Текст книги "Дочь костяных осколков"

11
Ранами

Остров Нефилану

Ранами сидела в бамбуковом кресле, которое ей любезно предоставили похитители. У нее на коленях лежала книга, которую она перечитала уже три раза. Ранами сожалела, что до этого дошло. Она этого не хотела, но по ее виду трудно было догадаться.

Напротив нее, подперев голову рукой, сидел Джио – лидер Безосколочных. Его седые коротко подстриженные волосы были той же длины, что и щетина на подбородке. Джио разглядывал Ранами здоровым глазом, а она старалась не обращать внимания на тот, что был белым, как молоко.

– Ты уверена, что она придет? – спросил Джио.

– Она придет, – сказала Ранами.

Во всяком случае, она на это надеялась. Они снова поссорились. В последнее время такое часто случалось. В первые недели отношений все было словно напитано золотистой дымкой и казалось ярче и лучше, чем в реальности. Но потом какие-то слова или поступки Фалу все чаще стали напоминать Ранами об огромных различиях между ними. Фалу была милой, потому что ее мама была простой женщиной. Фалу жила во дворце, ела, когда была голодна, и ложилась спать, когда уставала. Она носила простую одежду не потому, что у нее не было другой, а потому, что ей не нравились шелка. У Фалу всегда имелся выбор, причем не из двух, а из сотен возможностей.

У Ранами все было иначе.

– Мы поссорились, – призналась она Джио. – Но она всегда возвращается.

Фалу могла в запале наговорить колкостей и убежать, хлопнув дверью. Ранами нравилось, что ее любимая такая страстная, хотя временами из-за своего темперамента она вела себя как маленькая дурочка: всегда возвращалась, обычно спустя всего несколько минут, просила прощения, ластилась, и страсть вспыхивала снова.

Поэтому, когда Ранами связалась с мятежниками, чтобы они устроили это якобы похищение, она была уверена в том, что Фалу в тот же вечер, подобно тайфуну, примчится к руинам Аланги. Но этого не произошло, им пришлось заночевать в этом месте, и теперь утренний туман мелкими капельками оседал у них на ресницах.

Джио поскреб щетину и положил руки на меч у себя на коленях.

– Может быть, в этот раз она решила не возвращаться. Фалу всегда избавлялась от любовниц, как рыбак выбрасывает в море мелкую рыбу.

Но Ранами знала, что она не какая-то мелкая рыба, только не для Фалу. Она знала это, как знала все улочки в городе.

– Нашим отношениям три года. Какой рыбак будет столько времени держать у себя рыбу, которая его не устраивает?

Джио пожал плечами:

– Тут ты права, однако ее здесь нет.

– Держи своих людей наготове, – посоветовала Ранами. – Когда она придет, может снести пару голов у себя на пути.

План был далек от идеального, но все предыдущие попытки достучаться до Фалу были как об стенку горох. Как еще заставить ее слушать? Остров разделился, жители конфликтовали, видели перед собой разные цели. Единственный человек, который может залечить эту рану, – губернатор острова.

Нельзя было просто взять и сказать Фалу, что в сложившейся ситуации следует предпринять такие-то и такие-то политические шаги. Фалу надлежало понять, почему их следует предпринять, она должна прийти к этому пониманию сама, без помощи своей возлюбленной.

Как и большинство живущих в сточных канавах сирот, Ранами долгое время восхищалась дочерью губернатора издали, мечтала о расположении Фалу, о том, как она выберется из своей канавы и попадет прямиком во дворец. Но мечты имеют смысл, пока они у тебя есть.

Снаружи донесся какой-то шорох. Ранами выпрямилась:

– Кажется, это…

Больше она ничего не успела сказать. Они услышали чей-то крик, потом глухой удар и лязг металла о металл. Ранами посмотрела на Джио, тот кивнул.

Что-что, а эффектно появляться Фалу умела. Глупая, безрассудная, любимая, несмотря ни на что. Ранами вскочила с кресла и подбежала к дверному проходу. Стены руин заросли мхом и плющом, но главные все еще были крепкими. На земле тут и там валялись куски резного отделочного камня. В период расцвета это было прекрасное место.

