Текст книги "Ветлужцы"

Глава 5
Речная засека

Едва теплившийся в овражке костер неожиданно полыхнул в ночную темноту снопами ярких искр, сопроводив этот фейерверк глухим треском смолистых поленьев, и на мгновение высветил две неясные тени, пытающиеся ускользнуть от разлетающихся в разные стороны угольков. В конце концов, одна фигура наклонилась в сторону, и на разгоревшийся огонь посыпался песок, после чего едкий дым густым клубком окутал оба силуэта, выдавив из них забористый кашель и заставив часто махать рукавами посконных рубах.

– Ну что же ты, Кежай, сосновых дров набрал, да еще и сырых в придачу, а? – Утробный бас говорящего разогнал царящее в низине молчание.

– Сам бы и ходил за ними… – отозвался второй голос с нотками недовольства. – А то воды тебе принеси, в котле нагрей, раков свари.

– Так ты же моими раками собираешься угощаться, так?

– Почему это?

– А кто за ними в речку лазил?

– А я светил…

– Светил он… даже ног своих не замочил – так старался!

– Зато котелок мой! Как бы ты раков иначе сварил, а?

– Как-как! Запек бы. Пусть вкус не такой, зато не слушал бы твоего нытья. Расскажи лучше, как котелок тебе этот достался?

– А то ты давеча, Паксют, не слушал, как я перед мужами честными распинался?

– Да я лишь под самый конец твоего рассказа подошел…

– Да? Ну ладно, слушай… Как водится, сторожил я лодьи купцов булгарских, которые пять дней назад остановились у нас, перед тем как по Итилю[18]18
  И т и л ь – Волга.


[Закрыть] вверх подниматься. Мыслю, к новгородцам шли с шелком из стран заморских, вот.

– Ага, так они тебе и рассказали куда идут, – Паксют недоверчиво покачал головой. – Да и сторожить нам товар свой не доверит никто! Наше дело порядок на пристани блюсти, сбор побережный принять да услужить купцам чем-нибудь. В основном – услужить, про мыто им даже не заикайся! Все-таки булгарцы в нашем городке чрезмерную власть забрали. Куда только инязор[19]19
  И н я з о р – эрзянский великий князь.


[Закрыть] смотрит?

– Куда-куда! Далече он от этих мест, – махнул рукой Кежай и стал снимать свой котелок с огня. – Да и не станет он с Великим Булгаром распри затевать, не с руки ему с ним за эти места ссориться – на Итиле сила не за нами. А торг наш хоть и невелик, но в казну прибыток ему дает, побережное[20]20
  П о б е р е ж н о е – пошлина с пристававших судов и лодок.


[Закрыть] опять же…

– Да, место у нас самое что ни на есть торговое, все пути через нас идут. А раздолье какое! Итиль с Окой как разольются по весне, так противоположных берегов иной раз не видно…

– Ну это ты лишку хватил, да и островки по всей реке натыканы, – возразил Паксют, не отводя глаз от пышущих жаром раков, раскладываемых его собеседником на крышке от берестяного короба. – Так что там дальше случилось у тебя?

– А на чем сказ мой споткнулся? А, на купцах булгарских! Куда им еще идти, кроме Новгорода? По Оке ныне не рискнут: суздальцы сильно осерчали на них, могут и товар отнять. А вот вверх по Итилю можно и проскочить, ростовцы всегда своим умом жили и из-за обид разных могут закрыть глаза на повеление своего молодого князя. Ну так вот… В тот раз Чипаз уже задвинул светило чуток за край земли, так что понемногу сумерки на землю опускаться стали. Сошел я к урезу воды, крошки хлебные бросил в реку, чтобы Ведява[21]21
  Ч и п а з,  В е р е   Ч и п а з (И н е ш к и п а з) – бог солнца, творец Света и Мира.  В е д я в а  – эрзянская языческая богиня, обитавшая, по верованиям древних, в ручьях и речках.


[Закрыть] за ноги к себе не утащила, зачерпнул полный берестяной туесок и отнес к костру… Сижу, в чапан[22]22
  Ч а п а н – верхний кафтан, который также шился из сукна, с прямой спинкой и большим запахом на левую или правую сторону, длинными рукавами и воротником шалью. Его надевали в дорогу поверх другой одежды и обычно подпоясывали широким кушаком.


