Текст книги "Воин из-за круга"

– Когда и… ждать… и верить перестал… я встретил ту… которую искал, – прошептал он. – Нас… наконец… то… жизнь… жизнь соединила…

– Что он говорит? – спросил Ратислав, стоявший рядом с Руменикой.

– Ничего, – девушка вытерла слезы. – Он читает стихи.

Ди Марон замолчал, его начала бить дрожь. Глаза заволокло туманом, но потом вдруг вспыхнул яркий свет, заполнивший собой всю вселенную. И он увидел над собой Раску, всю в белом.

– Вот и наступил час твоей славы, Уэр, – сказала Раска. – Ты выполнил предназначенное. И теперь тебя ждет Вечность.

Уэр ди Марон хотел ответить, но рядом с Раской появилась другая фигура. Сразу ушли боль и удушье, и великое счастье вошло в сердце поэта. Он узнал свою покойную мать, такую же юную и прекрасную, как в те дни, когда ему было всего шесть лет.

– Я пришла, сынок, – сказала она. – Пойдем со мной! Я покажу тебе такую красоту, которой ты еще не видел.

– Иду… – выдохнул ди Марон и полетел в свет.

Руменика отвернулась – слезы душили ее. Волах, сопровождавший их, набросил на лицо умершего край одеяла, потом повернулся к Руменике.

– Уже темно, госпожа, – сказал он. – Эрл Борнах распорядился проводить тебя туда, где ты сможешь отдохнуть. И твой спутник тоже.

– Что он тебе молвил? – шепотом спросил Ратислав, когда они пошли за волахом.

– Имя. Женское имя. И я, кажется, знаю, чье оно.

Ратислав заснул быстро – сказался день, проведенный в седле. Однако спал совсем недолго. Кто-то тряхнул его за плечо, и юноша судорожно открыл глаза. Над ним стояла Руменика.

– Пойдем со мной, – сказала она.

– С тобой? А лошади?

– Никуда они не денутся.

Ратислав подобрал с сена свой меч и плащ, пошел следом за девушкой. Двор крепости был пуст, лишь на стенах горели факелы и расхаживали часовые. Комната, которую уделил Руменике для ночлега эрл Борнах, находилась в цокольном этаже одной из башен. Руменика откинула рогожу, заменявшую дверь, вошла, устало опустилась на тахту, покрытую звериными шкурами.

– Завтра битва, – сказала она. – Я не хотела тебе говорить, но я должна. Я слышала, как Хейдин разговаривал с Зарятой.

– Ну и что?

– Они говорили о тебе. Зарята сказал, что в любом случае ты должен будешь сражаться.

– Я и так буду сражаться. Я же воин.

– Ты не понял. У них есть воин, который пришел из твоего мира. Ты будешь драться с ним. Хейдин хотел сам сразиться с этим воином, но Зарята сказал, что это невозможно. Это твой противник.

– Стал-быть, буду сражаться. Затем и меч ношу.

– Я боюсь, Ратислав, – Руменика встала, подошла к юноше, взяла его за руку. – За тебя боюсь. Была бы моя воля, я бы тебя не пустила.

– Да что ты! – Ратислав смущенно опустил взгляд. – Оно ведь и не страшно совсем. Бог, он правому победу подаст. А я себя неправым не чувствую. Ты-то чего беспокоишься?

– А ты не понял?

Ратислав посмотрел в ее глаза, и сердце у него дрогнуло. Когда-то он мечтал увидеть этот свет в глазах Липки.

– Однажды я уже потеряла человека, которого любила, – сказала лаэданка. – Второй потери я не вынесу.

– Я ведь… я не должен… нельзя мне!

– Я знаю, о чем ты думаешь, Ратислав. Мне давно удалось разгадать твои мысли обо мне. Ты думаешь: я всего лишь простой крестьянин, а она принцесса, наследница престола. Только я не всегда была принцессой. Я росла в бедности. Со мной всякое было. Приходилось и отбросы есть, и побираться. Когда у моей приемной матери были запои, я голодала. Добрые люди кормили. Я через многое прошла, даже через то, о чем говорить не хочу, потому что мне стыдно. Я была наложницей императора. Я ведь тоже сейчас вся дрожу. Боюсь, что ты не примешь меня такой, какая я есть.

– Руменика, я сам думал, да только сказать не мог… Я только Хейдину говорил.

