Текст книги "Ветлужцы"

– Ну-ну…

– А Якун, земля ему пухом, – Захарий улыбнулся каким-то своим мыслям, – от роты тебя освободил. Вот так.

– Что, помер он? Перестарался ты, Завид?

– Нет, это просто Захарий Матвеич присказку от ветлужцев перенял, – довольно блеснул глазами отрок.

– Это какую же?

– Да они, как про Якуна скажут что, так всегда добавляют: земля ему пухом или, мол, вечная память! – Улыбка Завида расползлась во весь рот.

– Думаешь…

– Уверен, не забудут они его! Воев простых еще могут простить, а Якуна – нет. С остальными свары не стали затевать из-за него, да и остальных воев отдали: все-таки Кузьме еще сюда приходить летом… – Завид покосился на Захария, не рискуя говорить за него. – Однако насад[12]12
  Н а с а д – небольшое речное плоскодонное беспалубное деревянное судно, обшивка корпуса которого образована путем насадки досок продольными кромками на специальные шипы. Подобную обшивку (без напуска досок друг на друга) принято называть обшивкой вгладь. Суда, обшитые внакрой (с некоторым напуском досок), назывались набойными. Суда, собранные полностью из досок, назывались дощаниками (досчаниками).


[Закрыть] небольшой за день до ухода Кузьмы и Якуна убыл, а там вперемешку и черемисы и ветлужцы были. Дорога в верховья Ветлуги длинная – кто знает, откуда стрела прилетит? Ты что, плохо тебе?

Бледное лицо Дмитра раскраснелось, а плечи стали мелко подрагивать, будто он сейчас не выдержит и расплачется. Наконец с трудом сдерживаемый хохот вырвался наружу, перейдя в натужный кашель:

– Ох-хо-хо… кха-кха… Мне эти вои все больше нравятся. Головами играют, живого человека поминают как покойника, в купеческих делах тебя перещеголяли, Захарий Матвеич, а виру… виру они стребовали, какую изначально захотели. Не будет мне с ними скучно, ой не будет!

* * *

Солнце уже скрылось в серой хмари набежавших туч, и дневной свет, падающий из оконца под крышей, почти не освещал неприбранного стола дружинной избы, за которым сидели и чего-то ждали несколько человек во главе с воеводой. Тот застыл насупившись, краем уха слушая, как староста жалуется на погоду и свою спину, разболевшуюся совершенно не ко времени.

– Погодь малость. – Ладонь Трофима прервала стенания Никифора. – Вестник донес, что закончил лекарь наш Свару лечить… Чего же он не идет?

– Оперировать закончил, – вмешался Николай, нимало не смущаясь взглядов, осуждающих того, кто посмел поправить воеводу. – А само действо называется операцией. Сращивать сухожилия – это вам не хрен собачий, а очень даже серьезное дело. И не факт, что все получится, так что будьте готовы ко всему. Сначала разрезать надо рану…

– Что же он сразу не срастил? – нашел новую тему для разговора Никифор, которому невмоготу было сидеть в четырех стенах в ожидании каких-то событий. – Не пришлось бы тогда заново его резать…

– Потому что Свара без памяти был, стоеросовая ты башка. Как бы он сказал, что рука у него не двигается?

– А сразу как очнулся? – продолжал настаивать Никифор. – Пока рана не заросла?

– Не… – помотал головой Николай. – Уже нельзя было.

– Это почему? Не оттого ли нельзя было, что ты не понимаешь ничего в лекарском деле? И сам ты похож на эту… стохреновую башку, вот!

– А я и не говорю, что понимаю что-нибудь, – улыбнулся в усы кузнец на переиначенную поговорку. – Я просто заранее поговорил со Славой, потому и знаю все наперед. На лучше съешь семечку жареную…

– Это из тех желтых цветков, что выросли у вас на огороде? – опасливо потянулся за семечком староста. – А что одну-то? Дай хоть пяток…

– Не дам, – отрезал Николай, раздавая всем по одной штуке. – Это только на пробу. По весне раздам по малой горсти – посадите, вырастите, тогда и лузгайте на здоровье, а кто захочет – может и масло гнать подсолнечное.

