Текст книги "Как ограбить швейцарский банк"

4
Вино и треп

В этом углу Прованса в отпускную пору время иногда впадает в рассеянность. Послеобеденное солнце стоит недвижимо в небе, и перед глазами проходит одно старое лето за другим, они забираются в ставни или кружатся в пыли полутемной гостиной. И совсем нетрудно расслышать их жужжание в звуке проезжающего по улице мопеда.

Жан Сальвиати чутко внимал знакам летних времен, погребенных в прошлом. Возможно, потому, что летнего отдыха ему досталось немного. В течение года он жил в Швейцарии, а на каникулы отправлялся во Францию, к деду и бабке. Именно там он научился многим вещам, о которых можно сказать: ты осознал, что владел ими только после того, как их забыл.

– Хорошо тут, правда? – сказал Филиппо Корти.

– О да! – воскликнула его жена Анна. – Домой отсюда не хочется.

Сальвиати ограничился кивком. Было нечто в неспешных сумерках, что напоминало ему отца. Его отточенные жесты, тщательность в подготовке к делу. Когда он впервые пошел с ним грабить квартиру, дед с бабкой пару лет как умерли. Именно так, без драм, Жан Сальвиати оставил за плечами детство.

– Ну что, Жан, удалось тебе вылечить свою сосну? – спросил Филиппо.

– Скажем так, – ответил садовник, – я понял, что с ней не так.

– И что же?

– Там была… chenille, как это по-итальянски? Походный шелкопряд, думаю.

– Паразит?

– Типа того. Потом они превращаются в бабочек. Но прежде они днем сидят в своем шелковом гнезде. А каждую ночь выходят шеренгой поесть иголок на верхушке сосны.

– Да ладно!

Они сидели на балконе дома Корти, держа бокалы с красным вином. За горами, пониже, сверкал берег. Еще дальше было море. Но в это время суток его уже не различить, предметы теряли четкость очертаний.

– Потом они превращаются в бабочек, темных таких, с желтыми пятнышками, – говорил Сальвиати, куря трубку медленными затяжками. – Они еще и опасные: если их потрогать, жалят, как морские медузы.

– И сначала они едят иголки морских сосен? – спросила Анна.

– Это сосна Алеппо, но думаю, им все равно. Так или иначе, я купил дезинфицирующее средство.

– Но интересная это штука, что ночью они выходят есть, – заметил Филиппо – Точно как дикие звери.

– Или воры, – улыбнулась Анна.

Сальвиати и ухом не повел. Теперь он не чувствовал даже напряжения. В прошлом при таких словах у него внутри заработал бы сигнал тревоги. Но теперь он жил другой жизнью. Он вынул трубку изо рта и сказал:

– Ну да… как воры… днем спят, ночью идут на дело.

Корти были из кантона Тичино. Он работал преподавателем естественных наук, она – библиотекарем на полставки. Уже много лет они проводили отпуск в Провансе. Всегда снимали один и тот же дом, совсем близко от деревни, но уже на горе. Сальвиати любил ужинать у них, помимо прочего, из-за этого ощущения, что ты далеко от мира.

– Если подумать, – говорил тем временем Филиппо, вращая в руках бокал с вином, – в сущности, было бы неплохо пожить жизнью вора высшего класса. Вроде Кэри Гранта из «Поймать вора». Чудная вилла на Лазурном Берегу, красивые женщины, спортивные машины…

– Дом в Провансе у нас есть, – сказала его жена. – Только не говори мне, что тебе не хватает красивых женщин!

Филиппо улыбнулся. Он был худощав, лет сорока, с густой и вьющейся шевелюрой и такой же бородой.

– Может быть, мне не хватает ограблений. Наверно, здорово организовывать дело, подгадывать нужный момент, планировать бегство…

Сальвиати хорошо знал эту светскую игру. Вот так она и возникала обычно: летний вечер, время, которое надо чем-то заполнить, полет фантазии. Представь себе, что ты грабишь банк! И он, не говоря лишнего, включался в игру.

– Почему бы и нет? – приподнял он уголки губ. – Если хотите, можем попробовать.

– Я за! – ответил Филиппо.

– Продумаем приличное дельце, и вы сможете переехать сюда на весь год.

– Но сегодня такое уже не проходит, – возражала Анна. – В конце концов их всех ловят, даже тех, кому удается бежать с деньгами.