Подбежав к наружной двери, Ранами сразу увидела Фалу. У нее сжалось сердце и свело кишки, как будто она прыгнула со скалы в Бескрайнее море. Фалу с грозным видом стояла над сбитым с ног мятежником, челюсти у нее были крепко сжаты, на скулах ходуном ходили желваки. Фалу была красивой, но миловидной или очаровательной назвать ее точно никому бы не пришло в голову. Плавно изогнутые брови и припухлые губы – это не про Фалу. Щеки у нее были словно вырезаны из коралла, а нос крупный, такой сразу бросается в глаза. Брови черные и густые, как две ровные черты. Такой красотой обладают морские ястребы, или морские змеи, или разбивающиеся о скалы волны. То, что Ранами смогла ее бросить, иначе как чудом не назовешь.

– Фалу! – Их взгляды встретились, и Ранами вспомнила, что они в ссоре. – Я в безопасности, меня никто не обидел.

А вот Фалу, очевидно, совсем забыла о ссоре. Плавным движением она вернула меч в ножны, в два шага подошла к Ранами и запустила пальцы ей в волосы. Они прижались друг к другу лбами. Ранами чувствовала, как у Фалу подрагивают пальцы.

– Я так испугалась, – задыхаясь, сказала Фалу. – Подумала… Мне следовало понимать, что кто-нибудь может желать тебе зла. Чего они хотят? Денег?

Фалу поцеловала Ранами, и та сразу забыла обо всем на свете.

– Это уже не важно, – сказала Фалу, когда они отступили на шаг друг от друга. – Теперь мы можем идти. Все стражники без сознания.

– Но ты их не поранила, нет? – Ранами огляделась по сторонам.

Фалу как-то странно посмотрела на возлюбленную:

– Ну, когда очухаются, жизнь медом им не покажется. Это так важно? Я еще никого не убивала и сейчас начинать не собираюсь. – Она нервно рассмеялась. – Представляю, что сейчас сказал бы мой отец. Убийство за пределами полномочий губернатора или еще что-нибудь в этом роде.

Фалу посмотрела за спину Ранами и напряглась. Ранами обернулась и увидела Джио.

Все верно, нельзя забывать, зачем она здесь.

– Фалу… – Ранами взяла любимую за правую руку, пока та не выхватила меч из ножен. – Я хочу познакомить тебя с Джио. Ему кое о чем надо с тобой переговорить.

Фалу снова перевела взгляд на Ранами:

– Его удерживали вместе с тобой?

Вот оно. Из-за этого Ранами даже где-то в душе надеялась, что Фалу за ней не придет.

– Не совсем. Я пришла сюда по доброй воле.

– Ты… что?

Фалу не то чтобы разозлилась, скорее не могла поверить своим ушам. Потом внимательнее пригляделась к Джио, оценила его коротко подстриженные волосы, изуродованный шрамом глаз и меч на бедре. Изумленно глянула на Ранами и снова посмотрела на Джио.

– Ранами, это лидер Безосколочных. Мой отец желает его смерти. Он и его люди устраивают беспорядки по всей Империи. Ты в курсе, что они низвергли губернатора Халута? Это маленький остров, но рано или поздно император пошлет туда своих солдат и конструкции.

– Я знаю. – Ранами подняла руку, пытаясь предотвратить вспышку гнева Фалу. – Кое-кто из мятежников прибыл сюда по очень серьезной причине, но я узнала об этом и вышла с ними на связь.

На самом деле это было не так просто. Мятежники не славились открытостью и дружелюбием. Но Ранами читала «Трактат о финансовом равенстве» Калина и могла свободно его цитировать, это произвело впечатление на безосколочных, и они пошли с ней на контакт. Убедить безосколочных организовать ложное похищение было еще сложнее. Сначала они надеялись настроить Ранами против Фалу, хотели, чтобы она помогала им саботировать работу губернатора. Ранами отказалась, она считала, что есть еще один способ добиться поставленной цели – сделать губернатором Фалу.

– За его голову назначено вознаграждение, – сказала Фалу. – Я должна о нем сообщить.