– Это как это… гнать?

– Колесо подливное плотники уже ставят для мельницы выше заводи, туда же и пресс поставить можно. Однако для этого сначала надо целое поле семечками засадить.

– А картошку вашу дашь попробовать? Вспомни, что обещал!

– Не-а, эту совсем не дам – мы сами не будем есть, хотя и хочется. А обещал я поделиться, а не дать попробовать! Вот по весне и наделю глазками тех, кто огороды под нее подготовит. А еще морковью и луком. От первой семян хоть завались, а вот лук пока только на чернушку пойдет, ну… на луковички малые.

– Да знаем уже, – махнул рукой Никифор и устало вздохнул. – Бабы все уши прожужжали про овощи твои, всем попробовать охота. Кое-кто не выдержал да семечко-другое за пазуху положил… кхм. Вдруг передумаешь, а они на огороде вашем горбатились.

– За картошку руки оборву, а остальное… Пусть чуть-чуть семян разбежится, мало ли что случиться с нашим хранилищем может. Я и сам все по нескольким местам раздам для пущей сохранности. Ты только скажи бабам, чтобы без моего благословения не сажали…

– А ты батюшкой заделался? Или на самом деле слово заветное шепнуть надо?

– Да нет, просто уши надеру тому, кто придет за этим словом. Чтобы неповадно было без разрешения что-то брать. Спросили бы, так дал без вопросов… Просто мне пока лучше знать, как семена эти хранить, особенно картошку. Кстати, надо бы под нее новую землицу отвести. Это как раз тот случай, когда лес свести не жалко… И так, правда, совсем неплохо получилось – по полтора десятка крупных клубней на куст в лучшие годы у нас не бывало. Однако для того, чтобы ее раздавать, нам надо гораздо больше, так что опять глазками сажать будем. В разных местах.

– А вот насчет озимых…

– А что не так?.. – автоматически произнес Николай и тут же замахал руками. – Я же отправил вас к Вячеславу, вот и решайте все вопросы с ним. Он специалист в этом деле, а не я. Так что просто безропотно делайте все, что он велит…

– Так что там за разговор про Свару был? – вмешался Трофим, не дождавшись, что Никифор вернется к лекарским делам. – Почему нельзя было сразу жилы эти ему шить, как очнулся и почувствовал, что рукой двинуть не может?

– Начну с самого начала, – огладил свою бороду Николай, стараясь собраться с мыслями. – Во-первых, опыта у Вячеслава маловато, не разглядел он при обработке раны, что сухожилие перерезано, больше озабочен был, чтобы Свара кровью не истек. А уж когда очнулся он, резать было нельзя, потому что мог получиться болевой шок… Умер бы он!

– От боли?

– Да, сердце может не выдержать, если человека часами резать. Если бы ты опий не привез, то и сейчас бы Вячеслав не взялся Свару заново вскрывать.

– С трудом я те лепешки нашел в Суздале. Торговец один иноземный продавал бабам, чтобы дети их не плакали.

– Ага, наркоманов с детства воспитывают…

– Про что ты?

– Да нет, продолжай…

– Да я уж и закончил. Кабы знал, сколько стоит зелье это, нипочем бы не стал соглашаться привезти его по просьбе Вячеслава.

– Могли бы и местным средством обойтись, не все же посконные рубахи шить из него. Ну да ладно, это дело Славы – про что говорить, а про что и умолчать… – еле слышно пробурчал Николай, а на просьбы говорить громче лишь вздохнул и ответил: – Прости, воевода, разворчался я что-то сегодня, старею, что ли. В любом случае ткани у него в ране, то есть кожу и мясо размозжило топором, и надо было выждать, чтобы все немного зажило. А теперь в сон его лепешками твоими Слава вогнал – и сшивать сухожилия шелковыми нитями будет. Что уж получится – бог его знает, но нитки эти вроде рассасываются в теле через год, да и Свара на все готов был, лишь бы руку вернуть…

Послышались торопливые шаги, отдающиеся гулким эхом от длинного наклонного помоста, и в низенькую дверь, согнувшись, зашел Вячеслав, молча прошел к братине с хмельным медом и шумно сделал несколько глотков.

