Текст книги "Ускользающая красавица"

18

Карета резко останавливается, и это вырывает меня из дремы, в которую не помню как я погрузилась.

Мой спутник исчез.

Снаружи доносятся голоса, и я понимаю, что не знаю даже имени франтоватого, чем-то раздражающего мужчины. Сейчас, похоже, он отдает приказы кучеру.

Стряхиваю пыль с платья, не желая выглядеть ужаснее, чем уже выгляжу, в этом новом для меня месте. Как он назвал его? Центром всего? Но не успеваю я завершить свое занятие, как дверца кареты распахивается.

Вот и он, мой безымянный спутник.

– А, вижу, мы разбудили вас. Пожалуйста, спите дальше, дорогая. Мы прибудем на место лишь на заре, – сообщает он.

– Но почему вы… – Я явно не проснулась окончательно.

– Почему я вышел из кареты? Потому что, кто знает, кого можно повстречать на здешних дорогах. В окрестных лесах обитают весьма зловещие создания. А мне, видите ли, нужно защищать одну принцессу. – Он кивает и собирается закрыть дверцу кареты.

– Как вас зовут? – выпаливаю я. – Прошу прощения, но вы не представились, а как вы сами сказали, я обязана вам жизнью.

– Всему свое время, моя прелестная принцесса. – Он наклоняет голову и захлопывает дверцу.

Прелестная. Он назвал меня прелестной. Да это вопиющая ложь. Одно это слово заставляет меня гадать, не совершила ли я чудовищную ошибку, доверившись ему.

Если меня того и гляди съедят живьем, значит, я снова оплошала.

19

Центр всего.

Предстает передо мной, когда я просыпаюсь на заре, в янтарном свете утреннего солнца. Дверца кареты торжественно открывается, и я вижу город на холме, весь белый. Белая крепость, белые башни, белые шпили, деревня цвета слоновой кости карабкается вверх по холму, и кульминацией всего оказывается самый прекрасный хрустальный замок из всех, что я когда-либо видела.

А если честно, единственный хрустальный замок, что я когда-либо видела.

Утреннее солнце окрашивает деревню в персиковый цвет: каждая стена, каждая тропинка, каждая улица имеет свой, постоянно меняющийся оттенок. Моргнешь и упустишь его.

Стою, замерев, и смотрю вверх. Мой спутник выходит из кареты и оказывается рядом с кучером, придерживающим, согласно этикету, дверцу.

– Добро пожаловать в Алебастину, – провозглашает он. – И как, дорогая принцесса? Вы удовлетворены?

– Должна признаться, что да, – отвечаю, ошеломленная великолепием этого места.

– Нужно поторапливаться – скоро здесь станет слишком людно. К счастью, мы приехали довольно рано, и никто не увидит вас в столь жалком наряде.

Он прав. Все здесь очень чистое. И мне не хочется, чтобы меня видели растрепой. Так не пойдет.

Те, кого я здесь встречу, люди, скорее всего, знатные – моя единственная надежда на возвращение в родное королевство. В этом не может быть сомнений.

Если они увидят меня такой, то не признают своей. И не станут помогать. Кроме того, это будет крайне унизительно для меня.

– Где я могу найти платье, приличествующее королевству цвета слоновой кости? – спрашиваю я.

– О, пусть ваша прелестная головка не волнуется об этом. – Он улыбается и кивает кучеру. – Проведи нас другой дорогой, чтобы мы избежали ненужных встреч до прибытия на место.

Кучер кивает и ведет нас по боковым улицам и переулкам. У подножия крутой и узкой лестницы обнаруживается выложенная перламутром дверь снова цвета слоновой кости.

Кучер или, возможно, слуга, – мастер на все руки, перебирает ключи, находит нужный и распахивает ее перед нами.

– Только после вас, ваше предполагаемое величество. – Мой спутник отвешивает театральный поклон, и через затейливую дверь я прохожу в длинный коридор.

Мужчина окликает меня:

– В конце коридора дверь, просто войдите в нее.

Там и правда имеется дверь.

Я останавливаюсь, так как не представляю, что обнаружу за ней.