[Закрыть] поплотнее запахнувшись, и жду, когда камни нагреются, дабы взвара клюквенного напиться. Но вдруг чую спиной взгляд чужой, будто мало я Ведяве поднес и она из реки вышла и смотрит на меня укоризненно. Хотел повернуться, но спину как свело всю! Ну, думаю, смертушка ко мне пришла, а сзади песок уже хрустит, швырк-швырк, швырк-швырк…

– На богиню подумал?

– Ага, на ее шаги. Но пересилил себя, оборачиваюсь назад, а там… Чудище на меня из воды выползло! Рог один у него сбоку торчит, а изо рта зубы, как… с палец длиной, если не больше, а тело еще в воде все. Испугался я так, что чуть в штаны не опорожнился! Да не смейся ты, обошлось же. А вот был бы ты на моем месте…

– Давай дальше, – прикрыл свою улыбку ладонью Паксют. – Мне уже известно, что это за диво было, так что не напугаешь…

– А по первому разу многие чуть не сомлели, а иные оглядываться на реку стали, – самодовольно произнес Кежай и продолжил: – Вот стою я, задрал голову, а от этой морды наша, эрзянская речь доносится… Подумал, что заговорило чудище со мной, на песок уселся, в ушах шум стоит, не пойму ничего. Однако через некоторое время спрыгнул с шеи этого змея на берег ратник и парнишка из эрзян. Последний меня по щекам похлопал, и очнулся я… Оказалось, что соплеменник он наш с Оки, с тех мест, что напротив Мурома, а зовут его… забыл как, вот дела. Зато как остальные его кличут, запомнил. Мокшей – забавно, да?

– Так из мокшан он, может быть?

– Нет, наш он, даже морда круглая. А вот остальные ветлужцы были.

– С Ветлуги? Черемисы?

– И их было чуть, но больше этих… отяков, или удмуртов, кто как их зовет. Первый раз увидел, как два этих племени вместе дела делают!

– Так торговые дела кого хочешь вместе сведут. Даже у булгарцев людишки разной крови на судах плавают, – махнул рукой Паксют и опомнился: – Раки-то остыли! Заговорил ты меня совсем!

Некоторое время молчание нарушалось лишь хрустом раздираемых панцирей и смачным высасыванием ароматного мяса. Бережно завернутый в тряпицу кусочек соли был поровну поделен между собеседниками и аккуратно отправлен по крупицам в рот. Наконец, насытившись, собеседники отвалились на наваленный рядом с костром лапник и вновь перешли к неспешному разговору.

– Оказалось, что фефлуф… фы… – Кежай вдосталь наковырялся палочкой в зубах и только потом продолжил: – Остановились они где-то на том берегу, а одна лодья к нам сюда зашла на… эк… кур… цию, вот. Богам своим поклоняться, что ли… Предводитель их говорил, что в иные времена город у них тут стоял – тоже Новгород, но Нижний.

– Издревле мы здесь жили – никто и не упомнит, сколько поселение наше на Дятловых горах стоит. Да и городком оно давно уже стало – дед мне сказывал, что с той поры, как хазарам дань платили. Они крепь и поставили тут, оттого оно и называется Обран ош[23]23
  О б р а н о ш – Абрамов городок (эрз.).


[Закрыть] по имени посадника хазарского.

– Хм… а я слышал, что валы отсыпать начали лишь с той поры, как булгарские купцы торговлю через нас повели и тут осели. Да и название наше от кого-то из них… В любом случае путает твой предводитель что-то.

– Не мой, а ветлужцев, Иоанн его звать. Ничего по этому поводу не могу тебе поведать, мог и Мокша переврать что-нибудь. А предводителя как раз не было рядом с нами, да и по-нашему он совсем не разумеет. И вот что сказал еще ветлужский эрзянин! Холопов у них нет совсем! И закупов тоже не имеется… С теми, кто должен чего-то, община ряд подписывает, и он ей платит понемногу…

– Это как это? Я вот пять лет назад у булгарца местного монетами разжился, так до сих пор ему плачу. Оттого и сижу ныне с тобой тут – все-таки дополнительный заработок… А с чего это община на себя мои долги брать будет? Чудишь ты что-то, Кежай.

– Так мне какой прок с этого знания? Ты в долги залез – ты и спрашивай, как там да что. А я за что купил, за то и продаю. Спроси, спроси! Тем более что искали они мастеровых людишек – вдруг откупят тебя? А прийти ветлужцы обещались через… – эрзянин задумался и что-то мысленно подсчитал, загибая пальцы на руках. – Через два или три дня, если не напутал я ничего. Слушай дальше… Успел их предводитель в городок попасть, не закрыли еще ворота. Сам панок[24]24
  П а н о к – выборный эрзянский голова.