– Ну, не то чтобы всех, – сказал Филиппо. – Я вчера прочитал в газете историю Ронни Биггса, того, что в шестидесятые ограбил почтовый поезд и сбежал с… кажется, там было почти четыре миллиона фунтов! А тогда это была головокружительная сумма.

– И его так никогда и не поймали?

– Более или менее.

Филиппо обожал рассказывать истории, вычитанные в газетах. Он откинулся в маленьком кресле и стал дожидаться вопроса. Сальвиати с ним не замедлил:

– Более или менее? – спросил он. – В каком смысле?

– Их было шестнадцать, – сказал Филиппо, – и на подготовку дела у них ушло больше года. Главным был Рейнольдс. Он и Биггс познакомились в тюрьме, где они обнаружили, что у них много общего: любовь к джазу, к Хемингуэю и к Стейнбеку.

Сальвиати улыбнулся в темноте. Сколько раз он слышал рассказ о Великом Ограблении Поезда!

– …и вот, изменив цвет сигналов на семафоре, они сумели остановить поезд, – рассказывал Филиппо – Одни налетчики связали машиниста и кочегара, а другие отцепили заднюю часть поезда. Тепловоз поехал дальше вместе с вагоном, где были деньги. В километре с небольшим третья группа ждала обрубок поезда. Ну и дело с концом: они взяли деньги и сбежали.

– Куда? – спросил Сальвиати.

– Спрятались на ферме, которую прикупили перед тем, как идти на дело. Поделив добычу – пришлось почти по двести тысяч фунтов на брата, – они все сбежали и укрылись в Лондоне.

Филиппо замолчал, все замолчали. Они умиротворенно вдыхали теплый воздух провансальской ночи и гнались за мечтой о миллионном ограблении. Но Сальвиати решил разрушить чары и спросил:

– Ну а потом?

– Они допустили ошибку. – Филиппо вздохнул. – Член банды, который должен был поджечь ферму, положил в карман свою долю и смылся, оставив все, как есть, со всеми отпечатками пальцев. Отпечатки Биггса обнаружили на игре «Монополия».

– Значит, верно, что в конце концов их всегда ловят, – сказала Анна.

– Похоже на то… – заметил Сальвиати.

– Как бы не так, погодите! – воскликнул Филиппо. – Личности некоторых членов банды вообще никогда не были установлены: они наслаждались богатством и не знали забот. А Биггса поймали, но ему удалось сбежать из особо охраняемой тюрьмы по веревочной лестнице, только подумайте, и он удрал в Южную Америку.

– И английская полиция так его и не нашла?

– Еще как нашла! Он себя вовсю рекламировал, пел с рок-группами, путешествовал, заводил детей. Но с Бразилией не было договора об экстрадиции, так что его никак не могли схватить.

– А теперь? – тихо спросил Сальвиати.

– Теперь он в тюрьме.

– А-а.

– Вернулся в Англию, чтоб его полечили: ему почти восемьдесят, и он дышит на ладан. Вы только представьте себе: сорок лет человек скрывался от правосудия!

– И все-таки его поймали, – сказал Сальвиати.

– Ну, он дал себя поймать. И продал свою историю таблоидам. Но как знать, скольким ворам удается провернуть дело и исчезнуть…

– У нас получится! – воскликнула Анна. – Мы разработаем безупречный план! Нужно только хорошенько изучить расписание поездов…

– Да, но как мы остановим поезд?

– А мы не будем его останавливать: выбросим мешки с деньгами из окна!

– И кто-нибудь будет наготове, чтобы их подобрать!

– Но охрана?

– Достаточно заменить мешки заранее, когда их грузят в поезд.

– Будь у нас форма железнодорожника…

– А почему не полицейская? Тогда можем войти в вагон с деньгами.

– А у тебя, Жан, есть какие-нибудь идеи? – спросила Анна.

Сальвиати улыбнулся. Глаза Анны блестели в темноте. Довольно самой малости, думал он, самой малости…

– О, я слабоват в этих вещах, – сказал он, поднося спичку к трубке. – Вряд ли я мог бы вам помочь.

– Найдем роль и для тебя, – сказал Филиппо.

– Я буду мозгом банды! – воскликнула Анна. – Ты, Филиппо, займешься расписаниями и распределением времени, ты ведь знаешь, что я не пунктуальна. А ты, Жан, мог бы собирать информацию. Ну, там, спрашивать, как на вокзале организованы смены, и так далее.

