Текст книги "Кража"

Андреа Кейн
Кража

Пролог

Фаррингтон-Мэнор, Дорсетшир, Англия

Июнь 1869 года

– Папа?..

Оторвавшись от своих размышлений, Эрик Бромли, седьмой граф Фаррингтон, откинулся на спинку своего любимого кресла и хмуро посмотрел на старшую дочь:

– В чем дело, Ноэль?

– Я задала тебе вопрос.

– Я его слышал. – Он сложил ладони домиком и оперся на них подбородком. – Не знаю, как тебе ответить.

– Не знаешь, как ответить? Или не хочешь? Со своей обычной прямотой, граничившей с дерзостью, Ноэль встретила взгляд отца, и ее сапфирово синие глаза смотрели на него пристально и укоризненно.

– И то и другое.

– Значит, ты и в самом деле не знаешь его имени?

– Не знаю его имени и вообще ничего о нем не знаю. Ноэль вздохнула и принялась наматывать на указательный палец прядь своих смоляных волос, и этот ребячливый жест успокоил Эрика. По мере того как Ноэль превращалась из миниатюрного и очень стройного существа женского рода в стремительно взрослеющую юную девушку, Эрик все чаще ловил себя на мысли: хорошо, что у нее редко появляется желание узнать, кто же она такая. С тяжелым сердцем Эрик подыскивал ответ:

– А почему ты меня спрашиваешь об этом теперь? Теперь после стольких лет? Почему ты вдруг заинтересовалась своим настоящим отц… человеком, которому ты обязана жизнью?

Должно быть, что-то от страдания, которое испытывал Эрик, передалось Ноэль. Внезапно выражение ее глаз изменилось, в них засветились раскаяние и бесконечная любовь.

– О папа! – Она вскочила на ноги, бросилась к Эрику и обвила его шею руками. – Ты ведь не подумал, что этот ужасный человек что-то значит для меня? Кто бы он ни был! Я не считаю его своим отцом. Ты ведь не думаешь, что мой вопрос имеет какое-то отношение к тебе и маме?

– Нет, но все же… Эрик умолк, не зная, что сказать дальше.

– И прекрасно. Вы мои единственные и настоящие родители! – Ноэль еще крепче обвила руками шею Эрика. – Я так люблю вас обоих, – прошептала она.

Эрик нежно провел рукой по ее волосам, размышляя о характере дочери, в этой сцене она вся, пылкая и порывистая – в любви, сочувствии, верности – И в жажде познания, которая в данном случае была более чем оправданной.

Да, это его дочь, его и Бриджит, но не с момента рождения. По рождению она была его племянницей, нежеланным и незаконным ребенком его сестры Лиз и некого итальянского аристократа, бросившего ее в тот самый момент, когда ему стало известно, что она ждет ребенка. Надо сказать справедливости ради, что и Лиз оказалась не более нравственной, чем ее любовник. Как и всегда в трудных случаях, она бросилась за помощью к брату.

Лиз родила Ноэль на Рождество и бросила в начале нового года, покинув Фаррингтон-Мэнор, чтобы отдаться новым увлечениям. Однако вскоре она умерла, оставив Эрика с горечью в сердце и ребенком на руках.

Он искал опоры в вере, ощущая себя раненым животным, не способным ни любить, ни прощать… Когда все это обрушилось на него, он не мог выносить упоминание имени Лиз, ничего не хотел знать о Ноэль и намеревался дожить остаток своих дней в добровольном затворничестве.

Но судьба распорядилась иначе. И случилось это не потому, что в его характере произошла какая-то таинственная метаморфоза. Своим неожиданным пробуждением к жизни он был обязан необыкновенной и прекрасной женщине – Бриджит.

В Фаррингтон-Мэнор Бриджит, его отважная молодая жена, робко вступила на четвертый день рождения Ноэль и чувствовала себя поначалу супругой только на словах, на деле же воспитательницей или гувернанткой.

Возможно, такова поначалу была воля Эрика. Однако всего за несколько недель Бриджит удалось исцелить душевные раны Эрика, превратить его туманное будущее в иное – сверкающее ослепительными красками радости. Они стали семьей, в которую вошла не только их любимая Ноэль, но и крошка Хлоя, появившаяся на свет в то лето, когда Ноэль должно было исполниться пять. Обе девочки купались в ласке и заботе и расцветали под солнцем любви.

