Текст книги "Как ограбить швейцарский банк"

13
Когда заканчивается свобода

Контини бросил плотики в ручей. Один за другим их подхватывали струи и водовороты Трезальти, и, сталкиваясь с камнями, они начали спуск.

Недалеко от дома Контини, чуть пониже, ручей образовывал небольшой бассейн. Не всем плотикам было суждено добраться сюда целыми и невредимыми. Некоторые потеряются по пути, сев на мель или застряв в камнях. Контини строил плотики из дерева, гвоздей и шпагата. Потом кидал несколько штук в ручей Трезальти и считал, сколько из них достигнут сборного бассейна. Из всего этого он извлекал предзнаменования и приметы.

Причуда, суеверие? Контини не задавался такими вопросами. Для него это было приятным времяпрепровождением. Не более смешным, чем игра в гольф, не более бесполезным, чем коллекционирование марок.

В тот день он бросил пять плотиков в воду, думая, что скоро ему придется объяснить Франческе всю эту историю с ограблением. В последние дни они виделись мало. Франческа уезжала на несколько дней в Милан: она только что закончила филологический факультет и еще не рассталась с квартирой в районе университета. Но осенью она собиралась вернуться в Тичино и поискать место преподавателя.

Спустив на воду плотики, он вернулся домой. Шли первые утренние часы, но на юге, со стороны долины, уже поднималось знойное марево.

Контини и Франческа были вместе уже несколько лет, и их роман знал взлеты и падения. Может быть, потому, что ремесло детектива не помогает созиданию отношений между мужчиной и женщиной. Да и грабить банки не помогает, подумал он, наполняя миску серого кота.

Но ты взялся за гуж, Контини, не говори, что не дюж. Он перевел взгляд вниз, на кота. Осторожно, не особо-то остроумничай. Что поделать, ты ведь знаешь, что для котов без воровства нет жизни… Сыщик, ты делаешь шаг вперед! Кот начал есть, мурлыча.

Шаг вперед? Контини в этом сомневался. Кто-то считает, что ограбление банка это борьба с системой. Или, может быть, прорыв в жизни, отстаивание свободы. Но ему так не казалось. Для него свобода была не бегством и не разрывом, а возможностью искать и находить.

Гостиная была завалена вещами. Чтобы добраться до телефона, Контини пришлось отодвинуть фиолетовую велосипедную раму, большую карту мира и терракотового орангутана. Потом он снял трубку и улегся в гамак у окна. Голос Франчески ответил после первого гудка.

– Алло.

– Контини.

– О, Контини, привет! – воскликнула Франческа. – Что поделываешь сегодня, дома сидишь?

– Работаю, помогаю тому другу, с которым ты познакомилась позавчера вечером.

– А, да.

Контини слегка улыбнулся. Франческа научилась не болтать лишнего по телефону. Но он ей все расскажет, когда они увидятся. В тот день он запланировал встречу в Локарно – с кем-то, кто знал еще кого-то, кто говорил, что на днях видел Марелли. Ладно, придется пойти на это проклятое ограбление. Но приглядывать за Марелли, как подсказывал Контини инстинкт, в любом случае – дело нужное.

– Ты в Локарно? – спросил он у Франчески.

– Да, навожу у себя порядок.

– Может, загляну.

– Пообедаешь у меня?

Франческа жила в Локарно. Временами она перебиралась к Контини, но иногда предпочитала дать ему возможность повариться в собственном соку. Контини принял приглашение: они договорились встретиться на Пьяцца Гранде в половине первого.

Закончив разговор, Франческа посмотрела вокруг. Квартира напоминала поле боя. Картонные коробки с книгами, нагроможденные повсюду. Так всегда бывает, когда вещи из двух домов стекаются в один.

На кухне имелись пара пакетов макарон, помидоры, цветная капуста, морковь, салат и немного сыра. Обед она соберет, так или этак. То, что она жила немножко в Милане, немножко в Локарно и немножко в Корвеско, время от времени заставляло ее чувствовать себя кочевницей. Правда, все перемещения охватывали несколько десятков километров.