– Отлично, – пробормотал Сальвиати.

– Надо сохранять хладнокровие и быть готовыми ко всему, – заметил Филиппо.

– Нда! – Сальвиати покачал головой. – Нет у меня способностей к ограблениям…

– Да мы тебя научим! – улыбнулась Анна. – Мы как Бонни и Клайд!

– Нет, вы ее послушайте! – воскликнул Филиппо. – Она говорит так, будто всю молодость только и грабила банки!

Все трое засмеялись, причем и смех Сальвиати был неподдельным. Смех садовника со старой провансальской виллы. А вдали, над морем, луна окрашивала ночь, глубокую и полную цикад, ароматов. Время от времени ветер легонько теребил листву в саду и замирал на балконе.

– Хорошо здесь, правда? – снова сказала Анна. Ее муж кивнул. Сальвиати выпустил дым и сказал:

– В самом деле, прекрасный вечер.

Позднее, возвращаясь домой на своем старом скутере, Сальвиати вспоминал о трепе на балконе. Светская игра всегда завершалась возвращением к безмятежности, к отпускному ритму.

К счастью. Если бы все, мечтающие совершить ограбление, исполняли свою мечту, никаких тюрем не хватило бы. Сальвиати их покинул и был этому очень рад. В общей сложности он отсидел почти десять лет. Деньги ушли быстро, вместе с любовью к риску. И еще ушел тот дух приключения, который предшествовал ограблению, и та ленивая удовлетворенность, которая за ним следовала.

Сальвиати ехал сквозь теплую ночь, напоенную прихотями и запахами, быстро двигаясь по слабо освещенным улицам. В какой-то момент, спускаясь с холма, он подумал о дочери. Позднее он спрашивал себя, не было ли это предвидением. Если дочь страстно увлекалась игрой, разве не он был в этом виноват? Разве не он передал ей этот вкус к азарту, к неожиданному выпаду?

Ответа он себе так и не дал, потому что, едва добравшись до дома, был вынужден перейти к действиям.

Сальвиати жил в доме на краю парка. Это была солидная постройка, с толстыми стенами, небольшая, но хорошо расположенная: рядом был родник, который давал свежую воду круглый год. Поставив скутер, он зажег фонарь на веранде и зашел в холл. Письмо лежало на полу, под дверью. Сальвиати подумал, что его принес Жильбер, подсобный рабочий, который время от времени помогал ему в саду.

Сальвиати вошел на кухню. Аппетит у него еще остался: он съел ломоть хлеба и немного сыра. Потом выпил глоток воды и наконец раскрыл конверт. В этот миг все смешалось: годы ограблений, раскаяние, небо Прованса, мысль о дочери и то, что партия еще не окончена. Нет, он еще не мог выйти из игры.

Жан Сальвиати,

у меня есть проект, который тебя заинтересует. Знаю, что ты хотел бы мне отказать. Но поскольку Лина у меня в гостях на неопределенное время, думаю, ты мог бы взглянуть на это дело иначе.

Отвечай мне на почтовый ящик 4980, 6900 Лугано. И приложи это мое письмо к своему ответу.

С уважением,

Лука.

Лука Форстер. Скупые фразы, никаких подробностей. Но Сальвиати ничего больше и не было нужно. Партия продолжается, вот и все. И ему надо будет просить госпожу Августину о разрешении на отлучку.

5
Возвращение в Лугано

Кто-то сказал, что места обладают собственной памятью.

Но Сальвиати с этим был не согласен. Память – в людях, в их глазах. Или в их вещах. Квартира Лины была маленькой, и в ней пахло затхлостью. Неубранная постель, пакет молока на кухонном столе, одеяло в желто-красную шахматную клетку на диване. Бокалы, оставленные на стеклянном столике в гостиной.

Диск Джона Колтрейна, книга о медитации, видеодиск с Хью Грантом, оставленный на ковре, перед телевизором. Сальвиати медленно обводил взглядом квартиру, ища что-нибудь необычное, что-нибудь не на месте.

Но перед ним был обычный беспорядок. Ничего особенного.

Много бумажек на письменном столе. Счета на оплату, визитные карточки и программки кинофильмов или концертов. Денег – никаких, кроме двадцати франков в ящике тумбочки.

