Текст книги "Эльфийское отродье"

Глава 7

Железный Народ уже несколько дней не трогался с места. Шане это было только на руку. Она побаивалась, что, если кочевники снова пустятся в странствия, их занесет еще дальше от Цитадели, чем теперь. Но тут были хорошие пастбища и вода, так что пока Железный Народ не собирался двигаться дальше.

Оно и к лучшему. Теперь у пленников было время обдумать план побега. Шана все больше тревожилась. Как там без нее в Цитадели? Не то чтобы она не верила, что Денелор и остальные управятся сами, но все же…

«Всякое ведь бывает…» В полуденную жару в войлочном шатре было на удивление прохладно: края немного приподнимались, чтобы впустить ветерок, а нагретый воздух выходил через отверстие для дыма. Поскольку никаких особых обязанностей у пленных не было, все то время, пока их не допрашивали, они проводили в относительном уюте шатра. Идти-то все равно некуда. Что интересного в том, чтобы глазеть на пасущийся скот? Каламадеа временами наблюдал за тренировками молодых воинов, но тренировки всегда проводились утром, по холодку. И какова бы ни была магия, что мешала волшебникам и драконам пустить в ход свою силу, никто из племени, насколько можно судить, магией не занимался.

– Вы уверены, что нам стоит разговаривать при них? – шепнул Меро, кивая на эльфов, дремлющих в своей половине шатра. Не прошло и двух дней, как шатер по молчаливому соглашению был поделен на две половины между давними пленниками и новоприбывшими. Эльфы сидели на своей половине, волшебники – на своей. Гальдор продолжал их игнорировать; Кельян, выспросив подробности о Войне Волшебников и бесславной кончине лорда Дирана, погрузился в апатию. Сам Кельян утверждал, что медитирует, но Шане казалось, что он просто тупо пялится в пространство, как и Гальдор.

Да и в своем ли они уме? В конце концов, их держат в плену уже несколько десятков лет… Делать им нечего, думать не о чем – а уж если эльфы и в собственных землях маются от скуки, насколько же скучнее жить этим двоим?

Изучив хорошенько пленных эльфов, Шана пришла к выводу, что они скорее всего сделались всего лишь тенями настоящих эльфов, Гальдор вообще ушел в себя и почти не проявлял признаков жизни. Зрелище было жутковатое.

Неужто и они сделаются такими, пробыв в плену подольше?

– Думаю, это неважно, – честно ответила она Меро. – Похоже, они не очень-то заинтересованы в том, чтобы вырваться на волю. И к тому же мы ведь не собираемся отсюда сбежать. Мы пытаемся придумать, как нам уговорить Железный Народ отпустить нас по-хорошему.

Никому никакого вреда это ведь не причинит.

Меро пожал плечами:

– Ладно, понял. Даже если они и донесут о наших разговорах, Железный Народ не узнает ничего, кроме…

– Кроме того, что они и так уже знают, – закончила Шана. – Что мы хотим вернуться к своим, что мы явились сюда торговать и что мы действительно не эльфы.

Меро кивнул.

– Ну что ж, если мы решим к кому-то обратиться, то, думаю, следует начать с Джамала, – сказал он. – Он молод и намеревается переменить обычаи племени, так что если кого-то и можно уговорить отпустить пленных вопреки обычаю, так это его. И к тому же он пользуется большим уважением – настолько большим, что люди не станут возражать против его приказов, даже если эти приказы покажутся странными и необычными.

Но Каламадеа энергично замотал головой.

– Джамал чрезвычайно алчен, и если он что-то захватил, то из рук уже не упустит. Мы, так сказать, его имущество, и он не откажется от добычи ради возможностей торговли. И еще.., полагаю, он не заинтересован в мире.

Боюсь, если он проведает о существовании Цитадели, он предпочтет завоевать ее, а не торговать. Пока что я не видел ничего, что говорило бы об обратном.

Он нахмурился.

– И к тому же мне не нравятся те, кого он выбирает себе в помощники. Все они воины, а о чем будет думать воин, как не о войне? Нет, я стою за жреца Дирика. Он человек мыслящий и, думая о войне, думает также и о потерях, которые она принесет.