[Закрыть] его встретил и в дом пригласил, а там уж Иоанн ему товары свои показал да подарками наделил.

– Откель ты знаешь все, будто сам там был? – недоверчиво покачал головой Паксют. – И с какой стати панок с ними встречаться должен?

– Так мне Мокша после о том поведал – он с нашего языка на ветлужский все речи меж ними перекладывал… А чего ты сомневаешься? Про ветлужцев и до этого сплетни от черемисов доходили, а тут оружные на лодье сами пришли, да еще с товарами. Да и с чего это нам голову задирать перед ними? Две сотни воинов в нашем городке, да и тот лишь земляным валом и тыном огорожен, а у них, по слухам, не меньше. В общем, задержались они, а ночевать расположились там, где лодью на берег вытащили. Я же недалече от них службу нес…

– Ха… Служба! Кабы не долги мои и отработка на булгарца того, я бы и близко не подошел сюда. На прокорм и тот не хватает, иной раз ложишься, а живот от голода сводит. А податься с семьей куда? Поймают и булгарцу тому с головой выдадут. А уж от него одна дорога – в невольники…

– Да ты честный чересчур, а тут надо просто вовремя подсуетиться. Я вот ветлужцам раков принес, мясца свежего, меда хмельного, а они мне вишь каким котлом отдарились?

– Кха… ты вот что, Кежай… Помалкивай с этого момента о котле этом, нескладно у тебя выходит, да и слухи уже нехорошие ползут.

– Что за слухи такие? Ну-ка договаривай…

– А такие слухи, что ты все замыслы булгарских купцов ветлужцам сдал. Крутился там ночью и видел, как те на лодью со змеем заморским таращились, которая раньше под буртасцами ходила. Разумеешь ведь их язык?

– Ну…

– Вот те и ну! Кто, кроме тебя, мог их заложить? Замолчал? Ты не хмурься, мне резона никому про тебя говорить нет, тем более что про твой котелок от булгарцев разговоры и идут. С ветлужцами-то они помирятся – нешто из-за такой ерунды им мечи друг на друга вострить? А вот тебе стоит поостеречься: предательства они не простят, и даже панок тебе заступником не будет. Найдут поутру в воде твое тело, скажут – Ведява утащила или ночью оступился…

– Не накаркай! А что промеж ними случилось потом, а? А то я краем уха слышал, но так и не понял ничего.

– Что случилось? Булгарцы о том с горьким смехом вспоминали. Откуда я знаю? А мне сорока на хвосте притащила!

– Сказывай, не томи.

– Хм, сначала ты скажи, что у тебя выспрашивал этот… Иоанн?

– Да ничего такого, спросил, есть ли острова вверх по течению и где камней потяжелее набрать можно. Да, еще холопы Джафара затемно проезжали, бочку с дерьмом вывозили, так он к ним подошел, шептался через Мокшу о чем-то…

– Это тот немощный купец, что из своих хоромин выйти не может?

– Ага, а потом еще… Нет, уже не упомню, тащилась ли у них за лодьей однодеревка. Но ночью точно крутилась одна около них!

* * *

Юсуф мысленно потирал ладони, не забывая благодарить Аллаха за столь щедрый дар, идущий к нему в руки.

– Смениться и облачиться в доспехи, – повернулся он к гребцам, по лицам и спинам которых стекал пот от усиленной гребли последних минут, несмотря на то что попутный ветер гнал судно на приличной скорости. – Скоро из луков достанем неверных, и начнется потеха!

Лодья ветлужцев с мордой дракона на носу, которая и являлась лакомой целью, медленно, но верно снижала свой ход. То ли решила пропустить якобы спешащие по делу суда булгарских купцов, то ли решила встать на стоянку у показавшегося впереди лесистого острова посреди Оки…

«Не рановато ли отдыхать вздумали? – засомневался Юсуф. – И так все утро в Джуннэ-Кала прохлаждались да кашу в своих котлах готовили! Котлах, ха! Неплохой товар они в балынские земли[25]25
  Д ж у н н э-К а л а – булгарское название Абрамова (Ибрагимова) городка на месте Нижнего Новгорода.
  Б а л ы н с к и е   з е м л и: Балын – Суздаль. Также: Джир – Ростов, Кан – Муром, Кисан – Рязань (булг.).