Но теперь с Миланом покончено, подумала она, собирая в кучу кухонные принадлежности, перед тем как поместить их в буфет. Она вытерла пот со лба. На ней были только шорты и футболка, и все-таки она потела. К концу августа самая раскаленная пора уже миновала, но Локарно, изнуренный кинофестивалем и наплывом туристов, еще плавился в череде жарких дней.

Освободив стол, она откопала скатерть в глубине платяного шкафа. Наконец квартира снова приобрела человеческий облик. Она накрыла на двоих. Потом задвинула огромные коробки в угол гостиной. Приняла душ и надела легкое светло-желтое платье с коротким рукавом, длиной до колена.

Пальмы на берегу озера выглядели слегка умиротворенно, как будто подозревали, что не за горами осень. Но ватаги туристов еще роились по улицам центра. После площади Дзордзи Франческа поехала короткой дорогой через улицу Панелле и улицу Галлинацца. Ей нравилось подъезжать к Пьяцца Гранде сверху, пробираться через переплетение улочек, напоминавших ей кулисы какого-нибудь крупного театра, с их суетой и весельем.

Приоткрытые подъезды и тихие внутренние дворы, едва оживляемые струйкой воды из фонтана. Магазины безделушек и этнических товаров, рестораны, которым удавалось пристроить столик даже под водосточным желобом. Углы улиц с приманками для туристов и ювелирные лавки, расположившиеся под портиками. Франческе нравилось любопытствовать, прислушиваясь к обрывкам разговоров и воруя ракурсы повседневной жизни. Возможно, она тоже, как Контини, любила всюду совать нос. Возможно, поэтому они и ладили.

Она спустилась по улице Маркаччи. Контини ждал ее в баре, что сбоку от муниципалитета. Или, точнее, был занят беседой с каким-то незнакомым ей типом. Франческа подождала, пока он закончит разговор, потом подошла к Контини сзади.

– У вас свободно?

– Может быть, – ответил он, не оборачиваясь. – А вы свободны?

Франческа улыбнулась и нагнулась поцеловать его, прежде чем сесть. Контини знаком подозвал официанта.

– С кем это ты говорил? – спросила она.

– С приятелем Маттео Марелли, – отозвался Контини. – Ты что будешь?

Они заказали четверть литра розового мерло. Перед ними Пьяцца Гранде блестела на солнце. Это была не столько площадь, сколько пляж, громадная пробоина в сердце города. И обитатели Локарно, гадая, что с ней делать, приспосабливали ее то под парковку, то под кинозал, то под каток. Пока они ждали вино, Франческа спросила:

– Так ты нашел его, этого Марелли?

– Пока нет. Но тот, с кем я говорил, работал с ним и хорошо его знает.

– И ему известно, где Марелли?

– Нет, но он мне сказал, что видел его два раза в Локарно. Он заинтересовался и стал наводить справки. Думает, там попахивает какой-то аферой. Но никто ничего не знает…

– Марелли прячется здесь, в Локарно?

– Где-то в округе. Похоже, его видели в долине Маджа.

– И по-твоему, дочь твоего друга тоже там?

– Как знать…

Появился официант с вином. Обычно Контини ничего ей не рассказывал о своей работе. Но для этого раза он сделал исключение. Вначале Франческа задалась вопросом почему. Может быть, потому, что речь шла не о работе, поскольку он искал дочь друга.

И еще, тут была эта история с ограблением банка.

Франческа не верила, не могла поверить. Но Контини повторил:

– Я серьезно, Франческа.

– Это невозможно!

– Я не могу бросить Жана, понимаешь? Не могу.

– Но он хочет украсть деньги! Украсть!

– Если бы я мог обойтись без этого…

– Но… но ты не вор!

– Нет. – Ей показалось, что Контини, оставаясь серьезным, все же улыбается. – Я не вор. Я должен помочь Жану.

– Как вы познакомились?

Ну вот, она спросила напрямик. В предыдущие дни она уже несколько раз пыталась выяснить это полунамеками, но Контини превосходно умел не замечать полунамеков.

– Прошла куча времени. Знаешь, что меня там смущает?

Уходить от прямых вопросов он тоже был мастак.

