насколько я мог судить, ростом и формой оно походило на человеческое. Но лицо было скрыто тремя ромбовидными кусками сверкающего металла, соединенными цепями из того же материала. Два из них прикрывали глаза, третий – рот; открытыми оставался лишь нос и небольшая часть щек.

Голова загадочной фигуры была увенчана шлемом искусной работы; его гребень – дракон с глазами-самоцветами – взирал на меня сверху вниз. Неизвестный был облачен в кольчугу, а в руках сжимал рукоять огромной секиры.

Я немного приподнялся, каждое мое движение сопровождалось новыми клубами зловония. Взглянув на собственное тело, я обнаружил, что черные гнилые веревки спадают. Видимо, срок жизни фасских корней-часовых был невелик. Однако же они подтащили меня к гробнице – я был уверен, что эта колонна, перед которой они скандировали, именно гробница и ничто иное. Тогда как скоро они вернутся? Или они решили, что я умер, и оставили меня валяться тут в качестве подношения?

Но я нуждался в действиях, а не в догадках. Я оттолкнулся от обжигающего холодом столба и кое-как поднялся на ноги. Возможно, мне удастся отломать какой-нибудь из каменных выростов в соседней пещере и использовать его в качестве оружия. Я жадно взглянул на вплавленную в лед секиру. Она была бесполезна для того, кто ее держал, и, возможно, даже если бы я ее и заполучил, слишком тяжела для меня, но она была единственным оружием в поле видимости.

Теперь я увидел, что в этой пещере изо льда была сделана не только эта колонна. За колонной, справа от меня, с потолка свисали длинные сосульки толщиной с мое запястье. Некоторые из них были достаточно остры, чтобы… чтобы послужить оружием? Я чуть не расхохотался от этой мысли, достойной безумца. Они же разлетятся вдребезги при первом же ударе!..

«Толар!»

Я повернул голову. Кто произнес это имя? Казалось, будто оклик из темноты заставил меня пробудиться к жизни. Я… Я Йонан! Но все же что-то во мне откликнулось на чужое имя.

Плохо понимая, что я делаю, я ослабил шнуровку кольчуги, сунул руку за пазуху и достал рукоять меча. Здесь, в темноте, она светилась! Серовато-белый тусклый кристалл ожил – там, внутри, засверкал огонь.

Если бы только у меня был клинок!

Клинок!..

Мой взгляд – уж не знаю почему, но меня словно что-то принуждало – метнулся к этим длинным сосулькам. И я двинулся к ним, хоть и понимал, что это бессмысленно. Но все же я выбрал одну поострее, длиной с клинок меча. А потом собрался с силами и отломал ее.

Лед откололся ровно, словно его отрезали. Продолжая выполнять непонятные мне самому повеления, я приставил сосульку к рукояти. Сверкнувшая вспышка на миг ослепила меня.

Может, я спал, а может, сошел с ума, но теперь у меня в руках был не просто предмет из металла или льда, но меч, идеальный, превосходно сбалансированный. Он был вызван из глубин времен, чтобы вновь служить Свету.

Теперь я вернулся к пленнику в глыбе льда. Конечно, он был мертв. Но все же, разглядывая его, я ощущал беспокойство, как будто, уйдя и оставив его в заточении, я бы кинул боевого товарища.

Я подошел поближе к колонне, отбросив пинком съежившиеся останки разлагающихся корней-веревок. Вокруг воцарилась глубокая тишина. Лишь в моем сознании еле слышно, будто издалека, снова прозвучало все то же имя: «Толар!»

Воссозданный меч в моей руке продолжал светиться, хоть и не так ослепительно ярко, как в тот миг, когда я прижал лед к металлу, но куда ярче камней Тсали, и я подумал, что этот свет может выдать меня. И все же я не мог бросить меч в этом мрачном и таинственном месте.

Крита. Тсали. Где они? Как мне отыскать их в этом лабиринте? Без мысленного прикосновения к ним я заблужусь, как всякое бездарное существо, если только не найду каких-нибудь подсказок.