– Я знаю. Я видела твои глаза и все в них могла прочесть. И сейчас я вижу, что в твоем сердце. Однажды я сказала тебе, что ты мне очень дорог. Я тогда еще не знала, насколько ты мне дорог. А теперь знаю. И поэтому я не могу молчать дальше. Завтра будет бой, но перед этим у нас с тобой целая ночь. Это будет наша ночь. Твоя и моя. Потому что другой у нас может и не быть.

Руменика прижалась к груди Ратислава, и юноша перебирал ее волосы, целовал ее губы, шею, затылок. Потом Руменика увлекла его на свое ложе. Ратислав с бешено бьющимся сердцем пытался распустить шнуровку ее куртки, но пальцы не слушались, дыхание срывалось, и он опять искал ее губы, опять сливался с ней в поцелуе, чтобы решимость его не ослабла. Руменика помогла ему распутать шнуры, стянула куртку, потом рубашку. Ратислав коснулся пальцами ее груди, почувствовал, как ее руки ласкают его тело под рубахой.

– Славный мой, сильный мой, – шептала Руменика. – Прошу тебя, не останавливайся! Не бойся ничего!

– Ты красивая такая! Глазам больно!

– Так смотри же. Радуйся, что это красота твоя. Насладись ей.

Ратислава била дрожь, лицо его пылало. Он с трудом освободился от одежды, лег рядом с девушкой, заключая ее в объятия. Один из светильников замигал и погас, будто щадя стыдливость любовников.

– Не бойся ничего! – шептала Руменика. – Продолжай! Все будет хорошо! Я тебя люблю. Мне нравится, как ты все делаешь…

– Я… я не умею.

– А и не надо ничего уметь, миленький! Делай, как того хочешь. Да-да, вот так… Ааааах!

Их тела соединились, и Руменика прижала к себе Ратислава, обхватив его ногами, будто боялась, что он испугается того, что происходит, и остановится, не дав ей испытать того счастья, которое она так ждала. А потом она внезапно для себя почувствовала, что вот-вот достигнет разрядки, и застонала. Такого с ней не было с того времени, как она была с Нелленом… Новая волна захлестнула ее, и она ощутила, что и Ратислав дошел до вершины.

– Люблю тебя! – прошептал Ратислав. – Люблю!

– Говори еще…

Они еще долго лежали в объятиях друг друга, а потом сблизились снова, и Ратислав шептал ей что-то в счастливом бреду, пока она не убедила его поспать. До утра оставалось совсем недолго.

– Единый, помоги мне! – зашептала Руменика, обращаясь к горящему светильнику. – Не дай мне потерять того, кто живет в моем сердце! Не отнимай у меня счастья. Не забирай Ратислава…

Огонек светильника дрожал и подмигивал ей, расплывался в радужные кольца и выпускал длинные лучи. Руменика вытирала слезы и повторяла свою молитву. Повторяла ее, пока масло не выгорело и светильник не погас.

Глава десятая

«Следует ли тебе знать, что было до тебя и что будет после тебя? Просто доверься своему мечу и бейся. Будь отважен ныне, и завтра благодаря тебе спасутся народы».

Йонан-Певец, «Золотая Книга Войны»

Хорст фон Гриппен готовился к поединку. Когда начало светать, он принял ванну, а потом долго молился, используя вместо распятия свой меч. С восходом солнца он позвал своих оруженосцев и начал облачаться в доспехи. Сначала фон Гриппен надел чистую льняную рубаху и штаны, на них – гамбизон, а на голову шапку с наушниками. Потом пришел черед штанов из вареной кожи и длинной до колен кольчуги с капюшоном. На кольчугу он с помощью оруженосцев надел стальную кирасу, покрытую голубой эмалью и золотой насечкой, наплечники, пластинчатое огорлие. Полный ножной доспех ливонец не стал надевать, чтобы не стеснять движений, ограничился поножами, закрывающими икры. Сверху на латы крестоносец набросил белую яку с черным ливонским крестом на правом плече и грифоном – гербом дома фон Гриппенов – на левом. Походил по палатке, проверяя, не болтается ли доспех при ходьбе, не сковывает ли движений, и остался доволен. Еще раз велел оруженосцу проверить все ремни и завязки панциря. Затянул на бедрах пояс с привешенной к нему трехгранной мизерикордией. Меч, шлем и небольшой треугольный щит с крестом и грифоном ливонец пока брать не стал, чтобы не утомлять себя ненужной тяжестью. На то и нужен оруженосец, чтобы таскать все это за господином до поры до времени.