– Не глупите, дорогая моя девушка. Это всего-навсего мой дом. Вернее, один из них, – говорит он, шагая вслед за мной.

Я открываю дверь и созерцаю то, что можно назвать лишь обиталищем безумного человека.

20

Дело не в планировке. И не в недостатке мебели или декора. Напротив, сумасшествием отдает их обилие!

Здесь медвежья шкура, там портрет напыщенного барона в золоченой раме. Птичья клетка, статуя древней богини в полный рост. Хотя я очень мало знаю об этом королевстве и о том, что здесь ценится, а что нет, мне совершенно ясно, что эта коллекция редкостей стоит целое состояние. У мраморного камина стоит бронзовый сундук, полный золотых и серебряных монет.

Мой шаг замедляется, и я разглядываю каждую деталь окружающей меня роскоши, пока взгляд не останавливается на лице хозяина всего этого. Он, очевидно, наслаждается происходящим.

– Знаю, это не бог весть что. Но, как я уже сказал, это лишь мое временное пристанище. Если вы будете милы со мной, то в один прекрасный день увидите мой дворец. – Он садится на украшенное вышивкой кресло с подголовником. – Хотя уверен, он меркнет по сравнению с замком, который вы называете домом.

– Зачем вам все эти диковины? – спрашиваю я.

– Ну, я воображаю себя коллекционером. Здесь есть вещи из каждого из семи королевств. Почему? А что, они вам не нравятся?

– Нравятся, но немного странно… – бормочу я, продолжая изучать огромную, переполненную вещами комнату.

Слуга стоит у двери в ожидании указаний.

– Можешь идти. Жду тебя за чаем. – Хозяин взмахом руки отпускает его.

Теперь мы остались вдвоем.

– Как вы считаете, не пришло ли время открыть мне ваше имя? – спрашиваю я.

– Ах да. Мое имя. Это очень важно. – Он улыбается. – Я граф Перегрин. Но никто так меня не называет. Просто граф. Сойдет и Перегрин. Мама, конечно, зовет меня Перри, но вам это не позволено, поскольку вы не моя мама.

– Очень хорошо, я буду звать вас Перегрином, – соглашаюсь я. – Скажите, где в этом хаосе я буду спать.

– Не волнуйтесь, дорогая. Вам предоставлено все крыло. Вот за этим жирафом дверь. Все, что за ней, находится в вашем распоряжении. Там есть ванная, я позову служанку, чтобы она поухаживала за вами. Но это, разумеется, по вашему желанию.

– О нет, пожалуйста, не надо. Мне бы хотелось сначала выспаться, – скромничаю я. – Если только это возможно.

– Не только возможно, ваше сиятельство, но и весьма желательно. Проходите к себе. Я пришлю служанку помочь вам подготовиться.

– Подготовиться, – отзываюсь я. – К чему?

– К ужину, разумеется. Вы не можете, побывав в Алебастине, не познакомиться с нашей прославленной кухней. Знаменитой не только хересом, но и великолепным фуа-гра, – хвастается он.

– Ах да. Мне придется ужинать в этом рванье? – Я оглядываю испорченное платье.

– О нет. Конечно же нет, – заверяет он, ничего не добавляя к этому.

– Надо признать, все это довольно таинственно. Но я устала. Может, когда проснусь, вы скажете, во что я буду одета сегодня вечером.

Я разворачиваюсь и прохожу мимо гигантского чучела жирафа.

Я не вижу Перегрина, но ощущаю на себе его взгляд. И не могу понять, недовольна этим или же испытываю совершенно иное чувство.

Не припомню, чтобы прежде кто-то так волновал меня.

21

Меня ждет ужин. Кажется, я должна чувствовать себя несчастной, нервничать и стремиться вернуться в свой мир. Но, судя по тому, как трепещет мое сердце и как стремительно я вскакиваю с кровати, со мной происходит что-то другое.

Я полна энергии, подобно ребенку в ночь перед Ноуэлем.

