Текст книги "Ускользающая красавица"

22

Надо заметить, что стремление хорошо выспаться и собственно хороший сон – две разные вещи.

Серпик луны встает в небе, чтобы встретиться со звездами, а я ворочаюсь в постели не в силах заснуть.

Подушка слишком теплая. Другая – слишком холодная. Одно, второе, третье… наконец я решаю отбросить идею поспать и скоротать ночь с луной.

Балкон небольшой, но когда я открываю окно, в комнату врывается прохладный ночной воздух и, к моему удивлению, звуки празднества. Фестиваля? Свадьбы? Такое впечатление, будто вся деревня, подобная белому морю башен и башенок, отмечает день рождения, или праздник урожая, или Ноуэль. Или все это одновременно. Я различаю вверх по холму примерно двадцать мерцающих фасадов, синих, зеленых и красных. Кое-где синий кажется отражением воды или даже огня на воде. Вымощенные булыжником улицы спускаются вниз по холму к крепостным стенам цвета слоновой кости… мимо палаток и навесов, из которых доносится музыка. Где-то поют арию, где-то гремят барабаны, а порой на первый план выходят цимбалы.

Боже милостивый. Так здесь каждую ночь?

Приближающаяся музыка не похожа на сладкозвучные звуки пианетты или флотты; играют незнакомые ударные, и это напоминает лихорадочное сердцебиение. Музыка становится все ближе. Чувственная и зачаровывающая. Будто что-то сейчас должно произойти. Барабанный ритм ускоряется. Головы запрокинуты в ликующем веселье. Дамы наслаждаются. Мужчины смеются.

Ничего подобного я никогда не слышала. Алебастина. Ее соблазны непреодолимы.

Я решаю: если мне суждено застрять в этом месте, я должна побольше разузнать о происходящем сейчас. Должна объяснить самой себе некоторые вещи. Должна, что всегда одобряет мой наставник, заняться исследованием.

Конечно, маме и придворным дамам это пришлось бы не по душе, но здесь нет никого, кто упрекнул бы меня, или напрягся, или констатировал с презрением, что так себя не ведут. Я предоставлена самой себе. И могу делать все, что пожелаю.

Замечаю идущую по улице парочку, они хихикают, глядя друг на друга. Мужчина одет в белое. На женщине платье, опять же белое. Они о чем-то шепчутся, их лица, в соответствии со здешним обычаем, раскрашены в цвет слоновой кости.

Они проходят дальше по узкой, вымощенной белым камнем улочке и останавливаются у одного из заведений. Когда они открывают дверь, я слышу, как наружу выплескивается музыка. Она растекается в ночном воздухе и устремляется к звездам.

Я собираюсь присоединиться к людям внизу.

Но пока размышляю, как мне это сделать, происходит нечто странное.

Помните черную птицу, которая испугала меня, когда я дерзко, хотя и неуклюже спасалась бегством из Серых скал? Так вот. Похожая на нее грациозная красивая птица садится у каменного алькова, и, посмотрев на нее, я одновременно вижу то, что искала. Путь вниз.

Белая шпалера с розами. Спуск по ней, прошу заметить, не так безопасен, как по лестнице, но тем не менее шпалера – нечто похожее на лестницу, не будучи при этом лестницей.

Птица улетает в ночь. А я смотрю ей вслед и вижу, как она влетает в полумесяц. Странно, однако.

Не глупи, Битси. Это всего лишь птичка, а ты, признай, совсем не спала этой ночью. Вот, собственно, и все.

И все же.

Тем не менее.

Это…

Любопытно.

Тут до меня доносится что-то еще. Голос издалека… шепчет, подобно таинственному голосу в лесу.

– Ты мне снишься.

Я поворачиваюсь, чтобы выяснить, кому этот голос принадлежит… но слышу лишь ударные, звучащие все громче и интенсивнее.

Возможно, это были слова из песни.

Все, ухожу в ночь!

23

К счастью, у меня есть платье! О, удачный день! Или, следует сказать, удачная ночь.

Косметика цвета слоновой кости лежит на столике перед зеркалом, оставленная там горничной. Я быстро наношу макияж, боясь, что передумаю. Надеваю платье, пока здравый смысл не одержал верх над желанием.