– Допивай уж, для тебя всю припасли… – кивнул воевода. – Николай говорил, что у тебя после шитья руки завсегда дрожат. Все обошлось?

– Вроде да. А если пить много, так и во время шитья дрожать будут, – ответил лекарь и, отставив посудину, устало опустился на лавку, прислонившись спиной к стене. – Рассказывайте, о чем договорились? И как ваше путешествие прошло, если коротко? Я, наверное, один о нем не слышал ничего за делами своими…

– Чего тут говорить, – махнул рукой воевода. – У вас эти самые дела не в пример нам прошли. И расторговались неплохо, и оружием побряцать успели. Стоило ли уезжать?

– Говорил же я, Трофим, что моя это оплошность, – донесся из угла голос Петра. – Раз виноват, то наказывай, как пожелаешь.

– Твоя, моя… наша! И хватит виниться, лучше думай, как летом гостей торговых встречать и дружинных новых готовить! Ладно, Вячеслав, опишу я тебе слегка поход наш прошлый, потому как тебе со мной отправиться предлагаю в новый…

– Куда это?

– Давай по порядку и не перебивай воеводу своего, – устало глянул на лекаря Трофим, с сожалением понимая, что на новых членов общины надо было рявкать еще три месяца назад, а теперь уже несколько поздно, и лишь ехидным замечанием иной раз можно добиться, чтобы они вовремя замолчали. – Если коротко, то без помощи Василия Григорьевича, сотника суздальского, нас бы по миру пустили. Он и с купчишками свел, которые часть товара по сходной цене скупили, и к тысяцкому подход показал, дабы столковались мы с ним по мерянам. А пока по людишкам рядились, Лаймыр за три дня остатки товара на торгу распродал. Цену мы установили чуть ли не на треть меньше вашей, так что иной работник, скопивший с весны более полугривны, в хозяйство свое мог котелок добавить. Однако на выкуп мы изрядно потратились: по гривне кун нам каждый из тех мерян обошелся, – так что сотня из прибыли сразу долой. В копилку нашу разве что соизволение ростовского тысяцкого и дальше с нами дело иметь… Мытного[13]13
  М ы т н о е,   м ы т о – пошлина.


[Закрыть] немало отдали, хотя Василий Григорьевич и толковал, что это по-божески. Всех пошлин на четверть от стоимости товара набралось.

– Товар с двух плавок забрали? Э… извини, что прервал, Трофим Игнатьич, – все-таки выдал Николай, уловив недовольный взгляд воеводы.

– Тебе лучше знать: одних котлов четыре сотни было. Поработали вы изрядно! Если ты про доход, то за вычетом мыта, выкупа и… прочих расходов получили мы шесть сотен гривен кун и еще два десятка к ним. Не считая выручки от мягкой рухляди, которая одной частью в общину Переяславки пошла, а другой отякам на раздачу. Сколько с полей наших вышло кадей[14]14
  К а д ь – мера объема, для ржи составляет примерно 230 кг.


[Закрыть] ржи, Никифор?

– Э… Всего у нас восемь сотен работников в двух весях набирается. С бабами. По полкади на душу собрали. И это если с малыми детишками считать, а без них еще больше. Да ты еще привез столько, что иным гребцам ноги поставить было некуда, мало что за борт все не вываливалось. Как только не потопли по пути сюда?

– Не потопли же, а ненастье один раз переждали. Веса в том хлебе всего ничего, а вот места занимает… Не дело его на боевых лодьях таскать, что-то другое измысливать надо. Так вот, на пять сотен гривен мы шесть сотен кадей ржи купили. По десять кун коробь[15]15
  К о р о б ь – в кади 4 короби, или старых четверти.


[Закрыть] вышла. Хватит нам?