Ранами боковым зрением видела, как Джио расправил плечи и потянулся к мечу.

– Фалу, кому ты собираешься о нем сообщить? – как можно мягче спросила Ранами.

На лице Фалу одна за другой промелькнули три эмоции – решимость, замешательство и тревога. Ранами могла прочитать ее мысли, ведь они всем делились друг с другом – и надеждами, и разочарованиями. Единственным человеком, кому могла доложить Фалу, был ее отец, а он на выделенные на вознаграждение деньги закатит очередной пир или возведет очередной никому не нужный зал у стен дворца.

Фалу насупилась:

– Я могу отыскать какого-нибудь Лазутчика и доложу ему. Деньги не имеют значения, главное – безопасность императора.

– Прошу тебя, выслушай его. – Ранами взяла ее за руку и погладила пальцами огрубевшую ладонь.

– Нас обеих могут повесить только за разговоры с этим типом, – сказала Фалу, не спуская глаз с Джио. – Что бы он там ни хотел мне сообщить, это не стоит твоей жизни.

Ранами сжала ее руку:

– Помнишь, что ты сказала мне, когда мы поссорились? Ты сказала, что не можешь изменить то, что выросла во дворце, что тебе кажется, будто я смотрю на тебя свысока, потому что ты не была рождена на улице. Я знаю, ты много трудишься, я не прошу тебя изменять свое прошлое, я прошу подумать о своем будущем и сделать выбор.

– У других выбора нет, – сказал Джио. Он заметно расслабился и заговорил серьезным тоном опытного оратора. – Не стану выбирать слова, скажу прямо: нам нужна твоя помощь. Все орехи каро, которые выращивают здешние фермеры, отсылаются в сердце Империи, где за них предлагают лучшую цену. Сами фермеры не могут позволить себе купить хоть немного орехов. Масло орехов каро – действенное лекарство от болотного кашля, а мы приближаемся к влажному сезону. Дети фермеров уже начинают умирать.

Ранами почувствовала облегчение: Фалу не попыталась убить Джио и не ушла, а слушала. Но при этом она только пожала плечами и тяжело вздохнула:

– У меня есть разрешение. Я могу купить какое-то количество орехов и передать их фермерам.

Это был широкий жест, а у Фалу была широкая душа, и за это в том числе ее так любила Ранами. Но так можно было помочь только ограниченному числу фермерских семей, одной раздачей орехов проблему не решить. У Фалу никогда не было этого першения в горле, не болело все тело от работы, которая все равно бы не улучшила ее положения. Она не видела, как страдают от смертельной болезни родные.

– Этого недостаточно. – Джио посмотрел ей в глаза. – Ты должна помочь нам украсть приготовленный к отправке груз орехов и раздать его фермерам.

– Ты – псих, – хмыкнула Фалу.

– Меня постоянно так называют. – Джио пожал плечами. – Я не пекарь и не чиню сети, чтобы заработать на хлеб. Любая империя приходит к своему закату, а эта уже давно созрела и перезрела. – Он начал загибать пальцы. – Император стар, его дочь никто не видел со времен ее раннего детства. Он заперся во дворце, ходят слухи, что он занят опытами с собранными осколками костей. Он говорит, что мы должны продолжать жертвовать осколки, потому что Аланга может вернуться в любой день. Через сотни лет! Если бы не эти руины и странные артефакты, я бы начал сомневаться, что Аланга вообще когда-то существовала. Долг императора – защищать нас от их магии с помощью его собственной, но сейчас это больше похоже на то, что мы взяли в дом старого пса, чтобы он охранял наши неношеные тапки. Устои Империи? Все, на чем она была основана? Ничего этого больше нет, все уходит в сердце Империи, а нам возвращаются жалкие крохи. Мы устали жить на подачки и копаться в мусоре, Фалу. Мы хотим построить что-то новое. Подумай об этом. Больше никаких Праздников десятины. Справедливое распределение богатства. Совет из представителей островов. Ты могла бы стать частью этого, если бы захотела. Люди любят тебя, но станут любить еще больше.