И не успев осознать, что делаю, спускаюсь по увитой белыми розами шпалере, надеясь, что мое изысканное платье не порвется. Не хочу выглядеть пугалом во время дебюта в Алебастине!

Иду по улице, по которой шла та парочка, и подхожу к двери дома, где проходит вечеринка.

Я останавливаюсь.

Это безумие. А что, если меня схватят? Если кто-то оскорбится, решит, что я веду себя нахально или неправильно?

Никто из особ королевской крови не собирается встречаться со мной, не говоря уж о том, чтобы помочь вернуться домой. Но я должна выяснить, что это за место. Крайне неразумно полагаться на Перегрина, у которого лжет даже внешность! Если я хочу получить хоть какую-то надежду на спасение, мне необходимо разобраться во всем самой.

Я стою, набираясь смелости, и тут две девушки примерно моего возраста, одетые в белые платья, быстро спускаются по холму и шутливо хватают меня за руки.

– Пошли, пошли! Ешь, пей и веселись, потому что завтра ты… ты?.. – говорит одна.

Другая завершает ее мысль:

– Умрешь! Или заплачешь. Вот в чем вопрос.

– Вопрос… да какая разница? – Первая смеется и тащит меня за собой, словно мы лучшие подруги.

– Пошли, красавица. Благодаря тебе мы будем выглядеть прилично. От этого платья мужчины остолбенеют, – заявляет вторая.

– Откуда оно у тебя? – спрашивает первая. – Впрочем, неважно, неважно. Я устала дожидаться ответа!

Я не знаю, что сказать им. Не знаю, что делать, кем казаться. У меня такое чувство, будто я могу быть кем пожелаю…

И мне это нравится.

24

Внутри это шумное заведение трещит по швам от всевозможных оттенков кожи, языков, манер поведения. Разумеется, о цвете кожи нельзя судить по лицам, потому что, похоже, все нарисовали себе белые маски. Одежда у всех без исключения цвета слоновой кости. И, разумеется, каждое лицо здесь – это образец фарфорового совершенства… сияющие глаза, шелковистая кожа, точеные скулы. Я гадаю, напились ли присутствующие сапфира или все же среди них есть несколько настоящих красавиц и красавцев. Но понять это невозможно.

Звуки ударных становятся громче, но, попав сюда, я обнаруживаю, что они все это время заглушали игру на пианетте и флотте. Звучание классических инструментов, исполняющих нечто вроде менуэта, переплетается с приводящим в транс ритмом барабанов. Музыка возбуждает, доводит до экстаза, внушает, что сейчас произойдет что-то либо ужасное, либо необыкновенное.

Разумеется, все танцуют. Дамы и господа и остальные выделывают такие немыслимые па, что смотрящие на них давятся от смеха. Во время одного особенно странного танца, более популярного, похоже, среди женщин, танцующие хлопают рукой по полу, а потом воздевают ее к потолку.

Восхитительная вечеринка. В нашем королевстве никто так не веселится даже во время больших праздников.

Мои хихикающие спутницы тянут меня в толпу танцующих.

– Как тебя зовут, красавица? Или нам следует называть тебя именно так? Впрочем, мне это нравится. Решено. Мы будет звать тебя Красавицей, – говорит одна, и я замечаю вдруг, что ее волосы напоминают по цвету красное яблоко. – А меня зовут Яблоко. Из-за волос. – Она словно читает мои мысли. – А это, конечно же, моя лучшая подруга с пеленок. Нам все время влетало за то, что мы слишком много болтали в песочнице. То есть лепетали. Представляешь? Ее зовут Уточка.

Уточка кивает.

– Это из-за моих губ. Все говорят, что я вылитая утка. Кряк.

Я делаю книксен.

– Рада познакомиться с вами обеими, Яблоко и Уточка. А я принцесса Элизабет Клементина Де Буда Руа из королевства Руа.

Они смотрят друг на друга и РАЗРАЖАЮТСЯ смехом.

– О боже, повтори это, повтори! – просят они.