– Марелли, как мне кажется, не из тех, кто похищает женщин. Может статься, именно он – автор идеи с ограблением, но тогда почему Форстер поручил ему еще и ведать отношениями с Сальвиати?

– Возможно, потому, что он ему доверяет.

– Доверие? Это не про Форстера. Та женщина позавчера сказала мне, что Марелли звонил девушке по имени Лина. А если это дочь Сальвиати?

– И что тогда?

– А то, что Лину не похищали. Что между Линой и Марелли существуют какие-то особые отношения, суть которых мне хотелось бы понять…

Франческа вздохнула. История становилась сложной. Сложные истории к Контини будто липли.

– И что ты думаешь делать?

– Беда в том, что времени мало. – Контини допил вино и посмотрел сумму счета. – Форстер нервничает и хочет, чтобы ему ограбили банк.

– Не могу я в это поверить! Ну как можно ограбить банк здесь, в Швейцарии?

Контини оставил деньги на столе. Они пробрались между столиками и пошли крытой галереей.

– Я тоже не знаю, как это делается, – проговорил Контини чуть погодя. – Жан придумает как.

– А мы хотим стать соучастниками?

– Жан попросил меня… Эй, что значит «мы»?

– Контини, ты ведь не думаешь, что я сдам назад?

– Франческа…

– Мне просто не хочется носить тебе апельсины в тюрьму!

– Но это дело рискованное и…

Франческа поцеловала его в щеку, оставаясь серьезной.

– Если ты – одному Богу известно как, – если ты ограбишь банк, я буду с тобой. Ясно?

Контини кивнул. Оба помолчали. Потом Франческа улыбнулась:

– Пойдем домой, накормлю тебя чем-нибудь.

Мужчины и женщины жили там. Лина никак не могла в это поверить. Посреди этих обрывов, этих валунов, на фоне огромных гор, загораживающих небо. Зажатые в каменных домах, собранных в кучки, жители долины Бавона косили траву на сено, ели каштаны и, в общем, перебивались худо-бедно многие годы.

Теперь долина казалась необитаемой. Лина знала, что это не так, что пониже, вдоль шоссе, бродят стаи туристов. Но здесь, наверху, они с Маттео были наедине со своими страхами.

Поэтому, когда в лесу она услышала у себя за спиной шаги, ее охватила паника. Это не мог быть Маттео, которого она только что оставила в доме за разведением огня. Лина повела себя так, будто что-то забыла, и пошла назад.

Страх пронизывал каждое движение, каждое слово. Лина не могла позволить себе даже прогулку. Но почему она дала себя запугать до такой степени? Сломанная веточка – и она обмирает! Да разве может быть кто-то там, в гуще леса, подумала она, а к тому же… да если бы и был?!

Она замедлила шаг, стараясь успокоиться. Но в этот момент кто-то положил ей руку на плечо. Лина резко остановилась.

– Куда ты идешь?

Она не узнала голос, но была уверена, что уже слышала его.

– Не ожидала встречи со мной тут наверху, правда?

Не столько голос, сколько этот нелепый говор. Лина обернулась, зная, кого она увидит, – Элтона, телохранителя Луки Форстера. Страх уступил место злости.

– Ну и что ты здесь делаешь?

– Прибыл по поручению господина Форстера. – Элтон улыбнулся. – Прогуляйся в горы, сказал он мне, и удостоверься, что у ребят все в порядке.

Элтон тщательно подбирал слова и слушал собственную речь. Но Лина не поддалась обману: за миролюбивым тоном скрывалась угроза. Форстер хотел напомнить им, кто хозяин положения. Он схватил курицу, несущую золотые яйца, и не собирался ее упускать.

Пока они поднимались узкой тропинкой к дому. Элтон вел приветливый разговор о том о сем. Лина молчала. Отчасти потому, что запыхалась, отчасти потому, что сосредоточенно передумывала о последних днях. И как она могла быть такой дурой?

Маттео встретил Элтона вымученной улыбкой.

– Не стоило тебе беспокоиться!

– Да о чем ты! – Громила улыбался и улыбался. – Прогулка по высокогорью улучшает кровообращение!