Теперь была очередь Кемана. Молодой дракон смущенно пожал плечами.

– А я даже не знаю, – признался он. – К тому же я не понимаю, как нам убедить их в том, что мы не эльфы.

Он взглянул на Шану.

– Дирик провел с тобой больше времени, чем со всеми нами, вместе взятыми, и Джамал тоже, особенно после того, как они приказали эльфам передать тебе их язык. Они долго тебя расспрашивали. Как ты думаешь?

Девушка задумчиво прикусила губу.

– Поначалу я тоже подумала, что следует обратиться к Джамалу, в основном из-за его популярности, но еще и потому, что думала, что Дирик похож на наших старых нытиков. Я полагала, что Дирик будет относиться к нам предвзято, просто потому, что мы – «зеленоглазые демоны», и будет стоять скорее за то, чтобы заковать нас в цепи, чем за то, чтобы отпустить нас. Но Джамал держался со мной очень надменно – не знаю, потому ли, что я женщина, или по какой-то иной причине, – а Дирик, наоборот, был весьма учтив. Мне кажется, Дирик и сам понимает, что мы не эльфы. И я точно знаю, что он куда более заинтересован в торговле, чем в войне: он не раз спрашивал меня, чем может торговать наш народ. Его особенно интересуют зерно и металлы, хотя он готов взять и непряденую шерсть, и лен, и готовые изделия из них. А Джамал, когда не пытался меня запугать, расспрашивал о местности, и о том, откуда именно мы пришли, и что у нашего народа есть вообще. По-моему, он действительно ищет легкую добычу. Так что в целом я предпочла бы обратиться к Дирику.

Каламадеа взглянул на нее, на Меро, снова на нее.

– Итак, двое за Дирика, один за Джамала, один воздержался.

Он обернулся к Меро:

– Можешь ли ты сказать еще что-нибудь в пользу Джамала или мы тебя переубедили?

Меро задумчиво потер переносицу.

– Да я в общем-то не особенно стою за Джамала, – сказал он наконец. – Если вы двое так настаиваете на том, чтобы обратиться к Дирику, то я согласен.

Он скроил пренебрежительную мину.

– В конце концов, несмотря на то что я куда больше вашего знаю о жизни в эльфийском поместье, вы куда больше моего знаете о том, как распознать тайные намерения человека по его словам и поступкам.

– Я целиком и полностью за Дирика, – твердо сказала Шана. Каламадеа кивнул.

– Ну, значит, пойдем к Дирику, – согласился Меро. – По крайней мере, он не такой страшный, как Джамал. А то мне все кажется, что Джамал вот-вот выкинет что-нибудь неожиданное – и скорее всего неприятное.

– Это может быть еще одним признаком того, что он человек немирный, – заметил Каламадеа.

Шане не пришлось ничего добавлять – сама она сказала бы, что Джамал небезопасен: он явно подвержен молниеносной перемене настроений, хотя ей самой такого видеть и не доводилось.

– Ну, а теперь сменим тему. Удалось ли кому-то из вас выяснить, почему на этих людей не действует ни людская, ни эльфийская магия?

Каламадеа беспомощно развел руками:

– Я в полном недоумении! Никогда еще не сталкивался ни с чем подобным. А ведь я старше любого из старейших эльфийских лордов! Я могу мысленно общаться с тобой, Шана, и с Тенью, но я не могу коснуться мыслей никого из Железного Народа. Я по-прежнему могу изменить форму скалы, но ошейник не поддается магии. И облик сменить я тоже не могу. Ладно, мысленное общение – это почти человеческая магия, и я понимаю, как они могут ему воспрепятствовать, но как они могут заблокировать способность менять облик и форму предметов? Это ведь чисто драконьи штучки! Просто руки опускаются.

Шана печально кивнула. Все ее собственные эксперименты тоже окончились ничем. Как и попытки Меро.

– Кельян понятия не имеет, как они это делают. И я до сих пор не замечала, чтобы кто-то специально колдовал, чтобы заблокировать нашу магию. Я тоже в недоумении.