Издаваемый фасами запах все еще витал в воздухе, но я не видел никаких следов. Под ногами у меня был лишь камень, а на нем следов не остается.

Неподвижная фигура в колонне продолжала притягивать мой взгляд, как будто некое глубинное принуждение привязывало меня к ней, не позволяя идти освобождать Криту. Вопреки собственной воле я подошел к ледяной колонне. От нее исходил холод, как от моего странно возникшего оружия – свет. Но лежащая в руке рукоять была теплой и дарила успокоение.

Кем был этот пленник? Как он очутился во владениях фасов? Насколько я мог разглядеть, он определенно не состоял в родстве с приземистыми, плохо сложенными подземными обитателями. Может, это их божество? Или какой-то пленник древних времен, которого поставили сюда, чтобы время от времени приходить злорадствовать и насмехаться над ним? Зачем они притащили сюда Криту для этого странного представления?

У меня не было ответов на эти вопросы. Но я, почти не осознавая, что делаю, протянул руку и коснулся острием меча поверхности этой ледяной темницы. Меня вела уже не моя воля. Иная Сила завладела тем, что было Йонаном.

Я поднял меч и обрушил его на колонну. Одна неподатливая поверхность столкнулась с другой, мышцы плеча и руки дернуло от удара. Но я не мог остановиться – я нанес второй удар, а за ним третий. Насколько я мог видеть, ни на мече, ни на колонне не оставалось ни следа. Но я не мог уйти. Меня словно сковало какое-то заклятие и требовало бить эту ледяную колонну, хоть это ничего и не давало, а мое тело болело в ответ на каждый удар по несокрушимой тверди.

Или все-таки ее можно было разбить?

Я не знал точно. Неужели от моего очередного удара по поверхности разбежалась сеточка трещин? Это было верхом глупости – прилагать столько усилий, чтобы извлечь давно мертвое тело. Мой разум отлично это осознавал, но то, что двигало моей рукой, не принимало подобной логики.

Девять раз я ударил по ледяной колонне. Потом рука моя бессильно упала, настолько уставшая от этой бессмысленной работы, что я не мог собраться с силами для очередного удара. Но…

Трещины, которые, как мне казалось, я вообразил, действительно были! Прямо у меня на глазах они сделались шире и глубже, потянулись дальше – и вот кусок льда размером с мою вспотевшую руку отлетел от колонны и с дребезжанием ударился о каменный пол. За ним посыпались другие!

Я больше не мог разглядеть заключенного внутри человека – трещин стало так много, что они заслонили все, что скрывалось под поверхностью. Все новые и новые осколки льда отваливались от колонны. С ними хлынул поток воздуха, такой холодный, словно на меня дохнул Ледяной Дракон. Я отшатнулся; у меня еще сохранилось достаточно соображения и самоконтроля, чтобы уйти из-под удара.

Теперь обломки льда отслаивались один за другим, зазубренные куски так и сыпались. Преграда между мною и телом в колонне исчезла. В пульсирующем свете меча я разглядел незнакомца.

– Толар… как долго… как долго…

Я бы вскрикнул, но мой язык, губы, горло просто не могли выдавить ни звука. Эти слова не были произнесены вслух – они ворвались в мой разум как громкий крик, в котором звучала нотка триумфа.

– Толар… помоги…

Это уже не было приветствием – скорее мольбой. И я знал, откуда она исходит, – от того самого тела, которое было заточено во льду. Я двигался рывками, как будто мною снова управляли чужой разум и чужая воля, восставшие из каких-то неведомых глубин во мне и оттеснившие личность Йонана в какое-то гнездо, где его желания ни на что не могли повлиять.

Я неуклюже наклонился, положил свой ледяной меч на камни, шагнул вперед и взял тело в колонне за плечи. Потока холода я больше не чувствовал (возможно, он рассеялся после открытия гробницы).

Его кольчуга была ледяной, а плоть под нею казалась каменной. Но я дергал и тянул, пока человек в маске не повалился вперед, едва не задавив меня своей тяжестью. Он был совершенно неподвижен, будто полностью заморожен, как лед, в который был заточен.