[Закрыть] везут, панок доволен остался подарками их, хотя покупать ничего не стал. Что ж, нам больше достанется… Только вот где взяли они эту утварь? С буртасов? Сучьи дети эти ветлужцы – как они смогли положить таких воинов? По слухам, тех лисьих хвостов целая сотня была, да и сотник Ибраим был далеко не глуп, тот еще волчара. Да, если бы не товар, не стал бы я связываться с этими неверными, но за хороший куш почему бы и не рискнуть? Ветлужцев на лодье всего два с половиной десятка, почти все их судно утварью забито. У нас же на двух дощаниках рати больше, чем у них, почти в три раза, какой уж тут риск? Наоборот, вои со свету сживут, если навара с этого дела не поимеют…»

Судно ветлужцев приблизилось к узкому извилистому острову, поросшему лесом и делящему Оку примерно на две равные половины, после чего резко дернулось вперед и влево, оставляя небольшой участок суши посредине реки по правому борту. На лодье будто почуяли, что сзади идут не мирные купцы, а опытные загонщики, из последних сил настигающие жертву. Юсуф оценил расстояние до противника примерно в сотню саженей и скрипнул зубами. Не всякий лучник на такой дистанции с качающейся палубы попадет в цель, но почему бы и нет? Главное – сбить противника с ритма и нанести как можно больше ранений, осыпая его плотным дождем стрел. Да еще у ветлужцев на борту началось нездоровое шевеление: неужели поняли, что по их душу идут? Юсуф обернулся по левому борту и махнул рукой Ильясу, стоящему на носу своей лодьи, идущей чуть сзади. Тот тоже вглядывался в убегающий от них парус и кипящие у него по бокам буруны от частых взмахов весел.

После зычных команд купцов на нос каждого судна выскочили лучники и выпустили в сторону ветлужцев дымящиеся стрелы. Тянущиеся за ними шлейфы тут же были подхвачены боковым ветром и размазаны в серой мгле осеннего неба. Однако поправка на снос тут же была учтена, и два десятка булгарских лучников запели свою смертоносную песню. Первые щелчки тетив отправили в полет не только каленые стрелы, но и всю накопившуюся за несколько часов преследования раздражительность.

«Скоро острые жала возьмут первую кровь с новых зарвавшихся соседей, скоро свершится месть за соплеменников… Хм, буртасов уже соплеменниками считаю?»

Юсуф внимательно смотрел на ощетинившиеся лица лучников и ратников на веслах. Кого только не было в его команде кроме серебряных булгар, к которым он причислял и себя. Сувазы, буртасы, вятичи и даже мерянин, нанятый им в новой крепости Учель[26]26
  У ч е л ь – Казань, она же Ошель, Газан или Комола (марийск.), основанная в 1103 г. на месте существовавшего поселения Биш-Балтавар.


[Закрыть], куда тот бежал со всей семьей, спасая свое язычество. Вот этот мерянин и привлек внимание Юсуфа тем, что наложил стрелу на тетиву, но не стал стрелять, а озадаченно смотрел на лодью ветлужцев, не предпринимая никаких действий. Купец тут же бросил взгляд вверх по течению реки, оценивая картину, расстилающуюся перед его глазами. На корме впереди идущей лодьи выстроился ряд высоких щитов, прикрывающих ее от прямых выстрелов, а вот от ударов оперенной смерти, посланной навесом… От борта до борта судно перекрывал плотный ряд сбитых между собой досок[27]27
  Под 1151 г. Ипатьевская летопись помещает рассказ о речном сражении на Днепре между князем Юрием Долгоруким и Изяславом Мстиславичем, князем киевским. В этом сражении на стороне киевлян действовали суда нового типа. «Бе бо исхитрил Изяслав лодьи дивно: беша бо в них гребци невидимо, токмо весла видити, а человек бяшеть не видити; бяхуть бо лодьи покрыты досками, и борци стояще горе в бронях и стреляюще, а кормьника два беста, един на носе, а другый на корме, аможе хотяхуть, тамо поидяхуть, не обращаюше лодий». «Лодьи» Изяслава Мстиславича были устроены так, что гребцы были укрыты дощатой палубой, которая одновременно служила помостом для облеченных в броню и обстреливающих неприятеля воинов. «Лодьи» имели по два руля-весла – одно на корме и одно на носу, – что давало им возможность, не поворачиваясь, идти по желанию и передним, и задним ходом. Это было первое собственно военное русское судно.