– Эти ошейники – очень древние, – негромко заметил Кеман.

Шана удивленно обернулась к нему.

– Откуда ты знаешь? И вообще при чем здесь это?

Кеман пожал плечами.

– Ну, совсем новыми они быть не могут. Они железные, а мне приходилось слышать, как люди жаловались, что им уже в течение нескольких месяцев не удается добыть ни угля, ни металла. К тому же, если присмотреться к ошейникам, заметно, что они порядком стерты, так что, похоже, ими пользуются уже не первую сотню лет. На самом деле, мне думается, что первоначально они предназначались не для людей и не для эльфов, а для животных – крупных собак скорее всего. Они наделяют некой защитой от подчинения или использования магии против того, на ком они надеты. И, похоже, это все. Ведь мы по-прежнему можем общаться мысленно – мы только не можем читать их мысли. А больше мы ничего и не пробовали, кроме как менять облик и лепить камень. Лепить камень получается…

Шана медленно кивнула.

– Значит, по-видимому, наша магия не действует из-за того, что они делают что-то для себя, а вовсе не из-за ошейников?

– Да. Если не считать того, что на ошейники магия тоже не действует,

– согласился Кеман. – Во всяком случае, мне так кажется.

– Видимо, именно поэтому эльфы по-прежнему могут творить свои иллюзии, хотя на них точно такие же ошейники, – размышлял вслух Каламадеа.

– Логично. Но облик-то мы почему менять не можем?

Меро внезапно встрепенулся.

– А вы не пробовали превращаться во что-то размером с полукровку? Или вы пытались превращаться во что-то большее или меньшее?

– Ни во что меньше человека мы превратиться не можем, – объяснил Каламадеа. – И… Нет, не пробовали.

Я пытался превратиться в вола. В дракона я попробовал превратиться только вчера вечером.

– А ведь дракон больше, куда больше! И вол тоже. – Глаза Меро сузились. – Быть может, у тебя не получается превратиться именно потому, что твое тело отлично знает, что ошейник ему порвать не удастся и он попросту придушит тебя, если ты превратишься во что-то большее. Вам мешает вовсе не магия, а инстинкт, обычный инстинкт самосохранения, который не позволяет вам задохнуться.

Каламадеа с Кеманом изумленно переглянулись. Каламадеа кивнул.

– Разумно. Вполне разумно, – медленно произнес он. – В кого бы я ни превратился, если моя шея окажется хоть на палец толще прежнего, я непременно задохнусь.

Надо будет подумать и обсудить это. Наверно, нам с Кеманом удастся придумать что-то, чему ошейник не будет помехой.

Дракон нахмурился.

– Вся проблема в том, что мы учились превращаться только в то, что видели. И я не уверен, что у нас получится превратиться во что-то еще.

– Жалко, что не получается вытянуть побольше сведений из Дирика, – сказала Шана после продолжительного молчания. – У меня такое ощущение, что я могла бы распутать эту загадку, если бы только сумела правильно поставить вопрос.

Она рассеянно играла прядью своих волос.

– По-моему, Дирик меня прощупывает: выясняет, можно ли мне доверять. Между ним и Джамалом что-то происходит. Мы об этом ничего не знаем – но, боюсь, это может повлиять и на нашу судьбу. Мне кажется, это тайная борьба за власть.

– Хм… – сказал Меро. – Похоже на правду. Это соответствует моим наблюдениям.

– Это соответствует и тому, что известно мне, – добавил Каламадеа. – Я бы не стал называть Джамала опрометчивым, но он предпочитает всем распоряжаться лично, а это означает взять дело в свои руки, будь то власть над своим кланом или добыча зерна и металла – и того, и другого Железному Народу не хватает.

Кеман застонал и потер висок, как будто у него разболелась голова.

– Нет, это просто несправедливо! Я вообще терпеть не могу ввязываться в борьбу за власть, так за что же я влип в интриги, которые не имеют ко мне никакого отношения?

– А ты представь, каково мне! – отозвалась Шана. – Я-то была в центре интриг чуть ли не с самого рождения!