– И по кади на душу хватило бы, а так с излишком останемся. А уж остаток гривен…

– Ты не части, Никифор, – прервал излияния старосты воевода. – Где он, тот остаток… Вы, Петр, сколь выручили?

– Четыре с половиной сотни гривен кун. Серебром расплатились купцы, хотя и должны нам около сотни остались.

– Серебром? Хорошо живут они в своем Новгороде. Тогда вот что… Посчитайте, кто сколько пробыл на работах общинных, и рассчитайтесь. Делите триста кадей ржи, сотню гривен и всю утварь, что осталась. Сотню кадей и посуду по надобности за теми отяками закрепите, что наособицу еще живут…

– Много им хлеба будет, – протестующе вскрикнул староста. – Они посудой уже много похватали за уголь свой.

– Так рассчитайтесь с ними из названного мной до конца, а сколь зерна останется – с мерянами поделитесь: обещались мы им, что прокормим эту зиму. Устроились они уже?

– Достраивают дома недоделанные в Сосновке – они же следом за тобой прибыли, а ты с неделю всего здесь, – задумчиво кивнул староста, производя в уме какие-то свои подсчеты. – Потесниться пришлось, но ничего, гораздо хуже жили. Эх, а их две сотни душ я и не посчитал еще!

– Ну так посчитай… и поспрошай, чего им еще надобно. А то, что останется после от двух сотен кадей, в запас убери. Слышишь, Никифор? Мало ли как дело повернется… Да! И работникам, что я привез, тоже выдели зерна по надобности. – Трофим на мгновение задумался и мрачно выдохнул: – Так и не останется ничего…

– Знамо дело, если выделять всем подряд! Это ты про холопов суздальских речь вел? На них остаток монет истратил?

– Никифор!

– Э… да ить я что? Просто спросить хотел одну закавыку. Они же в Болотном селятся, в школе, только… Ты же их с семьями выкупил, а на земле селить пока запретил. Кем они будут у нас?

– Мастеровые они людишки, ими и числиться будут. Два кузнеца среди них есть с подмастерьями, остальные плотники да гончары. – Воевода посмотрел в сторону Николая. – Как устроятся, забирай все полтора десятка семей со всеми потрохами к себе. Считай, это тебе подарок за то, что для нас сделал. А то ты жаловался все, что людей у тебя не хватает.

– Это что же, – с придыханием спросил Никифор, озадаченно переглядываясь с растерянным новоявленным хозяином, – ныне один он всеми холопами владеть будет? Один на все веси наши?

– Да угомонись ты, старый пень, так и знал, что не поймешь! Никаких холопов, так всем и скажи! Были они всю жизнь вольными людишками, только потом по дурости своей в закупы подались, а следом и в холопов обельных превратились. Составишь с ними ряд на десять лет, как положено: пусть выплачивают понемногу все, что на них потрачено было. И еще условие поставишь мое – никуда отсель не переселяться до того срока и не болтать о работе попусту, вот и все. Не захотят – скатертью дорога…

– Фу-х, – облегченно выдохнул староста, немного успокоившись. – А нам показалось, что передумал ты насчет холопства. А уж как они изумятся… Вольную дали, кровом над головой обеспечили, хлебом завалили по самую…

– Все, Никифор, потом языком болтать будешь. Эту твою нужду мы вроде поправили, Николай. Есть ли у тебя какая другая надобность?

– Да вроде нет, – задумался тот, стараясь свыкнуться с мыслью, что испытывать недостатка в людях он некоторое время не будет. – Проблемы есть, как не быть, а надобность…

– Что не задается у тебя?

– Сам пока не понимаю. На тот случай, если случится что со мной, объясню немного…

– Ты поперед своей смерти ее прихода не загадывай, – цыкнул на кузнеца воевода. – Она сама знает, когда прийти.

– А мне мнилось, что она рисковых любит…

– Так то рисковых. Мы под мечом каждый день ходим и ее дразним, оттого она нас и запоминает.