[Закрыть], полностью защищающий гребцов. Этот деревянный щит, сооруженный на скорую руку, был густо утыкан стрелами, из-за чего дощаник стал похож на гигантского ежика, пущенного вплавь на детском кораблике с парусом. Том самом кораблике, который малыши обычно вырезают из коры, чтобы по весне запустить в недалекое путешествие по какому-нибудь журчащему ручью. Юсуф даже помотал головой, чтобы разогнать навеянное чем-то воспоминание… Убегающая лодья тем временем повернула свой нос к показавшейся оконечности острова, стремясь зайти за него и избавиться на время от нарастающего ливня стрел.

– Не стрелять! Следить, чтобы с острова никто в нас не ударил! – Громовой голос купца прокатился по водной глади. – Грести до сближения! Долго они не протянут, у нас людишек поболее будет! Частые смены гребцов! – Одновременно Юсуф указал мерянину на юркую однодеревку, которая показалась из-за уходящей лодьи и судорожно заметалась, пытаясь уйти с направления движения булгар. Вместо того чтобы причалить к острову и заползти под кусты, какой-то рыбак пытался спастись, уйдя на стремнину Оки. Подождав несколько мгновений, за которые купеческие суда немного сблизились с шустрой лодочкой, Юсуф чиркнул пальцем по горлу: – Не нужны нам видоки по сему делу.

Мерянин тут же вскинул лук, выпуская в полет стрелу в сторону светлого пятна холщовой рубахи, однако неминуемая гибель рыбака была чудесным образом отсрочена. Поймав стрелу на лопасть весла, тот перегнулся за борт и нырком ушел на глубину. На этот раз озадаченное выражение лица появилось не только у лучника, но и у купца, после чего они несколько секунд обменивались удивленными взглядами. Ну что же, повезло рыбаку, не иначе как чудо ему явил Аллах. Пусть себе живет дальше! Может, всплывет не только из водной толщи реки, но и из мрака своего невежества, проникнется чистым светом новой для него веры, раз такое чудо на него снизошло. Юсуф проводил взглядом проплывающую мимо лодку, огладил бороду привычным жестом омовения и устремил свой взор на лодью ветлужцев. Та, вместо того чтобы уходить за оконечность острова, чтобы подарить себе несколько мгновений жизни, стала круто разворачиваться бортом к преследователям.

«Не иначе как с достоинством решили судьбу свою принять: не надеются уже убежать. Что же, лучше лицом к лицу свою смерть в бою встретить, чем от нее же удар в спину получить, обливаясь холодным потом в попытке спастись. Однако лишиться жизни – это в любом случае не самый лучший вариант среди тех путей, что посылает нам Аллах. Я бы на их месте… Ладно, не время о том рассуждать!»

– Готовься к сшибке! Стрелки, залп по моей команде! Кормчий, впритирку к борту подводи! С двух сторон накинемся разом и покончим с ними! Никто из вас и пальца оцарапать не успеет, как все уже завершится!

За щитами по бортам лодьи стали выстраиваться ратники, морально готовясь к прыжку на соседнее судно.

«Да, – продолжал рассуждать купец, – одно дело кинуться в бой на твердой земле, другое – прыгнуть в полном облачении за борт. Не ровен час – промахнешься, тогда никто не спасет, пойдешь ко дну навстречу прелестным гуриям. Только вот встретят ли они утопшего или пройдут мимо, качая своими бедрами в такт услаждающей слух музыке? А, шайтан! Мачта! И еще одна!»

Мысленные восклицания Юсуфа прервал жесткий удар, полученный разогнавшейся лодьей по днищу. Толчок сбил купца с ног и опрокинул на стоящих впереди людей. Те, поверженные резким сотрясением судна и столкновениями со стоящими рядом ратниками, сбивались на носу судна в сплошной бронированный клубок с торчащими из него конечностями и оружием. Лодья перед своей остановкой, дернув вверх носом, почти преодолела препятствие в воде, продравшись по нему вперед с жестким скрежетом несколько метров. Одновременно она приняла своей обшивкой легкие для нее удары катящихся комочков живой плоти и плохо закрепленных бочонков с припасами, взмахнула напоследок лопастями своих рук и вразнобой, с плеском опустила их на воду.