Речь Джио не подействовала. Ранами уже пробовала, но Фалу в ответ повторяла основные тезисы своего отца: у всех в Империи есть работа, те, кто работает тяжело, получают достойное вознаграждение. Она приводила примеры тех, кто благодаря своему труду выбрался из бедности. И да, таких людей можно было найти, но остальные еле сводили концы с концами, и все, что им оставалось, – надеяться на лучшее будущее. В общем, было проще объяснить гигантскому кальмару идею дерева, чем донести все это до Фалу.

– Хотите помочь фермерам – помогите им выполнять свою норму, – предложила она.

– У них не всегда есть такая возможность, – возразил Джио.

– У кого-то есть, – парировала Фалу. – Если есть у кого-то, почему нет у остальных?

Ранами скрипнула зубами.

– Для тебя сданная норма важнее жизни детей?

Фалу сдавила двумя пальцами переносицу.

– Ты знаешь, что это не так, и речь не об этом. – Она посмотрела на Ранами. – Ты напугала меня до полусмерти. Ты хоть понимаешь, каково это – войти в дом любимой и увидеть, что там все вверх дном, а ее нет? Я больше этого не хочу. Не хочу ссориться, не хочу расставаться и снова искать способы помириться с тобой. Мы должны найти способ как-то иначе построить наши отношения.

О глубины Бескрайнего моря, неужели она снова делает предложение? Прямо перед лидером Безосколочного меньшинства и рядом с распростертыми на земле его соратниками, которых она только что вырубила? Это было самое неромантичное из всех ее предложений.

Ранами отвечала «нет» не один раз. И не потому, что не хотела вступать с Фалу в брак. Она хотела, хотела больше всего на свете. Но их брак был мечтой, он был возможен в другой жизни, где есть только их любовь, а не в этой, где их миры, соприкасаясь, причиняют друг другу боль. Ранами не хотела быть женой губернатора. Она не смогла бы сидеть сиднем во дворце и жить такой жизнью. Она всегда будет помнить, что выросла в канавах, и сердце ее будет разрываться всякий раз, когда она будет видеть сирот на улицах. И сколько бы раз Ранами ни повторяла это Фалу, она все равно не знала, как объяснить любимой то, что чувствует.

– Фалу… – начала Ранами и запнулась.

Столько надо было сказать, но она не могла подобрать правильные слова. Когда-нибудь Фалу устанет предлагать. Когда-нибудь она согласится жить во дворце. Если только Фалу не перестанет просить ее об этом.

Но сейчас Фалу этого не предлагала.

– Я хочу, чтобы ты жила со мной во дворце, – сказала она, – и давно тебе это предлагаю. Я уважаю твои желания и прихожу к тебе в город, но ты не обязана жить в лачуге. И порой мои желания тоже должны иметь значение.

Что это? Странная попытка прийти к компромиссу?

– Ты хочешь сказать, что поможешь им? – спросила Ранами.

Фалу покачала головой, и Ранами на секунду упала духом, но потом Фалу тяжело вздохнула и продолжила:

– Мы тут говорим о Безосколочном меньшинстве, Ранами. Ты думаешь, это игра такая? Думаешь, можешь пригласить их сюда, чтобы они помогли фермерам, а потом они отчалят? Я знаю, ты считаешь меня наивной. Может, и так, но не настолько.

Джио скрестил руки на груди, но не сказал ни слова, и это было мудро с его стороны.

– Я понимаю, что тебя волнует, – продолжила Фалу, – но всему есть причина. Отец выделил земли фермерам, они ему присягнули. Да, я считаю, что деньгами он распоряжается неразумно и даже глупо. Но он имеет право посылать орехи каро на более богатые острова, где за них предложат лучшую цену. Он честно выплачивает фермерам их долю. Он сохраняет на острове мир и порядок, и то, что за это надо платить, – справедливо.

Ранами скрипнула зубами – они опять ходили по кругу, и это могло продолжаться часами. Что делать, если даже лидер Безосколочных не смог убедить Фалу?

– Я не знаю, что еще сказать, чтобы ты наконец меня поняла.