Сальвиати сел за кухонный стол. В квартире не было ни следов борьбы, ни даже следов добровольного отъезда. Правда, молоко было просроченное. И герань на балконе подвяла. Лина не собиралась отлучаться надолго.

Так значит, Лука Форстер причинил ей зло?

Не будем перескакивать к выводам, подумал Сальвиати, выходя из квартиры. Он принес с собой инструменты, чтобы туда проникнуть, но дверь не была заперта на ключ. Он не стал запирать ее и вернулся на улицу. В подъезде не было ни домофона, ни консьержа. Чтобы войти, Сальвиати пристроился к жиличке, увешанной пакетами из супермаркета, поздоровавшись с ней и помогая ей зайти в лифт.

Он шел по улице, идущей вдоль Кассарате.[11]11
  Река, впадает в озеро Лугано.


[Закрыть] Уже много лет он не заглядывал в итальянскую Швейцарию. Но, шагая, он узнавал улицы, запах города. Стало больше автомобилей, больше иностранных акцентов и лиц. Включая мое, подумал он. Остановился посмотреть на реку. Красный мяч упал под маленький водопад. Приток и отток воды держали мяч недвижимо в одной точке.

Сальвиати это зрелище почти загипнотизировало. Он не отрываясь глядел на мяч, пока голова не освободилась от всех мыслей.

Потом присел выпить пива на балконе ресторана, в нескольких метрах от Кассарате. Теперь все было довольно ясно: Форстер – хозяин положения. И Сальвиати, пока не поймет, где Лина, вынужден плясать под чужую дудку.

День был теплый, над асфальтом стлалась влага. На парковке у Павильона Конца[12]12
  Выставочный комплекс в Лугано.


[Закрыть] солнце полыхало на полированном металле автомобилей.

Сальвиати пересек перекресток в конце улицы Кассарате и двинулся пешком к центру. Он ответил на письмо Форстера, написав ему просто: «Я в Лугано». И Форстер назначил ему встречу этим вечером в шесть, в квартире в Парадизо.[13]13
  Пригород Лугано.


[Закрыть]

Когда Сальвиати дошел до центра, было четыре. Он заметил, что построили новый автобусный вокзал. Современная штуковина, пластик и геометрия. Глянул на расписание и разработал маршрут, такой, что привел бы его в Парадизо к пяти. Потом скрасил ожидание прогулкой по центральным пешеходным улицам. Он пытался успокоиться. На улицах народу было немного. Несколько светловолосых туристов, несколько пар с мороженым. Вьетнамки Бермуды. Солнечные очки Дети и самокаты. Потные служащие, галстук – как поводок.

Позднее, подойдя к дому, указанному Форстером, Сальвиати был по-прежнему спокоен, не обременен мыслями. Он обрел нужное состояние души, когда чувства настороже, а эмоции под контролем.

Дом был на холме и смотрел на озеро. Сальвиати прошел по мосткам, подвешенным над садом с гиперикумом и полиантовыми розами. Дверь квартиры распахнулась незамедлительно. Сальвиати узнал обезьяноподобное лицо Элтона. Приветливо с ним поздоровался. В другой жизни они вместе работали по скупке и хранению краденого.

– Господин Сальвиати, рад снова видеть вас, – сказал Элтон. – Замечаю, что вы пришли заранее.

– Да.

– Пойду посмотреть, готов ли господин Форстер к…

– Скажи ему, пусть заходит! – донесся крик Форстера из глубин квартиры.

В кабинете было три безупречно белых стены. Четвертая, полностью застекленная, выходила на озеро. Солнце заставляло щуриться, но казалось почти ненастоящим из-за кондиционированного воздуха, который остужал квартиру.

– Сальвиати, – сказал Форстер. – Давненько не виделись.

Это был осанистый мужчина с черными как смоль волосами и парой усов, которые придавали ему барский вид. Пополнел, подумал Сальвиати.

– Ты похудел, – заметил Форстер, когда они пожимали друг другу руки.

Хотя они почти не отличались по возрасту, виски у Сальвиати подернулись сединой, и он был как будто несколькими годами старше.

– Что там за история с моей дочерью?

– Садись, поговорим об этом. – Форстер обозначил улыбку, не разжимая губ. Голос у него был приятный, совершенно бесстрастный.

В комнате стояли только стол и два стула. Никаких вещей, никаких безделушек. На поверхности стола – стопка чистых листов, карандаш, авторучка. Сальвиати сел и повторил:

– Что за история с моей дочерью?