Спустя мгновение нос лодьи стало разворачивать против течения, однако корма ее так и осталась задранной, навевая грустные мысли о бренности всего сущего на земле. В тридцати метрах от места происшествия, почти повторив судьбу своей напарницы, круто вздыбило свой нос другое судно. Оно словно попыталось взлететь в воздух, но его гигантская туша, не предназначенная для стремительного полета, застыла на полпути в воздухе и теперь медленно опускалась под своей тяжестью в водную стихию. А с боков, огибая покачивающиеся на волнах небольшие куски горбыля, стремительно подбирались хищные силуэты лодей противника. Они выгибали весла в неимоверном усилии, чтобы только успеть к месту столкновения, пока не прошла вызванная им сумятица.

Юсуф медленно открыл глаза и попытался пошевелиться. Это получилось не сразу – сначала пришлось спихивать с себя чье-то разлегшееся на нем тело, пытающееся даже лягаться, однако грозный окрик купца свое дело сделал, и мешающий движению живой груз шустро отпрянул в сторону. Вместо небольшого кусочка серого мглистого неба перед глазами встал мерянин, почти в полном одиночестве стоящий на ногах на одной из скамеек для гребцов и теребящий лук со сломанным предплечьем и порванной тетивой. Неожиданно его глаза расширились, и он уставился за борт с каким-то налетом обреченности, словно пытаясь своим взглядом остановить надвигающуюся беду. Наконец, бросив лук, мерянин на что-то решился и быстрым движением потащил из ножен клинок, больше похожий на длинный нож, чем на меч.

«О Аллах! Вражеские лодьи!» – вернулись в голову купца мысли, выбитые перед этим одним хорошим ударом о деревянный брус обшивки. Юсуф вскинулся одним привычным движением к борту судна, но успел заметить только злобную гримасу однорогого чудовища и треск ломающихся весел и выбитых из борта уключин, после чего новый удар поверг его на палубный настил, а сверху упал выбитый из креплений щит, прежде установленный на носу его лодьи.

– А ну, не балуй! – разнесся громкий голос над водной гладью. Казалось, он исходил прямо из пасти однорогого змея. Одновременно со словами два раза щелкнула тетива, и раздались негромкие крики боли. – Прочь руки от оружия! А то тупые беличьи стрелы на каленые сменим, а от этого ваша шкурка попортится! Ишей, повтори для непонятливых!

Юсуф, уловив смысл предложения, сразу стал прокручивать в голове возможные варианты развития событий, пытаясь найти выход из совершенно безнадежной ситуации. Взять в руки меч и умереть в бою ему мешала глупая надежда на удачный исход и то обстоятельство, что враг не прыгает к ним и не пытается всех резать, пользуясь всеобщим замешательством. Тем временем раздались несколько фраз на булгарском и буртасском языках, призывавших сложить оружие и обещавших жизнь и даже свободу. Непонятливые все же нашлись – кто-то рядом потянул меч из ножен и резко вскочил на ноги, однако просвистевшая стрела сразу же расставила все по местам, а рядом с Юсуфом упал на колени ратник, держась за пробитое стрелой окольчуженное предплечье и разбрызгивая кровь в разные стороны. Только эта теплая жидкость, вытертая с лица, вывела купца из оцепенения и заставила действовать.

– Что обещаешь, если сопротивляться не будем? – слегка коверкая язык от долгого отсутствия навыка, вскричал он, отбрасывая упавший поломанный щит и вставая на ноги.

Сделав успокаивающий жест своим воинам, уже частично оклемавшимся за выставленными щитами и готовившимся продать свои жизни подороже, но не обнажающим еще мечи, Юсуф бросил взгляд на говорящего. С соседнего ушкуя на него смотрел, слегка опустив щит и наморщив лоб, худощавый ульчиец[28]28
  У л ь ч и е ц – славянин, русский (булг.).


[Закрыть] с сединой в бороде, в глаза бросился даже небольшой шрам на одной из его бровей. Рядом с ним цепко облепили возвышенности в глубине судна около полутора десятка лучников, готовых спустить стрелы по одному только жесту своего командира. Чуть ниже и ближе к борту лодьи, под железными навершиями шлемов и щелями полумасок, закрывающих лица, виднелись края щитов, готовых подняться сразу после слитного выстрела уже начинающих нервничать стрелков.

Сумрачно оценив свои шансы, Юсуф не стал дальше тянуть и сразу попытался выяснить, что у противника на уме:

– Про жизнь и свободу я уже понял, а товар?