У входа в палатку его уже ждали Ферс ди Мерат и другие военачальники. Ливонец и лаэданские офицеры обменялись церемонными поклонами.

– Я готов, братья, – сказал фон Гриппен. – Надеюсь, мой противник уже ждет меня.

– Волахи выходят из крепости, – сказал Эггер ди Скар. – Что же до сидов, они всю ночь не уходили с равнины. Их арбитр уже здесь.

– Славно. Пусть позаботятся о месте поединка.

– Уже позаботились. Вы будете сражаться пешим или конным?

– Пешим. Не хочу, чтобы мой Фойерблиц случайно пострадал при схватке.

– Вы, похоже, уверены в своей победе, местьер фон Гриппен, – заметил ди Мерат.

– Все в воле Божьей, маршал. Я молился и просил Господа даровать мне победу. Но если даже мне не суждено победить, я с радостью умру в такой прекрасный день, – фон Гриппен с наслаждением вдохнул свежий утренний воздух. – Посмотрите, какое сегодня солнце!

– Чудесный день для поединка, – согласился Горам ди Лис.

– Пожелайте мне победы, братья, во славу Бога и императора!

– От души желаем, – сказал ди Мерат, но по его лицу было видно, что думает старый маршал совсем о другом.

С возвышенности, на которой стояла палатка фон Гриппена, был хорошо виден Ай-Рах, и там тоже началось движение. Ворота крепости открылись, и волахи начали выходить на равнину. Впереди войска ехал сам эрл Борнах в куртке из белых смушек с топориком в руках.

– Неужели он сам собрался драться? – пробормотал ди Мерат. – Это было бы безумием.

– Местьер маршал!

Маршал и его офицеры обернулись. На пригорок поднялся воин в черной кольчуге и с виллехенским мечом на перевязи. Рядом с ним семенил толстяк в очках и в нелепой желтой кофте.

– Местьер Хейдин, – приветствовал ортландца маршал. – Пришли посмотреть на бой?

– Точнее, вызвать на бой, – ответил ортландец и обратил взгляд на фон Гриппена. – Твой вызов принят, местьер. С тобой будут биться на том оружии, которое ты пожелаешь выбрать.

– Разве со мной будет драться не волах? – с заметным удивлением в голосе спросил ливонец.

– Нет, не волах. С тобой будет драться мой друг Ратислав.

– Как! – воскликнул крестоносец. – Я не ослышался? Воин со славянским именем?

– Истинно так, клянусь Оартом. Ратислав родом из новгородской земли.

– Воистину, велик Бог в могуществе своем и непостижимы пути Его! – Ливонец поднял руки к небу. – Оказаться в волшебной стране и встретиться тут в поединке со схизматиком-русичем! Будет о чем рассказать братьям по возвращении в Ригу.

– Я бы на твоем месте, рыцарь, не был бы так уверен в легкой победе, – ответил Хейдин, которому не понравилась надменность фон Гриппена.

– Мой орден давно уже пытается сокрушить зубы у русского дракона. Этот народ упорен, крепок и живуч, но мы всегда били их рати в бою. Однако ты меня удивил, воин. Встретить русского здесь, в Аскалуне – ха! Клянусь святым Георгием, история просто удивительнейшая!

– Так вызов принят? – спокойно спросил Хейдин.

– Принят, – ответил ливонец и спесиво поджал губы. – Ступай и скажи этому русичу, что я буду с ним биться пешим и на мечах.

– Я передам. Прощай!

– И еще скажи ему, что я перебил в своих походах столько русских схизматиков, что у всей его родни не хватит пальцев на руках и ногах, чтобы всех счесть! – крикнул вдогонку Хейдину крестоносец. – Пусть позаботится о духовной перед поединком!

– Скажу непременно, – с ледяной любезностью ответил Хейдин.

– Местьер Хейдин, тут что-то не так, – зашептал Франшен Рекля, когда они шли к своему шатру. – Я смог уловить магическую эманацию этого воина. Его аура очень сильна, но она не такая, как у окружающих. Этот воин не такой, как мы.