– Э, ла-а-а-адно… рада познакомиться с вами обеими, Яблоко и Уточка. Я принцесса Элизабет Клементина Де Буда Руа из королевства Руа. – И я снова приседаю.

Они вновь визжат от удовольствия.

– А теперь я, теперь я… – Уточка делает книксен и произносит шутливо-официальным тоном: – Рада познакомиться с вами, Яблоко и Уточка. Я знатная персона из такого-то королевства.

– А я графиня Лобстара из Царства зачарованных ракообразных. – Яблоко тоже приседает.

Хотя они высмеивают меня, трудно не веселиться вместе с ними. Их смех очень заразителен.

– О, не сердись на нас, Красавица. Мы тебя любим. Правда, Уточка?

Уточка кивает.

– Так ты принцесса? Правда? Я тебе верю – у тебя такие умопомрачительные платье и манеры. Принцесса по имени Красавица. Да, так мы и будем тебя называть. Из какого, говоришь, ты королевства?

– Из Руа.

– Дамы, дамы, не болтайте на танцполе!.. – Крупный мужчина в изумительном белом парике, в сюртуке и панталонах вторгается в наш разговор.

– Деметриус! Как ты смеешь выглядеть столь ослепительно, когда ты не с нами?! – Уточка хватает его за руку, и они направляются в самую гущу танцующих.

Яблоко тянет меня за собой и шепчет:

– Деметриус – сын из династии Найтбридж-Азукаров. Единственный наследник. Когда-нибудь он будет купаться в деньгах.

Прежде чем мы оказываемся в центре столпотворения, я замечаю две вещи. Во-первых, кожа Деметриуса под пудрой цвета слоновой кости имеет цвет красного дерева. А во-вторых, Уточка потрясающа, она вылеплена из того же теста, что и моя мама. Волосы цвета пшеницы, сияющие глаза и волнующие губы.

По тому как Деметриус смотрит на нее, я понимаю, что он совершенно со мной согласен.

– О да. Он влюблен в нее, – читает мои мысли Яблоко. – Здорово, правда? Когда-нибудь у нее будет собственный замок! И мы будем приезжать к ней! Давай что-нибудь выпьем. Я еще недостаточно освоилась здесь, чтобы танцевать.

Она тянет меня к другой стороне танцпола, где стоит очередь за напитками. Я покорно занимаю место в самом конце.

Яблоко смотрит на меня и смеется:

– О нет, моя дорогая. Господи упаси… Ты такая хорошенькая.

Она тащит меня за собой, и не успеваю я что-то понять, как мы оказываемся в комнате, где предаются безделью несколько человек. За небольшой барной стойкой мужчина с выражением скуки на лице протирает бокалы салфеткой.

Он поднимает глаза, видит нас, и его поведение меняется.

– Яблоко, что, бога ради…

– В наши дни так принято приветствовать друзей? – поддразнивает его она. – Это моя лучшая подруга. Красавица. Ну, она моя вторая по значимости подруга. Уточка танцует с Деметриусом. А это Билли.

– Ты даже не попрощалась со мной вчера ночью, или этим утром, или вообще когда-то. Невежливо с твоей стороны. Ты обижаешь меня, – отчитывает ее Билли.

– О, да хватит тебе. Вся эта так называемая лирика не для меня, – отвечает она. – Если ты в меня влюблен, это твоя проблема.

Да, все это ошеломляет. Здесь придерживаются других правил поведения, следуют другой морали. Обо всем говорят открыто. В моем королевстве так не принято.

– Перестань ругаться. Кого я не выношу, так это занудствующих барменов. А тебе все это, похоже, в кайф! – восклицает Яблоко, вручая мне ярко-зеленый напиток с лавандового цвета пеной. – Попробуй. Тебе понравится. Это изобретение Билли. – Она чокается со мной. – Ура!

Билли поднимает бокал.

– Ура!

– Ура! – Я делаю то же самое и отпиваю глоток.

– Нравится? Я считаю, Билли должен назвать свое произведение «павлин» из-за великолепного зеленого цвета. Сам же он придумал название «ночи на море». И это ужасно.

– «Танцующие в ночи»? – предлагает он.