Лине и Маттео пришлось сознаться, что они еще не ели. Так что они были вынуждены разделить обед с Элтоном. Мрачная трапеза: переваренные спагетти и шутки о целебном воздухе горных долин. После Элтон объявил, что, как принято после обеда, он собирается соснуть.

– Койка свободная найдется?

Но какого черта он должен говорить «койка»? Лина слишком разозлилась, чтобы отвечать. Маттео объяснил ему, что есть только две раскладушки, в углах комнаты, за ширмами.

– Пока что я попрошу тебя одолжить мне свой лежак, – ответил Элтон. – А на будущее постараемся соорудить другой.

– На будущее?

– Господин Форстер попросил меня побыть несколько дней с вами. Надеюсь, вы не возражаете.

Ни у Маттео, ни у Лины не нашлось сил ответить. Когда Элтон уснул, они вышли на порог. Запах травы, разогретой солнцем, пробудил в Лине смутное воспоминание о летних днях в детстве.

– Бежать нам надо, – прошептала она Маттео. Он кивнул, лицо у него потемнело. Лина подошла к нему поближе, стараясь заглянуть ему в глаза.

– У тебя еще есть сомнения? Думаешь, Форстер поделится с нами выручкой от ограбления?

– Ты сначала заплатишь ему долг, но потом все, что свыше, должно быть поделено на равные части: половина нам, половина ему.

– И ты в это веришь? Маттео обнял ее за плечи:

– Лина, я…

– Но что мы такого сделали, куда же нас занесло! Они обнялись и так и стояли какое-то время, прислонившись к стене дома, прижавшись друг к другу. Лина думала: кажется, что я знаю Маттео всю жизнь. А на самом деле они были знакомы всего несколько дней. Когда она в первый раз его увидела, он показался ей молодым денди, который любит ошеломлять женщин. Но он был просто испуганным мальчиком. Кто бы мог подумать? И вместе им придется делить несколько квадратных метров пространства с этим Элтоном. Он, она и благовоспитанный, празднично одетый костолом.

– Маттео, почему же мы не бежим?

– Это слишком рискованно. Этот, если нас поймает, кокнет.

– Ну и что дальше?

– А дальше мы должны ждать, пока твой отец провернет это ограбление.

– А если он не сумеет?

– Если не сумеет, сдается мне, что Форстер очень, очень разозлится.

Лина вздрогнула.

– И ты думаешь, что…

– Я уверен, что Сальвиати сдюжит.

14
Работа в банке

Рето Коллер любил рутину. И любил он ее, несмотря на то что никогда не занимался чисто рутинной работой. Начинал в отделе кадров, занимался подбором персонала. Первое время он старался перебежать дорогу коллегам и сразу же понял, как разогнать скуку. Самым простым способом – развивая конкуренцию.

Для сотрудников отдела кадров было важно, чтобы те, кто был принят на работу, оставались на своем посту как минимум год и чтобы другая компания не увела их сразу после обучения. Еще было важно, чтобы подопечные не слишком быстро поднимались по карьерной лестнице и не слишком часто меняли сферу деятельности. Короче говоря, как любил повторять шеф Коллера, – преданность, смирение, здравомыслие.

Взяв за основу эту триаду, Коллер сделал карьеру. Медленную карьеру, разумеется, но без заминок. Его процент подопечных «правильного толка» (как говаривал шеф) постоянно рос, и Коллера перевели в управленческий отдел. Вначале он работал в тени, помогая своим начальникам продавать инвестиционные модели. На этом месте он также старался восполнить сметливостью недостаточную свободу маневра. Работая с надежными клиентами, он научился выявлять сигналы опасности, которые, по швейцарской традиции, никогда не были слишком заметны. Швейцарский private banking – высокого уровня, он подвергается тысяче проверок: трудно удерживаться на границе законности, не запачкавшись.

Коллер не запачкался. Он приобрел лоск и научился осмотрительности – а это два основных требования. Так со временем он перешел к продаже высокорисковых частных фондов. То есть, потенциально, высокодоходных для клиента и уж наверняка, в отношении комиссионных, сулящих банку высокую прибыль. И в этой области он преуспел особенно.