– Так и есть, Франшен. Он пришел из-за круга. Поэтому только Ратислав может с ним сражаться. Других поединщиков он убьет не напрягаясь.

– А Ратислава?

– Надеюсь, что нет… Что-то еще?

– Над имперским воином черный венец.

– Что это значит?

– Ореол темной Силы. При нем находится какой-то могущественный талисман, насыщенный энергией Темного мира.

– Приятное известие! И что же делать?

– Надо просить Заряту, чтобы он дал Силу Ратиславу. Дракон это может.

– Хорошо, сейчас придем и поговорим.

Они прошли между воинскими шатрами и вскоре оказались у юрты. Руменика кормила Габара хлебом с ладони. Хейдин заметил, что глаза у девушки красные и заплаканные.

– Как он? – спросил ортландец.

– Молится, – лаэданка отвернулась и всхлипнула.

Ратислав был в юрте один. Он стоял на коленях; губы его шевелились, глаза были закрыты. Юноша уже облачился в кольчугу и виллехенский шишак, купленный в Феннгаре, только меч пока лежал на кошме у ног юноши. Хейдин подошел и положил руку на плечо русича. Ратислав вздрогнул, поднял голову.

– Сказал? – спросил он.

– Сказал. Белый воин будет драться.

– Оно и славно. Как думаешь, дядя Хейдин, побью его?

– Непременно побьешь. На этом гордеце навешано столько железа, что он будет громыхать при ходьбе, как телега, груженная медными тазами. В такую жару он быстро запреет в своих доспехах. Главное, держи дыхание, все время перемещайся и не позволяй гневу овладеть собой. Он выбрал бой на мечах, значит, надеется не на силу, а на мастерство. Измотай его хорошенько, а потом вышиби из него мозги.

– Дядя Хейдин…

– Погоди, я еще не все сказал. Не пытайся все время отражать удары щитом. Лучше уходи от его выпадов. Подставишь щит под сильный удар – рискуешь сломать руку. Поэтому отражай им только колющие выпады и лишь в крайнем случае – рубящие удары.

– Дядя Хейдин!

– Будь предельно внимателен, не зевай. И какой я тебе, к вордланам, дядя? Просто Хейдин, понял?

– Понял. Я тебе про Руменику хочу сказать.

– Что сказать? Что-то не так?

– Она и я… словом, мы нынче ночью…

– А вот об этом не думай, заклинаю всеми богами! Не думай ни о ком и ни о чем. Даже о Руменике, даже о своей любви. Позволишь страху войти в душу, тебе конец. Забудь обо всем. У тебя нет ни прошлого, ни будущего. Есть только бой, в котором надо победить.

– Добро, Хейдин. Все понял, как святую молитву.

К месту поединка бойцы прибыли верхами. Ратислава сопровождали Руменика, Липка и Хейдин, фон Гриппена – два латника; один вез его оружие, другой держал знамя с ливонским крестом. Для судей поставили навес, а под ним – скамьи. Эрл Борнах, маршал ди Мерат, командиры лаэданского войска и начальники армии сидов заняли здесь свои места, сев рядышком, будто старые добрые друзья. Здесь же посадили Франшена Рекля; включить его в состав трибунала предложили сиды, которые сочли присутствие вилкана в высоком жюри более чем уместным. Ученый мастер был невероятно горд этому и просто светился от счастья. И лишь один из выбранных судей приготовился наблюдать поединок с другого места. Возвращенный дракон, Гаэрен, Свет Зари, устроился на пригорке позади боевых порядков волахов, будто опекая их маленькую армию. Тысячи глаз продолжали смотреть на дракона с изумлением – уж очень трудно было привыкнуть к мысли, что после пятисот лет Страж Силы вернулся и теперь делает то, что и должны были всегда делать драконы, помогает восстановить мир и справедливость. Само присутствие дракона делало поединок особенно значительным. И многим из зрителей казалось, что они будто возвратились в те легендарные времена, когда великие герои решали судьбы целых империй и сами боги благоволили им и направляли их руку.

Зарята между тем сильно переживал. Он не мог ничем помочь Ратиславу, и это огорчало дракона. Так огорчало, что он ежеминутно вздыхал, выпуская клубы горячего дыма. Наблюдая, как Ратислав в сопровождении своих секундантов едет к месту поединка, Зарята яростно скреб когтями камень, на котором сидел, и давал себе клятвы посчитаться с ведьмой, наделившей противника Ратислава каролитовым перстнем.