– Знаю, ты отошел от дел, – сказал Форстер. Сальвиати в ответ только посмотрел на него. – Тебе известно, что твоя дочь мне задолжала… Элтон?

Элтон стоял у двери Перед тем как заговорить, он сделал шаг вперед, чтобы войти в поле зрения Сальвиати:

– Двести двадцать три тысячи франков, мне кажется, если без процентов.

– Поездки, – пояснил Форстер, – азартные игры, гостиницы, казино и…

– Форстер, – сказал Сальвиати. Форстер поднял руку.

– Подхожу к главному. Темнить нет смысла. Так или иначе, мы с тобой славно поработали в свое время. Помнишь?

Сальвиати не сказал ничего. Он прикрыл веки, будто вот-вот уснет. Но Форстер знал его хорошо и поспешил продолжить:

– На сей раз мне сообщают, что можно двинуть неплохое дело, но, чтобы организовать его, мне не хватает инвентаря. А вот у тебя он есть. Так что делаешь для нас работу, и мы ликвидируем долг твоей дочери. Лады?

– Где моя дочь?

– Этого я тебе не могу сказать.

– Что вы с ней сделали?

– Ничего. Скажем так: я подержу ее у себя в качестве гостьи, пока мы не провернем нашу операцию.

– А если я пойду в полицию? – Тут уже Форстер решил помолчать. Немного погодя Сальвиати сказал: – Ты сволочь.

– Знаю. Но мне нужны эти деньги.

– Какие у меня будут гарантии?

– Мы же деловые люди. Я хочу только деньги.

– А если Лина заявит на тебя в полицию, когда освободится?

– Мы с тобой хорошо знаем, что она этого не сделает.

– Ты не можешь быть уверен, что мне удастся сделать то, что ты хочешь от меня.

– Не могу. Но ты попробуй. Слушай, Сальвиати, я не собираюсь тебя накалывать. И даже вот что: сумма такая, что ты и заработаешь на этом, кроме того, что…

– Пошел на… – пробормотал Сальвиати, словно о погоде высказался.

Форстер наклонил голову, извиняясь. Потом схватил авторучку со стола и стал ее тщательно изучать.

– В любом случае, – сказал он наконец, – план превосходный. Этим делом занимается Элтон, который держит связь с человеком, подавшим идею. Прежний Сальвиати не колебался бы.

– Прежний Сальвиати не работал с чужими планами. Даже если его шантажировали.

– План сможешь разработать сам. Мы дадим тебе исходные данные.

– А что вы хотите, чтобы я сделал?

– Ты должен украсть десять миллионов франков в «Юнкер-банке».

Молчание. Форстер поднял глаза, отложив авторучку. Сальвиати пристально на него посмотрел. Мигнул.

– Десять миллионов франков… – пробормотал он. – Десять. Миллионов. У «Юнкера». Вот она, значит, твоя идея. Для этого ты забрал мою дочь.

– Слушай, Сальвиати, это задача выполнимая. Мой информатор…

– Пожалуйста, – Сальвиати поднял руки. – Пожалуйста, ничего больше не говори.

– Но…

– Хватит!

Молчание. Сальвиати закрыл глаза. И с каждой минутой он все отчетливее понимал, что выхода у него нет.

6
Вдали от глаз мира

Этот человек работал в фирме, создающей системы безопасности для банков и кассовых аппаратов. Маттео помнил его хорошо. Помнил его глаза, влажные и умные, помнил его привычку причесываться при виде своего отражения в зеркале.

– Думаю, сегодня мы усваиваем новую концепцию, – говорил он всегда, – а именно банк как жизненный опыт.

Банк как жизненный опыт? А почему бы и нет? Зависит от точки зрения…

Тот учебный семинар для сотрудников службы безопасности оказался более полезным, чем предполагалось. Во-первых, Маттео понял, что сфера security[14]14
  Безопасность (англ.).


[Закрыть] и охраны не для него. А во-вторых, он обзавелся несколькими ценными знакомствами.

Маттео Марелли никогда и не мечтал ограбить банк, обычно он занимался мелким жульничеством. Но он был не против замахнуться на масштабное дело. Поэтому он пил пиво в пабе «Клейтон» в Виганелло с Жаном Сальвиати.