Предвкушение. Возможно, дело в том, что мне предстоит хороший ужин, какого у меня не было вот уже много дней, и искрометный разговор. На том ужасном болоте я сама была потенциальным ужином! И в Серых скалах меня ожидало нечто подобное. Как вспомню два обезглавленных тела в грязи…

Нет, решаю я. Выброси это из головы.

Но здесь, в этом цивилизованном месте, я буду делать то, что отлично умею. Одеваться в прекрасную одежду, сидеть за прекрасным столом, улыбаться и кивать окружающим. Иногда меня будут просить сказать что-нибудь значительное, и я знаю, как это делается. Я училась этому всю жизнь.

Вдруг раздается стук в дверь, и я слышу вежливый женский голос:

– Могу я войти, мисс? Не возражаете? Вы уже проснулись?

– Да! Входи-входи, – откликаюсь я.

Дверь открывается, и за ней стоит миниатюрная молодая женщина в белом платье. Скромный наряд горничной будто говорит, что все украшения принадлежат тем, кому она прислуживает.

Она молча и почтительно вплывает в комнату и кладет на оттоманку платье и пелерину. Потом отступает назад к двери и ждет моих указаний.

– Платье? И, как вижу, пелерина, – говорю я.

Она кивает, и я подхожу ближе, чтобы рассмотреть роскошный наряд.

Дражайшие читатели, как мне описать то, что увидела?

Представьте, что с неба берут облака и с осторожностью придают им форму жемчужного платья из парчи и кружев, расцвечивая все это облачным подкладочным серебром.

Я беру его, и у меня перехватывает дыхание. Даже в моем королевстве, где царят бледно-розовый и светло-голубой, это платье воспринималось бы как самое что ни на есть изысканное произведение искусства.

– Скажи, неужели все дамы в вашем королевстве одеваются столь ослепительно? – спрашиваю у горничной.

– Некоторые из них, – отвечает она, опустив глаза, а потом уточняет: – Совсем немногие. Граф, говоря по правде, очень влиятелен. Удивительные вещи, что вы здесь видите, – подарки из других королевств.

Я пытаюсь осознать услышанное. Значит, он действительно граф. И это место, Алебастина, не слишком отличается от нашего королевства, где немногочисленная знать танцует вальс, пока остальные подбирают за ней крошки. Это не очень справедливо. Но мой отец, король, говорит, что тут уж ничего не поделаешь. Если попытаться изменить это, начнется полный беспорядок. Хаос. Анархия. Коты будут брать в жены собак. Деревья воспламенятся и сгорят.

Слышу в голове его голос. Сильная рука, моя милая принцесса. Вот что нужно королевству. Вот что должен обеспечить монарх. Сильная рука! Только так можно поддерживать порядок в своих владениях.

То, что я, бывает, подвергаю это сомнению, часто становится причиной его издевок и саркастических замечаний.

Мама, кажется, иногда соглашается со мной, хотя и подчиняется правилам, диктуемым королем. Ведь в конечном счете она королева.

– Скажи, ты знаешь, куда мы отправимся сегодня вечером? – спрашиваю у служанки.

Та поднимает глаза. Похоже, я ее озадачила.

– Что? В чем дело? Я сказала что-то неуместное?

– О, ничего такого. Просто… могу быть честной с вами? – говорит она, снова опустив глаза.

– Конечно, так в чем дело?

– Я полагаю… ну… хм… – Она подыскивает нужные слова. – Я на какое-то мгновение… немного позавидовала вам.

– О. Мне… очень жаль. Я не должна была упоминать об этом, – утешаю ее я.

Хотя, согласитесь, странно извиняться перед служанкой по такому поводу. Но многое в этом королевстве кажется странным. Мне следовало бы над этим подумать. То, что со мной, ничего не знающей об этой стране, обращаются так обходительно… в то время, как эта женщина, родившись здесь, обязана прислуживать мне… Нет, это несправедливо.

– Прости, я не хотела тебя обидеть, – говорю ей.

– Нет, мисс. Вы вовсе меня не обидели, – меняет она тему разговора. – Сейчас я налью вам ванну.