И меня никто не спрашивал, нравится мне это или нет.

– У тебя сильная хаменлеаи, Лашана, – заметил Каламадеа со своей непроницаемой улыбкой. – Я так и сказал, еще когда Алара впервые принесла тебя в Род. Ты – причина великих перемен, так что неудивительно, что ты всегда в центре интриг.

– Ну, спасибо! – ехидно поблагодарила Шана. «Иногда я жалею, что Отец-Дракон отказался от должности главного шамана. Тогда бы… А впрочем, что уж теперь!».

– Не за что, не за что, – отозвался дракон, не менее иронично, но не столь ядовито. – Я ведь тут ни при чем, Лашана, – я просто констатирую факт!

Девушка только фыркнула.

– Как бы то ни было, все мы влипли, и хотелось бы найти способ отсюда выбраться. Ну так, есть у кого-нибудь идеи по поводу того, как подъехать к Дирику?

Снаружи донесся шум. Шана не обратила на него внимания. В лагере часто шумели: то молодые воины поссорятся, то детишки затеют шумную игру, то какой-нибудь корове взбредет в голову прогуляться между шатров. Обычно все быстро утихало.

Но на этот раз шум утихать не спешил. Напротив, крики толпы становились все громче.

– Что там такое? – вслух спросила Шана, вставая на ноги. Она обмотала свободный конец цепи вокруг пояса и направилась к выходу. Ее трое товарищей и двое эльфов последовали за ней.

Снаружи ждала полуденная жара. Солнце обрушилось на голову, точно удар дубинки. Шана прикрыла глаза ладонью, вглядываясь в толпу в поисках источника шума.

Теперь, когда Гальдора убедили наложить на всех пленников некое заклятие, которое эльфы называли «заклятием речи», поделившись с ними всеми сведениями о языке Железного Народа, какими располагали они с Кельяном, Шана понимала, что кричат люди.

– Они говорят что-то насчет Народа Зерна! – ошеломленно сообщила она Каламадеа.

Тот кивнул, озадаченно хмурясь.

– Да, – подтвердил он. – Только этого не может быть. Народ Зерна – это племя, которое было союзником грелеводов в их войне против эльфов. Но им, увы, помешало то, что они были не кочевниками, а земледельцами.

Они не хотели оставлять свою землю, да и воевать земледельцы как следует не умели: они всегда полагались на своих союзников. Народ Зерна был истреблен задолго до первой Войны Волшебников, а детей их обратили в рабство. Так что этого народа попросту больше не существует.

Дракон говорил так уверенно, что Шана не могла усомниться в его словах. И тем не менее люди кричали именно об этом. Но если Народа Зерна больше нет, значит…

Крики приближались. Толпа явно двигалась в их сторону.

Мгновением позже в проход между шатрами хлынули взбудораженные люди. В центре шли несколько Железных жрецов, сопровождающих двоих людей – золотоволосых, бледнолицых, которые посреди темнокожих Железных людей казались ромашками на свежевспаханном поле. Пришельцев явно именно сопровождали, а не конвоировали: жрецы обращались с ними как с почетными гостями, толпа вокруг радостно гомонила, и, главное, на пришельцах не было ошейников с цепями.

Толпа миновала шатер пленных. На них никто и внимания не обратил.

Кроме одного из пришельцев.

Мужчина поднял голову, встретился взглядом сперва с Шаной, потом с Меро – и глаза его изумленно расширились. Он открыл рот, словно бы собираясь что-то сказать…

Но было поздно.

Шатер с пленниками остался позади. Толпа увлекала пришельцев к шатру Дирика.

***

Если бы Лоррин увидел среди кочевников самого лорда Тилара, он и то удивился бы меньше. Два эльфа в ошейниках с цепями, а рядом четыре человека, явно волшебники, и тоже в цепях!

Откуда они тут взялись? И почему в цепях?