К счастью для Ноэль, она так и не узнала себялюбивой и легкомысленной женщины, давшей ей жизнь. Как и эгоистичного мужчины, содействовавшего ей в этом. И не было причин что-либо менять в этой ситуации – кроме одной. Этой причиной была Ноэль со своим неистощимым любопьггством.

– Буря, – пробормотал Эрик, отстраняя Ноэль и беря ее маленькие ручки в свои большие ладони. – Но даже если бы я знал, кто был этот негодяй, ответственный за… за…

– За зачатие младенца, – подсказала ему Ноэль – Ответственного за то, что Лиз зачала младенца, – повторила Ноэль, улыбнувшись при виде пепельно-бледного лица Эрика. – Я знаю, папа, как появляются на свет дети…

– Мог ли я в этом усомниться? – пробормотал он, качая головой. – Во всяком случае, даже если бы я что-то и знал об этом вертопрахе, то не уверен, что мне захотелось бы поделиться с тобой своим знанием. Что бы ты стала с ним делать? Написала бы ему письмо? Спросила бы, почему он решил удрать от своего не рожденного младенца?

– Конечно, нет, – возразила Ноэль. – Но я действительно знаю, почему он не захотел стать частью моей жизни. Потому что он – обыкновенный трус. И это его, а не моя потеря, папа. И все же мне любопытно, очень любопытно знать, как он выглядит, как думает, а что, если я унаследовала какие-то его черты.

Эрик вздохнул.

– Да, это я понимаю, Ноэль. Он жил в Италии. Если и сейчас он не покинул страну и еще жив, то найти его было бы не легче, чем иголку в стоге сена.

Но у Ноэль и на сей счет, был свой план:

– Но мы могли бы нанять человека, который провел бы расследование. Ведь кто-то же видел этого мужчину и Лиз вместе, а Лиз была очень красивой женщиной.

«А ты похожа на нее», – добавил Эрик про себя.

– Да, она была красива, – сказал он вслух. Некоторое время он внимательно изучал серьезное лицо Ноэль. – Неужели это так много значит для тебя?

– Я терпеть не могу ломать себе голову и не получать ответов на свои вопросы. Ты ведь знаешь меня, папа.

– Да уж, конечно, знаю… – И в это мгновение Эрик принял решение; – Я действительно найму человека, чтобы он порылся в прошлом… Но имей в виду, что это может занять много месяцев, а возможно, и лет.

Ноэль, казалось, это ничуть не смутило.

– И как только тебе станет что-нибудь известно, ты не откажешься рассказать мне?

– Не сразу, – ответил Эрик честно. – Я обожаю тебя, Буря, но ты так безрассудна и импульсивна. Если мы разыщем этого негодяя в Индии, на Тибете или даже на Тасмании, я уверен, что ты окажешься на первом же отплывающем туда корабле. А я не хочу рисковать тобой. Теперь Ноэль выглядела удрученной.

– И сколько же лет ты будешь хранить свою тайну – восемь, десять? Сколько мне тогда будет лет?

– Что ты думаешь о возрасте в двадцать один год?

– Такая старуха? А как насчет шестнадцати? – Губы Эрика едва тронула улыбка. Какой бы ни была серьезной тема, Ноэль вносила в нее радость и задор. – Так уж и быть. пойду на уступки. А как насчет восемнадцати?

Ноэль сверлила его взглядом, потом ее губы изогнулись в улыбке;

– Это твое последнее слово? Согласна. Пусть будет восемнадцать.

Она легко вскочила на ноги. Подбородок ее был победоносно вздернут, глаза сверкали. Эрик хорошо знал этот ее взгляд, он означал только одно: надо ждать, что Ноэль изменит свое намерение. Разузнать все о папаше все равно что ждать снега на солнце.

– Спасибо, папа! – крикнула она, бросаясь к двери, и обернулась, чтобы одарить его торжествующей улыбкой. – Мой восемнадцатый день рождения будет через пять с половиной лет. И в день Рождества я узнаю все о моем происхождении.

Эрик задумчиво смотрел ей вслед. Опыт умудренного жизнью человека говорил ему, что ситуация не разрешится легко и просто.