Я снова дергал и тянул его, пока не перевернул на спину, лицом кверху; он так и продолжал сжимать в руках секиру. Потом я опустился на колени рядом с ним и задумался, что же делать дальше. Мне казалось, что обычный человек не смог бы пережить такой холод. Но в давние времена в Эскоре было много адептов и мужчин, владеющих Силой. И возможно, они могли защищаться от смерти способами, которые мы утратили за время нашего изгнания.

Его надо было бы согреть, но у меня не было здесь огня, и я не понимал, как мне поднять его на поверхность, и даже не знал, хочу ли я это делать! Ведь Зеленый народ часто предупреждал нас, что большинство тех, кто остался за пределами их Долины, склонились на сторону Тени, а не Света. Возможно, это был какой-то Темный лорд, столкнувшийся с кем-то из себе подобных и очутившийся здесь, потому что хуже владел Силой. Если это так, нам подобный человек не нужен, и то, что я сделал под влиянием странного побуждения, было на руку Злу.

Я протянул светящийся меч поближе к телу незнакомца, чтобы было лучше видно, и осмотрел лежащего. Насколько я мог разобрать, облик у него был человеческий. Впрочем, это мало что значило, ведь раньше существовали адепты-люди, а были еще и злые существа, способные наводить морок, чтобы скрыть свой истинный вид.

Я никогда не видел таких шлемов и кольчуг, как у него. Да и оружие было мне незнакомо – секира с двумя острыми лезвиями. Впрочем, странные накладки, закрывающие лицо, не давали мне толком понять, кто же передо мной.

Теперь побуждение, заставившее меня освободить неизвестного, исчезло. В мозгу моем больше не звучал крик: «Толар!» Я снова был самим собой, Йонаном. И принимать решение следовало мне.

Больше всего мне хотелось бросить его и идти разыскивать Криту. И все же…

Воины связаны определенными законами чести, хотим мы того или нет. Если этот пленник жив, если он сторонник Света, я не могу снова оставить его на волю фасов. Но кто он: друг или злейший враг?

Я положил меч – на этот раз не на каменный пол, а на его грудь, так, что металл нового клинка коснулся секиры, потом ощупал цепи, удерживавшие его маску. Мне подумалось, что следует взглянуть на его подлинное лицо, прежде чем принимать решение.

Цепочки казались хлипкими, пока я не взялся за них, пытаясь оторвать от ледяной плоти, на которой они лежали. Я дернул те, которые пересекали виски в тени увенчанного драконом шлема. Внезапно они подались, и мне удалось сорвать их с холодного лица. Второй рывок ослабил цепочки, которые удерживали подбородок, и я отшвырнул их прочь.

Передо мной предстало человеческое лицо, не искаженное, насколько я мог судить, Злом. Но Зло могло таиться и внутри. Возраст неизвестного невозможно было определить на вид, как и у всех людей Древней расы от достижения зрелости и до того, как их долгая жизнь подходила к концу – если, конечно, не прерывалась несчастным случаем или гибелью в бою.

А потом…

Его глаза открылись!

Их взгляд устремился на меня, потянувшегося к рукояти меча. Незнакомец еле заметно недоуменно нахмурился:

– Толар?

И снова это имя. Только теперь оно сорвалось с едва шевелящихся синих губ.

– Я Йонан! – отрезал я.

Хватит с меня этих фокусов! Я – это я, а не тот умирающий человек из сна – тело, откликающееся духу, которого я не знал.

Неизвестный нахмурился сильнее. А потом я почувствовал – и не удержался от вскрика – резкую боль от вторжения в мой разум. Он безжалостно читал меня, а я корчился, не в силах отвести взгляд. Он был…

– Урук, – назвался он. Потом замолчал, вглядываясь в мои глаза, словно ждал какого-то отклика моей памяти.

Я схватился за меч и отскочил от него. В тот момент мне казалось, что я действительно вернул к жизни одного из врагов. И все же я не мог убить его, пока он так беспомощен.