«Об этом сейчас раздумывать некогда!» – сурово напомнил он себе, в тревоге оглядываясь на толпу. Лоррин всегда гордился своим умением разбираться в людях, и ему не нравилось то, что он видел. Да, все были взбудоражены появлением «союзников» и рады им; но, судя по некоторым признакам, Народ Зерна считался чем-то низшим по сравнению с Железными кланами. К примеру, жрецы, преодолев первое удивление, начали смотреть на них чуточку свысока. Наверное, это оттого, что люди Зерна были земледельцами, а не кочевниками-скотоводами. К тому же они были не очень хорошими воинами, хотя мужественно сопротивлялись эльфам, давая своим союзникам время уйти на юг. Судя по историческим сочинениям, которые читал Лоррин, в войне Народ Зерна всегда полагался на помощь и защиту Железного Народа, расплачиваясь за это зерном и прочими товарами, которые производят только оседлые земледельцы.

Значит, очень важно поддерживать людские личины на них с Реной. И еще это значит, что, когда пришельцы утратят свою прелесть новизны, они окажутся на положении бедных родственников. В конце концов, что они могут предложить? Зерна у них нет, воины из них никудышные.

Только способность приручать единорогов – но быки их не потерпят. Так что пользы от этого никакой. А от демонстрации прочих магических способностей будет больше вреда, чем пользы.

Жрецы, которые встретили «гостей», желали немедленно отвести их к верховному жрецу – и Лоррину ничего не оставалось, как согласиться, хотя он чуял, что здесь таится какой-то подвох. Его тревожило то, что он не может читать мысли этих людей, сколько ни старается. Юноша так привык читать мысли людей с той же легкостью, что и выражение их лиц, что сейчас чувствовал себя полуслепым. Интересно, неужто Рена все время испытывает нечто подобное? А обычные люди-рабы, не имеющие магических способностей? Лоррину стало их ужасно жалко.

Их провели в большой шатер-фургон, наполненный крепким ароматом благовоний. Занавеска опустилась, и сперва Лоррин подумал, что они остались одни. Но, когда его глаза привыкли к полумраку, он заметил, как в глубине шатра что-то шевельнулось.

– Я думаю, ты не то, чем кажешься, укротитель единорогов, – негромко произнес низкий насмешливый голос.

Лоррин вздрогнул.

– Я? – переспросил он с самым невинным видом. – Но как я могу быть чем-то другим?

Рена стиснула руку брата. Она нервничала оттого, что не понимала чужого языка, и от всего происходящего. Лоррин всматривался в темноту, пытаясь разглядеть говорящего. Плохо, что эти люди такие темнокожие: в этом полумраке их почти не видно.

Говорящий встал. Человеческая фигура отделилась от расплывчатого силуэта возвышения и двинулась вперед.

– Я говорю, что ты не то, чем кажешься, – продолжал низкий голос, – потому что кажешься ты одним из Народа Зерна, но под этой видимостью я прозреваю нечто иное.

Я назвал бы тебя зеленоглазым демоном, но две недели назад мне доставили еще четырех таких, как ты.

Высокий, крепко сбитый мужчина с коротко подстриженными, курчавыми, седыми волосами шагнул в луч света, падающего из дымового отверстия в крыше шатра, и остановился перед Лоррином, скрестив руки на груди. Он с вызовом взглянул в глаза Лоррину. Юноша окаменел.

– Так что лучше объясни, кто ты на самом деле, укротитель единорогов,

– потребовал человек. – Объясни, почему ты похож на четырех наших пленников, в то время как та, кого ты называешь сестрой, как две капли воды походит на двух других.

«Он знает, кто мы! Он видит сквозь личины! – в панике думал Лоррин. – О Предки, что же мне делать?» Ну что ж, выбора не оставалось. «Сказать правду? Другого выхода я не вижу…»

– Это очень длинная история… – осторожно начал Лоррин.

Человек – должно быть, это и был верховный жрец – впервые скупо улыбнулся.

– Ничего, времени у нас достаточно.

И Лоррин принялся рассказывать все с самого начала.

Жрец перебивал его лишь затем, чтобы задать вопрос. Вопросы всегда били в точку. К тому времени, как Лоррин закончил свой рассказ, луч света из дымового отверстия успел доползти до середины стенки шатра, а сам юноша охрип.