Между тем бойцы спешились и двинулись навстречу друг другу. Жоэль ап-Риан, выбранный маршалом поединка, подошел к ним.

– Это честный поединок, – сказал сид. – Вы знаете правила. Вы вольны защищать свою жизнь тем оружием, которое выбрали. Вы вольны решать судьбу поверженного противника. Прошу лишь – будьте милосердны. Не изменили ли вы своего решения драться?

– Нет, – сказал ливонец.

– Нет, – эхом ответил Ратислав.

– Павший будет похоронен с почестями, – сказал Жоэль ап-Риан. – Сторона, за которую бьется победитель, будет объявлена правой. Трибунал проследит за тем, чтобы все условия этой стороны были выполнены. Готовы ли бойцы?

– Я готов, – сказал Ратислав.

– Мальчишка! – усмехнулся крестоносец. Оруженосец подал ему шлем. Фон Гриппен затянул ремни шлема, потом взял у оруженосца щит и меч. – Ich werde Dich, Hündhen, tхten![4]4
  Я убью тебя, щенок! (Нем.)


[Закрыть]

Ратислав промолчал. Он увидел нечто, пробудившее в нем суеверный страх. На шлеме рыцаря красовался странный плюмаж – белокурая женская коса, оправленная у маковки шлема в фигурное золотое кольцо. Где, когда он мог видеть подобное? Ратислава будто обдало холодом. Липка что-то говорила ему про воина с косой на шлеме. Вот и сбылось реченное! Он почувствовал предательскую слабость в ногах, оглянулся, встретил ободряющий взгляд Хейдина, потом увидел Руменику. Девушка была бледной, но в глазах ее были свет и надежда. Однажды она уже пережила нечто подобное, когда Акун в Торжке защищал ее и себя, потребовав поля. Но Акун был опытным воином, скроллингом. А Ратислав… Он ведь еще мальчишка, сильный, храбрый – и такой бесконечно родной! И хотя ее сердце рвалось на части от тревоги, Руменика улыбнулась. Шепнула: «Люблю тебя!» Поцеловала свои пальцы и направила их в его сторону. И Ратислав приободрился – он больше не чувствовал себя одиноким.

«Буду драться заради нее, – подумал Ратислав. – Жизнь отдам, а завалю рыцаря!»

Липка тоже увидела белокурую косу на шлеме рыцаря и задрожала всем телом, так, что обнявший ее Хейдин ощутил эту дрожь.

– Что с тобой, любимая? – спросил он.

– Пустое, сокол мой. Это от заботы о Ратиславе…

– Начинайте! – скомандовал ап-Риан.

– Gott mit uns![5]5
  С нами Бог! (Нем.)


[Закрыть] – крикнул фон Гриппен.

Вопреки ожиданиям многих, кто наблюдал за поединком, враги не бросились друг на друга в первую же секунду. Фон Гриппен, лениво помахивая мечом, начал идти по кругу, выбирая наиболее удобную позицию. Опытные воины поняли маневр ливонца, оценили его – рыцарь выбрал такую позицию, чтобы солнце светило ему в спину и в глаза Ратиславу.

Лязгнула сталь. Спокойно, будто в фехтовальном зале, фон Гриппен нанес удар в середину щита русича. Ратислав попятился.

– Про меч не забудь, мальчик, – усмехнулся немец.

Ратислав, помня наставления Хейдина, не стал бросаться в ответную атаку. Он терпеливо ждал, когда белый воин пойдет вперед. И это случилось очень скоро: фон Гриппен с невероятным проворством рванулся вперед. Мечи встретились, лязгнули; фон Гриппен попытался атаковать из другой позиции, но Ратислав разгадал эту атаку и ушел из-под удара с ловкостью, удивившей немца. Юноше показалось, что фон Гриппен раскрылся, слишком сильно отведя в сторону руку с щитом, и тут же попытался нанести рубящий удар по корпусу противника. Однако фон Гриппен был начеку; удар пришелся в щит, и Ратислав сам с трудом избежал ответного выпада, нацеленного ему в лицо. Противники опять начали ходить по кругу, выбирая удобный момент для атаки. Словно зловещее предзнаменование, в небе появилась большая стая ворон – птицы кружились над поединщиками, точно повторяли их движения.