У него было предчувствие, что ровно через пять с половиной лет жизнь его превратится в ад.

Глава 1

Фаррингтон-Мэнор 25 декабря 1874 года

– Я просто лишился рассудка, раз согласился на это, – закончил Эрик свою речь, застегивая рубашку и хмуро оглядывая себя в зеркале.

– У тебя не было выбора, дорогой. – Бриджит положила щетку для волос на туалетный столик и обратила к нему свои золотисто-карие глаза, полные сочувствия.

– Ведь мы оба знали, что когда-нибудь Ноэль спросит об этом.

– Нет, мы не знали.

Эрик встретил настороженный взгляд жены.

– Возможно, мы и знали. Но я все же молил Бога, чтобы этого не произошло… Она ведь все еще ребенок, Бриджит, Знаешь, что она сейчас делает? Ходит взад-вперед по гостиной, ожидая, когда можно будет развернуть пакеты с рождественскими подарками.

– Но возможно, она ждет совсем другого – новостей, которые ты обещал сообщить ей в день ее восемнадцатилетия, – мягко поправила мужа Бриджит. Она пересекла комнату, подошла к мужу и обняла его за талию. – Я так же боюсь этого разговора, как и ты, Эрик. Но Ноэль – больше не дитя. Мы не можем защитить ее от правды, знать которую она хочет сама. Более того, мы ведь никогда не нарушали данного ей слова. И не имели права сделать это теперь.

Если бы то, что удалось выяснить, не так огорчало… Он привлек Бриджит к себе, прижался губами к рыжевато-каштановым волосам, ища утешения, которое могла даровать только его жена.

– Что бы Ноэль ни говорила о своем равнодушии, то, что она узнает, больно ранит ее сердце. Но ты права. Я обещал сказать ей правду и сделаю это.

– Меня беспокоит, что она предпримет. Ноэль затаилась, заслышав шаги родителей, подлетела к двери и остановилась, лицо ее было полно ожидания.

– Мама, папа, веселого Рождества! – выкрикнула она, пылко обнимая их.

– Веселого Рождества и с днем рождения, – ответила Бриджит, ощущая волну гордости и любви, захлестнувшую ее. Неразрывные узы, связавшие их четырнадцать лет назад, с каждым днем крепли.

– Не могу поверить, что тебе уже восемнадцать» – ворчливо добавил Эрик, взъерошив волосы дочери. – Я тоже не могу, – призналась Ноэль, одаривая его улыбкой, которая осветила, казалось, всю комнату. -

– Где твоя сестра? – спросил Эрик, ища глазами Хлою. У них было заведено, что младшая усаживалась рядом с горой подарков, предназначенных Ноэль в день ее рождения, чтобы помочь сестре развернуть пакеты и коробки. А в августе, в день рождения Хлои, Ноэль помогала ей. – Она у себя, – ответила Ноэль, переводя взгляд с отца на мать. – Она оставила нас одних на какое-то время. – Хлоя знает, что мы собираемся обсуждать? – спросила Бриджит.

– Да. У нас с Хлоей нет секретов друг от друга, мама. Знала Хлоя и о нашей договоренности, и, откровенно говоря, именно она побуждала меня задавать папе неприятные вопросы.

– Вот даже как! – Эрик изумленно поднял брови. – Значит, ты попросила Хлою убедить тебя действовать решительно?

– Не совсем так, – улыбнулась Ноэль. – Если честно, то я намеревалась провести собственное расследование. Хлоя убедила обратиться к тебе. Даже в семь лет она была практичнее меня.

– Благодарю Бога за это, – заметил Эрик – Будь Хлоя такой, как ты, я бы давно сидел в сумасшедшем доме. Ноэль с трудом подавила смех:

– Мне остается только радоваться, что мы такие разные и твой рассудок вне опасности.

С этими словами Ноэль закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и стояла, пожирая родителей глазами.

Эрик отвернулся от дочери и уставился в окно.

– Мне не хочется говорить об этом.

– Но мы обещали, Эрик, – мягко напомнила Бриджит. Ноэль ждала продолжения разговора. – Я хочу знать все, – сказала девушка, решительно тряхнув головой. – Пожалуйста, будьте честными со мной. Скажите мне правду, я я все забуду и никогда не заговорю об этом. Я слишком люблю вас, чтобы причинить вам боль.