– Я не служу Тени. – Его голос был хриплым и шероховатым, как металл, заржавевший от длительного бездействия. – Я – Урук, воин Секиры. Неужто прошло так много времени, что даже имя мое ныне позабыто?

– Да, – сухо отозвался я. – Я нашел тебя здесь. – Я указал левой рукой на колонну, а правой так и держал меч наготове. – А вокруг вопили фасы.

– Фасы! – Он попытался привстать, поднять голову, но его усилия походили на дерганье жука, перевернутого на спину. – А что со знаменами Эрка, с войском Клингхельда, с битвой… Да, битва!

При этих именах я лишь покачал головой.

– Ты очень долго пробыл здесь, человек, именующий себя Уруком. Я не знаю ни Эрка, ни Клингхельда. Но мы – те, кто сохранил свободу здесь, в Эскоре, – сражаемся с Темными. Наши союзники – народ Зеленой Долины и другие, но многие в этой стране охотно вцепились бы нам в глотку, если бы сумели дотянуться.

Тут послышался шум – кто-то двигался рядом, – и я резко развернулся, держа меч наготове. Похоже, моя настороженность придала мечу силы, потому что клинок засветился ярче. Это оказался Тсали. Он выпрыгнул на открытое место, прижимая сеточку с камнями к чешуйчатой груди.

Он посмотрел на меня, потом на Урука. И подошел к Уруку. Рот его приоткрылся – я увидел, как трепещет узкий язык, – но он не зашипел.

Тем временем Урук сумел приподняться на локтях, хоть это и потребовало от него заметных усилий. Теперь он обратил на Ящера такой же пытливый взгляд, как перед этим на меня. Я был уверен, что они общаются мысленно, и снова ощутил досаду – ну почему я лишен этого Таланта! Я придвинулся поближе к ним, и осколки льда захрустели у меня под ногами.

Урук разорвал зрительный контакт.

– Я понял – отчасти. Прошло очень много времени, и мира, который я знал, больше нет. Но… – Он по-прежнему озадаченно хмурился. – Толар… Я дотянулся до Толара. Только он может владеть ледяным мечом. Однако же я вижу этот меч у тебя в руках. И ты говоришь, что ты – не Толар? – Это прозвучало скорее как вопрос, чем как утверждение.

– Я – не Толар, – решительно заявил я. – Эту рукоять меча я по чистой случайности нашел торчащей из скалы. Здесь фасы отобрали мое оружие. Потом какое-то колдовство заставило меня отломить одну из здешних сосулек. А когда я приставил ее к рукояти, она превратилась в меч. Я не обладаю никаким из Талантов и не понимаю, почему все это произошло.

– Этот клинок не пришел бы в твои руки, если бы у тебя не было Силы воссоздать его, – медленно проговорил Урук, – если бы к тебе не перешла часть Силы Толара. Это Ледяное Жало. Меч служит лишь одному хозяину и выбирает его сам. Кроме того, о нем говорят, будто он несет в себе некую частицу памяти того, кто владел им последним. Или, быть может, в измышлениях Белых Братьев есть зародыш истины: человек, не исполнивший свой долг в этом мире, возродится, чтобы исполнить его. Если этот меч оказался в твоих руках, значит именно тебе суждено владеть им в этой жизни, кем бы ты ни был.

Тсали положил сеточку со светящимися камнями и открыл мешочек, висевший у него на поясе. Оттуда он извлек какой-то круглый предмет. Взяв его двумя когтями, он начал водить им вдоль тела Урука – от драконьего шлема на его голове до сапог у него на ногах. Из этого нового камня вырвался розоватый туман; он осел на тело человека и впитался в белую вымороженную плоть.

Урук сел.

– Ты говорил о фасах, – обратился он ко мне. Хрипота исчезла из его голоса. – Я бы, пожалуй, встретился с ними снова. И мне кажется, что у тебя тоже есть причины охотиться на них…

Крита!

Я еще крепче стиснул рукоять меча, который этот человек из прошлого назвал Ледяным Жалом.

– Есть, – произнес я негромко, но достаточно многозначительно, чтобы вложить в это единственное слово и обещание, и угрозу.