– Сразу видно купца по тому, как торговаться начал! – оскалился ульчиец. – Другой бы про брони и оружие заикнулся, а ты… Виру с вас возьмем, не без того, но отпустим вас с товаром и оружием! Дело у меня к тебе, поэтому я такой добрый! Но про это мы позже с тобой потолкуем и в другом месте. Там и вину свою сторговать можешь попробовать, а пока товарища своего образумь! Потопнет ведь! – Юсуф бросил взгляд на судно своего напарника в то время, пока вой продолжал вещать дальше. – Видать, он днище пробил, да и мачта треснула – вон как парус повело… Однако все еще пытается отстреливаться, даже бочонок с джирской данью[29]29
  Д ж и р с к а я   д а н ь – дань, которую Русь платила Волжской Булгарии за переуступку ростовских земель.


[Закрыть], брошенный с ушкуя полминуты назад, его не образумил! Так что уговаривай теперь ты! Лодью свою мы туда не пошлем: осадка у нас поглубже вашего будет, – так что еще больше, чем вы, можем поцарапаться. А застать соседа твоего, как тебя, врасплох одним плоскодонным ушкуем не получилось, как видишь… просто не успели. Ну так что? Оставляем его тонуть? Под стрелами они такую пробоину не заделают, да еще и по колено в дерьме… Ха, не веришь, что обгадились они? Я тоже не верю до конца, однако ты потом можешь все подробно э… унюхать. Решай быстро! Как сложишь оружие, так их сразу к острову проводят! Со всем почтением, даже помогут выбраться, если тонуть будут… Ну?

Юсуф склонил набок голову, прищуриваясь и оценивая слова ульчийца.

«Лодья Ильяса уже завалилась на один из бортов и слегка осела на нос. В бронях под обстрелом они только потонуть с честью могут, а засевшее судно… его еще можно спасти. Может, врагу тоже дорог э… уже фактически его товар? Нет, не в этом дело… Да ну его, товар этот, про жизни думать надо! Если не сдаемся, то Ильясу почти сразу конец, а нам через мгновение-другое, хоть и продадим мы им нашу погибель не по дешевке. А если сдаемся, то сначала нас вырежут безоружных, а потом будут спокойно смотреть, как соседи наши топнут. И так и так – плохо. Это если подразумевать, что нас обманут. А чтобы этого не случилось…»

– Прими мое решение, ульчиец! – упрямо нагнул голову купец. – Как высадятся товарищи наши на остров, так мы сразу сложим оружие. Не хочешь на такое соглашаться – сразу стреляй!

– Вот ты какой, северный олень… Спасти товарищей хочешь? Добре, мне это нравится! Но согласен я на твой расклад только при одном условии. Безоружный переходишь ко мне на лодью, я тебя связываю, а если хоть один волос упадет с моих воинов по вине твоих людей или людей твоего товарища – лично перережу тебе горло. Как тебе это? Согласен? Тогда кричи своему напарнику обо всем этом громче, а потом прыгай сюда!

* * *

– Мыслишь, что посмеялся надо мной, ульчиец, и этим все кончится? – Ишей, пряча ухмылку, старательно переводил слова разгорячившегося Ильяса. – Да за такие дела тебя выпотрошить мало… Надо еще заставить бегать, придерживая свои волочащиеся кишки, вокруг этого костра! И так до самого конца твоей никчемной и, надеюсь, очень короткой жизни!

– Это ты про тот маленький бочонок с дерьмом, булгарец? – У Ивана, в отличие от Ишея, скрыть обуревающие его чувства получилось лучше, и в глубине его глаз плескалось лишь скучающее равнодушие, несмотря на сверкающие бешенством взгляды Ильяса. – Который я назвал джирской данью? Сделать такое явно не в твоих интересах… Ах да, вы не знаете этого слова. Говорю, позор на себя навлечь хочешь? Ты подумай, если сам над собой не посмеешься, то через пару месяцев над тобой будут потешаться по всей Волге. Так что советую тебе, Ильяс, самому рассказать во всеуслышание обо всем при первой же возможности. Пусть знают, что тебя эта история забавляет… Ну и приври чуть для красного словца. К примеру, рассказывай, будто мы сами этот бочонок наполнили от страха, удирая от вас на полном ходу!

– Да зачем ты вообще придумал кинуть его, а? Почему на смех всех стараешься поднять? Не лучше ли все дело решить мечами, прямо тут? – Вопросы стали сыпаться из Ильяса один за другим, однако вид его говорил, что о словах презренного ульчийца он все-таки серьезно задумался.