– Дорогая, речь идет не о том, что ты причиняешь боль нам, – начала Бриджит. – Больно станет тебе. Мы не сомневаемся в твоей любви, как, надеюсь, и ты не сомневаешься в нашей. Но именно наша любовь и тревога за тебя вызывают у нас стремление защитить тебя от малейших страданий.

Ноэль нежно положила руку отцу на плечо:

– Нет нужды защищать меня. Во всяком случае, теперь. Он не может причинить мне боль, папа – Я для этого слишком сильна, мы вместе слишком сильны. Но я долгие годы думала об этом. Возможно, у меня есть кузены и кузины, тетки или дядья, о чьем существовании я ничего не знаю.

– У тебя их нет, – огрызнулся Эрик. – У этого сукина сына не было ни сестер, ни братьев. К тому же он бездетный, если не считать тебя. Мои люди после долгих розысков

подтвердили этот факт.

– Понимаю, – ответила Ноэль после долгой паузы. – Так скажи мне все, папа… пожалуйста!

Коротко кивнув, Эрик молча повернулся, подошел к письменному столу и, открыв ключом нижний ящик, извлек из него тонкую папку. Затем, не раскрывая ее, повертел в руках. Наконец открыл и, глядя на страницы, которые уже выучил наизусть, начал:

– Его имя Франко Бариччи… – Он сделал паузу, все еще не отрывая взгляда от исписанной страницы. – Ему сейчас пятьдесят четыре года. У него есть дома и земельные владения в Италии, Франции, Испании и Англии и соответственно вымышленные имена для каждой страны. Он сделал своей профессией обольщение юных девушек, соблазнив которых присваивал себе их состояние, и это объясняет его богатство и наличие недвижимости во всех этих странах… Лиз встретила его, когда он был на вершине успеха, но эта встреча не принесла ему прибыли, и с ней у него возникли непредвиденные осложнения. Она не только не имела состояния, что было для него уже достаточно печально. Если ты помнишь, это было как раз а тог период. когда удача в делах временно изменила мне, а у нее хватило .наглости зачать от него ребенка и сообщить ему об этом. Нет нужды говорить, что он не пожелал ждать, пока дела у ее брата пойдут на лад. В тот день, , когда Лиз сообщила ему о ребенке, она видела его в последний раз. Глаза Ноэль округлились от изумления:

– Но ведь Лиз говорила тебе, что он оставил ее из-за своей жены и семьи…

– У него не было ни жены, ни семьи. Он все это придумал, чтобы не отягчать себя нежеланным отцовством. – Эрик швырнул папку на стол. – Можешь сама прочитать все, что удалось разузнать моим доверенным лицам. Для того чтобы установить все эти грязные подробности жизни Бариччи, потребовалось именно пять с половиной лет – срок, на который мы с тобой договаривались. Да, он продолжает свою, с позволения сказать, деятельность.

– Где он сейчас?

Наступило молчание – нежелание Эрика говорить было почти физически ощутимым; стало трудно дышать. Наконец он выдавил из себя:

– В Англии. Он владеет картинной галереей в Лондоне. Кажется, он проводит там по нескольку месяцев в году. Включая и этот месяц.

Ноэль взяла папку и склонилась над бумагами.

– Право же, он был настоящей гадиной, верно? – ска – зала она, прочитав внимательно все. . – .

– Не только был, но и остался, – поправил Эрик, – Он ведь не умер, Ноэль. – Он многозначительно посмотрел на дочь. – И я хочу, чтобы ты держалась от него подальше.

Ноэль подняла голову и взглянула на отца, отметив про себя непривычную жесткость его тона.

– Я настаиваю на этом, Ноэль, – повторил Эрик. – Он самый гнусный негодяй из всех, кого я знаю. И более того, он потерял право на тебя в тот самый день, когда бросил Лиз да и судя па всему, он ничуть не раскаивается. За все восемнадцать лет он ведь не сделал ни одной попытки разыскать тебя. – Эрик внезапно замолчал, подошел к Ноэль и приподнял ее лицо за подбородок; – Я не хочу сделать тебе больно, девочка. Но обещай мне, что не будешь пытаться отыскать его.