– Это, пожалуй, все, о чем стоит рассказывать, – закончил Лоррин. – Двое из тех, кого вы держите в плену, действительно эльфы, а остальные четверо – явно полукровки, как и я. Мне кажется, что волшебники и в самом деле должны быть заинтересованы в торговле с вами, как они и говорят. В борьбе против эльфов им годятся любые союзники.

– Интересно…

Жрец задумчиво погладил подбородок, глядя куда-то сквозь Лоррина.

– Я, пожалуй, склонен поверить тебе. Мне надо обдумать все то, что ты мне рассказал. Похоже, дела тут сильно переменились с тех пор, как мой народ бежал на юг.

Он снова посмотрел на Лоррина, и взгляд его был настолько острым, что юношу пробрала дрожь: ему еще никогда не приходилось встречаться со столь сильной личностью.

– Поддерживай ваши личины. Думаю, я единственный, кому удалось заглянуть сквозь них, потому что мне с самого начала не верилось, что вы те, за кого себя выдаете.

Остальные будут видеть в вас людей Зерна. Без моего приказа вас никто не тронет.

«Это именно то, что я ожидал услышать», – подумал Лоррин, содрогнувшись.

– Военному вождю вы неинтересны, – продолжал верховный жрец. – Народ Зерна никогда не отличался воинской доблестью. Так что скорее всего он предоставит разбираться с вами мне. Радуйтесь: если бы он заметил ваш обман, вам пришлось бы куда хуже, чем со мной. И я думаю, что твоя иллюзия не устояла бы перед его желанием поближе познакомиться с чужеземкой.

Вскинутые брови жреца недвусмысленно дали Лоррину понять, что тот имеет в виду. Юноша преисполнился страха и гнева. Жрец хмыкнул, видя, как он переменился в лице.

– Не бойся, мальчик, с моей стороны ей ничто не угрожает. Мне не нужен никто, кроме моей супруги. Оно и к лучшему. Если бы она не избрала меня, она скорее всего, сделалась бы мужеподобной и присоединилась к воинам.

И она не потерпела бы, чтобы я смотрел на сторону.

Жрец снова хмыкнул, как если бы сама эта мысль показалась ему смешной.

– Оставайтесь в жилище, в которое я вас поселю, пока я не решу, что с вами делать. Мне нужно побеседовать с духами предков и Первого Кузнеца.

Лоррин кивнул. Выбора-то все равно не было. Жрец подошел к выходу из шатра и отдал негромкий приказ.

Вошел другой жрец, помоложе. Он вывел «гостей» наружу и проводил в небольшой шатер, один среди многих таких же. Все люди, живущие в этих шатрах, были одеты так же, как и жрец, и носили такую же железную гривну с подвеской в виде языка пламени.

Шатер был достаточно скромным: несколько подушек, яркие одеяла, под дымовым отверстием – пустая жаровня.

Как только их оставили одних, Лоррин торопливо объяснил Рене все, что произошло. Он ожидал, что известие о разоблачении напугает сестру, но девушка внимательно выслушала его, не перебивая.

– Могло быть и хуже, – заметила она, когда Лоррин умолк. – Если он здешний жрец, он мог бы сильно укрепить свой престиж, разоблачив нас. А он этого не сделал – и не сделает, я думаю. Мне кажется, между ним и военным вождем идет нечто вроде борьбы за власть. Я думаю, жрец будет держать нас в резерве, чтобы потом использовать против этого человека.

Лоррин изумленно уставился на сестру: откуда в ней все это? Нет, это, конечно, логично.., более чем логично…

Но как она догадалась об этом так быстро?

Мысли она читать, быть может, и не умеет, но зато чужие лица для нее все равно что открытая книга.

– Любой политический шаг лорда Тилара отражался на нас с матерью, – сардонически пояснила Рена. – Так что мы очень быстро научились узнавать, как обстоят дела, по самым незаметным признакам. Нам просто некуда было деваться. Прежде чем говорить что-нибудь лестное о том, кто был его союзником на прошлой неделе, надо убедиться, что он по-прежнему союзник.

– А-а… – сказал Лоррин. Он не нашел, что еще сказать.