– Еще хуже, – стоит на своем Яблоко. – Ты в этом совсем не силен…

Они продолжают перебраниваться, оставив меня наедине с моими мыслями. Люди вокруг либо тоже пикируются, либо сплетничают. Посылают друг другу воздушные поцелуи. Сплошное притворство. Мне начинает казаться, что я очутилась на званом вечере в моем королевстве или на чаепитии с кузинами и считаю мгновения, когда смогу наконец вернуться к роману, которым сейчас зачитываюсь.

Конечно, здесь весело. Но узнать больше о ситуации, в которой я оказалась, явно не получится. Нужно уходить.

Вдруг мне ударяет в голову что-то… что-то невообразимое… и у меня перехватывает дыхание.

– Фантастика, правда? То ли еще будет, – ликует Яблоко и ловит свое отражение в зеркале. – О боже, да я пугало огородное. Подожди-ка, подожди…

Она достает из-за лифа платья бутылочку и быстро выпивает ее содержимое. Мы смотрим на ее отражение и видим, что красота возвращается к ней… кожа становится сияющей, глаза светятся ярче.

Когда она перестает меняться… у меня создается впечатление, что комната идет волнами, что все в ней колышется. Яблоко шепчет что-то Билли.

Не уверена, но кажется, я разбираю такие вот слова:

– Пора. Прежде, чем она проснется.

25

Да сделай что-нибудь, Битси. Ты совершила чудовищную ошибку!

Мой внутренний голос кричит, и я пытаюсь пошевелить руками и ногами, обнаруживая, к своему ужасу, что не могу этого сделать.

– Давай ее назад!

– Мы отвезем ее на каретный двор.

Слова плывут в воздухе и становятся то громче, то тише.

– Тсс. Тсс!

– В переулке есть кто-нибудь?.. Поехали-поехали-поехали-поехали!

Голова у меня тяжелая, но сознание все еще со мной и умоляет предпринять хоть что-нибудь.

Кажется, мои похитители – это Яблоко и Билли. Других моих новоявленных друзей, Уточку и Деметриуса, нигде не видно. Может, они не в курсе того, что происходит? Будь у меня больше времени на размышление, предательство предполагаемой подруги травмировало бы меня. Подруги? Да скорее злейшего врага!

Что я натворила! Мама тысячу раз говорила, чтобы я не ходила одна – даже при свете дня – за пределами замка. И вот она я, осмелилась выйти на таинственные улицы Алебастины. Какая же я дура. С радостью надавала бы себе пинков. Если бы получилось пошевелить ногой.

Но мои ноги и руки сейчас совершенно бесполезны, и самоистязание мне не грозит. Я лишь смотрю, как меняется обстановка вокруг. Сначала темный проулок… потом, к моему великому ужасу, задняя часть кареты.

Звучание ударных и менуэтный ритм постепенно сменяются звуками ночи. Я поднимаю глаза и смотрю на тонкий серп луны, который на этот раз оказывается моим врагом. Воздух же постепенно сгущается.

– Давай, давай. Пока никто не заметил, что она исчезла! – слышу лающий шепот Яблока.

Повернув голову, вижу ее лицо цвета слоновой кости. Она украдкой оглядывается. А затем дверца кареты захлопывается и наступает темнота.

Вокруг абсолютно черно.

26
Дневник короля

О, это невозможно вытерпеть! Вокруг разнузданность, невежество!

Никто, ни один человек во всем королевстве, не способен понять, что случилось с нашей дражайшей спящей принцессой. Ее невозможно разбудить ни настоями, ни мазями, ни благовониями, ни другими средствами.

Что хуже всего… моя бедная королева отказывается спать где-либо, кроме как рядом с принцессой, поскольку боится, что та может проснуться посреди ночи. Слава богу, мы перенесли нашу дорогую Битси из той ужасной башни. Моя королева скорее умрет, чем покинет нашу дочь.

Мне надо подготовить для нее подходящее место здесь в саду, королевский шатер. Тогда она сможет спать под луной с нашей Битси.