У Ранами защипало глаза. Ей этого не хотелось, ей было стыдно, но она не смогла сдержать слезы. Она сделала все, чтобы навести мост через пропасть между ними, а теперь, по всем ощущениям, наступил конец их отношениям. Как это принять, она просто не понимала.

Фалу взяла ее руки в свои:

– Ранами, ты много через что прошла, и я подвергала нас опасности. Поверь, я ради тебя горы сверну. То, что сейчас происходит, – самая странная и дурацкая из твоих затей. Но если это так много для тебя значит – хорошо. Дело не в том, что мой отец потеряет деньги на выгодной продаже орехов каро. Но давай попробуем.

Фалу вытерла большими пальцами дорожки от слез Ранами и поцеловала ее в обе щеки.

– Больше ни один фермерский ребенок не умрет от болотного кашля. Только не в этом влажном сезоне. А вы… – Фалу переключила свое внимание на Джио. – Я пошлю императору донесение, что вы у нас на острове. К тому времени, когда он его получит, мы здесь уже закончим и вы уплывете. Этот остров не созрел для мятежа, нас наша жизнь устраивает.

Видимо, Джио кивнул, потому что Фалу снова посмотрела на Ранами и обняла ее за талию:

– Ну, теперь мы можем перестать ссориться?

В этот момент зашевелился и со стоном взялся руками за голову один из вырубленных ею мятежников.

– Спасибо, – сказала Ранами.

Она сама до конца не понимала, кого благодарит – Джио или Фалу.

12
Йовис

Где-то в Бескрайнем море

Мне не везло: вскоре после того, как я сказал Мэфи, чтобы он перестал дуть в парус, наступил полный штиль. Лодка покачивалась на волнах, как люлька новорожденного. Палуба нагрелась от солнца, я прекрасно это чувствовал босыми ногами. Мэфи я постелил одеяло в теньке на носу лодки, он лежал на нем, свернувшись в клубок, и время от времени с урчанием переворачивался с боку на бок. Когда я клал ладонь ему на спину, он сразу же затихал. Держась за бок с явно сломанными ребрами, я просматривал карты и поглядывал на Мэфи. Что это за зверек, я так и не понял. Глубины Бескрайнего моря – тайна, как и то, кто в них обитает. Все острова окружает небольшой шельф, который резко обрывается и вертикально уходит в глубину. Острова движутся по Бескрайнему морю, и у каждого, естественно, есть дно. Мы с братом часто хвастались, что смогли донырнуть до того места, где остров снова начинает сужаться.

Все дети этим хвастаются.

Мэфи был похож сразу на нескольких животных. На котенка. На выдру. На обезьянку с перепончатыми проворными лапками. На кого он станет похож, когда шишечки возле ушей превратятся в рога? На антилопу? И какое животное способно производить ветер, да еще и разговаривать?

Я потер лоб и попытался упорядочить разбегающиеся мысли. Ясно одно: я упустил шанс узнать побольше об исчезновении Эмалы, потому что хотел уберечь это существо от гибели.

Мое сердце стояло перед выбором. Я хотел позаботиться о Мэфи. Когда он снова заурчал во сне, я почувствовал, что перестал хмуриться, хотя до того момента даже не сознавал, что сижу насупившись. Нет, надо признать, никакого выбора не требовалось. Я уже позаботился о Мэфи, а вот Эмала…

Мы познакомились детьми, тогда еще Праздник десятины не забрал жизнь моего брата Оню. Я собирал моллюсков на берегу, мама была неподалеку. Помню, она подоткнула юбки, чтобы не мешались…

Хотел бы я сказать, что помню первые слова, которые мне сказала Эмала. Или что, увидев ее, я потерял дар речи, или что я сразу понял – она та самая, особенная. Отец Эмалы рыбачил, сидя на шесте, недалеко от берега, и она какое-то время просто за мной наблюдала. Я начал приставать к ней с обычными вопросами: «Ты здешняя? Говоришь на империанском? Как тебя зовут?» Но Эмала не отвечала, вместо этого она нашла палку и стала вместе со мной выковыривать из песка моллюсков. А потом сказала: «Спорим, я насобираю больше». Так мы и подружились.