Но тут появилась женщина с корзинкой еды, избавившая Лоррина от необходимости продолжать разговор. В корзине был мягкий белый сыр, полоски сушеного мяса, жесткие, как сапог, и свежая вода. Увидев этот скудный обед, Рена нахмурилась.

– Похоже, эта еда мне надоест, и притом очень скоро, – заметила она, принимаясь жевать полоску мяса. – Может, лучше каждый день изменять с помощью магии пару горстей травы?

– Это точно, – согласился Лоррин, хотя про себя подумал, что после этой травы мясо и сыр – просто пища богов. В последние несколько дней ему уже начало казаться, что у него отрастают рога и копыта. Юноша широко зевнул. Он только теперь заметил, что жутко устал.

– Ну что, может, отдохнем, пока есть возможность?

Рена неудержимо зевнула в ответ.

– Я.., я даже не думала, что смогу заснуть в подобной ситуации. И все же…

– И все же надо выспаться. Оттого, что мы не будем спать, ситуация не изменится.

Лоррин взял полоску мяса и отважно вгрызся в нее.

– То же самое и насчет этой еды…

Но тут Рена отобрала у него мясо. Не успел Лоррин возмутиться, как сестра уже протянула ему мясо обратно.

– Может, так лучше будет?

Лоррин попробовал – и, к своему изумлению, обнаружил, что мясо сделалось мягким. Правда, на вкус оно все равно было как вяленое мясо без приправ, но зато теперь его можно было съесть, не сломав зубов.

– А я и не знал, что ты можешь творить такое не только с травой!

Рена только плечами пожала.

– Да я и сама узнала только что.

Лоррин почувствовал, как его брови поползли вверх.

Что ни день, то новый сюрприз! Теперь она опробовала свою магию на неживом – и обнаружила, что магия действует! Что-то будет через месяц?

Быть может, с ее помощью им удастся удрать от этих кочевников? После всего что было, Лоррин уже не сомневался в необычайных способностях своей сестры.

Немного подремав, Лоррин собрал все силы и наложил на Рену заклятие речи, пока их никто не видел. Это пришлось как нельзя кстати, потому что вскоре явился еще один молодой жрец, чтобы отвести их к верховному жрецу для нового допроса. На этот раз верховный жрец говорил не только с Лоррином, но и с Реной, так что вопросов им досталось примерно поровну.

Однако легче от этого не стало – по крайней мере, Лоррину. Юноша все боялся, как бы сестра не сболтнула лишнего, хотя и сам не знал, что будет лишним, а что нет.

Но жрец, который наконец сообщил, что его зовут Дириком, расспрашивал в основном о волшебниках.

В конце концов, после нескольких часов расспросов, Дирик их отпустил. Они вышли на улицу, окунувшись в ночную прохладу.

– Смотрите, ни с кем больше не разговаривайте, в особенности с пленниками! – сурово предостерег их жрец. – Если кто-то с вами заговорит, отвечайте вежливо, но на все вопросы говорите только, что Дирик запретил вам что-либо рассказывать. А в остальном вы свободны. Можете ходить по лагерю всюду, где захотите.

Он не стал предупреждать их, чтобы не пытались сбежать – это и так было очевидно. Как и то, что любые попытки использовать магию против Железного Народа будут бесполезны. По крайней мере, для Лоррина это было вполне очевидно. Мысли читать он уже пробовал. Если бы отсюда можно было сбежать с помощью магии, ни эльфов, ни четырех волшебников тут давно бы уже не было.

Они с Реной немного побродили по лагерю, просто разглядывая все вокруг. Никто их не останавливал, не задавал вопросов, ничего не запрещал. Люди держались вполне дружелюбно и охотно отвечали на все их вопросы.

Лоррин даже забыл о грозящей им опасности. Он еще никогда не видел, чтобы кто-то жил так, как эти кочевники.

Вся жизнь Железного Народа держалась на их стадах.