Ноэль даже высунула кончик языка, обдумывая свой ответ. Разумеется, ей было очень любопытно повидать этрго человека… Медленно она перевела взгляд на папку, потом снова подняла глаза на отца, взгляд которого выражал мольбу, и в глубине ее сапфировых глаз он прочел согласие, которое далось ей нелегко

– Обещаю, папа, не искать е ним встречи.

– В любом случае в глазах лапы это будет значить, что ваша встреча все же возможна. И папа придет в ярость.

Хлоя заправила прядь выбившихся из прически блестящих каштановых волос за ухо. Она была мила и изящна, светясь чистой красотой тринадцатилетней девочки-подростка. Сидя на краю постели старшей сестры, Хлоя с беспокойством поглядывала на нее.

– Папа ничего не узнает, если ты мне поможешь, Хлоя, ну пожалуйста! Я не нарушу обещания, данного папе. Право, не нарушу. Ты же знаешь, я всегда держу свое слово.

– Нет, ты просто ищешь лазейку, чтобы достигнуть своей иели.

Ноэль не могла спорить с сестрой – ее правота была очевидна. Ее взгляд задумчиво блуждал по покрывалу.

– Я бы предпочла сказать папе все прямо. И попросила бы его свозить меня в Лондон, хотя бы взглянуть на этого Бариччи. Но если я это сделаю, он взорвется. Они с мамой и так не спускают с меня глаз уже целую неделю после нашего разговора. – Она упрямо вздернула подбородок. – Хлоя, мне нужно его увидеть. Я не буду с ним разговаривать, я просто хочу увидеть его, чтобы все те пороки, о которых я услышала, обрели плоть А сегодня единственный день, когда я могу это сделать. Ведь – мама и папа уедут из Фаррингтон-Мэнор довольно надолго.. Хлоя нахмурилась: – Только в том случае, если тебе удастся убедить их, что тебе нездоровится, а иначе придется ехать с нами, выслушивать. проповедь прадедушки и раздавать еду беднякам его прихода.

– Вот это-то и заставляет меня чувствовать себя виноватой. – Лицо Ноэль выразило раскаяние. – Надо будет солгать маме, но я еще и не смогу помочь прадедушке.

– Ну, помочь прадедушке смогу и я, – возразила Хлоя, и ее черные, как у отца, обсидиановые глаза сверкнули решимостью.

Ноэль улыбнулась, вспомнив веселые деньки, проведенные с прадедом, который был не только блестящим викарием, но и замечательным мастером, из-под рук которого выходили презабавные куклы-марионетки. Сколько раз ее лень рождения заканчивался спектаклем театра марионеток!

– Я ведь подвожу прадедушку? – спросила она тихо. – Ввожу в заблуждение маму и папу – и все ради чего?

– Думаю, – возразила ей Хлоя, – прадедушка понял бы тебя лучше всех остальных. И знаешь, что бы он сказал? «Ноэль, Господь дарует тебе этот день. Благодаря ему в душе твоей воцарится мир, и это поможет тебе лучше служить Всевышнему.

– Как тебе удается всегда быть такой разумной? – У меня есть хорошая наставница – ты. – С шаловливой гримаской Хлоя вскочила с места. – Полотенца готовы. Ложись в постель. Сейчас все устроим.

Прошмыгнув в ванную комнату, она взяла из таза с горячей водой три полотенца, быстро отжала их и принесла в спальню.

– Положи теперь по полотенцу на лоб, лицо и шею. Держи, сколько вытерпишь. А я быстро приведу маму. Одного взгляда на тебя, прикосновения ладони будет достаточно, чтобы поверить в лихорадку,

– Хлоя, – Ноэль схватила сестру за руку, – я чувствую себя ужасно из-за того, что заставляю тебя лгать.

Лицо младшенькой было воплощением невинности:

– А кто говорит о лжи? Я просто скажу маме, что ты пожаловалась на недомогание, что ты выглядишь так, будто у тебя температура, и что ты горячая на ощупь.

– Благодарю тебя, – прошептала Ноэль.

– Но будь осторожна. Не делай глупостей. И возвращайся домой прежде, чем приедем мы. – С этими словами изобретательная Хлоя стала прикладывать полотенца.