– А у меня дело не легче. Я уж не говорю, что я в эту домну не раз срывался и на веревке повисал – это все моя торопливость меня подводила. А вот не ровен час авария какая-нибудь случится, тогда жидким металлом так обварит, что не спасет меня ни Вячеслав, ни сам Господь Бог. Я иногда подхожу к домне да прислушиваюсь, как она дышит и стонет… перекладывать ее пора. А как я пару седмиц назад конвертер запускал…

– Кислородный, что ли? – недоуменно уставился на него Вячеслав.

– Да нет, – хмыкнул Николай. – Откуда у меня кислород? Хотя… принцип тот же. А ты никак новостей насмотрелся в свое время?

– Ну да, трудовые будни пятилеток. Так что с конвертером? С ним основная морока?

– Ага. Представьте себе небольшой такой куб… почти куб, – начал водить руками Николай, обрисовывая в воздухе размеры своей новой игрушки. – Само собой футеровка из доломита, и вся мощность с водяного колеса подается на мехи, которые воздух в сопла на дне конвертера качают. Решил я для пробы слить чугун в него прямо из домницы, переключил мехи, выбил пробку… Кстати, плохонький чугун тот был, из отяцкой руды. Так вот, заработало все! В первые минуты аж искры полетели вместе с брызгами металла, всю бороду мне спалило, насилу отскочил. Слил шлак, сыпанул извести, а вскоре уж и основной процесс пошел, пламя над горловиной встало. Как углерод выгорел весь… ну, уголь в металле, тогда уже бурый дым столбом повалил. Через пару минут сыпанул я туда угольной пыли для раскисления да помешал быстренько длинной кочергой.

– Так вроде все получилось, так?

– Ага, разлил сталь в чушки и Любиму отдал. Потом из того металла Петр купцам новгородским всякие скобяные изделия показывал. Вроде понравилось им, а?

– Не то слово, – донеслось из угла, где пристроился Петр. – Аж засветились все, когда я им пообещал к лету сделать столько, сколь они закажут. А ножи разве что на зуб не пробовали, но остались довольны. Особенно цене.

– Ну, сталь там, кстати, не ахти какая была, – расплылся от удовольствия Николай, однако через мгновение взял себя в руки и стал раскладывать по полочкам проблемы: – Сера, наверное, не вся выгорела… Я поэтому в следующий раз чугун из нашей руды взял, которая гораздо лучше была. Расплавил его в вагранке, слил через летку из копильника расплав и стал ждать искр и пламени… Ну и дождался. Побулькало немного все – и застыло к чертовой матери! Весь конвертер тоже пошел к ней же, лишь чугун еще сгодится на переплавку! Вот и гадаю теперь, что делать.

– Так разница только в руде была? – подал голос Вячеслав.

– В ней, родимой… – кивнул кузнец. – И ведь весь чугун из руды нашего болотца на загляденье вышел! На пилораме зубчатый рельс ходит как часы – ни трещинки, ни выбоинки. Я на пробу две чушки расколотить попытался. Из отяцкой руды одна лопнула от усилий моих, а из нашей – хоть бы хны… А вот почему он не дуется, никак не пойму!

– Потому что! – хмыкнул Вячеслав. – Неужели не понятно? Или тяжелее тот чугун, или вязче. Если дело иной раз не получается, то бестолковым что надо делать? Точно! Прыгать на месте, пока мозги на это самое место не встанут.

– А то я тебя бестолковее… ветеринаришка плюгавый, – оскалился Николай. – Понятно, что в первом фосфора было больше. Только я из плотины все выжал, мехи сильнее качать не могут, сопел на дне конвертера прорву наделал и высоту его уменьшил. И ничего!

– Тогда мехи меняй, тракторист несчастный, ты же сам говорил про какие-то поршневые воздуходувки!

– Говорил, а что толку? Сейчас вот лежу по ночам и выдумываю их заново! Думаешь, я схемы всего на свете с собой захватил?

– Так и я анатомического атласа в рюкзаке не нес!