– Я не могу вам помочь, – говорил Сальвиати, – я никого больше не знаю.

– Но вы должны мне помочь, – отозвался Маттео. Сальвиати испепелил его взглядом.

– В конце концов, вы не пожалеете, – продолжал Маттео. – Так или иначе…

– Довольно. Скажите, что вы хотите от меня. Маттео был в восхищении. Этот старик сидел перед ним, обожженный солнцем и прочный, как дуб, не уступая ни на секунду искушению оскорбить его или надавать ему по морде. И в то же время он производил впечатление очень горячего человека. Но ведь хороший вор таким и должен быть, разве нет?

– Все очень просто, господин Сальвиати. У меня много друзей в этих кругах, и мне удается получить немало сведений. Но я не в состоянии извлечь из них пользу, а вы это можете.

– Я работаю садовником.

– Ладно вам, господин Сальвиати… Молчание. Сальвиати вытащил трубку и начал набивать ее табаком.

– Расскажите, что вам от меня надо.

– Только смотрите, в общественных местах курить нельзя.

– Я не курю. Набиваю трубку.

– Понимаю.

Лучше не противоречить старику, подумал Маттео. Поставил кружку с пивом перед собой и передвинулся к краю стола, понижая голос.

– Мы не хотим брать крупное отделение «Юнкера», в Цюрихе или в Лугано. Там это было бы невозможно, ну, или, по крайней мере, очень рискованно. – Он умолк на мгновение, ожидая комментариев. Но Сальвиати никак не реагировал, только уминал табак в топке трубки. «Клейтон» был заведением темным и шумным. Они сидели рядом с бильярдным столом, у окна на улицу. – Если мы выберем мелкое отделение, это позволит нам… Что вы сказали?

– Десять миллионов, – пробормотал Сальвиати. – Вы хотите взять десять миллионов франков в мелком отделении?

– В том-то вся и штука! Я узнал, что будет денежный перевод. В «Юнкер» только что пришел ценный консультант, private banker,[15]15
  Частный банкир (англ.).


[Закрыть] который приведет с собой своих клиентов. Естественно, это такие клиенты, которые перемещают большую наличность. Есть промышленник из Северной Италии…

– Промышленник?

– Ну, скажем, деловой человек, что бы мы ни понимали под словом «дела». Не желая расставаться со своим доверенным консультантом, промышленник покинул банк, где он был раньше, и решил перебросить ценные бумаги и деньги в «Юнкер».

На бильярдном столе, еще из тех, которыми можно пользоваться, опустив в щель монету, шла партия. Один из игроков громко смеялся, его смех подминал под себя голоса других и время от времени долетал до их стола.

– Деньги имеют неясное происхождение. Обычно банк не может прикарманить их подобным образом. Но в «Юнкере», знаете, как это бывает, проверки не всегда чересчур строгие. Они там хотят поскорее вырасти и готовы идти на риск. А к тому же, слышите, Сальвиати, мы сами выберем отделение, куда придут деньги!

Сальвиати озабоченно разглядывал свою трубку. Однако при этих словах он поднял глаза, не скрывая изумления:

– Можем выбрать? Это как?

– Там будет целый ряд переводов, этот клиент стоит гораздо больше ста миллионов. Как правило, это наличные, евро и франки, их доставляют в разные филиалы «Юнкера»: каждый раз – на сумму от пяти до десяти миллионов франков. Нам достаточно выбрать подходящее место, хапнуть деньги и свалить. Все просто.

Молчание. Сальвиати положил свою трубку на стол.

– Просто, да?

– Конечно! Мы сможем подготовиться заранее, так, чтобы…

– Гениально, не правда ли?

– Да. Дело в том, что…

Маттео почувствовал, что слова застревают у него в горле. Молчание заполнялось взрывами смеха, доносившимися от бильярдного стола.

– Слушайте, Марелли. Я вынужден сохранять терпение, хотя никогда не был в этом силен. Я уступаю шантажу, вам это известно. Но решаю все я, ясно?

– Я… но разумеется. Я хотел только…

– Дайте мне всю информацию, какая у вас есть. Я сяду, изучу вопрос. Потом свяжусь с этим ублюдком Форстером, и тогда посмотрим, что можно сделать.

– Согласен. Но…

– Но сейчас, прежде чем начинать что бы то ни было, я хочу поговорить с дочерью.

– Сейчас?