– Сделаю все, как ты говоришь, – шептала Ноэль, храбро принимая горячие припарки. Мозг Ноэль уже лихорадочно работал:

– Я придумала замечательный план, как заставить Грейс сопровождать меня.

– Грейс? – Брови Хлои изумленно взметнулись вверх при упоминании этой мощной, крепко сколоченной и свирепо опекающей сестру горничной. – Почему, ради всего святого, ты хочешь взять ее с собой?

– Мне нужна спутница, что-то вроде дуэньи. Это единственный способ сесть на поезд, не вызвав подозрений.

– Она никогда на это не согласится.

– О! Согласится! Я скажу, что делаю это ради папы.

– Не могу больше ждать. Потом расскажешь мне все в подробностях. У нас мало времени, – почти выкрикнула Хлоя.

Ноэль кивнула и глубоко втянула воздух, задержав дыхание, когда третье полотенце легло ей на шею.

Железнодорожный вокзал в Пуле был заполонен людьми, ждущими утреннего поезда в Лондон. Январский день, пасмурный и холодный, заставил многих пассажиров, особенно тех, кто ехал с маленькими детьми, дожидаться поезда в замшелом приземистом одноэтажном строении.

Однако Ноэль, подавив сопротивление Грейс, вышла из здания и поспешила встать как можно ближе к ограде, отделяющей платформу от путей, на которых вот вот должен был появиться поезд. Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, плотнее запахивая плащ и моля Бога, чтобы поезд пришел вовремя. Но вокруг никто не волновался: деловые люди, опиравшиеся на свои трости, лениво, листали страницы лондонской «Тайме» и время от времени бросали взгляд на карманные часы, а дамы весело болтали, зорко следя за своими резвящимися отпрысками. И уж конечно, ни один из пассажиров не испытывал лихорадочного волнения, сжигавшего Ноэль.

– Вы уверены, что подарок, который хотите сделать лорду Фаррингтону, можно найти только в Лондоне? – в двенадцатый раз спрашивала хмурая Грейс, поправляя завязки шляпки.

Ноэль со вздохом ответила утвердительно в двенадцатый раз.

– Булавку для галстука для папы я видела в Лондоне на Риджент-стрит. В нашей глуши такую не купишь.

– И все же это худо – уезжать в отсутствие родителей.

– Но ведь это для папы, Грейс! – И Ноэль снова принялась убеждать строптивую женщину, нажимая на ее ахиллесову пяту – особую привязанность к хозяину. – Я хочу, чтобы этот день его рождения был особенным, чтобы запомнился надолго. Я помню, как он восхищался этой булавкой.

– Очень хорошо. Раз уж это для лорда Фаррингтона… – Со снисходительным кивком Грейс сложила руки на обширной груди и умолкла.

Но унять подозрительность Грейс и развеять ее сомнения – это малая толика того, что стояло на ее пути. Она еще не выиграла битву! Как минимум надо сесть в вагон первого класса этого чертова поезда и катить в Лондон. На месте они должны быть через каких-нибудь четыре часа. Потом найти этого Бариччи, а затем сесть на поезд в Пул и нанять карету, которая должна преодолеть последние пять миль, отделяющие ее от Фаррингтон-Мэнор.

Если вся семья уедет из деревни хоть одной минутой раньше, чем обычно в такие наполненные пустой дни, родители прибудут в Фаррингтон-Мэнор раньше её .и тогда узнают, что Ноэль не было дома.

И уж тогда гнев отца обрушится на ее голову.

Ноэль нервно разглаживала складки своего мягкого синего платья. Она тщательно продумала все свои действия. В документах, которые собрал отец, было ясно указано местонахождение художественной галереи. Это в одном квартале от Риджент-стрит, в самом центре Лондона. Ее план был крайне прост. Она войдет туда с видом скучающей светской девицы и небрежным тоном спросит, кто тут мистер Баричей, потом внимательно рассмотрит его, чтобы понять, что это за человек, и покинет галерею. Перед этим она остановится у модного магазина мужской одежды и аксессуаров на Риджент-стрит и купит булавку в подарок отцу. Должно хватить времени, чтобы добраться до вокзала и сесть на последний дневной поезд в Пул.