– Цыть, мастера! – привычно всех расставил на места воевода. – Аж взопрел, пока вас слушал! Ничего не понятно, но… кидаться дерьмом друг в друга перестаньте! Что смотрите, рот раскрыв? Я не один в Суздаль плавал, а от Ивана вашего дальше кормы не сбежишь. Делом давайте займемся, а проблемы свои ты когда-нибудь решишь, Николай. Только я тебе еще одну работу подкину. Для Ивана надо црены отковать – это не к спеху, по весне ему отправить надобно…

– Это что за диво такое?

– Црены? Хм… Они похожи на огромные сковородки, несколько саженей в ширину достигать могут. Нужен црен, дабы соль из него выпаривать. Ты поспрашивай других, может, тебе кто понятнее объяснит, а мне не довелось их глазами видеть… Так, с тобой все. Петр, две сотни гривен с Никифором поделите и спрячьте подальше. Остальное я с собой заберу.

– Так куда ты едешь, воевода? – Петр ощутимо напрягся. – Опять на меня весь оставляешь?

– Угу. Погодь чуть, пока не забыл… – Трофим удобнее устроил локти на столешнице и достал лист бересты, исчерканный извилистыми линиями. Уперев ноготь указательного пальца в одну из загогулин, воевода поднял взгляд на своего старого друга. – Помнишь то место над Ветлугой, о котором мы тебе с Иваном толковали? Там еще одинокая береза на вершине холма стоит… Давай собирай десяток людишек, что за себя постоять могут, и отправляй туда на зимовье. Как разведают, что в округе творится, в том числе по рудам всяким, пусть лес заготавливать начинают на изгородь и избы. Полусотню человек там по весне поселим, может быть, даже крепостицу на холме этом поставим.

– А кугуз ветлужский?

– Лаймыр ушел к нему на насаде договариваться сразу по нашем сюда приезде, заодно и по поселениям своим пройдется и предупредит о зимовье. Ведь мы не просто для жилья на землице той встаем, а чтобы домницы в округе строить для поселений черемисских. Захочет – пусть своих воинов в крепостицу сию посылает, дабы душа его спокойнее была, так и передал ему… Кстати, от Гондыра вестей не было?

– Нет, – помотал головой Петр. – Он на волоке хотел остановиться, чтобы там подождать судно Якуна, а туда идти седмицы полторы-две. Не волнуйся о нем – на своей шкуре он почувствовал меч новгородский, так что гонор его если и был, так мигом слетел, как шелуха эта с семечки… Сделает дело как надо, ввязываться в драку не будет. Так куда ты идешь?

– Куда? Вот какое дело, братцы… Уж более двух десятков лет прошло, как ушли мы с моря Русского[16]16
  Р у с с к о е   м о р е – Черное море.


[Закрыть] из-за усобиц наших. А со смертью Олега Святославича два года назад Тмуторкань и вовсе Царьграду отошла.

– Одно Олешье осталось… – добавил Петр, заложив руки за голову и приготовившись слушать нерадостные новости.

– Вот-вот, но толку с того Олешья, малая капля крови нашей в устье Днепра. Суздальский тысяцкий нам все подробно рассказал, только вот сил у меня нет, чтобы донести вести до вас, дайте с духом собраться…

– Не тяни, Трофим, – подался вперед Петр.

– Ныне… ныне мы земли около Сурожского моря оставили… – Безрадостные слова воеводы сразу застряли в вязкой тишине. – Ушли последние поселенцы с Белой Вежи[17]17
  С у р о ж с к о е   м о р е – Азовское море.  Б е л а я   В е ж а – крепость Саркел на Дону, построенная еще хазарами.


[Закрыть]. Пала последняя крепость на Дону, которую еще Святослав нам завоевал, и ныне нет у нас пути на восток. Саркел пал под копытами уходящих в Грузинское царство половцев… Да к тому все и шло последние годы.

– Земля незнаемая… – протянул Вячеслав и, чуть помедлив, схватился за братину и сделал внушительный глоток.

– Про что ты, Слава? Слово уж больно знакомое, – встрепенулся Николай.