– Вы меня слышали.

– Но это невозможно! Я не знаю, где ее держат, я ничего не знаю!

Сальвиати привстал, оперся о стол и наклонился к Маттео.

– Вы что, действительно предполагаете, что я вам украду десять миллионов франков, даже не поговорив сначала с дочерью?

– Ну конечно, нет! Обещаю устроить разговор. Завтра рано утром она вам позвонит. Нагель[16]16
  «Нагель» (Natel) – термин, используемый исключительно в Швейцарии и в Лихтенштейне для обозначения сотовых телефонов.


[Закрыть] есть у вас?

– На… что?

– Ну, мобильный, сотовый?

– Купил тут какой-то. – Сальвиати порылся в одном кармане, потом в другом, затем пощупал карманы рубашки. – Но куда…

В конце концов он нашел телефон в табачном кисете. Панель была красно-белая.

– Мне еще дали карточку с номером, – сказал Сальвиати. – Но я не хочу, чтобы мне звонили не с чистого номера.

– Я тоже умею делать свою работу, господин Сальвиати.

Они обменялись номерами телефона чуть ли не тайком, как подростки, и Маттео, оплатив счет, сказал:

– Теперь пойду. Не собираетесь ли, случайно, проследить за мной? Предупреждаю вас, что это бесполезно. Я предусмотрел…

– Да пошли вы к черту и оставьте меня в покое! Сальвиати заказал еще пива и остался в полумраке «Клейтона», окруженный гомоном, сухим стуком бильярдных шаров. А Маттео, едва выйдя на улицу вздохнул с облегчением.

Виганелло – городок, состоящий из горстки идущих в гору улиц, горстки фонарей и нескольких баров на углах улиц. Большинство заведений выставило столики на тротуар. Маттео шагал быстро. Время от времени он оборачивался, только чтобы убедиться, что никто за ним не следит.

Сумеет ли Сальвиати сохранить спокойствие? Маттео сделал вид, что завязывает шнурок на ботинке у «Еды на вынос». Если Сальвиати меня выследит, думал он, все пойдет к чертям собачьим. Но улица была пустынной. Маттео свернул направо и зашагал к верхней части Виганелло, где он оставил машину.

За рулем он думал о десяти миллионах «Юнкер-банка». Это была громадная сумма! Даже если учесть дележ с Форстером, даже если вычесть расходы. Он поехал по автостраде на север. Теперь только повнимательнее, чтобы не допускать ошибок. Сальвиати в свое время был большой мастер, но техника с тех пор ушла далеко вперед, как-то он теперь справится?

Было пол-одиннадцатого вечера. Маттео предстоял долгий путь: от огней Лугано до темных тропок долины Бавона. Он съехал с автострады в Беллинцоне, двинулся по кантональному шоссе на Локарно и проследовал к долине Маджа. Когда он добрался до Сонлерто, было уже без малого двенадцать ночи. По-прежнему погруженный в свои мысли, он пошел по тропинке в зарослях колючего кустарника. Кинув взгляд повыше, он увидел свет на горе.

Хорошо, подумал он, Лина еще не спит.

Выше сельского дома не было больше ничего. Это была последняя обитаемая точка в одной из самых малолюдных долин кантона Тичино. Маттео освещал едва заметную тропку фонариком. Потом и всякий след ее потерялся. Маттео пришлось пробираться сквозь лес.

Горное пастбище Корой было заброшено уже много лет. Природа отвоевывала землю, и дом подвергался зеленой осаде со всех сторон. Такой настойчивой, что снизу, если не горел газовый светильник над дверью, жилье было практически невозможно увидеть. Чтобы найти его, нужно было знать, где оно находится.

Мысль поместить сюда Лину принадлежала Форстеру, который оснастил этот дом всем необходимым – на всякий случай. Маттео предпочитал не думать, для каких целей Форстер использовал его прежде. Тот боялся, что Лина передумает: он приказал Маттео не терять ее из вида. Сначала он хотел приставить к ней другого сторожа. К счастью, Маттео удалось разубедить его, под тем предлогом, что Лина чувствовала бы себя не в своей тарелке.

– Где ты был?

– Виделся с Жаном Сальвиати.

Лина сидела с книгой перед огнем. Она была в свитере и джинсах. В каштановых волосах, распущенных по плечам, отражался свет. Услышав об отце, она вскинула голову. Маттео подробно рассказал ей о встрече.