В конце концов Коллер сменил банк. В определенный момент человек может себе это позволить: преданность и смирение должны склониться перед здравомыслием. Теперь Коллер занимал угловой кабинет на четвертом этаже головного офиса «Юнкер-банка», что на Постштрассе в Цюрихе, в нескольких шагах от Парадеплащ. Ныне его работа состояла, прежде всего, в поддержании отношений с клиентами, поскольку разработкой инвестиционных планов занимался штат молодых львов. И еще Коллер убеждал своих крупнейших клиентов перейти, как это сделал он, в «Юнкер-банк». У него был хороший процент привлеченных – настолько, что самый большой начальник поздравил его. Конечно, результат мог быть и получше, но…

Его мысли прервал звонок. Секретарша сообщила, что с ним хочет поговорить господин Беллони.

– Добрый день! – воскликнул Коллер, щеголяя своим итальянским. – Как там жизнь, в жарком Тичино?

Беллони руководил отделением «Юнкер-банка» в Беллинцоне, одном из двух тичинских филиалов. Коллер запланировал один перевод средств в Беллинцону, а другой – в Лугано через пару месяцев.

– …в общем, счастье, что есть кондиционер, – говорил Беллони, – потому что здесь и вправду духота!

Коллер знал, что таков стандартный ответ. Служащие «Юнкера», работающие в Тичино, традиционно заводили разговор о жаре. Однако намек на кондиционированный воздух уточнял ситуацию: мы на юге, но это не значит, что мы не работаем.

– Мне звонил директор, господин Фрёлих, – сказал Беллони, – и объяснил важность этого… перевода.

Беллони подбирал слова. Не часто такое бывало, чтобы самый большой начальник, Георг Фрёлих, лично звонил руководителям маленьких филиалов.

– Конечно, господин Беллони. – Коллер заговорил на немецком, чтобы обозначить переход к сути беседы. – Это ситуация исключительная, деликатная… наличными. Крупный клиент, знаете? UHNW.

Коллер заметил, что Беллони затаил дыхание. UHNW: Ultra High Net Worth.[25]25
  Сверхвысокая чистая стоимость (англ.).


[Закрыть] За этим сокращением скрывались клиенты с состоянием в пятьдесят миллионов и выше.

– Это не может пройти как рутинная операция в вашем отделении, вы понимаете меня?

– Да, конечно.

– Главное, чтобы все происходило без шума. Поэтому мы выбрали особый день, о котором в свое время вас известят. Это будет воскресенье, и, таким образом, к делу смогут иметь отношение только двое – вы и сотрудник службы безопасности. Большая просьба, господин Беллони, постарайтесь оказать максимальное внимание нашему клиенту…

– Несомненно. Он прибудет лично, или…

– Явится доверенное лицо с деньгами. Вы должны будете принять их, расписаться в получении и положить в сейф. Потом останется оформить перевод. По-моему, довольно просто, не так ли?

– Конечно, конечно! Не беспокойтесь, господин Коллер.

Коллер не беспокоился. Он был специалистом по таким операциям. Он попрощался с директором Беллони и откинулся на спинку кресла. Крепкий, с круглым, гладко выбритым лицом, Коллер выглядел простым обывателем: он мог бы запросто быть разнорабочим в детском саду.

Он включил ноутбук, набрал логин и пароль. Открыл папку с личными документами. Оттуда с помощью другого пароля он получал доступ к отдельному жесткому диску с подробностями о счетах некоторых клиентов. В сервере, к которому имели доступ его ближайшие помощники, было немало теневых зон.

Счет Энеа Дюфо нигде не фигурировал как счет Энеа Дюфо. Даже в секретном разделе он значился просто как счет 522.776.FK. Коллер, самый большой начальник и считанное число сотрудников знали, что за этим шифром – Дюфо, итало-швейцарский бизнесмен, который жил в Ломбардии и охватывал своими щупальцами всю Европу.

Коллер посмотрел подробности счета. Приходы, расходы, руководящие принципы. В последнее время Дюфо перевел почти все свои крупнейшие операции в «Юнкер». Что-то он держал в других банках (никогда не клади все яйца в одну корзину), но взамен осуществлял план первоклассных взносов. Наличными, плотно упакованными в просторные спортивные сумки черного цвета и передаваемыми с рук на руки с тысячью предосторожностей. Это были деньги «деликатные», как их называли на жаргоне, и их прием вызвал споры на верхних этажах «Юнкера».