– Пройдет много лет, и скажут так наши… потомки про эту землю, – продолжил Вячеслав не столько для своего земляка, сколько для остальных.

– Да и ныне незнаемая, – выдохнул Трофим. – Дабы шеломом Дону испить, рать в целую тьму снаряжать надобно. Поедешь со мной, Вячеслав? Несколько тысяч беловежцев пришло на земли киевские, и принял их с радостью князь Владимир. Часть по черниговской земле на реке Остер осела, где выходцы от них еще раньше поселение основали. Их купцы по разным городам киевским разошлись, а остальным беловежцам Мономах отдал пустующие городища на реке Воронеж. Добрые мастера среди них есть, и воев в достатке, часть из них в свое время из самой Тмуторкани в Саркел переселилась. Все христиане, хотя кровь в каждом течет самая разная… Не раз по молодости мы с Петром в походы туда ходили – может, и отыщутся знакомцы наши.

– А я зачем вам нужен? У меня и тут дел невпроворот, – чуть подумав, озадаченно покрутил головой Вячеслав. – Пацан отяцкий, Мошкой его ребята зовут, пластом вторую неделю лежит. Не знаю, куда судьба его выдернет, на тот ли свет, на этот ли, но… надо мне с ним быть. Тимку в очередной раз подстрелили! Что же вы делаете, а? Он же нас второй раз спас, только на этот раз ему другие ребятишки помогали. В прошлый раз так и вовсе троих буртасцев завалил… может, поэтому от них до сих пор никто мстить не явился, а?

– Пошто пеняешь юными отроками, Вячеслав? – мрачно вскинул голову воевода. – Отдариться ему? Предлагал в прошлый раз, так он самострел выпросил. Что еще? Все отдам…

– Ах, вот про что ты подумал, Трофим Игнатьич. Мол, я ему выпрашиваю что-то, раз серебро делили? Хотя, может, и выпрашиваю… Одень ты этих отроков в кольчуги, а? Ведь добыли не одну, и по росту наверняка подобрать можно что-то? Неужто не жалко пацанов, что под выстрелы лезли в посконных рубахах?

– Понятно. Никак я не привыкну, лекарь, что ты прежде о других заботишься, а уж потом о себе. Будут им доспехи… Слышал, Петр? Хоть с новгородцев побитых отдай, хоть с воев своих сдирай, кто службу плохо несет, но подбери мальцам по росту с небольшим запасом – пусть привыкают к тяжести воинской. Э… про воев наших я шуткую, но в остальном… И пока Сваре неможется, подбери воя, кто станет с детишками заниматься.

– Буртас полоненный есть, Алтыш, – мгновенно ответил Петр, показывая, что уже думал об этой проблеме. – Его Свара сам хотел на новых дружинных поставить, если твое дозволение на то получит.

– Полоненного? Кхм… Тут сам думай, не было меня довольно долго, чтобы вопросы такие наскоком решать. Да и одно дело – дружинники, другое – дети малые… хм… почти отроки. Тут особый человек надобен. Если буртасец сойдет для этого дела, то вольную ему даю, и… пусть ряд подпишет. А еще серебра ему посули. Что дальше?

– Два вопроса, воевода… – улыбнулся Вячеслав. – Все никак не узнаю, зачем вам я?

– Ты сам сказывал, что новых людишек всех через тебя пропускать, так?

– Так.

– Вот на месте и отберешь всех по здоровью. Сидели они на торном пути, болезни у них всякие могут быть, так что лучше сюда их не тащить – прав я? Знахарка тебя сумеет заменить?

– Заменит, если простые случаи будут… Все так, Трофим Игнатьич, уел ты меня. Два дня дашь? За это время мальчонка или оклемается, или…

– Дам, сами еще не изготовились. Что за второй вопрос?

– Э… я все понимаю, Трофим Игнатьич. Двести гривен туда, сотня сюда… Петр распределит, Никифор отдаст. А если Никифор так посчитает, что лишнее серебро у него в мошне появится?