– Но как он отреагировал? – спросила она, выслушав Маттео. – Обо мне не спрашивал?

– Я сказал ему, что ты в порядке. Лина огляделась.

– Ну, раз ты сказал…

Особым комфортом дом не отличался. Каменный пол, деревянный стол, несколько стульев, пара раскладушек и дровяная печь. В комнатке, приспособленной под санузел, со стенами из гипсокартона – умывальник и унитаз.

– А он-то что говорил? Когда грабить будем?

– Все хорошо. – Маттео снял ветровку и подошел к печке, потирая руки. – Все в порядке.

– Что значит «все хорошо»? Нам тут еще долго придется пробыть?

– Ну, пусть для нас это будет что-то вроде отпуска, – улыбнулся Маттео. – Как тебе это, маленький отпуск?

– Хорошо, называй это отпуском! Но отец ничего не сказал тебе обо мне?

– Он хочет поговорить с тобой по телефону.

– По телефону? И что же я ему скажу?

– Спокойно. – Маттео положил ей руку на колено. – Волноваться не о чем. На днях ты ему позвонишь и сообщишь, что все у тебя хорошо.

– Но как мне это сделать? Придется ведь наврать ему с три короба!

– Ты не должна…

– Мой отец не дурак, знаешь?

– Тебе не нужно говорить много. Скажи ему пару фраз, и хватит.

– Но я так ни за что не смогу! Он тут же почувствует, что…

– Лина, – Маттео посмотрел ей в глаза. – Ты в наш замысел веришь?

Пламя в печке было единственным звуком, единственным движением в темной комнате, которая пахла деревом.

– Я боюсь.

– Это нормально.

– Мы тут отделены от всего, отрезаны от мира…

– Мы вдали от глаз мира, Лина. Наедине с нашими мечтами.

– Здесь не над чем смеяться.

– А я серьезно.

– Тут ставка крупная, Маттео, тут банк надо грабить! И все это замешано на обмане, и обманутый – мой отец.

– Я знаю, Лина, это сложно. Но знаешь что? Это наш шанс, и мы должны им воспользоваться.

– Ну, пока что мы здесь, в халупе Форстера, взаперти.

– Как же так получилось, что ты ему задолжала? Маттео говорил с ней тихим, монотонным голосом. Ответы приходили как часть внутреннего монолога Лины; казалось, что там, возле печки, она одна, разговаривает сама с собой.

– Тут мало что скажешь. – Она поправила волосы за плечами, не отрывая глаз от огня. – Я ничего не умела делать. У меня есть диплом секретарши, и я работала в адвокатской конторе в Ницце, но мне было скучно.

– А отец чем занимался?

– Поначалу он был еще при делах. У меня ушли годы на то, чтобы это понять. Он был всегда далеко, всегда вот-вот приедет или вот-вот уедет.

– Он ничего тебе не рассказывал?

– Когда я поняла, что он вор, мне казалось, что это из области фантастики. По мне, это было здорово, я не думала ни про риск, ни про закон. Из-за этого я ощущала себя, как бы сказать… особенной.

– Как особенной?

– Не знаю… это давало мне чувство свободы, было чем-то вроде тайной игры, нашим с отцом секретом. Естественно, я просила его брать меня с собой, учить. Но он всегда отказывался.

– Пока не бросил всё…

– Ради работы садовником! Ну, где это видано? В пятьдесят лет! И он забрался в эту сельскую глушь…

– Но ты-то нет.

– Я – нет. Я осталась в Ницце. И попыталась познакомиться с его старыми друзьями. Ну и там – мужчины, вечера за игрой. Сорила деньгами. У Форстера куча интересов на юге Франции. Я с ним познакомилась. Я была дочерью своего отца. И к тому же…

Молчание.

– И к тому же? – пробормотал Маттео.

– Но это скучная история. Молчание. Маттео сказал:

– Моя тоже такая. Поэтому мы должны гнуть свою линию, понимаешь?

– Да. Я… я не из таких, кто сдает назад.

– Знаю.

Он погладил ее по волосам, медленно, завораживающе. Она продолжала смотреть в огонь, и он ей улыбнулся. Тогда Лина подняла глаза и улыбнулась в ответ. Тени играли на их лицах. Время от времени ветер задувал в каминную трубу, вздымая тучи искр и немного золы, а потом стихал.