Взносы Дюфо были рискованными: Швейцария находилась на переднем краю борьбы с отмыванием денег. После кризиса и финансовых крахов проверки стали еще более тщательными. Но «Юнкер» был банком без предрассудков, а Коллер – мастером мутить воду. Взамен Дюфо обязался поддерживать несколько высокорисковых фондов, которыми управляла как раз команда Коллера. В конце концов из денег всегда получаются другие деньги, и грехи денег-отцов никогда не переходят на деньги-детей.

В досье счета 522.776.FK был раздел повышенной секретности, для доступа к которому требовался особый пароль. Коллер порой сожалел о старых временах, о докомпьютерной эре. Каждый месяц пароли менялись, а у него уходило три недели на то, чтобы их запомнить. Всякий раз ему приходилось вставать, идти смотреть пароль и возвращаться к компьютеру. Проклятая докука. Единственными местами, где разрешалось хранить пароли, были его личный несгораемый шкаф дома и его сейф в банке.

Впрочем, тот день выпал на среду, ближе к концу августа. Четвертая неделя: Коллер знал пароль наизусть. Он обновил досье, внеся отметку о беллинцонском отделении. Потом выключил компьютер и встал.

Было двадцать минут первого. Следовало поторопиться. На полпервого назначена встреча с Фишером из Департамента внутренней безопасности. По опыту Коллер знал, что с ребятами из Безопасности надо дружить: если дать им повод, за короткое время они могут заблокировать работу целого отдела.

Парадеплащ полнилась солнцем и трамваями. Коллер чуть не попал под один из этих новомодных вагонов, которым какой-то изобретательный клерк дал прозвище «кобра». Современные и бесшумные, новые трамваи не оскорбляли слух горожан, но сбивали в среднем трех пенсионеров в месяц.

По Банхофштрассе разливался поток клерков в рубашках, с пиджаками, перекинутыми через руку. Многие шли со спортивными сумками, собираясь провести обеденный перерыв в спортзале. Бары и рестораны выставляли столики на улицу, но те, кто работал в округе, старались найти более укромные места, на поперечных улочках.

Коллер сел на «девятку» до остановки «Бельвю». Здесь тоже было очень оживленно. Помимо клерков, из трамваев выходили мамы с маленькими детьми и подростками, направлявшиеся к набережной. Коллер поднял глаза. За деревьями, за Квай-Брюке просматривался прозрачный отблеск воды.

Он пошел в противоположном направлении, перейдя Театерштрассе. Томас Фишер ждал его около закусочной. Очередь стояла перед лотком, где поджаривались братвурсты,[26]26
  Свиные сосиски для обжаривания на сковороде или на гриле.


[Закрыть] сервелат и половины кур. Фишер был прирожденным банковским служащим: маленький, почти лысый, с внимательными глазками, едва заметными на бледном лице. Он пожал руку Коллеру и спросил:

– Поедим здесь, хорошо?

Коллер кивнул, и они встали в очередь. Достоявшись, взяли братвурст, завернутый в салфетку вместе с ломтем хлеба и корытцем горчицы. У закусочной стояло с десяток столиков под зонтами. Коллер и Фишер нашли два свободных места рядом с дамой под шестьдесят, закутанной в шаль и приготовившейся есть руками половину курицы.

Фишер пошел взять два пива. Коллер посмотрел вокруг. За другими столиками сидели такие же служащие, как они, юные парочки и пенсионеры. Фастфуд по-швейцарски, с теми колбасками и той горчицей, от одного взгляда на которые начинало гореть в горле.

– Ну, так как там обстоят дела с вашими миллионерами? – спросил Фишер, сделав большой глоток пива.

– Они приходят и уходят, – сказал Коллер, – а мы остаемся.

Это был стандартный ответ.

– Знаешь что? – Фишер вытер рот салфеткой. – Я рад, что ты в «Юнкере». Нам нужны настоящие мужики.