Питались кочевники в основном молоком и мясом. А то, что Лоррин принимал за овечью шерсть, на самом деле оказалось зимней шерстью скота, которую вычесывали по весне. Хотя эти люди называли себя Железным Народом, они с тем же правом могли бы назвать себя Кожаным Народом. Лоррин и не подозревал, что коже можно найти такое разнообразное применение. То, что он принимал за ткань, зачастую оказывалось тонко выделанной кожей, мягкой и податливой, как полотно, и искусно раскрашенной или вышитой.

Ткани у них тоже были, но, как Рена узнала от женщины, деловито перекрашивавшей старую юбку в котле, висящем над костром, все ткани были покупные.

– Мы уже много-много лун ни с кем не торговали, и новых тканей у нас нет, – печально сказала женщина, перемешивая краску оструганной палкой. – Мы ведь не бедняки, а между тем нам приходится чинить и штопать наряды, словно беднейшему из кланов! Беда, беда…

Брат с сестрой пошли дальше. Теплый вечерний ветерок нес им вслед резкий запах краски.

У следующего костра, к которому они подошли, расположились несколько воинов. Среди воинов была женщина, одетая почти так же, как и мужчины, в таком же доспехе. И воины обращались с ней, как с мужчиной. – Тут Лоррин узнал, кто такие «мужеподобные», о которых мимоходом упомянул Дирик. Эта женщина была как раз из таких.

Эти женщины давали обет не вступать в брак и не рожать детей, и присоединялись к воинам. Таких женщин было немного, и их зачастую было непросто отличить от юношей, поскольку мышцы у них были переразвиты от непрерывных боевых упражнений. В слове «мужеподобные» не было ничего оскорбительного – оно означало просто, что эти женщины подобны мужчинам.

Интересно, а «женоподобные» мужчины бывают? Когда Лоррин спросил об этом, ему ответили:

– Да, разумеется. Только вряд ли ты отличишь их от девушек.

Еще Лоррин узнал, что кузнецов в этом народе почитают не меньше, чем воинов, – хотя у них уже давно нет металла, который можно ковать, и весь народ очень сильно тревожится по этому поводу. В конце концов, их духовным покровителем был Первый Кузнец, который даровал людям огонь и умение ковать железо. И невозможность совершать кузнечные обряды беспокоила всех людей клана. Так что Железный Народ нуждался не только в новых тканях.

Женщины тоже могли быть кузнецами, как и мужчины, но женщины и мужчины изготовляли разные изделия.

Мужчины ковали в основном оружие и доспехи, а женщины – железные украшения, которые носили как женщины, так и мужчины. Мужские украшения были в основном утилитарны и вели свое происхождение от доспехов: запястья, гривны, головные обручи, пояса и ножные браслеты. А вот женские украшения были настоящим чудом.

Лоррину никогда еще не доводилось видеть ничего подобного. Тонкая филигрань была схожа с черным кружевом – любой эльфийский ювелир позавидует! Если бы эти утонченные и замысловатые ожерелья попали в эльфийские земли, они бы очень быстро вошли в моду не только у эльфийских дам, но и у их супругов…

Но тут их внимание привлекли доносящиеся издалека звуки музыки. Мелодия привела их к огромному шатру, и тут-то они поняли, зачем Железный Народ держит у себя двоих эльфов.

Когда первый шок миновал Лоррин, он вдоволь посмеялся про себя над теми, кто в другое время и в другой обстановке мог бы быть его врагом. Но вскоре юноша, как ни странно, ощутил жалость к пленникам. Оба эльфа казались скорее пародией на тех лордов, какими они, должно быть, были до плена. Теперь, даже если им как-то удастся вырваться на свободу, пути обратно для них нет. Эльфы их не примут. Их просто нельзя было не пожалеть.

Но когда они с Реной возвратились в свой шатер, Лоррину подумалось, что, возможно, скоро ему придется жалеть себя.

***

Для Кемана прибытие новых людей, про которых кочевники говорили, что они из Народа Зерна, было уже вторым сюрпризом за тот день. О первом он почему-то не рассказал даже Каламадеа: он не был уверен, что его открытие важно, и пока не решил, что с ним делать.

Дело в том, что у одного из вьючных животных, которые тащили на себе разнообразные грузы, обнаружилась драконья тень.