Фон Гриппен решился и атаковал. Он попытался обмануть Ратислава ложным замахом, а потом нанес удар, который часто показывал своим братьям в Риге – секущий удар из пируэта, направленный в горло. Однако Ратислав парировал этот удар и, хотя попятился назад, но на ногах устоял. Фон Гриппен попытался сбить его с ног, толкнув щитом, но и эта атака не удалась – Ратислав просто-напросто увернулся.

Хорст фон Гриппен прошел хорошую воинскую школу. И в Германии, и в Ливонии его обучали великие знатоки рукопашного боя. И даром, что фон Гриппен был молод – он уже успел повоевать и стяжал славу умелого бойца на рыцарских потехах. Теперь же весь воинский опыт крестоносца говорил ему: он поначалу недооценил своего противника. В русском воине чувствовался непонятный пока фон Гриппену дар. Его учителя в Риге назвали бы его даром бойца. Есть такие отмеченные Богом люди; благодаря своему таинственному дару они наитием приходят к мастерству, которое к другим приходит через долгие годы обучения и ратных испытаний. Фон Гриппен наблюдал за своим противником и удивлялся. До сих пор все эти язычники, с которыми ему приходилось драться, держали меч, как палку, и дрались им, как палкой. Этот же русский воин обращался с мечом так, будто прошел хорошую школу фехтования. Да и на сам клинок обратил внимание ливонец – меч у русского был не хуже его собственного. Все это были мелочи, на которые в другой раз фон Гриппен и внимания бы не обратил, но теперь, когда его атаки почему-то не приносили успеха, крестоносец вдруг почувствовал смутное беспокойство. И страстное желание поскорее покончить со своим противником.

Он бросился на Ратислава с громким криком, начал рубить мечом, нанося удары с разных сторон. В какую-то секунду наблюдающим за поединком зрителям показалось даже, что противники столкнулись друг с другом. Потом оба поединщика отступили, тяжело дыша. У Ратислава был отрублен край щита. У фон Гриппена порвался ремень правого наплечника, и в белоснежной яке зияла огромная дыра, проделанная острием меча русича.

Ратислав ощутил боль в левой руке. Он посмотрел на свое плечо; из-под кольчуги сочилась кровь. Хейдин оказался прав; щит не всегда может стать надежной защитой.

Затишье длилось всего пару секунд. Фон Гриппен опять пошел вперед. Удары его меча сыпались, как град, но Ратислав отразил их. Все, кроме одного. Последнего, нанесенного сверху и справа. Юноше показалось, что его огрели молотом по голове. Свет померк, земля закружилась перед глазами. Но Ратислав устоял на ногах и, закрывшись щитом, быстро отошел назад, к границе круга.

– Ну что же ты? – с издевкой сказал ливонец. – Вперед!

Ратислав помотал головой. В глазах прояснилось, контузия от удара прошла. Надо атаковать, подумал он. Нельзя позволить белому воину обращаться с ним, как с ребенком.

Он ринулся вперед со скоростью, которая застала фон Гриппена врасплох. Крестоносец пропустил удар в плечо, который окончательно сорвал наплечник, потом едва успел отбить выпад, нацеленный в голову. В смятении крестоносец попытался хитрым ударом выбить у Ратислава меч, но безрезультатно. В следующее мгновение могучий удар обрушился на щит фон Гриппена. Крестоносец упал на колено, ударил снизу, под щит. Ратислав быстро отступил, крутя мечом мельницу.

С мальчишкой надо кончать, подумал ливонец. Поединок затягивается. Сил еще много, да и ни одной раны он пока не получил, но и русский, кажется, становится все увереннее и смелее. Это становится опасным.

Фон Гриппен атаковал ударом сверху. Ратислав закрылся мечом, но крестоносец тут же пустил в ход излюбленный прием – ударил юношу в грудь бляхой щита. Ратислав упал. Над ристалищем раздался громкий вопль. Фон Гриппен рубил мечом, пытаясь достать упавшего противника, но Ратислав перекатился прямо под ноги крестоносца и ударил рукоятью меча фон Гриппена под колено. Ливонец взвыл от боли и упал. Какое-то мгновение враги смотрели друг на друга с ненавистью, потом Ратислав быстро вскочил на ноги и пошел вперед. Его удар пришелся ниже огорлия, расшив кольчугу ливонца. Железные кольца посыпались на траву. Фон Гриппен вслепую ударил мечом, будто косой, целя в ноги. Ратислав отскочил. Ливонец поднялся на ноги; его душили ярость и досада. Поправив съехавший на кирасу наплечник, фон Гриппен пошел вперед. Его меч описывал вокруг Ратислава сверкающие круги. Потом послышался громкий треск и торжествующий крик ливонца. Щит Ратислава лопнул.