– Я тоже рад. – Коллер обмакнул братвурст в горчицу. – В большом банке у человека руки связаны. Тут по-другому.

– У нас тоже строгий контроль.

– Конечно. – Коллер учтивым жестом оценил по достоинству работу коллеги. – Но там, где я раньше работал, был настоящий ад. Помимо обычных проверок, там ввели еще блиц-тесты для измерения компетенции служащих…

– Да, есть компании, которые это делают. Так они могут умыть руки, если кто-то потом окажется непригодным.

– Но, к счастью, в «Юнкере» нет непригодных…

– Это так. – Фишер отхлебнул еще пива и вытер рот. – Мы берем людей, которые не боятся рисковать.

После обеда Фишер предложил прогуляться по берегу озера. Коллер согласился, потому что ему хотелось узнать истинную причину этого приглашения на обед. Чуть дальше площади Бельвю было место слияния реки Лиммат и Цюрихского озера. Фишер и Коллер пошли по пешеходной улице, тянущейся вдоль берега.

– Знаешь что? – заговорил Фишер. – Когда ты пришел, мы устроили тебе тщательную проверку.

– Я так и предполагал.

– Ты чистый, без вопросов. А к тому же мы ведь сами тебя нашли.

Коллер ограничился кивком. Улицу затеняла шеренга лип. Мимо проносились дети на самокатах и велосипедах. Их обогнал любитель бега с собакой на поводке.

– Потому-то я и хотел с тобой поговорить, – Фишер понизил голос. – Тебе можно доверять.

Коллер догадался, что они подобрались к сути дела. Но он терпеливо ждал: ему было известно, что в Цюрихе стиль еще кое-что значит. Они же не в Америке, где тебе новость сообщают и вперед. Нет, в Швейцарии еще не потеряно искусство околичностей.

– Я всегда считал своим долгом, – говорил Фишер, – проверять сотрудников, которые на пенсии или уходят из банка. По крайней мере, первое время. Недаром ведь нас учили: информация не обесценивается оттого, что кого-то уволили.

– Несомненно, – пробормотал Коллер.

– И иногда, – продолжал Фишер, когда они проходили мимо поляны, – мне кажется правильным прислушиваться и к сплетням. Ничем нельзя пренебрегать.

– Справедливо.

Поляна была усеяна белесыми телами, которые поджаривались на солнце. Кто-то читал, загораживая глаза от света, другие спали или играли в карты. Двое парнишек перебрасывались тарелкой. Коллер подумал: а разве такие тарелки не исчезли в семидесятые?

– …так что я решил поговорить об этом с тобой, – закончил Фишер.

– И правильно сделал, – сказал Коллер, хотя пару предложений упустил. – О чем речь?

– Вот, – Фишер прокашлялся, – я не уверен, подчеркиваю… Но по всей видимости, дело касается одного из новых клиентов, которых ты привел в «Юнкер».

– А.

– Я слышал, что бывший сотрудник якобы получил доступ к информации по нескольким переводам. Естественно, это слухи, и однако…

Фишер оборвал фразу. Коллер наморщил лоб. Только не это, утечка информации сейчас могла бы обернуться катастрофой. Особенно если касалась деликатных денег.

– Но больше тебе ничего не известно?

– Работаю над этим. – Фишер наподдал ногой по камешку на дороге. – Но пока у меня нет ни одного имени. И все же я хотел сказать тебе, чтобы ты был настороже… как сказать, на каждом этапе своих операций.

Коллер понял. Ему следовало остерегаться опасностей, исходящих извне, но также – и прежде всего – ударов из-за угла.

– Думаешь, кто-то продает информацию?

– Возможно. Мы не можем этого знать наверняка.

 Другие подробности Колеру были ни к чему. Не часто бывает, чтобы в Швейцарии кто-то пытался обворовать банк. Но именно поэтому обладая нужными сведениями, человек мог причинить ущерб.

Но на сей раз ущерб обнаружился слишком быстро.

– Не беспокойся. – Коллер посмотрел на Фишера и улыбнулся, не разжимая губ. – Ты хорошо сделал, что предупредил меня. Буду настороже, и, если какой-нибудь ублюдок играет нечисто, я его выведу на чистую воду.