Для меня она была обычной голенастой девчонкой с черными густыми волосами, и пальцы у нее почему-то всегда казались липкими. Иногда я не мог дождаться, когда снова ее увижу. Иногда ненавидел так сильно, как может ненавидеть только маленький мальчик. А после смерти Оню она стала моим лучшим другом.

Я надеялся, что Эмала знала, что я ищу ее.

Что-то несколько раз стукнулось о борт лодки. Оказалось, что это какие-то деревяшки, но не плавник, скорее обломки после кораблекрушения или после потопления Головы Оленя. Меня снова захлестнул ужас при мысли о том, как люди, живущие на суше, встретили свою смерть под водой. Я схватился за перевязанное грубой тряпкой запястье. На большинстве тел утопленников не будет татуировок, да и тел наверняка найдут совсем мало. Если вообще найдут.

Я снова сосредоточился на картах. В конце сухого сезона острова Хвоста Обезьяны сдвигаются ближе друг к другу, а сам архипелаг в это время года движется на северо-восток. Проделав кое-какие расчеты, я определил месторасположение следующего острова и выправил курс.

К вечеру наконец подул ветер. Проснулся Мэфи и начал что-то щебетать, но с одеяла не уходил, поэтому я сам поймал рыбу и принялся его кормить. Усы Мэфи щекотали мне пальцы, он громко чавкал, голова у него ходила вверх-вниз. Я наблюдал за тем, как работают его белые зубы, и задумчиво поглаживал по макушке.

– Моя мама сказала бы, что тебе следует есть потише. Она сказала бы, что твое чавканье могут услышать в любом уголке Империи.

Я умолк в надежде, что он снова со мной заговорит.

Мэфи посмотрел на меня и спросил скрипучим, как ржавые петли, голосом:

– Плохо?

Я рассмеялся. Да, возможно, он был как те попугаи.

– Плохо, – подтвердил я. – Совсем плохо.

Мэфи холодными лапками взял у меня очередной кусок рыбы и съел его изящно, прямо как сын губернатора.

– Ты понимаешь, о чем я говорю? – спросил я, глядя в его черные глаза.

Но Мэфи просто смотрел на меня, пока я снова не почувствовал себя идиотом, который разговаривает со зверушкой. И я действительно так думал, мне даже не верилось, что я смог увести лодку от тонущего острова. Я работал до изнеможения, я украл лодку у Иоф Карн, но как только этому зверьку становилось плохо, я забывал обо всем на свете.

Время еще было. Если продать дыни на следующем острове, на выручку можно будет купить больше товара и выгодно его перепродать. Так можно скопить денег на умные камни. И я снова найду лодку с синими парусами.

В ту ночь Мэфи забрался ко мне под одеяло. Его длинное тельце прижималось к моему боку, я чувствовал, как бьется его маленькое сердце. Было даже странно думать, что совсем недавно я опустил его в воду и велел искать своих сородичей. Я немного подвинулся и понадеялся, что не придавлю его во сне.

– Только не жди, что так будет каждую ночь, – пробормотал я. – Сегодня это потому, что ты не очень хорошо себя чувствуешь.

Мэфи в ответ вздохнул и положил голову мне на плечо.

Проснулся я оттого, что Мэфи ткнулся холодным носом мне в ухо. Я откинул одеяла, а когда свободной рукой отодвинул Мэфи, понял, что не чувствую боли, как будто меня вовсе и не били люди Иоф Карн. Я замер, повернулся на бок и приготовился к острой боли от сломанных ребер. Ничего. Тогда я отбросил последнее одеяло и задрал рубашку. Синяки были на месте. Я потыкал один пальцем – да, это было больно, но уже не так, как день назад.

За спиной послышался всплеск.

– Мэфи! – закричал я, на секунду забыв о том, что он умеет плавать.

У меня в голове промелькнули картинки со всеми тварями, которых я встречал за те годы, что занимался контрабандой. Акулы, гигантские кальмары, морские змеи, зубатые киты. Для всех них Мэфи был бы лакомым кусочком. Но к счастью, я услышал его щебет еще до того, как перегнулся через борт.