– Умри, схизматик! – заорал фон Гриппен и двинулся на юношу.

Ратислав взял меч обеими руками, отбил несколько ударов, сам попытался атаковать, но клинок угодил в кирасу и лишь сколол с нее лазурную эмаль. Отходя после этой атаки, Ратислав замешкался и получил еще одну рану, на этот раз в левое бедро, чуть ниже кольчуги. Фон Гриппен опять пошел вперед и, обманув юношу ложным замахом, ударил его рукоятью меча, целя в лицо. Ливонец на этот раз промахнулся, удар пришелся не в лицо, а в левое плечо, но раздался хруст, и Ратислав ощутил страшную боль. Дыхание у него оборвалось, ноги задрожали. А крестоносец опять пошел вперед, и лезвие его меча взметнулось вверх, чтобы обрушиться на голову юноши. Рассечь его шлем.

Голова. Шлем. Коса на шлеме. Коса…

Мечи со стуком встретились. Ратислав отбил удар, присел, уходя от секущего удара в шею. Немец отпрянул, отводя руку с мечом для замаха. И Ратислав ударил с разворота, обеими руками. Звякнуло разрубленное железо, и фон Гриппен едва удержался на ногах. Плюмаж из волос Аины ап-Аннон упал в траву к ногам Ратислава. Второй удар, принятый фон Гриппеном на щит, заставил ливонца упасть на колени. Третий удар пришелся в основание шеи; меч Ратислава разрубил левый наплечник немца, будто кусок картона, рассек кольчугу, гамбизон и плечо фон Гриппена. Ливонец закричал протяжно и жутко. Ратислав вырвал меч и, занеся его над головой, обрушил клинок на крестоносца, на этот раз разрубив врага от шеи до середины груди.

– Erbarme Mich Jesus![6]6
  Пощади меня, Иисус! (Нем.)


[Закрыть] – еще успел прохрипеть Хорст фон Гриппен. Струя крови ударила из рассеченных артерий вверх, забрызгав Ратислава. Ливонец еще несколько мгновений сохранял равновесие, потом издал булькающий звук и повалился лицом в траву. А в следующую секунду и сам Ратислав без сил опустился рядом с убитым. Его тошнило, все кружилось перед глазами, ноги сводило судорогой. Но к нему уже бежали те, кто во время поединка молился за него. Первой подбежала Руменика, упала рядом с ним на колени, прижала его голову к груди.

– Жив! – выкрикивала она, заливаясь слезами. – Благодарение Единому, жив!

– Молодец, парень, – как во сне услышал Ратислав голос Хейдина. – Об этом поединке еще сложат песни.

– Ты победил, – послышался другой голос, со странным акцентом. Это говорил Жоэль ап-Риан. – Отныне победившей стороне дано огласить свои условия.

Эрл Борнах уже собрался встать со своего места, чтобы потребовать от маршала ди Мерата увести войска из страны волахов. Но его опередила Руменика. Оставив Ратислава, она вскочила на ноги с искаженным лицом, вытерла слезы и закричала так громко и пронзительно, что все взгляды обратились на нее.

– Слушайте меня, все вы! – воскликнула Руменика. – Я буду говорить! У меня есть такое право. Если кто-то считает, что слишком крут для того, чтобы слушать какую-то там девчонку, пусть сначала послушает, что скажет ему дракон! Дана, скажи им, кто я!

– Наследница трона Лаэды, дочь принцессы крови Беренгарии, сестры императора Ялмара, девятый император девятой династии, моя госпожа, повелительница и любимая сестра, – пророкотал дракон и, захлопав крыльями, подобрался поближе к Руменике и Хейдину.