Что еще невыносимее, мои племянницы, Присси и Боланда, явились сегодня утром… якобы попытаться ободрить всех нас. Они умудрились привести бог знает откуда труппу акробатов, скачущих по королевству подобно безмозглым блохам. Потом Присси и Боланда настояли, чтобы их запечатлели сидящими рядом со спящей принцессой. И немедленно заказали копии портретов с глупейшими надписями внизу. Присси придумала нечто совершенно невообразимое. Что-то вроде «Спи, смотри сны, живи». Они хотят разослать эти копии по всему королевству, заявив, что это приведет к исцелению принцессы. Вздор! Девицы хотят, чтобы все любовались портретами и громко восхищались их красотой. Гнусное тщеславие!

Меня наказывают.

Да, часть меня верит, что причина случившегося во мне… что все это имеет отношение к моей великой тайне.

Нет, не скажу королеве.

Сделав это, я могу разбить ей сердце.

А ее сердце и без того идет трещинами.

27

Я должна проснуться. Должна!

Я одурманена, дремлю, и перед глазами темнота. Мысли путаются все сильнее. Единственное чувство, которое не отказывает мне, – слух. Я улавливаю вибрацию стихающей музыки, а потом цокот копыт по мостовой. Иногда до меня доносятся звуки веселья, но они тут же затихают. Такое впечатление, что я сбежала с тысячи вечеринок и все жестоко смеются надо мной.

Внезапно карета останавливается, вокруг по-прежнему темно, но рядом что-то происходит – похоже, драка и ссора.

Слышно, как что-то тяжело падает на землю. Потом раздается металлический звук… может, открывают щеколду?

В карету врывается свежий ночной воздух.

В лицо мне будто ударяет ледяная вода.

И я слышу голос.

– Моя дорогая мнимая принцесса! Во что только вас угораздило впутаться?!

28

– Не вздумай вытворить что-то еще в этом же роде. Нечего слоняться в одиночестве. Ты меня удивила. Принцесса! Я думал, ты куда умнее! – продолжает он выговаривать мне. – Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что творится вокруг! Позволь заметить, mon ami, это некрасиво с твоей стороны.

Перегрин отчитывает меня на все лады, но звуки его голоса – самое прекрасное, что я когда-либо слышала. Мы вернулись к его дому, хотя я не понимаю, как это получилось.

– Тебя могли убить. И убили бы. Здесь полно злодеев и грабителей. Они повсюду! А ты шастаешь по округе без охраны! Ты сошла с ума! Чем они опоили тебя? Сомаком? Клачко? Может, смесью того и другого?

– Уфовджфуйа, – бессвязно мычу я, пытаясь ответить, что понятия не имею.

– Ладно. Без разницы. Ты сейчас не способна говорить. А твое платье? Завтра утром первым делом надо будет постирать его и зашить.

Он неодобрительно качает головой.

Его прерывает ворвавшаяся в комнату горничная.

– О боже милостивый! – восклицает она. – Где вы ее нашли?

– Ее похитило какое-то хулиганье! Хорошо, что мне знаком каждый уголок в этом королевстве, словно это я выдумал его, – отвечает он, гордый собой. – Ты же знаешь, я прожил здесь всю жизнь. И могу ходить по улицам с завязанными глазами.

Эти двое несут меня, взвалив на плечи, мимо чучела жирафа в мою комнату.

Горничная укладывает меня в постель, помогает снять туфли и приносит воды, а граф продолжает бранить, стоя в углу.

– О, притворяющаяся принцессой. Ты напугала меня до смерти. – Он хватается за голову. – Ты понятия не имеешь, какие сомнительные личности ошиваются в этих местах.

Я, запинаясь, с трудом выговариваю:

– Мне казалось, вы сказали… что это… лучшее из королевств.

– Так оно и есть!

Мне в голову приходит миллион мыслей, но из-за зелья они, не задерживаясь, проносятся мимо, как на карусели. Крутятся и крутятся, пока я не начинаю видеть лишь ослепительные огни и цвета, а музыка не искажается, подобно зеркальным отражениям в комнате смеха.

29

Когда я просыпаюсь или, возможно, меня будит горничная, держащая в руках платье, за окном уже смеркается.