– Что?! – суетливый и невзрачный староста сделал такой рывок через стол в сторону лекаря, что всем осталось лишь отдирать его руки от рубашки Вячеслава.

– Ты в уме ли, лекарь? Если мы своим доверять не будем, то как жить тогда вместе? – привстал воевода из-за стола.

– Я в своем уме, и… Никифор, ты прости меня, не хотел я тебя обидеть ничем. Не про тебя речь, а про то, что торговаться вы хорошо умеете, а вот считать нормально не приучен никто. Я ни разу не видел никаких записей. Где что лежит, сколько оно стоит, приход, расход… Меня в свое время налоговая за копейку драла, а у вас гривны туда-сюда летают! И никто не знает точно, сколько товара! Из-за проданной пушнины до сих пор клочья по Сосновке летают. Никифор отдал им серебро одним куском, и никому нет дела, как его между собой люди делить будут! В общем, воевода, хоть тебя буду учить, хоть любого на твой выбор, но должен быть человек, умеющий счет товару вести, а также приход и расход казны правильно составлять. Сам я многого не понимаю, но вы все тут вообще раздолбаи… Людей везти собрались, а у самих даже мыслей нет, как налоги с них потом считать. Одним металлом жить хотите? А если он кончится, или Николая трамвай переедет, тогда что? Не согласитесь – не поеду!

– То, что серебро одним куском дал, это правильно. Может, надумают его сообща на дело какое полезное пустить. А вот про раздолбаев я уже слышал… от Ивана. – От усмешки воеводы лекарь разве что не отпрыгнул назад. – В общем, так, Вячеслав… За слова твои гнусные я тебя на растерзание своей жене отдам. Слышал, как она торговалась? Вот и я только наслышан, надо бы воочию увидеть, как она тебя за глотку возьмет. Времени у нас на реке Воронеж будет вдосталь, вечера долгие, а Улина у меня баба разумная… Пока всю душу из тебя не вытрясет, спать не ляжешь!

– Эхма… Так только тебе от этого, воевода, худо придется.

– Что так?

– Если Улине со мной учебой заниматься, с кем тебе бока на ночь греть?

– Что?! – Грозный вскрик Трофима вынес Вячеслава в сени в одно мгновение, а на пути воеводы стеной встали Никифор и Петр. – Да сядьте вы, – махнул рукой воевода сразу же после исчезновения лекаря и сел на свое место. – Я уже привык за плавание свое к одному малохольному. Главное тут – рявкнуть погромче, сразу все по углам разбегаются. Да и лекарь нам всем живой нужен, нешто я не понимаю? А они не столько обидеть норовят, сколько язык свой острят. Коли друг дружки рядом нет, так другим достается. Ну ничего, мы этот язык и обрезать под корень можем… Вон Николай уже ухмыляется, сей миг что-то скажет, а ну подь сюда, кузнец! – Трофим потянул из-за сапога нож и ласково поманил им Николая к себе. – Не маши рукой, будто я шуткую! Ну, что же ты вскинулся из-за стола и поскакал неведомо куда? Никак лекаря успокаивать? Дверью не хлопай! Тьфу… Ну вот, теперь можно и о них побалакать. Все как один вежи не имеют к тем, кто над ними стоит. То ли сами не из последних людей были, то ли все так общаются в землях их потерянных, то ли власть имущие у них так погано себя вели. Однако руки у всех золотые, за то их прощаю и вам велю. Кабы не они… ну да ладно, не петь же им песнь хвалебную – как бы не лопнули от спеси, если невзначай услышат ее. Давай, Петр, доставай тот бочонок, что под лавкой стоит, и наливай в братину, расскажу я вам, как на двух лодьях уходил, а на трех пришел. Или вы подумали, что серебром мы расплачивались за новый парус, дабы зерно домой привезти? Как бы не так, слухайте… Вышли мы в низовья к Лаймыру на ушкуе и двух буртасских лодьях, с последними у нас промашка как раз и вышла. А что было делать? До насадов у плотников руки так и не дошли, они еле на плаву держались…