Вдруг воздух наполнился лязгом и шипением, оповещавшими о прибытии поезда. Ноэль улыбнулась – все в ней трепетало в предвкушении триумфа. До Лондона было рукой подать.

– Похоже, что мы едем одни, – заметила Грейс, когда ей удалось поместить свои тучные телеса на сиденье с высокой спинкой.

– Ноэль кивнула; оглянувшись, она заметила, что остальные четыре места оставались пустыми.

– Тебе это должно понравиться. Теперь можешь вздремнуть. Ты ведь ворчала, что я слишком рано подняла тебя сегодня.

– Я не могу слать в поездах. Они Слишком шумные, – ворчливо возразила Грейс.

Но едва поезд тронулся, она уже. мирно похрапывала, откинувшись на мягкое сиденье.

Ноэль принялась смотреть в окно на опоздавших пассажиров, почти на ходу входивших в вагоны. Она вздохнула с облегчением, когда наконец станция осталась позади, Слава Богу, они уже в пути!

Минут через двадцать ей стало скучно. Поерзав на своем сиденье, Ноэль вытащила из кармана накидки специально захваченные в дорогу, чтобы скоротать время, роман и колоду игральных карт. Но читать она не смогла – была слишком возбуждена, не удалось и играть в пикет – не будить же Грейс, которая крепко спала, свесив голову на свою мощную грудь. Оставалось только смотреть из окна вагона на скудный пейзаж и умирать от скуки.

Она принялась рассеянно листать страницы романа, когда поезд через полтора часа наконец сделал остановку в Саутгемптоне. Пассажиров, садившихся на поезд, здесь оказалось значительно больше, чем в Пуле. В основном это были деловые люди в цилиндрах. К вагонам второго класса направились несколько семейств, тащивших за собой детей.

Внимание Ноэль привлек мужчина, стоявший на платформе чуть поодаль. В нем было что-то жутковатое. Возможно, это из-за огромного роста и мощного телосложения. Но вероятнее всего, его выделяла манера держаться: он стоял прямо и неподвижно, независимо заложив руки в карманы плаща. Казалось, будто спину его поддерживает жесткий каркас. Возвышаясь над всеми, он из-под полей цилиндра оглядывал толпу.

Ноэль невольно вытянула шею, чтобы разглядеть его получше. Однако ей удалось рассмотреть только его жесткий и решительный подбородок и рот с полными плотно сжатыми губами. Все остальное скрывал его чертов цилиндр, закрывающий большую часть лица.

Будто почувствовав на себе ее взгляд, он повернул голову, но Ноэль поспешно отвела глаза. С трудом, но ей все же надо отогнать от себя мысли о мрачном и непроницаемом незнакомце, потому что сегодня се интересовал только Бариччи.

Вдруг по ее спине пробежали мурашки – возможно, уже сегодня она увидит человека, давшего ей жизнь. Она гадала, что почувствует, когда впервые он предстанет перед ее взором, он, конечно, не узнает, кто она. Но она его узнает. Ее отец был прав: Бариччи – негодяй. Но еще хуже вела себя Лиз. Теперь, когда Ноэль стала взрослой, окруженная любовью близких ей людей, она могла беспристрастно судить о женщине, родившей ее, и размышления о матери скорее вызывали в ней чувство изумления, нежели боли и обиды. Как эти могло случиться, чтобы женщина отвергла собственное дитя, отказалась взять ребенка на руки, не пожелала его кормить. Ради всего святого, как это могло случиться? Этого Ноэль не могла понять. Но несчастье обернулось для нее благословением Божьим, потому что благодаря ему ее родителями стали Эрик и Бриджит.

Размышляя о том, : что пережил ее дорогой отец, Ноэль сжимала кулаки. Иногда поздно ночью она лежала в постели без сна, вперив взгляд в потолок, и заново переживала все горести, которые испытал Эрик в те несколько лет, что последовали за смертью Лиз. В то время она была слишком маленькой, чтобы понять его горе. Боль и страдания, причиненные ему Лиз, Ноэль простить не могла.

А что, если встреча с Бариччи заново всколыхнет бурю в ее душе? Возможно. Но Ноэль готова была пойти и на это.

Внезапно дверь купе открылась, и вошел тот самый человек, которого она заметила на„платформе.