– Вот, наденьте это. К счастью, мне не пришлось стирать его. На нем было лишь несколько пятен, которые я замазала мелом. Старый семейный секрет, перешедший ко мне от бабушки.

Я тру глаза, ощущение такое, будто мне ударили по голове дубинкой.

– А, у вас болит голова. Что и следовало ожидать. Тут поможет еще один семейный секрет. Но, будьте добры, вставайте скорее, потому что мы уже опаздываем. Вот печенье – погрызите перед ужином, оно сладкое. Это будет ваш первый ужин. Моя мама называла его ужином леди, он нужен, чтобы не наброситься на еду в присутствии претендентов на вашу руку.

– Да, мне знакома такая уловка. Мама называла это ужином за туалетным столиком.

– Превосходно! – Она выбегает из комнаты и возвращается через несколько секунд с неаппетитно выглядящим варевом.

– Неужели ты хочешь напоить меня этим? – Я с отвращением смотрю на предлагаемую мне мерзость.

– Вы хотите избавиться от головной боли или нет? – спрашивает она и протягивает мне напиток.

Я с сомнением смотрю на него.

– Давайте, давайте. Не медлите, – настаивает она. – У нас нет времени в запасе.

– Прекрасно. – Я выпиваю залпом питье, задыхаясь от омерзения.

Да, оно помогает. Мне становится легче как по волшебству.

– Теперь займемся платьем. О лице не беспокойтесь, я все устрою. Я рисовала лица здесь, в Алебастине, с тех пор, как мне исполнилось десять зим, – хвастается она.

– Почему лица раскрашивают в белый? – спрашиваю я, пользуясь возможностью удовлетворить любопытство.

– Такова традиция, это как-то связано с морем и чистотой. – Она задумывается. – Без такой косметики показываться на людях нельзя. Так уж положено.

– Но в других королевствах этого нет?

– О нет. Бог свидетель. Таков обычай лишь здесь.

– А сколько всего королевств?

– Разумеется, пять. Шесть, если считать Серые скалы, но их никто всерьез не воспринимает. Это варварское место. Они там все дикари. – Она помогает мне одеться. – Поднимите руки, вот так.

Я надеваю платье, и горничная внимательно изучает его, выискивая пятна и замазывая их мелом.

– А как одеваются эти дикари? – продолжаю я расспросы.

– Они, как я слышала, почти не одеваются. Впрочем, сама я никогда их не видела. А те, кому удается их встретить, не возвращаются и потому ничего не рассказывают. – Она замазывает пятно на подоле.

– А я была у них, – выпаливаю, не успев подумать.

Она роняет мел.

– Что?! Нет. Этого не может быть.

– Да, правда. Я была в Серых скалах и даже ехала верхом на лошади с одним из дикарей, – рассказываю я, гордая собой.

– Нет. – На ее лице написано недоверие, словно я заарканила луну и проскакала на ней до солнца – И вы остались в живых?

– Как видишь.

– Они вас не съели?

– Если и съели, я этого не заметила, – шучу я. – Они хотели, чтобы я осталась с ними.

– Хотели, чтобы вы остались? – Ей приходится присесть на скамеечку. – Батюшки-светы.

– Да, и сражалась с кем-то. Они все время твердили об этом, – признаюсь я. – Что показалось мне странным.

– Знайте, никто из них не живет дольше двадцати зим. И все они сходят с ума, – доводит до моего сведения горничная.

– Сходят с ума? – переспрашиваю встревоженно.

– Да. Все до единого. Не представляю, почему они хотели, чтобы вы сражались. С кем? Кто бы это ни был, они проиграют. Уже проигрывали, – говорит она.

– Хм-м-м, – обдумываю ее слова. – Насилие, свойственное жителям Скал, потрясло меня. Но те люди не показались мне сумасшедшими. Мне было страшно среди них, но им присуща особая красота.

– Как бы то ни было, радуйтесь, что выбрались оттуда живой и невредимой. – Она снова качает головой. – А теперь, дорогая храбрая принцесса, пришло время накрасить вам лицо; впереди длинная ночь.

Я послушно сижу в потертом кресле с подголовником и размышляю над тем, что узнала.

Она усмехается:

– По правде говоря, вы должны быть мертвы.