Мэфи плавал рядом с лодкой: нырнул, вынырнул, перевернулся на спину и явно получал удовольствие от купания.

– Нет, Мэфи! Это плохо!

Если раньше казалось, что он меня понимает, то теперь это было похоже на разговор с обычной кошкой. Мэфи потер лапами усатую мордочку и снова нырнул глубоко под воду. Я задержал дыхание, кровь зашумела в ушах. Отчасти я боялся, что его съедят, но в то же время предполагал, что он мог встретить сородичей или передумал дальше путешествовать со мной. Может, оно и к лучшему, я ведь даже не знал, надо ли ему есть рыбу, или он еще нуждается в материнском молоке.

А потом его голова появилась возле носа лодки, и в зубах у него была рыба почти такого же размера, как он сам.

Я облегченно вздохнул и, перебросив за борт сеть, вытащил его из воды. Потом опустил мокрого зверька на палубу, а он положил рыбу к моим ногам.

– Больше так не делай, – строго сказал я. – Ты еще слишком мал.

Мне стало интересно, до каких размеров Мэфи вообще вырастет, а он наблюдал за мной и радостно щебетал.

Я посмотрел на рыбу, потом опять на Мэфи:

– Съешь ее, если хочешь.

Может, он и не понимал значения отдельных слов, но смысл того, что я говорю, понимал неплохо.

Что ж, по крайней мере, он восстановился.

В тот день мы доплыли до следующего острова.

Коробки с дынями я оставил на палубе, а сам привязывал лодку к пристани и поглядывал на дежурящую там конструкцию. У этой была голова ястреба, туловище обезьяны и когтистые лапы небольшого медведя. Сказал бы я, что это смешно, да только император отлично делал свою работу.

Но когда требовалось обхитрить конструкции, я со своей работой справлялся еще лучше.

Конструкции – не люди, хотя в них и есть части людей. Осколки усиливают их, а написанные на осколках команды задают им цель, и чем жестче команда, тем проще ее разрушить. Эта конструкция была хорошо скроена, но при этом была Докером и, значит, стояла на низшей ступени себе подобных. Меньше команд – больше лазеек. А я умел находить эти лазейки не хуже, чем проходы между скалами.

Заметив меня, конструкция сразу поковыляла в мою сторону.

– Назови свой товар, – сказала она голосом, похожим на жужжание насекомых возле лампы.

– Я – солдат Империи. Уйди с дороги.

Мундир у меня был, прямо скажем, не очень, но такие конструкции я обводил вокруг пальца и без всяких мундиров.

Конструкция склонила голову набок и оглядела меня как возможную добычу:

– Ты не солдат.

– Солдат, а ты обязан подчиняться людям императора. – Я посмотрел вниз, на свою одежду. – А, тебя смущают недостатки моей формы? – Я тяжело вздохнул. – Она пострадала.

Конструкция склонила голову в другую сторону и уставилась на мой подбородок, как будто с этого ракурса могла лучше меня понять.

– Пострадала?

– Во время кораблекрушения.

– В последние дни не было рапортов о крушениях императорских кораблей.

– Но ты же в курсе, что случилось с Головой Оленя? Позволь, я буду первым, кто об этом доложит. Мы прибыли туда на Праздник десятины и оказались на острове в тот момент, когда он начал тонуть. – Всегда полезно подмешивать в обман побольше правды. – Мне удалось оттуда уплыть, но моя форма понесла урон. Я – единственный выживший.

Перья на шее конструкции встопорщились, она тряхнула головой, и они снова улеглись на место.

– Твой императорский значок…

– Его я тоже потерял. Но я – солдат, а ты должен подчиняться людям императора. Отойди и дай мне пройти.

Казалось, еще чуть-чуть – и я увижу, как работает голова конструкции. Главное – сохранять спокойствие и не потеть. Мэфи еще был на лодке и, по счастью, не издавал ни звука. Мне приходилось сталкиваться с парочкой усовершенствованных конструкций, у которых были команды не подчиняться людям без императорского значка. Но этот остров был слишком маленьким, а значит, имел низкий приоритет. Император же только один. Я надеялся, что передо мной старая, не подвергшаяся улучшениям конструкция первого призыва.