– Доброе утро, дамы. – Он приподнял шляпу и усмехнулся, заметив, что Грейс крепко спит.

– В таком случае доброго утра вам, леди, – поправился он, и его взгляд встретился с глазами Ноэль, когда он небрежно бросил шляпу на скамейку.

– Доброе утро, – ответила Ноэль, не в силах отвести от него взгляда. Пульс ее учащенно забился.

Вероятно, он был самым необычным, самым импозантным мужчиной, какого ей довелось встречать в жизни. Он не был красив. Слишком твердый подбородок, слишком сурово сдвинутые брови. Волосы цвета воронова крыла были не по моде слишком длинны. Их пряди косо падали на широкий лоб, а серые глаза, представлявшие разительный контраст с черными волосами, искрились зеленоватыми и темно-желтыми крапинками. Порой в них возникал удивительный калейдоскоп красок, придававший глазам изменчивость и особую выразительность. Жесткие линии вокруг рта свидетельствовали о силе характера, но, когда он улыбался, в его лице появлялось что-то мальчишеское, будто ему был известен какой-то редкостный и заманчивый секрет, тайной которого мог наслаждаться только он один.

Улыбка, с которой он вошел в купе, вдруг потускнела, а проницательный взгляд буквально пронизывал Ноэль, он оглядывал ее с головы до ног. Оглядывал пристально, почти нагло.

Наконец с довольным видом он занял место напротив девушки, коснувшись коленями ее ног.

– Прошу прощения, – обратился он к ней. Его голос звучал уверенно и повелительно – под стать внешности. Его богатый оттенками глубокий баритон вливался в сознание Ноэль, будто теплый мед.

– Пожалуйста, – ответила она, и ее сердце забилось так часто, что ей трудно было говорить. Она облизнула пересохшие губы кончиком языка и задала первый пришедший ей на ум вопрос: – Вы едете в Лондон по делам?

– Совершенно верно. А вы? – Он улыбнулся и перевел взгляд с Ноэль на Грейс, издававшую весьма неблагозвучный и отнюдь не аристократичный храп. Затем на небольшую корзинку с хлебом и сыром, которую Грейс поставила под скамейку. – Вы отправляетесь в город, чтобы пройтись по магазинам?

– Более или менее, – ответила она смущенно. Мысленно Ноэль ругала себя – никому из людей, с которыми она до сих пор общалась постоянно, прежде не удавалось смутить или запугать ее. Она не лезла в карман за словом, и ее никак нельзя было обвинить в недостатке светскости. Так почему же, оказавшись рядом с этим человеком, она повела себя как маленькая дурочка?

– Если вы будете смотреть на меня столь пристально, я буду вынужден спросить вас: чем обязан? – насмешливо протянул он.

– Пожалуйста, не делайте этого, – поторопилась возразить. Ноэль, – В противном случае мне придется ответить вам, дав честный ответу, я, вероятно, просто, умру от смущения.

Из его груди вырвался хрипловатый смешок:

– Я этого не допущу. Вы слишком милы, чтобы позволить вам умереть. Лучше я сменю тему и спрошу ваше имя.

– Мое имя леди Ноэль Бромли. А ваше? – Эшфорд Торнтон.

– Эшфорд Торнтон? – Глаза Ноэль расширились от любопытства. – Вы родственник Пирса Торнтона, герцога Маркхема?

– Честно говоря, да. Он мой отец.

– О, ваши родители – удивительные, замечательные люди! – сказала Ноэль пылко. – Я и выразить не могу, сколько добра они сделали для прихода моего прадеда и для бедных детей этого прихода.

– Благодарю вас. Не могу с вами не согласиться. Они действительно редкие люди. – Эшфорд Торнтон отвесил ей легкий поклон: – Как, впрочем, и ваши. Что касается упомянутого прихода, то моим родителям удалось сделать там много полезного лишь потому, что ваши отец и мать помогали им. – Вы знаете моих отца и мать?

– Я лично с ними не знаком, но, конечно, мне известно имя Бромли. Полагаю, вы дочь графа и графини Фаррингтон.

– Верно, – с гордостью согласилась Ноэль. – И они самые лучшие люди на свете, лорд… – Она запнулась, недоуменно хмуря брови. – Прошу прошения, я не знаю вашего титула. Представляясь, вы не назвали его.