– Это ты вовремя – нет бы на тонущей лодье насчет мечей предложил, а теперь… Теперь ты слово дал, что не поднимешь на нас своего оружия в ближайший месяц. Да и зачем тебе рисковать своими воинами? У Юсуфа людишки все разоружены, и нас теперь уже в два раза больше. Да успокойся ты! И так уже в нашу сторону вои твои подозрительно поглядывают от костров. Думают, раз раскричались, то ратиться начнем вскоре… А зачем бочонок кинул? Нет, не для смеха и не для унижения кого-либо, скорее – для эффективности, – перевел Иван взгляд на Юсуфа, предваряя его вопрос. – Опять не знаете такого слова? Вот скажи, Ильяс, чем занимались твои воины, когда бочонок рассыпался и его содержимое растеклось по воде, которая стала поступать из пробитого днища? Правильно, – полусотник не стал дожидаться ответного перевода Ишея. – Они все вскочили на лавки и храбро отстреливались от своего врага, то бишь от нас. А в это время вода продолжала хлестать, так? Однако воины твои предпочитали рисковать своими шкурами, чем лезть в воду заделывать пробоину, правильно? Ну да, это происходило, пока ты на них не прикрикнул, но сколько времени между тем прошло, а? Вот это и называется эффективностью с нашей стороны. – Заметив, что Ильяс впал уже в глубокую задумчивость, Иван решил немного выправить ситуацию с ухмылками, неодобрительно поглядев на прикрывающего рукой усы воеводу. – Только ты, купец, не пытайся повторить сей подвиг по бросанию бочонков на дальнее расстояние – у нас это случайно получилось…

– Кхм… да, – подтвердил Трофим, решив таким образом сгладить свою вину за неподобающее поведение. – Прошлись мы с одной стороны по брошенным веслам вашим, дабы не смогли вы далеко уйди, если из речной засеки все-таки освободитесь. А уж на близком расстоянии из-за щитов сам бог ве… ну, само собой получилось бросить.

– К делу перейдем или как? – устало вопросил Юсуф, молча слушавший никчемную перепалку уже с четверть часа. Подняв взгляд на воеводу недавнего противника, он решил напрямую выяснить наболевшее: – Какую виру от нас потребуете? Вины на нас нет, мы свой долг исполняли, однако… однако сила на вашей стороне, и слово вам мое дано.

– Это к полусотнику моему все вопросы, поскольку он все это шутовство и затеял, – устранился от ответа Трофим, оставляя купца в недоумении. – Я бы положил вас всех за нападение и не придумывал разных чудачеств. Но раз его замысел без ущерба нам обошелся, то пусть развлекается с вами дальше.

Юсуф молча перевел вопросительный взгляд на вставшего и отошедшего от огня Ивана. Костры запалили на острове днем, для того чтобы перевязать булгарцев. Купцы попытались от помощи отказаться и хотели было дать указание наскоро перевязать раненых, из которых к тому времени уже извлекли стрелы, но ветлужский воевода сослался на свой богатый опыт по лечению и чудодейственные средства, будто бы данные ему лекарем в дорогу.

Заварив в походных котлах цветки ромашки для очищения ран, ветлужцы слегка погасили кипящие эмоции, особенно после того как собственноручно стали промывать и перевязывать раны своих противников чистыми тряпицами. А пока булгарцы кидали заинтересованные взгляды на гладкие бока котелков, их недавние недруги даже успели заварить в них успокаивающий сбор трав, собранный в дорогу Вячеславом, не трубя, конечно, о его свойствах во все стороны. После того как купцы и ветлужские воеводы сообща пригубили напиток и удалились, а остаток горячей жидкости нашел себе приют в желудках рассевшихся около костров булгарских воев, эмоции утихли уже совсем, и кто-то на ломаном языке даже пытался задавать какие-то вопросы спокойно расхаживающим по лагерю противника воинам с Ветлуги.

Нет, братания не было, люди всего лишь час назад противостояли друг другу. Более того, ситуацию контролировали ветлужцы, засевшие большей частью с луками в лодьях и лишь изредка посменно ходившие размяться на остров. Однако и наставленного оружия не было, как не было провоцирующих выкриков и ссор. Обе стороны получили четкие приказы не задирать друг друга и расположились лагерями по соседству, чтобы контролировать недавнего врага было легче. А начальство уединилось около костерка на небольшом мысе. При этом у всех на глазах и достаточно недалеко, поэтому спуску не даст, если кто-то решит устроить замятню, так что лучше уж совсем не баловать.