В общем, на наличии значка она настаивать не стала, просто сцепила пальцы и переминалась с лапы на лапу, постукивая когтями о пристань.

Не дожидаясь дальнейших вопросов, я сгреб из лодки коробки с дынями и прошагал мимо Докера. Оглянувшись на ходу, увидел, что Мэфи вприпрыжку бежит следом.

– Ты не должен идти со мной, – прошипел я. – Оставайся на лодке.

И снова Мэфи как будто потерял способность меня понимать. Вместо того чтобы послушаться, он запрыгнул мне на бок, уперся лапами в пояс и не успел я отмахнуться, как устроился у меня на плечах, будто меховой воротник. Только вот мех его не согревал, а был прохладным, как туман.

– Прекрасно, – пробормотал я, – только не мешайся и не безобразничай. – Подумав немного, добавил: – И помалкивай.

Моя цель – продать дыни, а не распространять небылицы о говорящих зверьках.

Чтобы выйти к рынку, понадобилось спросить дорогу всего у двоих доброжелательных прохожих. Сам рынок был больше, чем на предыдущем острове, но все равно маленький, и занимал он не две тесные улочки, а площадь в центре города.

Я старался не думать о ящиках с умными камнями, которые выбросил за борт и которые, возможно, все еще опускались на дно. Надо было как можно выгоднее продать дыни и найти способ купить на вырученные деньги немного нелегальных камней. Лодка с синими парусами была не такой крупной, чтобы ее команда отважилась выйти на просторы Бескрайнего моря, она плавала между островами, и поблизости имелся только один. Архипелаг Хвост Обезьяны состоял из цепочки идущих один за другим островов. К востоку от Хвоста Обезьяны – архипелаг Сеть Хироны, это уже не цепочка, а россыпь островов, и вот там лодка с синими парусами могла легко затеряться. У меня осталось совсем мало съестных припасов, но я мог рыбачить в пути и кое-как продержаться. А команда лодки, которую я преследовал, должна была заходить на острова, чтобы пополнить припасы и отдохнуть, так что у меня был шанс нагнать их до того, как они доберутся до Сети.

Первым делом я купил и надел соломенную шляпу, такую, чтобы тень от полей скрывала глаза. Потом начал искать подходящего покупателя.

Когда я поставил свои коробки на стол первого фермера, он только посмотрел на меня с опаской и промолчал.

– Дыни с Головы Оленя, – сказал я. – Остров затонул, уверен, ты об этом слышал. Мы входим во влажный сезон, пройдет много лет, прежде чем такие дыни вырастут снова.

Худой фермер посмотрел на меня искоса, вытер ладони о штаны и встал.

– Наживаться на чужом горе – это не к добру, – заметил он, но при этом махнул рукой, чтобы я открыл коробки.

Взяв с разрешения хозяина металлический клин, я поддел крышку и открыл первую коробку.

Фермер заглянул внутрь и пожал плечами. О, это был тот еще обманщик, почти такой же талантливый, как я.

– Я такие выращиваю на своей ферме.

Мы оба знали, что это не имеет никакого значения. Сезон закончился, и он наверняка уже их продал.

– Готов поспорить, если ты подождешь еще дней десять, то отлично на них заработаешь. И если ты их выращиваешь, то знаешь, что это – запас на целый год. Что будут спрашивать люди, если впереди у них влажный сезон? Они устанут от зеленых овощей и фруктов с мягкой кожицей и захотят отведать сладкой дыни, которая напомнит им о теплых и сухих временах. А дынь будет меньше, чем в прошлые годы, ведь больше всего их выращивали на Голове Оленя.

– Они порченые. – Фермер указал на едва заметную трещину в кожуре одной дыни.

Мэфи тихо пискнул от возмущения, я почесал ему голову. Не хватало еще, чтобы он разверещался.

– На вкус это не влияет.

– Тот, кто платит высокую цену, хочет, чтобы фрукты были прекрасны, как драгоценные камни.

Так мы и бодались, пока оба не решили, что сделке не бывать, а потом фермер скрепя сердце признал, что прийти к согласию мы все-таки можем.