Ванна! Не верю своим ушам! Самое приятное роскошество, которое могу представить. Приняв ванну после приключений на болоте и в скалах, которые завершились прогулкой через высохшее море, я рожусь заново.

Кажется невероятным, что здесь мне так угождают. Я вижу на комоде тарелку с марципановыми конфетами в виде фруктов. Яблоко, апельсин, клубника. Яркие цвета радуют меня. Да, это фантастическое место. Место диковинок и безделушек.

Прекрасно, когда тебе верят. Мне следовало бы всей душой желать вновь очутиться в моем бледно-розовом и светло-голубом королевстве, но в настоящий момент я вовсе не спешу туда.

Неожиданно мне приходит в голову мысль. Благодарность! Я должна быть благодарной за полученные дары: за изумительное платье и за это место, где могу отдохнуть, за деликатную, очаровательную служанку и за восхитительную возможность принять ванну. Граф Перегрин, должно быть, счел меня неблагодарной! Вульгарной и испорченной. Потому что я принимаю все, что он для меня делает, как должное. Мама всегда учила меня говорить спасибо за подарки, которые преподносит мне жизнь. Она не одобрила бы моего поведения. Я так и слышу ее голос: Благодарность, моя дорогая, благодарность – вот основа жизни. Бедняк, который наслаждается преподнесенными ему дарами, солнцем над головой, луной в ночном небе, красотой дня… такой бедняк куда богаче неблагодарного дворянина, погрязшего в страданиях и недовольстве жизнью.

С этой мыслью я выбегаю из комнаты и мчусь к входу. Да, я выскажу Перегрину, как признательна ему. Извинюсь за капризы и нахальство. Скажу, моя голова кружилась от всего, что со мной произошло в том незнакомом месте. Он обязательно простит меня.

Горничная бросается за мной с криком:

– Нет, нет! Вы не должны!

Но я, не останавливаясь, отвечаю ей:

– Что? Нет, должна. Понимаешь, я должна быть вежливой.

Она продолжает бежать за мной, и это начинает слегка беспокоить.

– Все и правда хорошо. Пожалуйста, не волнуйся.

– Нет, мисс, я же наливаю вам ванну! – выкрикивает она. – Остановитесь, пожалуйста!

Но уже слишком поздно. Она не успевает схватить меня, и я распахиваю дверь в спальные покои, а там…

…перед зеркалом стоит…

…кто-то похожий на графа Перегрина, только гораздо менее красивый, чем он. Челюсти у него не такие квадратные, его лицу присуща асимметрия, какой прежде в нем не было. Один глаз немного вытянут и похож на миндальный орех, радужки стали болотно-коричневыми, их пронзительная синева исчезла. Его волосы… вовсе не роскошная грива, они тусклые и непослушные. Кожа графа покрыта пигментными пятнами. Он жалко улыбается мне, а затем торжественно приподнимает стакан, подносит его к тонким губам и выпивает синюю жидкость.

И тут происходит нечто невероятное.

Напиток творит чудеса.

Пятна на коже исчезают, волосы становятся гуще. Форме челюсти возвращается выразительность, радужные оболочки глаз быстро меняют цвет, пока снова не становятся серо-синими. Я вижу в зеркале, что он снова убийственно красив.

Преображение Перегрина лишает меня дара речи. Я стою в дверном проеме, совершенно сбитая с толку.

Он поворачивается ко мне и виновато пожимает плечами.

– Вы бы обнаружили это рано или поздно. Сейчас, полагаю, момент для этого вполне подходящий.

– Но… что… – заикаюсь я. – Как…

– Ответ на «что» – сапфир. На «как»… ответить немного труднее, – задумчиво говорит он. – Видите ли, моя высокочтимая принцесса, мы все… порабощены этим синим напитком. Мы обожаем его, можно сказать. Он дает нам возможность совершать райские, божественные путешествия, особенно поначалу. А потом становится необходимым. Не то чтобы он приносил благо, но чрезвычайно важен.

– Не уверена, что понимаю вас. Как может этот…

– Разумеется, вы ни в коем случае не должны пробовать его, – хмурится он. – Я запрещаю вам. Нет, мы убережем вас от этого проклятия.