– Все слышали? – Руменика обвела взглядом ряды воинов. – Но дело даже не в том, что я имею законное право на трон. Я сейчас говорю с вами не как правительница. И даже не женщина, которой доверяет дракон. Я говорю с вами, как женщина, которая минуту назад едва не потеряла своего любимого. Я говорю от имени всех женщин, которые могут из-за этой бессмысленной, на хрен никому не нужной войны лишиться вас – своих мужчин, своих братьев и сыновей. И я говорю вам – битвы не будет! Я запрещаю вам! Имперская армия уйдет домой! Дошло до вас это, или нет?

Руменике ответило молчание. Слышалось только карканье ворон, продолжавших кружить в небе, да всхлипывания ветра. Из шести тысяч мужчин, собравшихся на равнине близ Ай-Раха, никто не издал ни звука. Молчание продолжалось долго. А потом со своего места поднялся маршал ди Мерат.

– Слава императрице! – провозгласил он и ударил себя рукой в грудь.

– Слава императрице! – повторил Эггер ди Скар, командир Черной бригады.

– Слава императрице! – в один голос сказали Эльгар ди Уард и командир тяжелой конницы Йорун ди Брин-Хор.

– Слава императрице! – пронеслось над имперским войском. – Слава!

– Это измена! – завопил Риф ди Дарн. – Законный император Шендрегон! Вы все спятили. Эта женщина самозванка.

– Слава императрице! – воскликнул командир роширских арбалетчиков Горам ди Лис.

– Вы безумцы! – не унимался ди Дарн. – Вас всех ждет виселица. Мои Красные плащи не подчинятся этой бродяжке.

– Тогда уводите их отсюда, местьер ди Дарн, – сказал ему маршал. – И побыстрее. Заодно расскажете императору, как был убит его представитель.

– Он донесет на нас, – сказал Горам ди Лис, провожая взглядом командира Красных плащей. – Император накажет наших родственников.

– Не успеет, – сказал ди Мерат. – Мы немедля идем на Гесперополис.

С ледников горы Десяти дев дул свежий ветер, развевая вымпелы кланов над башнями Ай-Раха. Эрл Борнах Белотур стоял на стене и смотрел на равнину, с которой уходили имперские войска. Еще раньше поле несостоявшейся битвы покинули сиды – исчезли так же внезапно и необъяснимо, как и появились, просто растаяли в тенях под кронами деревьев.

К старому эрлу подошел Рослин, кашлянул вежливо.

– Вот и сбылось пророчество ведьм, – сказал Борнах, не оборачиваясь. – Теперь я могу умереть спокойно.

– Надо радоваться победе, а не думать о смерти, – возразил Рослин.

– Ты молод, друг мой. А я сегодня прожил лучший день в моей жизни. Пришел самый лучший момент для того, чтобы уйти с честью. Я спокоен и горд. Никогда еще наш народ не одерживал более славной победы.

– Это твоя заслуга, эрл.

– Нет, – старый вождь покачал головой. – Эта победа одержана не нами. Но я не жалею, что мечи наших воинов остались в ножнах. Это была лучшая битва из всех виденных мной. Так сражались герои древности. И сегодня мы с тобой, Рослин, тоже стали частью легенды.

– Легенды о битве у стен Ай-Раха?

– Нет, легенды о драконе.

Рослин не нашелся, что сказать. Он продолжал стоять возле старого эрла и ждать, что же Борнах еще ему скажет. А старик молчал. Он смотрел, как над равниной, очистившейся от вражеских войск, плывут белые облака. И слушал ветер, налетавший с горы Десяти дев – места, откуда души павших в бою героев уходят в небесные чертоги богов. Ветер, с которым до слуха Борнаха долетали слова одобрения и благодарности, сказанные теми, кто уже переступил порог Вечности и теперь вместе с живыми радовался тому, что народ волахов будет жить. Голоса пяти погибших сыновей Борнаха тоже вплетались в этот хор. И старый эрл внимал им, улыбался и качал головой.

– НЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Сначала перед взором была кровавая тьма. А потом она ясно увидела это зрелище – распростертое на траве тело Хорста, страшную кровоточащую рану на его груди, – услышала его последний крик. Неописуемая боль разорвала ее сердце, будто клинок убийцы Хорста вошел в ее сердце. И Аина ап-Аннон снова закричала.

Ее духовное зрение позволило ей увидеть весь поединок. Она была уверена в победе Хорста. Но что-то пошло не так. Почему, по какой причине? Ведь в том мире, откуда пришел к ней Хорст, он убил этого мальчишку…