– Проклятия? Что вы имеете в виду?

– Некоторые считают, что проклятие – это становиться некрасивым. Но на самом деле проклятие – это нежелание становиться некрасивым. Постоянная потребность в красоте… присуща всем нам.

– Кто это «все мы»? – спрашиваю я.

– Все, – фыркает он. – Все королевство Алебастина! Все мы находимся под властью сапфира.

Он смотрит в зеркало и поправляет волосы, похоже, его не очень тревожит собственное безумие.

– Быть уродом в нашем мире? Это преступление. Это то же самое, что смерть.

– Быть некрасивым преступление? – переспрашиваю я.

– Так оно и есть. Видите ли… это порочный круг. – Он садится в бархатный шезлонг, думая, как бы лучше выразить свою мысль. – Сапфир обеспечивает красоту человека, будь то мужчина или женщина. Он или она становятся ослепительными, великолепными, как-то так. Сапфир стоит немалых денег. Если денег у тебя нет, значит, нет и сапфира. А если у тебя нет сапфира, чтобы всегда оставаться прекрасным… твое лицо обвиснет, или станет бледным, или старым, или рябым, или просто неприятным. Если ты урод, то, должно быть, беден. А если ты беден, кончишь тем, что станешь уродом. И то, и другое заслуживает презрения. Если тебя увидят на улице, то избавятся от тебя.

– Избавятся?

– Да, пошлют туда, где добывают сапфир. А такая участь хуже смерти. – Он откидывается в шезлонге, утратив интерес к разговору.

– Прошу прощения. Мне трудно понять эту… несуразную логику, – вздыхаю я. – Вы утверждаете, что здесь запрещено быть некрасивым.

– Правильно, – кивает он. – Быть некрасивым или бедным. Или тем и другим. Одно вытекает из другого.

– И все, все… должны пить эту синюю жидкость…

– Сапфир, – поправляет он. – Его добывают в Сапфировых копях. Все это немного сложно, если вдуматься.

– Значит, все обязаны пить этот сапфир не из тщеславия… но чтобы выжить? – Кусочки головоломки встают на свои места.

– Именно так. Принцесса умница. – Он поднимает стакан с куайном: – Ура.

– Но это ужасно, – негодую я. – Что за чудовищная участь. Попасть в ловушку этого… напитка. Быть одержимым им.

– Не вините меня. Не я это придумал. – Он делает большой глоток куайна.

– А кто? Кто смог изобрести такое?

– Конечно же Вест, – морщится он. – Вест – автор всех жестокостей и даже королевства, созданного назло.

– Вест? А это что за птица?

– Это не птица, а женщина. И она все и ничего. – Он продолжает беззаботно потягивать куайн. – Эта тайна подобна тайнам обелиска Чакуку или пещер Флита… Их никто не способен разгадать. Никто никогда не видел эту женщину. Или же видел, но не выжил, чтобы рассказать об этом.

– Как вы можете быть таким… безразличным? Это же чистое зло. А что происходит с теми, кто неспособен заполучить… проклятое зелье? – продолжаю я. – Что ждет их?

– Я уже сказал, моя дорогая своевольная принцесса, что их высылают. На Сапфировые копи. Там, думаю, они работают до изнеможения, пока не исчезнут навсегда. – Он задумывается. – Да, похоже, дело обстоит именно так.

– Ну… – пытаюсь собраться с мыслями. – Почему бы им не выпить сапфира, который они добывают?

– Ха! Да их тут же прикончат. – Он качает головой. – Принцесса, не будьте такой глупой. Это вам не к лицу.

– А эта Вест? – по-прежнему мало что понимая, продолжаю я. – Где она?

– Повторяю, она нигде и в то же время везде. – Он наливает себе еще стакан куайна. – Раз уж вы так любопытны, я скажу вам вот что. Ходят слухи, будто ее иногда видят в физическом облике за пределами королевства Урейтен.

– А где это?

– О. Там, где вы не должны когда-либо оказаться, мой чарующе любознательный, хотя и слегка надоедливый друг. Видите ли, здесь, в Алебастине, все такое теплое. Пушистое. Счастливое. Легкомысленное. Люди молоды, блестящи, беззаботны и ни о чем не печалятся, их вечера наполнены танцами, песнями, куайном и весельем. Как вы сами видите, мне все это очень и очень нравится. – Он улыбается совершенно искренне.

– И что? – пожимаю плечами. – Какая тут связь?

– Урейтен – нечто иное. Там полно низких, подлых людей. Они жестоки, несчастливы, жадны и развратны. Они убивают рабов забавы ради. Убивают друг друга без причины. Кроме того, похоже, у них в обыкновении поносить Алебастину, что, конечно, очень неприятно. Они просто завидуют. Это само собой.

– Они тоже находятся во власти сапфира?

– Да, разумеется. Так обстоят дела во всех королевствах. И тут ничего не поделаешь. – Он пьет куайн и успокаивает меня: – Но не волнуйтесь, мнимая принцесса, вам не придется пить его еще очень долго, может, лет двадцать. Вы достаточно хорошенькая. Но будем считать, что я этого не говорил.

Двадцать лет? Неужели существует хоть малейшая вероятность, что я останусь в этом проклятом месте так надолго? Неужели никогда не найду путь домой? Внезапно у меня появляется мысль, что я оказалась за бортом жизни, что я потеряна и покинута. На меня накатывает уныние, и я сажусь на скамеечку у двери. Не успев осознать, что делаю, закрываю лицо руками и разражаюсь слезами. Впервые в жизни ситуация, в которой я оказалась, кажется мне неразрешимой, и мне не хватает сообразительности, любознательности или чувства юмора, чтобы пройти через это. Я потеряна. Доведена до отчаяния, брошена на произвол судьбы… утратила надежду.

В комнате тихо, слышны только мои всхлипывания.

А я еще считала, что справлюсь с любой ситуацией, в которой окажусь. Что, будучи принцессой, смогу преодолеть любые препятствия с достоинством и изяществом. Меня учили именно этому. Всегда необходимо сохранять самообладание. Меткое слово здесь, выразительная ремарка там. Но сейчас, в присутствии едва знакомого мне графа, который может оказаться подонком, я рыдаю в огромной комнате, где полно чучел леопардов и гигантских птиц.

– Принцесса? – Его голос вклинивается в мои рыдания. – О, принцесса.

Слышу скрип паркетного пола – он идет ко мне.

– Не плачьте. По правде говоря, все не так уж и плохо. Здесь, со мной, вы в безопасности. Буду откровенен, Алебастина – лучшее, добрейшее из королевств. И хотя мой подлинный облик может показаться отталкивающим, я далеко не глуп. Я искушен в здешних порядках. Вы вряд ли могли бы найти лучшего, более сведущего компаньона. – Он осторожно берет меня за подбородок и приподнимает мою голову: – Так что вам нет нужды плакать.

Он протягивает мне шелковый, цвета слоновой кости носовой платок с белой вышивкой.

С минуту подумав, возвращается к бирюзовому шезлонгу и со вздохом садится в него. Его лицо выражает смущение и озабоченность.

Тут подает голос горничная:

– Должна ли я… помочь принцессе… подготовиться к ужину?

Перегрин поднимает на нее глаза. Похоже, он в ступоре.

– Нет… Не думаю, что в этом есть необходимость. – Он жестом велит ей уйти.

– Полагаю, что представляю собой ужасное зрелище, – говорю я. – И вряд ли могу присутствовать на ужине.

– Хм-м-м-м-м, – тянет граф себе под нос.

Я жду, что он скажет что-то по обыкновению остроумное. Но он сидит, уткнувшись взглядом в паркет.

– Следует ли… Думаю, мне лучше пойти в свою комнату, – нарушаю я тишину.

– Да… В самом деле… Я попрошу горничную приготовить вам что-нибудь. Она замечательная кухарка.

– Тогда спокойной ночи. – Я ухожу, немного сконфуженная.

– Да, спокойной ночи, принцесса. Сладких снов.